РОС: Забытый род

Глава 1

Боль. Первое, что я ощутил, когда сознание просочилось сквозь вату небытия. Тупая, разлитая повсюду боль. Как будто меня переехали каретой. Несколько раз. Голова гудела, как улей разъяренных шершней. Я попытался пошевелить рукой — ответил пронзительный спазм в плече и хруст, от которого скривило зубы.

"Где…? Что…? КТО?!"

Мысли путались, цепляясь за обрывки: яркий свет экрана, вкус холодного кофе, звук клавиатуры… И все это — чуждое. Не мое. Тело подо мной было длиннее, костистее. Руки в синяках и ссадинах, одеты в какую-то грубую, темную ткань, пахнущую потом и… пылью? Конюшней?

Я открыл глаза. Вернее, приподнял одно веко — второе заплыло и отчаянно ныло. Тусклый свет. Деревянные стены, тряска. Карета. Старинная, допотопная карета, скрипящая на каждом ухабе. И сиденья жесткие, как скамья подсудимых.

Рядом сидели двое. Слева — парень, похожий на перепуганного хорька: худой, съежившийся, глаза бегают по углам, пальцы судорожно теребят край рубахи. Дышит часто, поверхностно. Ждет конца света.

Справа — его полная противоположность. Крепыш, широкий в плечах, с бычьей шеей и лицом, которое явно видело кулаки — и не раз. Сидел развалясь, одна нога в тяжелом сапоге выставлена в проход. На лице — полупрезрительная, полуусталая усмешка. Заметил, что я смотрю.

— О, живёхонек, — хрипловато процедил он, не меняя позы. Голос — как скрип несмазанной телеги. — А я уж думал, приехали с лишним грузом.

Я попытался сесть ровнее. Каждый мускул взвыл протестом. Голова закружилась. Я провел языком по сухим, потрескавшимся губам.

— Где… это? — выдавил я. Звук собственного голоса — низкий, хриплый — снова ударил по нервам. Не мой. Совсем не мой.

Крепыш фыркнул, будто я спросил что-то невероятно глупое.

— Где? В раю, дружок. В самом пекле. На дороге к нему. — Он махнул рукой в сторону маленького окошка, затянутого грязной тканью. — Везут нас, дураков, к Аспидовым.

Имя прозвучало с каким-то зловещим отзвуком. В памяти мелькнуло что-то скользкое, шипящее. Я поморщился.

— Аспидовы? — переспросил я, пытаясь сообразить сквозь туман в голове. — Кто это? И… как я здесь оказался? Последнее, что помню…

Помнил я, по правде говоря, обрывки какой-то другой жизни. Светящийся экран, клавиши, чашка… Но лицо? Имя? Расплывчато. Как будто кто-то стер ластиком.

Крепыш рассмеялся коротко и грубо.

— Помнишь? Да не мудрено! — Он ткнул толстым пальцем в мое заплывшее веко. Я вздрогнул от боли. — Видать, тебя силком запихнули в эту карету-гробовозку. Сопротивлялся, судя по морде. Знакомо. Меня в позапрошлом году так же. Димон, кстати.

Я машинально потрогал лицо. Синяки, ссадины, отек. Да, "силком" — это мягко сказано.

— Зачем? — спросил я, чувствуя, как холодная тревога сжимает горло. — Куда мы едем?

— К бабам, — Димон усмехнулся еще шире, обнажив не самый здоровый набор зубов. — К самым что ни на есть ядрёным бабам во всей России, да, наверное, и в Изнанке тоже. Аспидовы. Род древний, сильный. И чертовски богатый. Только вот незадача… — Он понизил голос, делая вид, что делится страшной тайной. Хорёк слега екнул. — Мужиков у них своих нету. То ли повывелись, то ли яд ихний не выдерживали. Одни бабы. Красивые, говорят, чертовски. И опасные — как кобры под церковным покровом.

Я уставился на него, пытаясь понять, бредит ли он, или это такой чёрный юмор.

— И… они ищут себе мужика? — спросил я осторожно. — Одного? Так зачем нас… — Я кивнул на Хорька и на себя. — …целую карету?

Димона будто передернуло от смеха.

— Один? Ха! Да они ищут одного-единственного, который их возглавит! Царя им змеиного подавай! Только вот беда… — Его усмешка стала откровенно злой. — Род-то ихний — ядовитый. В прямом смысле. Кровь, слюна, пот — всё пропитано. И не всякий мужик эту отраву выдержит. Большинство — дохнут, как мухи. Быстро и тихо. Потому они и живут в Изнанке, подальше от нормальных людей. Там их фон свой, ядовитый, им норм. А для нас… — Он помахал рукой перед носом, изображая предсмертные конвульсии. — …чистый ад.

Хорёк скулил уже почти неслышно. У меня в животе похолодело.

— Жатва, — продолжил Димон с мрачным удовольствием. — Ежегодная жатва. Набирают человек пятьдесят. Со всей империи. Из разных сословий — кого купят, кого силой возьмут, кого долги припрет. Сулят золотые горы семье, если кандидат "пройдет испытания". Ха! Испытания! — Он плюнул на грязный пол кареты. — Испытание одно — не сдохни от ихнего плевка в первую же минуту. А уж если повезет… то потом еще хуже будет. Говорят, там такие штуки творятся… — Он многозначительно постучал пальцем по виску. — Десять лет, слышал я, ни один лоб не прошел. Все удобрили ихние ядовитые садики.

Яд. Изнанка. Бабы-убийцы. Жатва кандидатов. Десять лет без победителей. И я — один из свежего улова. Проданный. Семейкой. За "золотые горы". Которые они получат, когда я удобрю чей-то сад.

Тошнота подкатила к горлу. Не от тряски. От осознания. Я оказался не просто в чужом теле. Я оказался в теле живого трупа. Купленного и доставленного к месту казни с доставкой на дом. Вернее, в поместье.

— Меня… продали? — спросил я хрипло, больше для себя.

— Ну а как думал? — Димон хмыкнул. — Сам бы ты сюда по своей воле поехал? На убой? За честь быть отравленным какой-то змеюкой в юбке? — Он посмотрел на меня с внезапной, неожиданной искрой чего-то похожего на усталое сочувствие. — Видать, твоя семья либо очень бедная, либо ты им ну о-о-очень поперек дороги встал, дружок.

Карета снова резко дернулась и замедлила ход. Снаружи послышался скрежет массивных металлических петель. Отдернув грязную тряпку у окошка, Димон мрачно буркнул:

— Приехали. Добро пожаловать в Ад, населенный змеями. И их сёстрами. Готовь задницу, юнец. Жатва начинается.

Я посмотрел в щель. Мерцающий лилово-серый свет Изнанки лился на мрачные, устремленные в небо шпили. На ворота, сплетенные из каменных змей. На невозмутимые лица стражниц в змеиных доспехах, уже окружавших карету. Их глаза, холодные и оценивающие, скользнули по нам, как по мясу на рынке.

Боль, страх, ярость от предательства — все смешалось в комок у меня под ребрами. Но сквозь это пробилось что-то другое. Острое. Колючее. Как шип.

"Продали, гады? Убить хотят? Посмотрим, у кого яд крепче окажется. Я еще поживу, черт вас всех подери. И запомните это лицо."

Я попытался расправить плечи, игнорируя боль. Вытер кровь, сочившуюся из разбитой губы. И встретил взгляд одной из стражниц — высокой брюнетки с ехидной усмешкой. Ее карие глаза блеснули любопытством.

Игра началась. Ставка — жизнь. Моя. И я не собирался проигрывать в первом же раунде.

Мы вывалились из карет, как мешки с картошкой — кто с проклятиями, кто со стоном. Я едва удержался на ногах — тело гудело, будто после десяти раундов с чемпионом по мордобою. Вокруг, считай, целый батальон таких же "счастливчиков": человек пятьдесят, не меньше. Кареты — черные, без окон, как катафалки — выстроились в ряд. Пахло конской псиной, пылью и… чем-то горьким, щекочущим ноздри. Яд? Или просто Изнанка так пахнет?

Перед нами зиял каменный мост. Древний, мрачный, перекинутый через реку, от которой мурашки побежали по спине. Вода была не синей, не зеленой — мертвенно-перламутровой. Она не текла, а ползла, густая, как масло, абсолютно бесшумно. Ни ряби, ни всплеска. И на дне… мерещились странные тени, слишком крупные для рыб. Холодок страха скользнул по позвоночнику.

А за мостом… За мостом был Город. Не город — готическая фантасмагория, выросшая из кошмара. Шпили, острые, как клыки, впивались в лилово-серое небо Изнанки. Стены домов — черный камень, испещренный змеиными барельефами. Окна — узкие щели, словно прищуренные глаза. И посреди всего этого каменного шипящего великолепия — Замок. Огромный, как гора, с башнями, увенчанными стилизованными змеиными головами. Оттуда, наверное, и правят эти "ядреные бабы".

Нас встретили. Стражницы. Димон аж присвистнул тихонько. Неудивительно. Кожа. Черная, лоснящаяся, облегающая каждую мышцу, каждую изгибистую линию тела, как вторая кожа. Куртки спортивного кроя, плотные штаны, высокие сапоги — все для смертоносной грации. На поясе — шпаги с изящными, но явно не для красоты эфесами. И на груди у каждой — эмблема: змея, извивающаяся в агрессивной позе, с рубиновыми глазами, что горели холодным огнем, и… крыльями по бокам. Крылатая змея. Аспид. Логично.

Их было с десяток. Все — опасная красота. Но одна выделялась. Старшая. Стояла чуть впереди, поза — властная, без суеты. Ее форма была того же покроя, но с золотистыми вышивками по вороту, рукавам и вдоль швов. Лицо — красивое, но высеченное из льда. Глаза — холодные, как те рубины на эмблеме, — скользнули по нашей жалкой толпе, как скальпель по гниющей плоти.

— Добро пожаловать на земли Аспидовых, — ее голос прозвучал громко, четко, без тепла и лишних эмоций. Как зачитывают приговор. — Здесь вам ничего не угрожает. Пока вы соблюдаете правила.

Она сделала паузу, давая нам прочувствовать абсурдность этого заявления. Воздух-то сам по себе казался ядовитым.

— Думаю, не секрет, зачем вас всех сюда привезли, — продолжила она, и в ее тоне не было ни капли сожаления. — Смертность у нас… значительная. Поэтому будьте добры не создавать проблем. — Ее рука легла на эфес шпаги. Легко, привычно. — Иначе нам не составит труда устранить источник проблем на месте. Быстро. Без лишнего шума.

В толпе кто-то сглотнул. Хорёк из моей кареты чуть не спрятался за спину Димона.

— И главное правило, — голос старшей стал тише, но от этого только опаснее, — если хотите хоть немного продлить свое пребывание здесь, не пытайтесь прикасаться к девушкам. Как бы страстно они на вас ни смотрели… — Ее губы тронула едва заметная, ледяная усмешка, — …и как бы настойчиво ни звали.

И тут я увидел. Одна из стражниц, стоявшая чуть позади и левее — кареглазая, с пышными темными волосами, собранными в строгий хвост, — поймала мой взгляд. И подмигнула. Откровенно, дерзко. Улыбка на ее губах была хищной и обещающей. Не любовь, нет. Игру. Охоту. "Попробуй, тронь, слабак", — словно говорил этот взгляд.

"Ну уж нет, сестренка", — пронеслось у меня в голове сквозь туман боли и ярости. — "Не на того нарвалась. Меня уже один раз продали и чуть не убили по дороге. Я сдохну, может, и скоро, но точно не от твоих ядовитых лап. И уж точно не потому, что клюнул на дурацкий подмиг".

— За мной! — резко скомандовала старшая, разворачиваясь. Ее плащ-накидка (тоже черная кожа, тоже с золотистой окантовкой) развелся.

И мы поплелись. Как стадо обреченных овец за пастухом-мясником. По тому самому жутковатому мосту над мертвенно-перламутровой лужей. Сапоги глухо стучали по камню. Я старался не смотреть вниз, на те странные тени.

Димон пристроился рядом, толкнул меня локтем.

— Ууу, смотри-ка, — он кивнул на уходящую впереди старшую. Ее фигура в облегающей коже действительно была безупречной. — Какой ход… Зад — чисто орех! Говорю тебе, они тут все, как удавы перед линькой — голодные до чертиков! — Он хихикнул, но в смехе слышалась нервозность. — Ну что, новичок? Рискнешь? Хотя бы одну шлепнуть? У нее, гляди, шпага-то как блестит… — Он подмигнул уже мне, с вызовом.

Я посмотрел на его туповато-нахальную рожу, на спину старшей стражницы, на готические шпили города смерти впереди, почувствовал ноющую боль в сломанном, кажется, ребре и вкус крови на губах.

— Отвали, Димон, — процедил я сквозь зубы, ускоряя шаг. — Сам разберусь, с кем и когда лапаться. А пока… лучше бы подумал, как эту жатву пережить. Хотя бы первый день.

Город Аспидовых впускал нас в свои каменные объятия. Воздух стал еще гуще, горче. За спиной скрипнули массивные ворота. Ловушка захлопнулась. Игра началась по-настоящему. Ставка — не чья-то задница, а моя шкура. И я намерен ее сохранить. Хотя бы на сегодня.

Мы шли по улицам, вымощенным темным, отполированным временем камнем. Воздух был густым, сладковато-горьким, как переспелый, начавший гнить фрукт. Изнанка. Она пропитывала всё. Город был величественным и пугающим. Готические фасады домов вздымались в лиловое небо, украшенные каменными змеями, то ли охраняющими, то ли душащими свои владения.

И были окна. В каждом втором, в каждом третьем — они стояли. Девушки Аспидовы. Молодые, статные, невероятно красивые. Одни — в полупрозрачных хитонах, другие — в вызывающе открытых корсетах, третьи — вовсе без одежды, демонстрируя тела, от которых у любого мужика снесло бы крышу в иной ситуации. Они хихикали, как ручейки яда, их пальчики маняще водили по подоконникам, губы шептали обещания, от которых кровь стыла в жилах… или, наоборот, бурлила.

— «Иди сюда, сильный…»

— «Покажи, на что ты способен…»

— «У меня есть… кое-что сладенькое для тебя…»

Слюна действительно предательски подкатила к горлу. Инстинкт — он слепой, тупой и сильный. Димон, шедший рядом, тут же это подметил.

— Ага-а! — он толкнул меня локтем так, что я чуть не споткнулся. — Видал? Глазки-то у тебя уже по пятаку! Готов уже в окно к одной из этих ядреных змеюк прыгнуть? А? — Он заржал, но смех был нервным, сдавленным. Даже его бычья самоуверенность дала трещину под этим калейдоскопом смертельной красоты.

— Отвали, Димон, — я буркнул сквозь зубы, стараясь смотреть прямо перед собой, на спину старшей стражницы. Но периферией зрения ловил каждое движение, каждый манящий изгиб. Черт возьми, как же они хороши… и как страшны.

Рядом ковылял Хорёк. Он вообще превратился в комок дрожащих нервов. Голову вжал в плечи, глаза зажмурил, руки прикрыли уши, губы беззвучно шевелились — молился или ругался, непонятно. Смотрел только под ноги.

И тут случилось то, что должно было случиться. Трое из задних рядов — здоровенные, туповатые, с глазами, налитыми похотью и дешевым хмелем (наверное, их успели напоить перед отправкой) — не выдержали. Один из них, рыжий детина, громко гаркнул:

— Да ну нахер эти страшилки! Бабы зовут! Бабы ГОЛЫЕ! Иди сюда, масяня!

Они рванули от толпы, как бешеные псы, к одному из домов, где на подоконнике извивалась в танце парочка совершенно голых красавиц с зелеными, как изумруд, глазами. Их смех, обещающий и насмешливый, звенел в воздухе.

— Ребята, держимся! — орал рыжий, уже карабкаясь на крыльцо. — Счас мы им покажем, где раки зимуют! Ха-ха! Иди, детка!

Он протянул руку к ближайшей девушке…

Крик разорвал воздух. Не крик удовольствия. Крик нечеловеческой агонии. Он длился, может, две секунды — пронзительный, леденящий душу визг, полный такой боли и ужаса, что у меня волосы встали дыбом. И тут же его перекрыло дикое, шипящее ПШШШШШШ-СССССС! — точь-в-точь как если бы раскаленную сталь опустили в кислоту. Или… как если бы кислота лилась на плоть.

Крик оборвался так же внезапно, как начался. Из окна, куда ввалились «храбрецы», повалил едкий, желтоватый дымок с запахом… гари и жареного мяса. Тишина. Зловещая, давящая тишина.

Старшая стражница даже не обернулась. Она лишь ухмыльнулась, уголок ее губ дрогнул в холодном, безразличном удовлетворении.

— Я предупреждала, — произнесла она громко, четко, как будто комментировала погоду. — Уборка за свой счет. Идем.

Толпа замерла. Даже самые тупые и похотливые теперь шли, опустив глаза, бледные как смерть. Хорёк рыдал в кулак. Я чувствовал, как дрожь бьет по моим рукам, и сжал кулаки до боли в суставах. Тварь. Ядовитая тварь. Но сдохнуть вот так…

Нас вывели на огромную, выложенную черным мрамором площадь. В центре, возвышаясь над всем, стоял Он. Тотем Аспида. Не как эмблема на груди — гигантская, в три человеческих роста, статуя. Высеченная из какого-то темного, впитывающего свет камня. Змея, извивающаяся в вечном, агрессивном изгибе, готовая к броску. Пасть была приоткрыта, обнажая каменные клыки. А глаза… Глаза. Два огромных рубина, алых, как запекшаяся кровь. И они сверлили нас. Каждого. Голодным, древним, абсолютно безжалостным взглядом. От этого взгляда хотелось спрятаться, провалиться сквозь землю.

Старшая остановилась перед статуей, повернулась к нам.

— Ну что ж, — ее голос звучал громко в гнетущей тишине площади. — А это — символ нашего рода. Аспид. Источник нашей силы. И… ваш экзаменатор.

Она обвела нас ледяным взглядом.

— Ежедневно, утром и вечером, вы будете приходить сюда. И вдыхать. Вдыхать его дыхание. Его ядовитые пары. — Она указала на слегка приоткрытую пасть статуи. Оттуда, едва заметно, струился едва различимый, зеленоватый туман. — Они помогут вам… адаптироваться. Или отсеять слабых. Жатва, — она подчеркнула это слово, — будет продолжаться до тех пор, пока один из вас не получит от Аспида то, ради чего все затеяно. Перстень с его изображением.

Она вздохнула, театрально печально.

— Эх. Жаль. Уже троих потеряли досрочно. — Она кивнула в сторону того злополучного дома. — Но такие падкие… нам и не нужны. Итак. Подходите. По одному. Становитесь прямо перед ним. Вдохните полной грудью. Глубоко. Покажем Аспиду, из какого теста мы слеплены.

В голове застучал бешеный пульс. Хрен вам. Хрен вам всем! Я не сдохну как та скотина! Не сдохну тут! Но другой голос, холодный и рациональный, вопил: Зачем?! На кой черт?! Благословение? Сила? Да это же чистый яд! Они нас травят, как крыс! Чтобы выбрать самого живучего ублюдка!

Димон, стоявший рядом, был бледен, но все еще пытался держать марку. Он толкнул меня.

— Как думаешь? — шептал он, но в его голосе уже не было прежней наглости, только страх и азарт отчаяния. — Сколько нас останется после первого захода? Я… я думаю, добрая половина помрет. Ха-ха… — Смешок вышел душераздирающе фальшивым.

Я посмотрел на него, на его трясущиеся руки, на пот, выступивший на лбу.

— Ты так уверен в себе? — спросил я тихо, злость пересиливая страх. — Или крыша у тебя окончательно поехала? Ты видел, что они сделали с теми тремя? За секунду!

— Да будет тебе! — огрызнулся Димон, но его глаза бегали. — А что предлагаешь? Дрожать, как твой Хорёк? — Он кивнул на съежившегося парня. — Вот увидишь, я выживу! И тогда все эти… — он обвел рукой площадь, окна, стражниц, — …все эти сучки! С их богатством! С их властью! Будут МОИМИ! Я их приручу! Я их!

Он вдруг выпрямился, оттолкнул меня и шагнул вперед.

— Я первый! — гаркнул он, стараясь звучать храбро, но голос срывался. — Дай-ка я посмотрю на твои ядовитые штучки, змей!

Он гордо, с вызовом подошел к самому подножию статуи. Задрал голову, уставился в рубиновые глаза. Выпрямил грудь колесом.

— Ну давай! Покажи, на что ты способен! Дыхни на меня! Я не из робкого десятка! Я…

ПШШШШШШШ!

Из пасти каменного Аспида хлынул густой, ядовито-зеленый пар. Не струйка, а целый смерч. Он окутал Димона с головой. Секунду… две… он стоял. Высокомерно. Пытался ухмыльнуться сквозь клубящийся яд. Хотел что-то крикнуть…

И вдруг — закашлялся. Не просто закашлялся — его вывернуло пополам. Кашель превратился в визг. Нечеловеческий, пронзительный, полный невероятной боли визг. Как резаного поросенка. Из его рта хлынула пена — густая, желтоватая. И кровь. Алая струйка потекла из уголка глаза, потом из другого. Он схватился за горло, за лицо. Его тело начало дергаться в бессильных, жутких конвульсиях, как у куклы, у которой дергают за все нитки сразу. Он рухнул на колени, потом на бок, бился о черный мрамор, издавая хриплые, клокочущие звуки.

Я замер. Весь мир сузился до этого дергающегося, пенящегося тела моего попутчика по аду. До этого шипения яда, разъедающего его изнутри. Пятнадцать секунд? Вечность? Время потеряло смысл.

И вдруг — тишина. Конвульсии прекратились. Димон лежал неподвижно. Лицо — синюшное, перекошенное, с открытыми, залитыми кровью глазами. Изо рта все еще сочилась пена. Он не дышал.

ТВОЮ ЖЕ МАТЬ!

Мысль ударила, как молот по наковальне. Не страх. Чистая, белая ярость. Смешанная с диким, животным ужасом.

ГДЕ Я?! ГДЕ Я ПЕРЕРОДИЛСЯ?! ЭТО ЧТО ЗА ПОЕБЕНЬ?! АЛЕ! БОГИ, СУКИ, ЕБАНЫЕ В РОТ! ВЫТАСКИВАЙТЕ МЕНЯ ОТСЮДА! СЕЙЧАС ЖЕ! Я НЕ ХОЧУ ТАК! Я НЕ ХОЧУ ВИДЕТЬ ЭТО! Я НЕ ХОЧУ ТАК СДОХНУТЬ!

Внутри все горело. Голова кружилась. Я чувствовал, как подкашиваются ноги. Рядом Хорёк упал на колени и блевал, рыдая. Кто-то завыл. Кто-то молился. Стражницы наблюдали с холодным, профессиональным интересом. Старшая кивнула двум своим подчиненным. Те спокойно подошли к телу Димона, схватили его за руки и за ноги и потащили, как мешок с мусором, к краю площади, где зияла темная решетка канализации. Швырнули туда. Глухой плеск в мертвенно-перламутровой жиже внизу.

— Следующий! — голос старшей прозвучал, как удар хлыста. Она смотрела прямо на меня. Рубиновые глаза Аспида над ней сверлили меня в упор. Голодные. ОЧЕНЬ голодные. — Не задерживай очередь, юнец. Аспид ждет. Вдохни поглубже. Может, ты — счастливчик?