Родная кровь

Глава 9 Лучезарный

Первые дни Бовиас вообще ни о чём не мог думать, а если изредка какая-то мысль и пробивалась, то лишь о том, что хорошо было бы умереть прямо сейчас. Смерть выглядела намного милосерднее всего, что делал с ним приходящий врач, уговаривая потерпеть. Когда принцу меняли повязки, он пытался кричать, чтоб его оставили в покое и дали сдохнуть, но крик тоже был мучителен, и дело заканчивалось невнятными стонами. Потом пришли чудовищные головные боли, и, бессознательно ощупывая голову, принц убедился, что глаза действительно вынуты, глазницы пусты.

Он страдал, и его страдания лишь преумножали сами себя; может, если б он сумел заставить себя лежать бесчувственно, ни о чём не думая, не пытаясь разобраться в своих ощущениях, стало бы легче. Но, даже понимая, что будет тяжко, Бовиас всё равно пытался размышлять, доводил себя до исступления и потом выл от боли. Даже ненависть к матери скоро перестала его поддерживать.

А ненависть была, и какая! Именно теперь он дал себе полную волю, отпустил все сдерживающие соображения, все приличия, всё привычное и раньше казавшееся настолько безусловным, что и в голову не приходило в нём усомниться. Не осталось сил верить во что-либо или бороться с собой – он просто ненавидел, да и всё.

Потом ему начало казаться, что он привыкает к боли – в действительности же она начала ослабевать, а иногда совсем его оставляла. Да, ненадолго, и лишь тогда, когда ему вместо воды приносили грубое крепкое вино, но моменты отдохновения появились. Бовиас их не чувствовал, он обнаруживал, что таковые были, когда боль возвращалась, но моменты облегчения, какими бы краткими они ни оказывались, оберегли его от сумасшествия.

Он ждал дальнейших экзекуций или хотя бы голоса Хильдара – этот, конечно, придёт и будет насмехаться. Не может не прийти… Странно, почему его нет? Или мать и с ним тоже успела расправиться? Кого она могла выбрать вместо них обоих? И что будет теперь?

От подобных мыслей становилось больно, приходилось долго отдыхать.

Чуть позже он начал приподниматься на четвереньки, ощупал стены камеры, но долго не мог понять, велика ли она. Теперь его доводила до исступления не только боль, но и неспособность нормально сориентироваться в пространстве. Только теперь Бовиас начал понимать, как много в его жизни зависело от возможности видеть. Больше он не видел, и мир как бы прекратил для него существование – да, оставались звуки, прикосновения, пища, одеяло, которое можно было натянуть до повязки на глазах (главное не потревожить саму повязку, иначе боль ударит вдвойне). Но вкуса пищи принц почти не разбирал, словно бумагу жевал или ткань, пальцы с трудом отличали, касаются ли они камня или дерева, и тепло одеяла едва могло его порадовать. Просто чуть-чуть облегчало страдания.

Говорить он почти разучился, и когда захотел сказать врачу, что просит его не трогать, сумел это сделать лишь с шестой попытки. К тому моменту чувствительность пальцев уже почти восстановилась. Он ждал, что станет, наконец, лучше слышать, ведь по слухам именно так обычно происходит со слепыми. Однако его слух, кажется, стал даже хуже, чем был. Сильные боли не давали сосредоточиться на тихих звуках, а громкие становились сродни пытке, от шёпота же начинало невыносимо свербеть под черепом.

Но говорить-то тоже было нужно.

– Где я? – Первое, что он счёл нужным спросить.

– Это замок Хидтриф, – ответил врач. – Прошу вас не напрягаться. Удар в правую глазницу был слишком глубоким.

– Тогда почему я не умер?

– Вам повезло.

Бовиас хотел усмехнуться, но вовремя сообразил, что даже самая слабая усмешка покарает его жестоким ударом изнутри головы.

– Вы уверены, что повезло?

– Конечно. Смерть – это конец всего, принц. Когда она наступает, шансов на что-то другое уже нет, а у вас – есть. Боль пройдёт. Да, не стану вас обманывать, она будет мучить ещё долго, и потом возвращаться по любому поводу: усталость, перемена погоды, дурное самочувствие. Даже от попытки поднять что-то тяжёлое – тоже. Вам больше нельзя поднимать тяжести. Но у вас будет жизнь.

– Да? Это – жизнь?

– И у незрячих тоже есть жизнь. Потерпите. Вам нужно набраться терпения, и потом станет легче. И постарайтесь пить поменьше. Да, знаю, иногда тяжело удержаться. Но нужно, понимаете?

– Где Хильдар?

– Принц Хильдар? Его здесь нет. Но я не могу вам сказать, где он, я сам не имею об этом ни малейшего понятия.

– Полагаю, он оставил распоряжения насчёт меня?

– Нет. Ничего.

И врач ушёл, а Бовиас остался лежать, иногда привставать и ощупывать снова и снова свою тюрьму. Наконец-то можно было попросить, чтоб сменили солому, и больше не загаживать её – он и раньше находил в камере отхожую дыру, но каждый раз забывал, в каком она месте. Теперь хоть смог запомнить…

Всё из-за того же ухудшившегося слуха он пропустил момент, когда в замке начало происходить что-то необычное, а шаги и голоса разобрал, когда они зазвучали прямо за дверью, и приготовился услышать голос Хильдара. Только когда, стоя над ним, незнакомцы, видимо, солдаты, принялись громко выяснять, кто он таков, Бовиас сообразил – что-то тут не так. Он повернулся на звук и приподнялся, пытаясь назвать себя. Конечно, может быть, в руках этих ему придётся ещё хуже, но… Но пусть будет то, что будет.

– Я – принц Бовиас.

– Что? – Сыну короля пришлось повторить ещё дважды – он говорил слишком тихо, и громче не получалось. – Да чтоб тебя скрючило… Какого чёрта ты мне сразу не сказал, кто это? – И слух принца усладили звуки удара, а также жалобные вопли. Видимо, досталось помощнику тюремщика или кому-то из стражи. – Он действительно принц?

– Да, он… Он пленник принца Хильдара!

Снова последовал звук ударов, сдавленные охи, а потом Бовиаса осторожно подняли на ноги и куда-то повели. Он обнаружил, что и ходить почти разучился – так, мог только перебирать ногами почти что вхолостую и висеть на чужих руках. К счастью, его крепко поддерживали с обеих сторон, без проблем протащили даже по винтовой лестнице. Позволили присесть в мягкое кресло недалеко от камина, в котором горел огонь – это он смог разобрать.

То там, то здесь ему слышались незнакомые голоса, а потом прозвучал и знакомый.

– Кто это ещё такой? – громко спросил Гадар.

– Это принц Бовиас, ваше высочество. Он так говорит, и стража подтверждает, но только вам решать…

– Бовиас? – Брат подошёл, и в воздухе смутно повеяло запахами лошади, какой-то душистой воды и дорогого вина. – Вот так дело… Что это с тобой?

– Только повязку не трогай, прошу.

– Что говоришь? – Бовиас повторил. – Ладно… Болит, да? Это Хильдар тебя ослепил? Сам? Ну, у меня просто нет слов. Просто слов нет, я в шоке. Знаешь, сестре тоже будет интересно. Да я даже не знаю, что тут можно сказать!.. Пообедаешь со мной?

– Пообедаю. Хотя сперва я попросил бы, чтоб мне помогли привести себя в порядок.

– Обязательно… Ну, долго моему брату придётся ждать?! – рявкнул принц, и этот рявк неприятно отдался у Бовиаса в висках. Что ж, окрики всех прочих тоже воспринимались болезненно, так что оставалось лишь терпеть. – Ванну, служанок, чистую одежду – сами, что ли, не способны всё устроить как надо?

Зато через полчаса слепому принцу помогли забраться в лохань с восхитительно-приятной тёплой водой, помогли вымыться, и в его тягостном состоянии даже было безразлично, кто именно его мыл. Повязку ему всё-таки поменяли, головная боль вернулась, поэтому Бовиас охотно согласился на бокал вина в качестве аперитива, а потом и ещё на один. Вино слегка притупило страдания, и он смог насладиться ощущением чистого тела, прикосновением свежей шёлковой рубашки к коже, возможностью прижаться затылком к мягкому подголовнику. Даже вкус отлично приготовленной еды сумел оценить.

Гадар, конечно, очень хотел узнать, каким же образом брат оказался в нынешнем жутком положении, но быстро сообразил, что тот едва может разговаривать, и если и произносит пару фраз, то слишком тихо, и каждый раз приходится переспрашивать. Поэтому он стал рассказывать сам: поделился, что ему удалось договориться со многими бывшими сторонниками герцогини Овеяния, а также получить и согласие сестры. Она прислала ему целый корабль продовольствия и боевой отряд. Правда, последний – лишь при условии, что Гадар захватит Хидтриф и все земли, отданные Хильдару отцом.

– Вот я и выполняю её условие, – рассмеялся он. – С Ианеей не поспоришь. И тебе не удастся. Советую тебе даже не начинать с ней разговор о мире с герцогиней. Знаешь, что твоя матушка пыталась отравить сестру? А сейчас Хильдар с её армией засел в Энгильдее – и ни туда, ни сюда, пытается мешать возить продовольствие. Это уже слишком, знаешь ли, и в условии, когда переходы почти не получается открывать, грозит голодом всему Лучезарному. Представляешь – голод в Лучезарном! Просто чудовищно!

– Я не думал спорить с Ианеей.

– Понимаю. Думаешь, герцогиня знала, что Хильдар с тобой сделает? Думаешь, она ему разрешила?

– Думаю, ей это безразлично.

Гадар молчал довольно долго, но почему – Бовиас не мог знать. Потом звякнула крышка графина.

– Будешь ещё? Я всё-таки налью… Эй, помоги моему брату!.. Говори слуге, если захочешь выпить, он вложит тебе бокал в руку. Или можно подать знак… Было бы хорошо перевезти тебя в Лестницу, но пока такой возможности нет. Что скажешь насчёт Велла?

– Хорошо.

– Я тебя отвезу. Придётся найти для этого замка хороший гарнизон, чтоб Хильдару некуда было возвращаться, а потом я должен поехать в Декситею. Туда сестра пришлёт ещё один корабль с продовольствием, а может быть, и несколько.

– Теперь с магией… стало так плохо? – Бовиас нащупал приборы для следующего блюда, и слуга мягко направил его руки, чтоб он смог вслепую отыскать на тарелке куски мяса.

– Очень плохо. Проходы открываются через раз, а иногда и несколько дней подряд не удаются. Приходится везти провиант и солдат гонять – по-простонародному, как это делают в Опорном. Времени и сил требует просто огромное число. Как я устал, ты не представляешь! Мотаюсь, будто посыльный какой-то, а не принц! Это ужасно, просто ужасно.

– Такова война.

– Да, понимаю, но раньше воевали как-то… комфортнее, что ли. По-благородному, как и подобает это делать представителям королевской семьи. Ты не представляешь, как я страдаю от подобной вульгарности! Просто ужасно, на что приходится идти. Но я понимаю, долг перед нашей страной – прежде всего… Ты знаешь, думаю, тебе просто стоит поехать в Велл и отдохнуть там. Показаться монастырским врачам. Приходи в себя, лечись, всё будет отлично.

– Я готов воевать на вашей стороне.

– Брат, какое «воевать»?.. Ну, да, потом – обязательно. Думаю, Ианея и Конгвер будут рады. Но пока – отдыхай, хорошо?

Истинным наслаждением было улечься наконец в постель, на чистые простыни, расслабиться на мягком. Головная боль преследовала Бовиаса и во сне, и утром тоже, но вот так, в комфортных условиях, её оказалось проще переносить. Принц только утром задумался о том, что происходит в Лучезарном. Значит, к тандему Ианея и Конгвер присоединился ещё и Гадар, причём действует намного удачнее, чем можно было ожидать. Бовиас никогда не считал, что этот его брат способен на какие-то серьёзные поступки, ведь он ленив и выпивает сверх меры, словно какой-нибудь вульгарный простолюдин.

Однако Ианея доверила Гадару отряд, и вот, замок Хильдара очень быстро захвачен – разве этого мало? Путешествуя до Велла в тряском экипаже, Бовиас с трудом терпел (от тряски голова разболелась ещё сильнее), поэтому так и не собрался переспросить брата о том, что накануне плохо расслышал или сразу позабыл. А расспросить стоило о многом. Например, ему любопытно (да и важно) было узнать, кто из союзников герцогини переметнулся от неё к Ианее. Но когда Гадара удалось спросить об этом, он искусно ушёл от разговора, и его можно было понять. На его месте Бовиас тоже не поверил бы себе сразу. Он ведь пока и сам плохо понимал природу своего отношения к герцогине. Да, ненавидит, но только ли ненависть осталась в его душе? Он старался избегать размышлений – трудно было. Больно.

Бовиас не пытался понять даже, спасён ли действительно или оказался в новом плену. И есть ли разница? Ведь его жизнь кончена. Он может, как жест доброй воли, объявить, что хотел бы сражаться на стороне Ианеи и Конгвера, но Гадар-то, по сути, прав. Принц Бовиас теперь – бесполезный калека, обуза. Одно только имя, и всё.

С этой мыслью он позволил ввести себя под арку на входе в храмовый комплекс Благой горы. Здесь, оказывается, был свой запах, на который принц раньше не обращал внимания, но зато сейчас вспомнил. Здесь были голоса священнослужителей и монахов, которые на удивление отличались от голосов мирян – их можно было отличить, даже не вслушиваясь в чужой разговор. Итак, Гадар его не обманул, привёз в Велл, как обещал, и это, пожалуй, успокоило Бовиаса. Вряд ли ему хотят вреда.

Поручив брата заботам послушников, Гадар с надеждой на скорый отдых поинтересовался, готовы ли его покои, и есть ли новости. И тут-то узнал, что храм на Благой горе посетил Конгвер. Вот только что прибыл, ещё даже не отобедал.

– Брат здесь? Удивительно. Очень неожиданно. Зачем он приехал?.. Но понимаю, вряд ли вы знаете.

– Говорят, его высочество захотел побеседовать с бывшей мачехой, а теперь невесткой, потому и приехал.

– С Алкедой-то? Странное решение… Кстати, кто-нибудь смотрел ли её ребёнка? Он действительно не похож на короля?

– Не можем сказать, ваше высочество. – Служитель спрятал усмешку. Изобразить безразличие старался вполсилы, но в его случае этого оказалось достаточно.

– Ну, разумеется. Я сам взгляну. Так где же сейчас Конгвер?

Конгвер был в малом храме. Он не отличался религиозностью и давно уже ленился заходить под освящённые своды, но сейчас ему захотелось. В храме было тихо, пустынно, можно было спокойно постоять, подумать… Плывущие сквозь полумрак полосы золотистого дыма и серебряный орнамент, переливающийся в отблесках огня, который никогда не гас, в детстве казались полными тайного смысла, а сейчас подтолкнули к размышлениям: правильно ли то, что он делает? Каждому время от времени приходится думать о вечном, и храм по самой своей сути лучше всего приспособлен для рефлексии.

Зажигая молитвенный огонёк, Конгвер пытался представить, к чему всё может прийти. Войну надо останавливать, это понятно каждому, но как добиться нужного результата и поменьше за него заплатить? Убедить Аранефа угомониться будет очень трудно, Тейира и Хильдара – невозможно, и понимание этого приводило принца в уныние. Он видел, к чему ведёт подобное умозаключение, и смириться с выводом не хотел. Не мог. Что же им теперь – расправляться с собственными братьями? Или бросать их в тюрьму с намерением никогда не выпускать? Но на Высшем выборе должны будут присутствовать все они, и Пламя может указать на одного из смутьянов. И что будет тогда? Месть с их стороны?

То есть заключение – самый плохой вариант. А значит…

Омерзительно…

– Конгвер! – не смущаясь обстановкой, во весь голос воскликнул Гадар, едва успел заглянуть в храм. – А я думал, ты сразу отправишься к торговке.

– День добрый. Сперва хотел обдумать, о чём именно с нею говорить. Дочь торговца не так проста, как можно подумать. Она мне написала… Но лучше выйдем отсюда, обсудим дела снаружи.

– Почему там?

– Не дело говорить о политике в храме.

– Было б ради чего суетиться, – недовольно ответил Гадар, но к выходу пошёл послушно. – Разве все эти храмы существуют не для того, чтоб оказывать почтение, в том числе и нашей семье?

– В храмах служат Пламени. Мы тоже ему служим – по-своему. Но равнять себя с ним не следует.

– Твоё уничижение достойно священника, но не принца… Ну ладно. Что за письмо? Что в письме? – Конгвер прочёл ему, а потом показал и сам лист. – Между прочим, у неё хороший почерк. Или писала не она?

– Она – посмотри на подпись. Почерк один.

– И она, так понимаю, щедро намекает на помощь торгашей, причём именно твоей сестре… Что это – желание уладить ссору с той из принцесс, которая больше всех её ненавидит? А что б тогда ей не попробовать понравиться Аранефу?

– Деньги, или те, кто умеет их добывать буквально из ничего, очень хорошо чувствуют аромат успеха или хотя бы явного преимущества. Видимо, дочь Кавира не лишена подобного чутья.

– Да, Ианея сейчас на гребне, – с завистью согласился Гадар. – А ведь начиналось всё с Аранефа. Аранеф казался безусловным главой семьи, за дело взялся уверенно, твёрдо. А сейчас его, кажется, даже вассалы Овеяния перестали принимать в расчёт.

– Проблема Аранефа в том, что он просто не видит этого. Даже сейчас. Он воюет с Тейиром за столицу, и продолжаться это будет очень долго. Он не пытается успокоить знать, прекратить междоусобицы, решить проблемы снабжения королевства… Ничего. Даже Ианея делает для Лучезарного намного больше, чем он.

– И ты. Да, я помню. – Гадар надул щёки. – Как понимаю, Лестницу ты возьмёшь себе. Или как решил? Кому её предназначаешь, что об этом думал? Сестра же претендует только на Диэдим, а ты на что?

– Мы с ней пока это не обсуждали. Знаешь, нет смысла делить земли сейчас. Когда в Лучезарном появится король или королева, все нынешние договорённости потеряют смысл.

– Ой, ты правда считаешь, что у Лучезарного может быть королева?! Да брось! Ты гораздо разумнее Ианеи, значительнее её, тебя все уважают! А уже мысленно на неё корону надел!

– Кроме Ианеи есть ещё Диэйя, Метера и Лара. Они тоже принцессы. Ты знаешь, я считаю, что Пламя – слепая сила, его выбор может пасть на любого из нас. Случайным образом. Но кто бы ни стал правителем – лучше какой-то, чем никакого.

– Уверен? – Гадар сощурился. – Я, кстати, привёз из Хидтрифа брата, Бовиаса – ты уже знаешь об этом?

– Нет.

– Он ослеп. Хильдар собственноручно выколол ему глаза. Кроме того, собирался язык отрезать и даже вроде бы выхолостить, вообрази! Руки не дошли. Как думаешь – Лучезарному нужен такой король, как Хильдар?

На Гадара поднялись холодные и твёрдые, как лёд, вдумчивые глаза. Конгвер никогда ещё так на него не смотрел – жестоко, тяжело и пронзительно. Подобный взгляд перед смертью на себе заметил бы ниэхимец, если б не был тогда слишком пьян.

– Ты уверен, что Бовиаса пытал именно Хильдар?

– Увы, да. Я велел опросить его людей. Они видели, а всё остальное – касательно намерений – слышали собственными ушами. Так что младшему брату не получится отговориться.

– Полагаю, он и не попытается – не тот он человек. Понятно. Значит, Хильдара придётся убить.

Гадар хмыкнул, но со скорбным видом – всё должно было выглядеть прилично, по-светски.

– Увы, я думаю так же. Неприятно и тяжело, но, к сожалению, своим поступком он не оставил нам выбора.

– Как Бовиас себя чувствует? Он поправится?

– Лишь настолько, насколько может поправиться слепец. Магия ведь ещё не знает способов вернуть человеку глаза, но, может быть, тот из нас, кто станет королём, сумеет. Я не представляю всех пределов королевских возможностей.

– Это понятно. Но я спрашивал о другом: выживет ли брат?

– А, ну конечно! Жить он будет. Хочешь его увидеть?

– Обязательно. Но сперва побеседую с Алкедой…

Женщина ждала принца в своей комнате, вроде и скромной, как все покои в странноприимном доме при монастыре, но назвать её кельей язык не поворачивался. Алкеда только накануне получила весть от Амтала и радовалась тому, что так везуча – Конгвер очень кстати заставил себя ждать, приехал лишь сегодня, и у неё уже есть что ему сказать по существу их возможной договорённости.

Разумеется, она сразу узнала, что он прибыл, и стала готовиться к разговору: тщательнее, чем обычно, подобрала платье и украшения, уложила волосы, привела в порядок лицо. Ей нужно было выглядеть в одно и то же время воплощением невинности и искренности – и человеком серьёзным, с которым стоит иметь дело. Сложная задача, тем более что принц, конечно, будет настроен предвзято. Но если не удастся произвести желаемое впечатление, то надо хотя бы понравиться ему. Мужчины, очарованные женщиной, практически беззащитны.

Едва только Алкеда встретилась с ним взглядом и обменялась первыми фразами, немедленно поняла, что с Конгвером всё намного сложнее, чем с большинством других мужчин. Его можно лишь насторожить обычными женскими уловками, а значит, нужно выглядеть ещё искреннее и прямодушнее, чем она собиралась вначале. И нужно попробовать действовать доводами – так он скорее поверит.

– Значит, ты решила предать мужа.

– Я желаю принцу только добра. Боюсь, мой отец совершенно сбил его с толку, – ответила она, мысленно напомнив себе, с кем говорит. Для него Тейир – в первую очередь родной брат, и каковы бы ни были их отношения, они остаются семьёй, к тому же правящей. Нельзя говорить о Тейире дурно, как бы Конгвер ни провоцировал.

Она, само собой, не могла знать, какую новость о Бовиасе и Хильдаре принц только что получил. Не представляла, как тяжело он переживает откровение о далеко вышедшем за пределы допустимого поступке ближайшего родича, и как нуждается в уверении, что ещё один брат, выступивший против семьи, не так уж виноват, а может, и просто обманут. Ну, что ему, по крайней мере, можно найти оправдания. Конгвер был здравомыслящим человеком, он понимал, что Тейир сам заварил кашу, он воспользовался предложением Кавира, он сам так решил – но верить в бо́льшую вину чужого человека было, конечно, проще.

Алкеда не могла всего этого знать, лишь предполагала, опираясь на собственными представления о человеческой натуре. Она не претендовала на то, чтоб считаться мудрецом или истинным душеведом. Она вообще ни на что не претендовала – просто хотела остаться в живых и в будущем, может быть, жить спокойно со своим любимым человеком и сыном. Ради этого следовало постараться.

– Значит, собираешься действовать против отца? Почему же? Разве он – не глава твоей семьи?

– Нашу семью он – увы – тянет в пропасть. Он поступает неправильно, и мы это понимаем. Нам с братом надо думать о себе.

– Не могу не согласиться.

Конгвер хотел держаться с нею холодно, но она выглядела такой открытой и беззащитной, так искренне обеспокоена своей судьбой и, должно быть, будущим своего младенца, что он стал сбиваться. Уже запоздало поймал себя на нотках мягкости и симпатии в речи, поборовшись, всё-таки уступил своей слабости. И, конечно, подошёл посмотреть на ребёнка – упитанного, улыбчивого, сосредоточённо-игривого, который вдруг показался ему очень похожим на малыша Хильдара, которого, помнится, отец всем им с гордостью демонстрировал. Сомнений в том, что перед ним брат, у Конгвера больше не было.

Принц попросил у Алкеды позволения подержать младенца, и она, поколебавшись, подала ему сына. И тут уже, обдумывая, что ей ответить, принц понял, что хочет видеть в ней только хорошее. Действительно, за Тейира она могла пойти по настоянию властолюбивого отца, и сейчас готова помогать той стороне, которая стремиться к миру, даже, вон, из столицы убежала. Чем ещё слабой женщине было доказывать свою добрую волю?

– Что ж… Я слушаю – каково же предложение Рехиара? Он уже подтвердил своё желание поддерживать принцессу и меня?

– Да, ваше высочество. Он передаёт, что ему очень интересно сотрудничество с вашими высочествами. Он готов ссудить принцессе и вам сумму, необходимую для ведения войны… для завершения войны. А также он предлагает услуги своих товарищей, за которых готов поручиться – они могут заняться перевозом товаров из Лестницы в самые отдалённые области Лучезарного. Они очень хорошо знают, как это сделать наилучшим образом. Результатом их работы вы останетесь довольны.

– Рехиар ставит условие? Или я ошибаюсь?

– Да, ваше высочество. Вы ошибаетесь. Никаких условий, он просто предлагает помощь своих знакомых и готов ручаться за их честность. Он просит вас пообщаться с этими людьми, и если они вас не убедят, то что же поделать. Выбор за вами. Но, возможно, их навыки и связи покажутся вам полезными.

– Ну, хорошо. Думаю, эти люди могут приехать в Лестницу или прислать своих представителей, и мы с сестрой поговорим с ними… А что ты хочешь лично для себя?

– Я хочу лишь служить королевству тем, чем смогу.

– Но не моему брату, своему супругу, а мне и сестре. Почему же?

– Мой супруг не может делать для королевства ничего полезного, пока заперт в столичной цитадели. Я постараюсь потрудиться за него. Заслужить прощение.

– Вот как? – Конгвер даже немного опешил. – Ты стремишься помогать нам как представитель своего мужа, моего брата? Уверена, что он оценит твои усилия?

– Я должна делать то, что могу. Не знаю, как уж всё сложится, но мне надо хотя бы попытаться всё уладить.

– Благое намерение. Достойное. Да, возможно, ты захочешь сейчас пообедать со мной и с принцем Гадаром.

– Благодарю, ваше высочество, вы очень добры, и это огромная честь. Но мне скоро нужно кормить ребёнка, простите.

– Понимаю. Конечно.

Её любезный отказ он принял, пожалуй, с облегчением. Гадар вряд ли был бы рад такому приглашению, но оно вырвалось само собой, и потом невозможно было бы взять его назад. Алкеда решила его проблему, благопристойно прикрывшись младенцем, и за это он тоже был ей благодарен.

Конгвер уже принял решение – Ианею нужно будет убедить, что невестка полезна, а её связи совершенно необходимы. Предложение тизрийского банкира с любой стороны разумно. Ну в самом деле, почему бы снабжением отдалённых областей королевства не заниматься тем, кто умеет это делать, владеет достаточным количеством транспорта и опытных служащих? А если торговцы сумеют приумножить свои капиталы на перевозке товаров, то что же в том плохого? Любой труд должен быть оплачен. Если они будут заинтересованы, то станут доставлять хлеб намного быстрее.

За обедом, после того, как Конгвер уверенно подтвердил Гадару, что ребёнок Алкеды, видимо, от короля, они продолжили говорить о делах – о Хидтрифе и Лестнице. Конгвер поинтересовался, трудно ли было взять замок, и с удивлением слушал, что совсем нет, потому что из гарнизона там были оставлены от силы два десятка солдат, половина из которых на момент нападения мирно спала. Замок взяли буквально с налёта, почти без потерь, и на землях вокруг замка почти не оказалось войск.

– То есть Хильдар всех бойцов забрал с собой в Энгильдей? Почти ничего не оставил для защиты замка?

– Именно так. И отряды Овеяния, и собственные, хотя их вряд ли было много. Но распоряжаться силами он, похоже, не умеет.

– Чего же ожидать, если в нём больше самодовольства, чем знаний.

– Промахи Хильдара меня не удивляют, поразительно другое – почему герцогиня сделала ставку именно на младшего? Разумеется, он податлив, и с ним она, наверное, справится, но толку-то ей от дурака у власти? Это же глупо – доверить свои армии человеку, который не умеет ими правильно распоряжаться. Она должна была приставить к нему хотя бы нескольких опытных людей, которые бы и делали всю работу.

– Полагаю, так она и сделала. Но зачем герцогине было вмешиваться в то, что Хильдар решил сотворить на собственных землях? Там он распорядился, как захотел.

– И показал, чего стоит как военачальник. Без офицеров герцогини он просто ничего не сумеет сделать.

– Всякое может случиться. Нам с Ианеей лучше обезопасить себя со всех сторон. И тебе тоже. Ладно, Хидтриф ты взял, что будешь делать теперь?

– Займу Декситею, хотя бы приморскую её часть. Было бы замечательно, если бы Аранеф не стал возражать, но он, наверное, будет. Если заметит.

– Если и не заметит сам, ему подскажет Эйетел. Но почему ты опасаешься Аранефа?

Гадар пожал плечами.

– Сложно представить себе его реакцию.

– Нет, в самом деле – почему ты ждёшь от него противодействия? Как понимаю, Декситея нужна тебе, чтоб туда спокойно могли приставать корабли из Лестницы, так почему бы брату вдруг встать против этого? Ему тоже снабжение необходимо.

– Я же говорю – как угадать, что может прийти Аранефу в голову? Он же хочет, чтоб всё происходило под его контролем и по его приказам. Он взбеленится просто потому, что у него не запросили указаний.

– Я бы на твоём месте не решал за Аранефа. Попробуй просто действовать, не задевая ничьих интересов… Да разве я говорю о том, чтоб спрашивать у брата разрешения? Нет. Просто размести небольшой гарнизон в одном из приморских фортов Декситеи… Да вот хоть в Гелене. Возможно, брат и не обратит внимания.

Гадар с сомнением покачал головой.

– Аранеф-то? Сомневаюсь. Уверен, что в Гелене, как и в других фортах, есть его люди.

– Проверь. Не Гелен, так, к примеру, Ардо. До Ардо у Аранефа могли не дойти руки, а граф Декситеи вряд ли станет спорить. Аранефу же он уступил.

– Придётся проверять на деле. Ладно, ладно, я понял. Передай сестре, что если она сумеет прислать мне какой-нибудь хороший наёмный отряд, который можно будет гнать на самые опасные задания, будет просто замечательно.

– Любой бы этого хотел. – Конгвер задумался. – Я вернусь в Лестницу и посмотрю, что можно сделать, но и ты должен убедить меня, что употребишь лишний отряд с умом. Отряды сейчас нужны всем.

– Я же говорил – хочу взять под свою руку весь Герсий, а его нужно кормить. Теперь, когда магия постоянно даёт сбой, лучше перевозить провизию по морю. Кателипп держит Овеяние, Ревелей – горная область, причалы там хорошие, но как потом везти подводы с хлебом вглубь материка? Декситея – самое удобное место. И как думаешь, что мне скажет Аранеф, когда выяснит, что я хочу себе Герсий? Если не пришибёт на месте – что скажет? А он скажет!

– Я тоже скажу. Ты задумал поделить королевство на четверых, не учитывая интересы остальных братьев и сестёр…

– Ты же понимаешь, что это временная мера! Поделим Лучезарный, остановим войну, а потом наступит время Высшего выбора, и знаешь, в чём я уверен? Безусловно уверен, что если мы справимся с основными задачами, в результате Пламя выберет кого-то из нас четверых. Даже, пожалуй, троих. Либо Эшема, либо тебя, либо меня. Я уверен, что Ианея, хоть она и мудра, королевой быть не может. Она моя полнородная сестра, я знаю её лучше, чем кто-либо.

– Не буду спорить.

– Но Аранеф, конечно, нам этой хитрости не простит. А что поделаешь? Ему трудно угодить. И я начинаю думать, что король из него получится плохонький.

– Это не нам с тобой решать… Ладно, я поищу для тебя подходящий отряд.

– Вот думаю, что мне тут очень пригодились бы Дети шторма. Зачем ещё они могут быть нужны? Могли бы патрулировать побережье, вот и польза от них!

– Детей шторма нанимала Ианея, ей и решать, чем они будут заниматься. Но я поговорю с ней, уже решили.

Гадар, исполненный недовольства всем на свете, покинул Велл вместе с отрядом (но отряд и так на территорию храма никто не допустил, он всё равно ждал у подножия Благой горы), Конгвер выехал чуть позже. К счастью, на этот раз у сопровождающего его мага получилось открыть проход, хоть и не прямо в Лестницу, но близко, так что на дорогу у принца ушло меньше суток. Во дворце наместника он поинтересовался, может ли сестра его принять, и услышал, что Ианеи в Лестнице нет. Она в Энгильдее, в гостях у графа, и боевые действия, кажется, ещё толком не начались. Значит, договорённости пока нет.

Любопытно, что это граф тянет? Боится уступить Ианее? Надеется получить от герцогини более щедрое предложение? Тогда он дурак, если верит, будто она сдержит обещание. Очень глупо, но глупых людей в мире хватает, даже среди аристократии.

Устало качая головой, Конгвер отправил посыльного к представителю торгового союза серединного мира, поинтересовался, может ли тот уделить ему внимание. Разумеется, тот нашёл бы для принца пару часов в любых обстоятельствах, можно было просто приказать, но сын короля старался держаться вежливо. Вежливость ничего не стоила, но при этом давала отличные результаты.

Круглощёкий Зигвальд, торговец из Подебрада, уроженец Опорного мира, примчался в мгновение ока, словно ждал на ближайшей площади. Он был очень говорлив и предупредителен, но скоро стало ясно – больше всего его интересует, когда армия Лучезарного планирует спуститься в Опорный, чтоб навести там порядок. Об этом он желал говорить в первую очередь. Конгвер с беспокойством слушал его намёки – по нервозности этого человека можно было сделать вывод, что внизу всё действительно очень серьёзно, очень плохо.

Но если это действительно так, то кто же будет снабжать Лучезарный продовольствием? В их мире идёт война, пусть и не самая страшная, не тотальная, но всё-таки военные действия не способствуют нормальному хозяйствованию. С положением в Опорном следовало разобраться, чтоб хотя бы знать, будут ли оттуда в ближайший год поступать зерно, мясо, металлы и другие нужные товары.

Поэтому Конгвер настаивал:

– Известно ли в точности, что происходит в захваченных бестиями княжествах? Это крайне важно.

– Я понимаю, конечно. – Зигвальд даже засуетился. – Но беда в том, что никто не может сказать, как идёт война с захватчиками. Новости из Предморья доходят редко, с запозданием. Конечно, сейчас, когда принц серьёзно взялся за дело, есть надежда, что всё пойдёт на лад. Но вроде бы даже он говорит, что окончательно очистить Опорный от бестий можно только в том случае, если нам поможет Лучезарный.

– Постойте… Принц? Какой принц?

Торговец посмотрел на Конгвера удивлённо.

– Ну как же! Принц Роннар, я о нём говорю. Сын покойного государя. Тот, который родился у нас в Опорном, в Беотрайде, а сейчас собирает под своей рукой уцелевшие армии и начинает наводить порядок. В Предморье сейчас особенно трудно.

– Принц Роннар? Стоп-стоп! А кто говорит, что он – сын короля?

– Все об этом говорят. Это было известно ещё до его рождения, ведь государь признал сына в утробе его матери, в знак чего отдал ей для него гербовый перстень. Многие видели этот перстень. Я сам не видел, но мне достаточно свидетельств уважаемых людей.

– Чьих именно свидетельств? Тех, кто видел?

– Да, тех, кто видел, но в особенности – свидетельства её высочества.

Конгвер, окончательно сбитый с толку, уставился на собеседника в полном смятении.

– Её высочества? Стоп – ты говоришь про Ианею?

– Да, именно про неё. Принцесса взяла на себя труд съездить в Беотрайд и лично засвидетельствовать, что принц Опорного – законный сын короля и её брат. Ваш брат, прошу прощения. – Зигвальд смотрел на принца с огромным любопытством. – Должно быть, её высочество забыла вам сказать. Столько забот…

– Да, забот очень много. Расскажите мне про этого принца, я тоже хочу знать. – Конгвер выслушал всё, что подебрадский торговец знал о своём новом господине, уточнил, кто такие поборники, и подвёл черту: – Пожалуй, говорить о нём пока не стоит. Сейчас слишком много забот с моим братом, который пытается блокировать Лестницу. Как только решим эту проблему, я немедленно сообщу о нуждах Роннара, и мы их обсудим в кругу семьи. Разумеется, ни Опорный, ни нуждающийся в поддержке член семьи не будут обойдены вниманием и помощью. Но пока следует сосредоточиться на другой цели, и, чтоб не расхолаживать солдат и обывателей, о принце Роннаре лучше молчать. Вы поняли? – Он осознавал, что объяснение выдумано кривое, но ничего лучше ему в голову не пришло. Пусть хоть такое будет. – Отлично… Где, вы сказали, он живёт? В Беотрайде? И, значит, собирает армии Опорного под свою руку? Понимаю.

Когда Зигвальд ушёл, принц ещё долго стоял над картой Срединного мира и обдумывал ситуацию. Обдумывать получалось плохо – его охватила такая растерянность, что мысли просто расползались, как песок из пальцев. Первым побуждением было броситься в Энгильдей к сестре и расспросить её, потребовать объяснений, в конце концов! Но нужно было держать лицо. Конгвер, как и все представители высшей аристократии Лучезарного, каждую минуту помнил, что он не в одиночестве, что вокруг полно прислуги и прочего народа, который может услышать или увидеть что-нибудь важное, а потом разнести новость по округе. Он пока и сам не понимал, что для него и остальных может означать появление нового родственника, хозяйничающего в Опорном. А значит, сперва нужно обдумать и только потом – действовать.

Поэтому принц отправил Ианее любезное и нейтральное письмо, интересуясь, чем она занята, не нужна ли ей его помощь, и где они могли бы встретиться, чтоб обсудить дела. Принцесса очень быстро прислала ответное послание, приглашая брата приехать в Гильду, замок графа, и помочь ей уговорить упрямого вассала. Чувствовалось, что она сильно раздражена, но принцу уже не было до этого дела. Он слегка собрался с мыслями и хотел теперь только одного – объяснений.

Но всё же, подъезжая к Гильде, неосознанно отметил, что и укрепления находятся не в лучшем состоянии, и валы следовало бы подновить. Граф, конечно, принял гостя со всей учтивостью, однако у него с трудом получалось скрывать, как его беспокоит всё происходящее. Почти с самого начала он попытался оправдаться, но по его словам Конгвер понял только, что стены и башни замка требуют ремонта, а армия очень немногочисленна и плохо экипирована. Помочь он не может. И войны ему на своих землях не надо.

Пожав плечами, принц обошёл графа и отправился общаться с сестрой – слуга безропотно проводил его в донжон, где гостья с удобством разместилась прямо в хозяйских покоях.

– Он напирает на то, что Энгильдей сильно пострадает от войны, и пусть уж лучше остаётся так, как есть, – сказала брату расстроенная Ианея. – Полагаю, он больше рассчитывает на покровительство герцогини, чем на мою благодарность, и это чушь какая-то!

– Не обязательно. Полагаю, граф всерьёз рассчитывает, что Хильдар скоро уйдёт из Энгильдея куда-нибудь поближе к Лестнице, а если мы осадим его армию в Обломке, то дело затянется.

– Легко ли придумать расчёт глупее! – воскликнула она.

– Почему же… Если война начнётся здесь, Энгильдей будет разорён.

– Но если мы не выкинем отсюда Хильдара, случится то же самое!

– Давай-ка поговорим о другом. – Конгвер выставил вперёд ладонь, и этот жест удивительным образом показал Ианее, что разговор предстоит серьёзный.

– Что случилось?

– Почему ты не рассказала мне о поборнике Роннаре, который объявил себя нашим братом?

Принцесса глубоко вздохнула с оскорблённым видом, опустила глаза, словно раздумывая, что бы такое ответить. Она чуть приподняла изящный подбородок, и её осанка стала ещё царственнее. Требовать отчёта у такой женщины, аристократки до кончиков пальцев, воплощения изысканного воспитания и врождённого благородства? Немыслимо.

– А разве ты сам не понимаешь – почему?

– Хотелось бы услышать от тебя, – мягко, но настойчиво ответил принц. Он привык к уловкам представительниц высшей знати, а уж с сестрой ему было намного проще – их деловое общение давно уже стало предельно простым. Он больше не должен был принимать во внимание разного рода невинные манипуляции.

– Что ж… Изволь. Как понимаю, ты уже знаешь, кто он. Он – поборник, боец, наделённый частичкой силы, которой короли Лучезарного распорядились в пользу Срединного мира. Средство борьбы с бестиями.

– Да, я уже освежил свои знания в этом вопросе.

– Внизу сейчас всё очень плохо. И проблема не только в бестиях, но и в том, что каждый из князей предпочитает решать собственные проблемы и отказывается помогать остальным. У них ещё, кажется, и междоусобица идёт полным ходом…

– Да, я понял. К чему ты это говоришь?

– К тому, что никто из князей не сможет собрать армии Опорного под своим стягом. И мы заниматься проблемами Срединного мира сейчас не можем и не будем. Так кому ж тогда? Кто-то же должен объединить княжеские армии и расправиться с бестиями. Согласись, без продовольствия, поступающего оттуда, Лучезарный просто не протянет. А за принцем княжеские войска пойдут.

– Да, это всё мне понятно. Почему ты не рассказала о брате из Опорного? Он действительно нам брат? У него есть доказательства?

– Есть. Я видела у него в руках отцовский перстень. Тот самый, который был у него на руке, когда отец позировал живописцу, а потом вещь исчезла. Драгоценность нашего мира, это, без сомнений, реликвия королевской семьи. Добавлю также: о том, что у короля был ребёнок от девицы из Опорного, и что король его признал, известно почти всем в Срединном мире. Я спрашивала многих – все ответили, что давно об этом знают, но не придавали значения, потому что были уверены: дитя Лучезарного в Лучезарном же и растёт. Что, мол, ему делать на родине матери, они считали, что король давным-давно вытребовал его к себе.

– То есть все «срединные» знают, а я слышу в первый раз… Ты с ним говорила?

– Да, общалась. Я предлагала ему отказаться от претензий на власть, обосноваться где-нибудь здесь в качестве частного лица, но он категорически отказался. Он намерен и дальше бороться за Опорный.

– Тебе не кажется, что ты сама себе противоречишь? То говоришь о необходимости такого человека ради того, чтоб Опорный выстоял против врага, но сама же сообщаешь, что уговаривала его всё бросить!

– В чём ты видишь противоречие?! Я уговаривала, да, он отказался, и тогда я поняла, что он прав! И да, я знаю, каково было бы первое побуждение некоторых из наших братьев: избавиться от ещё одного конкурента! Просто убить его. Считаешь, это правильно? Считаешь, надо было всем рассказать?

– И кого же, скажи на милость, ты подразумеваешь под «некоторыми»? Меня? Аранефа? Ему, между прочим, есть чем заняться. Или ты имеешь в виду Бовиаса? Хильдара с Тейиром? Да, последним в голову могло бы прийти и не такое, но они тоже слишком заняты. Кроме того, мимо тебя в Опорный всё равно ни один бы не прошёл.

– Да, может быть, ты прав. Наверное, мне просто не захотелось увеличивать количество проблем и споров ещё на один.

– Ты могла рассказать хотя бы мне! Теперь я понимаю, что имелось в виду под «есть ещё один наследник, но он не в Лучезарном». Получается, речь шла об Опорном, а не об утробе матери!

– Видимо, да.

Конгвер, отвернувшись, беспокойно сжимал губы.

– Что ж, раз реликвия у него в руках подлинная, значит, это всё может быть правдой. Ведь отец несколько раз спускался в Опорный мир. Сколько лет этому Роннару, по возрасту совпадает?

– Совпадает, – подтвердила Ианея, сама же смотрела на брата всё с большим подозрением.

– Понятно. Ты спрашивала, когда он сможет прибыть сюда для проведения Высшего выбора?

Принцесса, ошеломлённая, покачала головой.

– Я просто не верю собственным ушам! Ты что же – всерьёз предложишь Пламени выбирать в том числе и его? Поборник из Опорного – король Лучезарного?!

– Он тоже наследник, он тоже один из нас! – крикнул Конгвер, но сразу умерил голос – подумал о слугах, которые, конечно, услышат. – Он такой же, как мы, и Пламени, знаешь, нет дела до того, кто где родился. Укажет ли оно на поборника, мы знать не можем. Но Высший выбор может состояться лишь в том случае, если присутствовать будут все законные дети покойного короля! Все! В том числе и он.

– Я уверена, что есть какие-нибудь способы вывести его…

– Ты отлично знаешь, что таких способов нет. В Выборе должны будем участвовать мы все, включая предателя Тейира и мерзавца Хильдара, если мы его не прикончим. И «срединный» принц – тоже. Лучезарному нужен король или королева – как можно быстрее. Нам нужно привести сюда этого Роннара, решить судьбу Хильдара – и положить уже конец всему происходящему безобразию!

– Роннар может погибнуть и сам, – тихо напомнила Ианея. – Он сейчас находится в самом опасном месте, вокруг толпы бестий, я и с большой свитой-то туда с трудом попала, а с тех пор, наверное, стало ещё хуже. Поборник постоянно лезет в первые ряды, мне об этом рассказали. Я думаю, нам нужно просто подождать, и всё решится само собой. Не пойми превратно, я не желаю ему смерти! Он мне очень понравился – приятный в общении, воспитанный, самоотверженный и честный, настоящий герой! Хоть и простоват. Да, он прекрасный человек. Но Лучезарным должен править уроженец Лучезарного, и только так, я считаю. Возможно, через год-другой всё разрешится само.

– Ты представляешь себе, во что за год-другой превратится королевство?! Новому королю просто нечем будет править, дорогая! Ты этого хочешь – полного развала, междоусобиц, и чтоб вместо одного королевства у нас оказалось сразу несколько десятков?

– Ты знаешь, что я этого не хочу и не допущу. Я хочу, чтоб до того момента, как решится вопрос с Высшим выбором, страной управлял совет семьи, и добьюсь этого – с твоей помощью, надеюсь. Но привозить сюда поборника считаю лишним. По крайней мере, пока.

– До какого момента ты собираешься тянуть?

– Ну ладно, допустим, я не права. Но, как бы там ни было, ты не можешь сейчас ехать в Беотрайд за Роннаром и везти его сюда. Ты нужен в Лучезарном! – Она подошла ближе, прижала ладони к его груди, как на её памяти однажды делала Лара, пытаясь в чём-то убедить брата – и тот действительно стал заметно успокаиваться. – Сейчас мы закончим спор с Хильдаром, вышибем герцогине зубы – и станем готовить Высший выбор по всем правилам. К тому моменту, надеюсь, и Аранеф закончит противостояние с Тейиром. Ты же понимаешь, что это – самый разумный план!

– Да, пожалуй. Хорошо, подождём. Но я хотел бы побольше узнать об этом Роннаре. Это важно, ты ведь должна понимать!..