Рискованный путь

Глава 16

Попросив Егора о некоторой услуге, я выслушал много едких замечаний в свой адрес, и, наконец, остался в кабинете один. Мне совершенно не хотелось ехать в репродуктивный центр, но если я проигнорирую эту просьбу Лео, то вряд ли потом смогу отвязаться от вечных упрёков. С него станется переехать ко мне со всем семейством, чтобы каждый день напоминать о моём промахе, и я сейчас не поместье имею в виду.

Я поморщился, вспоминая, что сегодня вечером мы договорились встретиться с Рерих для, как я надеюсь, заключительного сеанса с Вандой.

Выдохнув и смирившись с неизбежным, я взял в руки телефон и набрал номер единой справочной столицы.

— Вас приветствует оператор Юлия, чем могу быть полезна? — поприветствовал меня любезный женский голос.

— Чашечку кофе и минет, — зло процедил я, срываясь на ни в чём не виноватую девушку.

— Простите, что вы сказали? — любезности в голосе немного поубавилось, а девушка на том конце провода немного опешила.

— Добрый день, Юлия. Извините, но у меня сегодня жуткий день. Мне срочно нужно попасть в центральный репродуктивный центр. Это можно как-то устроить? — спокойно повторил я, поднимаясь на ноги и выходя из кабинета, не забыв закрыть его на ключ.

— Конечно, — она так обрадовалась, что разговор пошёл по знакомому ей сценарию, что в голосе послышалось облегчение. — Откуда вас забрать? И сколько человек нужно увезти?

— Одного. Улица Правосудия, дом семнадцать. Главный вход.

— Как вы будете оплачивать проезд? — деловито уточнила она.

— Я могу это сделать прямо сейчас? — похлопав по карманам, ответил я, понимая, что оставил кошелёк дома.

— Да, разумеется. Мне будет необходимо ваше имя для идентификации заклинанием распознавания. При положительном балансе осуществится перевод средств, и я сразу же вышлю за вами машину. Секунду.

Она, видимо, подключила распознаватель — невероятно сложную смесь из магии и технологий, которую разрабатывал последние месяцы Эд по просьбе Гомельского, позволяющее мне вообще не таскать с собой кошелёк. Взломать его было невозможно, во всяком случае, Эдуард сказал, что это трудно. Я в детали не лез, мне они были не слишком интересны. Из отрицательных моментов, связанных с распознавателями, было то, что позволить их могли пока только в столице и то не везде. Это новинка, которую Первый Имперский Банк запатентовал и теперь внедряет постепенно во все сферы деятельности, увеличивая состояние моего братца до каких-то заоблачных величин.

— Назовите себя, постарайтесь сделать это внятно.

— Дмитрий Александрович Наумов, — произнёс я. В трубке воцарилась тишина, которую прервал немного неуверенный голос.

— Машина уже в пути и будет по адресу в течение семи минут, вы можете спускаться, господин Наумов, — я едва не расхохотался. Так и хотелось спросить её, а не передумала ли она насчёт моего первого предложения, учитывая, что я Наумов.

— Спасибо, Юлия, — сладким голосом проворковал я, отключаясь.

На улице стоял май, и было довольно тепло, но ветерок дул прохладный, поэтому я накинул свою любимую кожаную куртку. Когда я вышел из здания, машина такси уже стояла перед главным входом. Определённо прошло гораздо меньше семи минут. Я распахнул дверь и упал на сиденье.

Как только я закрыл дверь, зазвонил телефон.

— Дима, ты скоро? — в голосе Лео прибавилось истеричных ноток. — Меня уже мыть собираются, что бы это ни значило!

— Лео, успокойся, я уже еду, — я выключил телефон и посмотрел на водителя, который, в свою очередь, внимательно рассматривал меня, останавливая взгляд на расстёгнутой потёртой кожаной куртке; на чёрной футболке, на штанах военного образца… — И? — я приподнял бровь. — Мы едем или ещё постоим?

— А вы точно Наумов?

— А есть какая-то разница? — удивлённо спросил я.

— Нет, но…

— Если нет разницы, то, будьте так любезны, начать выполнять то, что вы должны делать, — Я смотрел на него, но водитель не собирался заводить машину, всё ещё придирчиво меня разглядывая. Это был первый раз, когда я расплачивался за такси через этот новый распознаватель, поэтому впервые встретился с такой реакцией.

— Если я вам скажу, что я действительно Наумов, вас устроит этот ответ? — наконец спросил я.

— А почему такси? — таксист был уже немолод, и у него сейчас происходил разрыв всех шаблонов.

— Потому что мне так удобно. И ехать мне нужно прямо сейчас! — я сделал акцент на последнем слове. Водитель резко от меня отвернулся и стартанул с места так, что шины немного подожглись.

До репродуктивного центра мы донеслись быстро.

— Спасибо, — я выскочил из машины, отметив про себя очень удивлённое лицо водителя, который, похоже, так до конца и не поверил, что я, это я.

Холл центра представлял собой большое, круглое помещение, абсолютно пустое, если не считать стойку регистратора, стоявшую посредине. Я сразу же направился к этой стойке.

— Девушка, ради всех богов, извините, но мне необходимо срочно попасть в место, где сейчас рожает Кристина Демидова.

— Кем вы приходитесь роженице? — с невозмутимым лицом спросила регистраторша, что-то набирая на приборной панели.

— Родственник её мужа, — расплывчато ответил я.

— Кто-то из родителей ребёнка является магом?

— Оба.

— Этаж номер пять, седьмая родовая, совмещённая с палатой — отделение повышенной комфортности, — отчеканила регистратор и положила на стойку передо мной небольшую стопку вещей, сверху которой располагался бейдж. — Наденьте, — велела она, и я натянул на себя бахилы, одноразовый халат на завязках и маску на лицо. На халат я нацепил бейдж, где было написано «Демидов». Я хмыкнул, но поправлять ничего не стал. — Второй лифт, лёгких родов.

В это время зазвонил телефон. Я кивнул регистраторше и, не дав Лео сказать ни слова, рявкнул в трубку:

— Я уже здесь, поднимаюсь на лифте!

Поднявшись на пятый этаж, я довольно быстро нашёл седьмую родовую. Демидов стоял в помещении, соединённом с родовым залом, а на него медсестра, или кто здесь ассистировал целителю при родах, надевала халат. Хорошенькая она или нет, не представлялось возможности увидеть, так как лицо было спрятано за маской. Фигура вроде ничего, но тоже нельзя было сказать что-то определённое, синие штаны и висящая поверх этих штанов рубаха скрывали основные особенности женского тела.

— И откуда пошли грязные фантазии насчёт сексапильных медсестричек? — сказал я вслух, входя в эту комнату.

— Похоже, тебе нужно уже обзавестись девушкой. Пять месяцев одиночества весьма отрицательно на тебя влияют, особенно, учитывая твой возраст. Во всяком случае, таких странных умозаключений я у тебя никогда до этого не слышал, — выдал Лео. — Где тебя черти носят, когда мне так плохо? — как-то он резковато сменил тему, поддавшись панике.

— Плохо не тебе, а Крис, — я повернулся к медсестре. — Я могу присутствовать? А то вот этот, который муж, не даст ни вам работать спокойно, ни Кристине спокойно произвести на свет их первенца?

— Да, — медсестра под маской хихикнула. — Вы же Дмитрий Наумов? — я утвердительно кивнул. — Ваше присутствие обговорено в договоре.

— Интересненнько, а я вообще должен был быть в курсе? А, Лео? — я послушно подошёл к раковине, следуя указанием медсестры, и принялся тщательно мыть руки, обрабатывая каждый палец отдельно. — А если бы я был сейчас в отъезде?

— Как ты мог быть в отъезде, если у нас такое событие? — этот мой родственничек так искренне удивился, что медсестра снова тихо засмеялась.

— Охренеть, — только и смог выдать я. — Вообще-то, я только вчера поздно вечером вернулся из командировки, так что да, здесь были возможны варианты. А вот это вообще обязательно? — я повернулся к медсестре. — Я же оперировать или что-то такое делать вроде не собираюсь.

— Да, достаточно, — она кивнула, а у меня закралось подозрение что надо мной только что слегка поиздевались.

Когда на мне закрепили стерильный халат, сняв предварительно тот, который я накинул поверх куртки, и бесцеремонно стянув саму куртку, мы с Лео направились, наконец, к Кристине.

Я зря боялся. В родовой всё было сделано из расчёта на то, что при родах будут присутствовать неуравновешенные папаши. То есть самая главная часть Крис была отгорожена чем-то вроде ширмы, куда постоянно нырял целитель, ведущий роды.

Я подошёл к уже измученной Кристине и протянул ей руку, в которую она с благодарностью вцепилась. Вообще, с момента их свадьбы мы виделись с ней всего пару раз и то мельком, поэтому я вообще не знал, как мне себя с ней вести.

— Ты нас не стесняйся, кричи, если будет больно, — посоветовал я ей, видя, как она стиснула зубы, и негромко застонала. — Я вот, например, всегда ору, чтобы эта вселенная осознала своё несовершенство.

— Ты мужчина, тебе можно, — Крис слабо улыбнулась.

— Ничего себе заявочка, — я даже удивился.

— Если я буду кричать, мы рискуем потерять Лео прямо здесь.

— Это да, это возможно, — я оценивающе посмотрел на бледного, почти как его волосы Демидова. — Может, я его слегка вырублю, он тихонечко полежит здесь до конца, а потом мы будем его дружно обвинять, что он пропустил такое важное событие.

— Ой, Дима, не смеши меня, — Крис снова сильно сжала мою руку. Она сжала её так сильно, что я стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть. Когда очередной спазм прошёл, я погладил её по влажной от пота голове.

— Интересно, Демидовы всегда были вот такими, или это продукт противоестественной, я бы даже сказал извращённой связи с Лазаревыми? Не отвечай, это риторический вопрос.

— Тужьтесь, — приказал целитель. Кристина стиснула зубы и в очередной раз вцепилась в мою руку. — Молодец, ещё.

В тот момент, когда Крис не выдержала и всё-таки вскрикнула, целитель вынырнул из-за ширмы, держа в руках маленькое, облепленное какой-то слизью тельце. Кристина с облегчением откинулась на твёрдый подголовник, а ребёнок громко закричал.

— Поздравляю, у вас прекрасный мальчик. Не хотите перерезать пуповину? — Лео сначала отрицательно замотал головой, а затем пару раз кивнул. Так вот зачем его намывали и перчатки на руки надевали. Лео трясущимися руками взял протянутые ему очень странные ножницы с изогнутыми лезвиями, и подошёл поближе. — Вот здесь режьте, между зажимами.

Как только ребёнок был отделён от матери, его забрал другой целитель и утащил на небольшой столик. Лео так и остался стоять столбом с инструментами в руках, на его лбу появилась испарина, но он мужественно держался. И тут начались вполне предсказуемые последствия: свет пару раз мигнул, а лоток на столике возле Кристины поднялся в воздух. Я сориентировался быстрее всех.

— Кто? — резко спросил я у целителя. Тот тоже соображал быстро в отличие от этого тормоза — новоиспечённого папашки.

— Ребёнок, — коротко ответил максимально сосредоточенный целитель.

— Я помогу, — понимая, что ждать каких-то вразумительных действий от Лео нам не приходится, я отпустил руку Кристины, которая смотрела на меня с лёгким испугом, и шагнул в направлении ребёнка, пока последствия не стали катастрофическими. — Отойдите, — я дотронулся до плеча целителя, который в этот момент немного отступил от стола, где лежал колотящий воздух ручками и ножками, орущий мальчик, только что появившийся на свет. Я шагнул к нему и прикоснулся кончиком пальца к крохотному лбу, прикрыв глаза. Где же твой источник? Ага, вот он. Источник был расположен в районе солнечного сплетения. — Так, прекращай хулиганить, — обратился я к ребёнку, одновременно посылая крошечный импульс в разбушевавшийся центр. Повинуясь воле Тёмного, нити из источника новорождённого ребёнка, который никак не смог бы их контролировать, взбрыкнув ещё раз, улеглись на место, уснув на время. — Вот так, хорошо, — проворковал я.

— Как хорошо, что вас пригласили, — раздался голос целителя, оказавшегося женщиной, во всяком случае, из-под всех этих масок раздавался женский голос. — Обычно маленькие маги не успокаиваются, пока половину комнаты не разнесут. А родители, как правило, пребывают в постродовой прострации, и даже не шевелятся, чтобы помочь своему ребёнку.

— Они же не могут это контролировать, — я не стал уточнять кто именно: родители, один из которых ослаб после родов, а второй находится в этой самой прострации, или сам малыш. Я отошёл к Лео, который смотрел на меня круглыми глазами. — Ты… ты что не мог помочь сыну? У вас хотя бы магия родственна, а мне пришлось действовать почти грубо.

— Я растерялся.

— Растерялся он. Знаешь, сколько здесь таких, как ты? Ни одного! Ты единственный такой идиот! — я подошёл к Кристине. — Не обращай на него внимания, он очухается и снова превратится в заносчивого сноба.

— Не сомневаюсь. Спасибо, Дима, — она пожала мою руку, а я снова погладил её по голове. — Через месяц крестины, и мы надеемся, что ты станешь крёстным нашего мальчика.

— Что? — я повернулся к Лео, выразительно на него глядя. — Ты в своём уме?

— А что не так? — осведомился он, глядя на меня слегка расфокусированным взглядом.

— Да так, ничего. Когда включишь голову, мы с тобой на эту тему поговорим, — рявкнул я. — Мне надо идти, надеюсь, больше мы не рискуем потерять твоего муженька? — спросил я у Кристины.

— Надеюсь, что нет, — Кристина улыбнулась. Она больше не смотрела на меня, её взгляд был устремлён на ребёнка, которого в это время нёс к ней целитель.

Видя, что счастливым родителям резко стало не до меня, я вышел из родового зала, забрал куртку, спустился в холл и, сняв с себя больничную амуницию, под которой я здорово вспотел, вышел на улицу.

— И что это сейчас было? — задал я риторический вопрос, оглядываясь по сторонам и доставая карандаш. Артур Гаврилович просил о личной встрече, поэтому, пока выдалось немного свободного времени, я переместился сразу к входу в Первый Имперский Банк.

Я зашёл внутрь, останавливаясь возле дежурного, представляясь и обозначая цель своего визита. Меня проверили несколькими сканерами, подтвердили личность и только после этого разрешили подняться на лифте на последний этаж, где располагался кабинет моего поверенного.

— Дмитрий Александрович, я рад, что вы нашли время, чтобы встретиться со мной, — Гомельский поднялся со своего места и пожал мне руку.

— Что случилось такого непредвиденного, что не могло подождать до вечера, и потребовало встречи в стенах банка? — прямо спросил я, садясь в кресло напротив него.

— У меня две новости и обе не слишком приятные, — Артур Гаврилович прямо посмотрел на меня. — После того как были опубликованы в СМИ кадры вашей работы в том детском доме, страховщики отказываются заключать с вами какие-либо контракты, считая риск повреждений и смертельного исхода слишком великим. Это касается не только вас лично, но и Эдуарда Казимировича и Романа Георгиевича, хотя в последнем случае и до этого были накладки, учитывая сферу его деятельности, — недовольно проговорил он, хотя сам прекрасно понимал, что мы ничего пока с Ромкиной Гильдией сделать не можем.

— Как это повлияет на наши дела? — спросил я, нахмурившись.

— Напрямую. Акции уже упали на полтора пункта и продолжат падение, если ничего не предпринять, — довольно резко ответил Гомельский.

— И вы снова говорите о женитьбе? — я откинулся на спинку кресла, в котором расположился.

— Мы вас предупреждали о последствиях, — ответил Артур Гаврилович. — Ещё не поздно вернуться к договору с Рубелами. Тем более что глава их Рода всё ещё не отозвал свою копию брачного договора, видимо, на что-то надеясь. К тому же напомню, у Рубелов есть ещё одна дочь — Зоя. И её, в отличие от Марины воспитывали в определённой строгости.

— Я вас понял. Что-то ещё? — я сверлил его напряжённым взглядом, начиная осознавать, что день как-то не задался с самого раннего утра.

— Мы закончили все проверки по счетам Романа Георгиевича. Это было сделать трудно, с учётом того, что все его личные накопления были рассредоточены по разным банкам пяти стран, три из которых являются для России недружественными. Ну и нельзя не брать во внимание того факта, что его бывший поверенный скоропостижно скончался при трагических обстоятельствах, — Гомельский открыл лежавшую перед ним папку и протянул мне один из листков. Я внимательно ознакомился с содержимым, недоумённо переведя взгляд на поверенного.

— Это как понимать? Вы лично меня заверили, что к накоплениям в Первом Имперском Банке его отец не будет иметь доступа?

— Он воспользовался правом главы Рода и смог подкупить бывшего поверенного Романа Георгиевича. Грубо говоря, этот… покойный работал на Георгия Гаранина, обходя клятву нашего ритуала Служения без последствий для себя, — злобно ответил мне Гомельский.

— И сколько ушло со счетов?

— Чуть больше трети. Выводы делались незаметно на протяжении года, когда Роман Георгиевич вступил в наследство. Чтобы не привлечь моего внимания. Что касается других банков, то все счета были опустошены в течение месяца, во время которого ваш родственник находился во фландрийской тюрьме, — невозмутимо продолжил Гомельский.

— Вот же гадство, — сквозь зубы процедил я.

— Да, я с вами полностью согласен. Если эти деньги ушли на что-то противозаконное, то у нас практически нет шансов как-то защитить Романа. Более того, сейчас Георгий Гаранин, наученный горьким опытом, не ведёт дела самостоятельно. Он больше выступает в роли инвестора разных компаний, получая доход от прибыли, поэтому достать нам его официально будет практически невозможно.

— Ещё что-то есть, чем вы сможете меня сегодня добить окончательно? — уточнил я у задумавшегося поверенного.

— Пока нет, но ещё не вечер. Я подготовил документы, о которых вы просили. Насколько мне известно, Роман Георгиевич вернулся в страну, — Артур Гаврилович протянул мне толстую папку. — Все страницы, где необходимо поставить подпись, я выделил отдельно. Остальное вам предоставляю на ознакомление.

— Хорошо, я вас услышал, — с этими словами я поднялся на ноги и вышел из кабинета поверенного, прихватив с собой документы.

Слишком много начало сваливаться на меня, и я, разрываясь на части, но не могу удержать этот увеличивающийся снежный ком. Ладно, надеюсь, что проблема Ванды сегодня решится, и мне не нужно будет больше тратить на неё время, которого мне катастрофически не хватает. Да ещё и усиливающееся с каждым днём предчувствие не даёт мыслить рационально.

Выходя из здания банка, я бросил взгляд на часы. Ванда должна уже быть дома. Мы с Рерих договорились встретиться на квартире у Вишневецкой ровно в шесть. Они собирались после работы вместе отправиться на последний сеанс мозгоправства.

Завернув за угол, я сделал из карандаша портал и переместился сразу в гостиную маленькой квартиры.

— Привет, — я резко обернулся, глядя на стоявшую в дверном проёме Лену. Она была одета в домашние штаны и мою рубашку, которую я таскал на первом курсе.

— Привет. Давно не виделись, — проговорил я, внимательно разглядывая миниатюрную фигурку, кутавшуюся в тёплую рубашку. — Решила перестать бегать от меня?

— С чего ты взял, что я от тебя бегаю? — спокойно ответила Долгова.

— Да почему-то мне так показалось, учитывая, что за последние пять месяцев я тебя ни разу не застал здесь, — я смотрел на неё слишком пристально. Настолько, что Лена отвела взгляд, а её скулы слегка порозовели.

— Нет, просто я не могу пропустить последний день мучений Ванды. Тем более мы не знаем, что произойдёт, когда вы вправите ей мозги. Может, её нужно будет успокаивать, ну или поздравлять. Я на всякий случай купила пачку салфеток и приготовила несколько девчачьих фильмов для первого случая, и пару бутылок шампанского, если ей захочется веселья для второго. Она моя единственная подруга и бросить её в такой день я точно не смогу, — тихо проговорила Лена, всё ещё не глядя на меня.

— О, Дима, ты пришёл, — в гостиную влетела Ванда, хватая меня за руку. — Пойдём. Если ты сегодня закончишь этот Ад, то в любом случае это будет самый счастливый день в моей жизни.

С этими словами она затащила меня в свою комнату и села на кровать, стараясь не смотреть на Гертруду Фридриховну, которая её после каждого нашего сеанса просто ломает и склеивает заново. За последние пять месяцев я понял одно: Дубов прав, самый страшный и опасный сотрудник в СБ — это госпожа Рерих.

— Мои родители и бабушка звонили, сказали, что они завтра утром приедут, — тихо произнесла Ванда. — Я даже не знаю, где они решили остановиться, но сказали, что не в гостинице и не у меня. Бабуля просто сказала, что они приедут завтра утром или будут ждать меня дома в Москве. Я не понимаю, что это значит, — произнесла Ванда, отводя от меня взгляд.

— Зато я знаю, — серьёзно ответил я. — Давай об этом поговорим, когда закончим, хорошо?

— Да, давай, — она выдохнула и уже привычно подняла глаза, встречаясь со мной взглядом, чтобы я погрузился в воспоминания о последней неделе в школе на нашем первом курсе, закончившейся тем нелепым спаррингом старшекурсников, в центре которого оказались все мы.