Разрушение Дьявольского Акра

Глава восемнадцатая

Хрупкая паранойя охватила меня, когда наш поезд замедлил ход на станции Сент-Панкрас. Мы были в центре современного Лондона, и там было слишком много людей, слишком много глаз и слишком много тел, хотя и не так много, чтобы мы могли исчезнуть в толпе. Мы были заметной компанией, мягко говоря, несмотря на то, что каждый из нас провел целую вечность в тесном туалете поезда, пытаясь вытереть грязь с лица и одежды.

Каул и его прихвастни могут быть где угодно, и мы должны были предположить, что они будут искать нас. Надо полагать, Марнау доложил Каулу, куда мы направляемся. Или, может быть, Каул, наделенный теперь сверхъестественными способностями, просто знал.

Мы сошли с поезда в тесной кучке. Это сбивало с толку — оказаться в таком жужжащем улье двадцать первого века. Повсюду были яркие экраны и вывески, и почти все люди, проходившие мимо нас, смотрели на телефоны, пока шли. По крайней мере, они не смотрели на нас. Эмма держала униженного Эддисона на поводке, импровизированного из бечевки, потому что существовали правила о животных в общественных местах, и нарушение правил могло вызвать проблемы, а нам нужно было слиться с толпой, как кучке странных детей, одетых в грязную одежду из другой эпохи.

— Нам нужен телефон, — услышал я голос Милларда. Он накинул на голову шарф и надел большие темные очки. Он был похож на старые фотографии Джеки Кеннеди.

Енох хотел было выхватить один из них у прохожего, но Миллард схватил его за руку.

— Не такой телефон. Стационарный, в будке. Мне нужно позвонить в Акр.

Мы покинули платформу и направились в огромный билетный зал, похожий на научно-фантастический собор, куда люди приходили поклониться фастфуду. Мы изображали группу вертящихся голов, ища аналоговые телефоны прошлого века. Как оказалось, большинство красных телефонных будок, которые так знамениты в Лондоне, больше не исполняли свою роль, в них даже проводов не было, а были преобразованы в зарядные станции и частные помещения для совершения сотовых звонков. После нескольких минут бесплодных поисков мы наконец нашли старую телефонную будку со старым телефоном внутри, в грязном углу рядом с туалетами.

Мы втиснули внутрь столько людей, сколько поместилось, то есть меньше половины. Мое лицо было неприятно близко к подмышке Бронвин. Миллард пролистал толстую телефонную книгу, висевшую на шнуре.

— Большая часть страниц вырвана, — проворчал он.

Мой взгляд проскользнул сквозь стекло. Снаружи толпа собралась вокруг большого экрана с плоским дисплеем, но я не видел, что они смотрят.

— Что он делает? — прошептала Нур мне на ухо.

— У имбрин номера записаны под вымышленными именами, — объяснил я. — Он может подключиться к некоторым из их петель, если правильно напеть некоторую птичью мелодию.

Нур обняла меня сзади за талию, и мои руки инстинктивно поднялись, чтобы обхватить ее. Как что-то настолько простое могло заставить почувствовать себя так обнадеживающе, стало для одновременно загадкой и чудом.

— Скучаю по тебе, — прошептала она, и я кивнул. Я тоже. Я почти не отходил от нее в течение нескольких дней, но у нас было так мало времени, чтобы побыть наедине с собой, что она начала чувствовать себя отстраненной. То, что было между нами, все еще было новым, все еще формировалось, и я беспокоился, что если мы умрем от голода сейчас, то оно завянет и никогда не возродится. Но времени на ужин и кино не было. Едва ли даже минута, чтобы поговорить друг с другом, не говоря уже о том, чтобы потусоваться — что-то более важное, будь то планирование или бегство, борьба или редкий час сна, всегда брало верх. Может быть, когда-нибудь, если эта борьба когда-нибудь закончится, я смогу любить Нур Прадеш так, как она того заслуживает.

Миллард взволнованно постучал по книге.

— Эй, веселый джинго, вот мы и нашли. — он покосился на страницу, потом снял трубку с рычага, снял шарф и поднес его к невидимому уху. После пары фальстартов он издал высокий и сверхъестественно реалистичный птичий свист.

— Идеально, — сказал он.

На другом конце провода послышался металлический голос: «Эй».

— Эй, это Миллард Наллингс. Мне нужно немедленно поговорить с Алмой Сапсан.

Должно быть, она ждала этого в единственной комнате в доме Бентама, где был телефон, потому что почти сразу же подошла как только раздались гудки. Некоторые из нас прижались друг к другу головами и напряглись, чтобы расслышать ее.

— Миллард, это ты? — связь шуршала и потрескивала, но даже так я мог слышать затаенное беспокойство в ее голосе.

— Да, это я, мисс.

После этого я некоторое время не слышал мисс Сапсан, только конец разговора Милларда:

— Да, мы нашли семерых. Ну, не всех. На два больше, чем было раньше, так что всего три. Верно. Но это просто замечательно… так уж вышло, что не все были нам нужны. Два других — запасные. — Джулиус нахмурился. — Да, совершенно верно. Нас чуть не убили Марнау и какая-то пустота Угу… А ещё, мы подумывали, не стоит ли нам… Ну, переговаривали о том, чтобы съесть его душу… О? Ладно, давайте я передам, — он оторвал голову от трубки и прикрыл ее рукой. — Мисс С говорит, чтобы мы ни при каких обстоятельствах не пытались вступить в бой с Каулом самостоятельно. Мы должны немедленно вернуться в Акр.

Бронвин выхватила телефон у Милларда.

— Мисс, это ваша Бронвин. Пожалуйста, вы должны эвакуировать всех малышей из Акра. У Каула есть целая армия пустот, и они очень мерзкие, и Джейкоб не сможет их контролировать. У нас должна быть какая-то петля Пенпетлекона, где дети будут в безопасности какое-то время — что?.. — она нахмурилась. — Ох. — Ее голос стал глубже от потрясения. — О нет.

— Давайте послушаем, — сказал Енох и ухитрился отодвинуть трубку подальше от уха Бронвин, чтобы некоторые из нас, столпившихся вокруг, могли расслышать голос мисс Сапсан.

«…сразу после того, как вы прошли в петлю мисс Ястреб, — говорила она, — всего за несколько минут до того, как мы снова отключили Пенпетлекон, один из чудовищных усиленных монстров Каула прокрался в дом через одну из петлевых дверей верхнего этажа. Он сеяла хаос. Убили двух гвардейцев и серьезно ранили мисс Зуёк и мисс Бабакс, хотя, слава старейшинам, они не были убиты, иначе наш темпоральный щит распался бы мгновенно. Мы мобилизовали много людей, для борьбы с ним, и в конце концов он был повержен — хотя многое было повреждено при этом. Я боюсь, что Пенпетлекон не работает, и слишком рискованно использовать его, даже если бы он был в состоянии переправить вас обратно».

— Значит, вы там застряли, — сказала Эмма. — И бежать некуда.

— Мы не заинтересованы в бегстве.

— И нет другого способа добраться до вас, кроме как через петлевой вход, — сказал Енох, — который, вероятно, сейчас окружен…

— Может быть, вам лучше сдаться? — спросил Эддисон. — Сохранить жизнь перед лицом явно превосходящей и подавляющей силы?

Мы посмотрели на него, как на сумасшедшего.

— Никогда! — воскликнула Эмма. — Я никогда не сдамся Каулу!

— Даже если бы это означало смерть? И все, кого ты любишь, тоже умрут?

На ее лице промелькнуло сомнение. Но она утверждала, что смерть предпочтительнее, чем стать пленницей или рабыней Каула, и все остальные согласились.

— Хорошо, — сказал Эддисон. — Я просто проверял вас.

Мы обсуждали стратегию с мисс Сапсан. Поговаривали, что мы «смягчим» силы Каула снаружи, в то время как Акр подготовит внезапную атаку изнутри. Миллард предложил подождать, пока Каул и его войска попытаются прорваться сквозь щит, а затем атаковать с тыла, пока они отвлекутся, — в этот момент имбрины сбросят щит и нападут.

— Классическое форма клещей, — сказал Миллард.

— Или мы, трое пожирателей света, найдем Каула и нападем на него, — сказал Джулиус. — Мне кажется, вы все слишком усложняете.

Мисс Сапсан повторила, что мы не должны сражаться с Каулом в одиночку.

— Вы не должны ничего предпринимать. Я хочу, чтобы вы все вернулись только тогда, когда это будет безопасно. А до тех пор я хочу, чтобы вы спрятались в нашем скрытом доме возле входа в петлю Акра и ждали, когда мы придем к вам.

— Они не могут оставаться на конспиративной квартире больше суток, иначе состарятся.

— Мы этого не допустим, — услышал я голос мисс Сапсан. — Когда настанет время, мы придем. А пока мы можем кое-что сделать, чтобы немного растрясти силы Каула. Мы можем сделать некоторые разрушения подвластными нам…

Я был так сосредоточен на звонке, что до этого момента не замечал, что происходит за пределами будки. Толпа вокруг большого экрана выросла до нескольких десятков человек, и они, казалось, застыли на месте. Я вытянул шею, чтобы разглядеть экран сквозь тонированное стекло будки, и мельком увидел человека, из глазниц которого струился свет.

— О Боже, — сказал я, вылезая из кабинки, чтобы посмотреть поближе. Я протиснулся в середину толпы, чувствуя, как кровь стынет в жилах. Экран показывал кадры людей, бегущих в ужасе по улицам города. Затем кадр переменился снимком из воздуха с вертолета или дрона, снимая мужчин и женщин, которые явно только что употребили огромные дозы амброзии. Они стояли посреди моста, лучи света из их глаз отдавали жаром, когда они качали головами из стороны в сторону. Женщина сорвала дверцу с брошенной машины и швырнула ее в двух человек, притаившихся за грузовиком. Затем из-за грузовика выскочил мужчина и поднял обе руки, и машина, которую женщина разрывала на части, внезапно покатилась к краю моста, толкая женщину вместе с собой. Она вынырнула с её траектории перед тем, как она упала в реку внизу.

Мы смотрели по телевизору в прямом эфире потасовку между странностями.

— Они дерутся! — воскликнула Бронвин, подбегая ко мне. — И все это видят!

Мои друзья оставили трубку висеть на шнуре в будке. Они собрались вокруг меня, открыв рты в недоумении.

По экрану прокатилась бегущая строка: «БЕЗУМНОЕ НАПАДЕНИЕ НА ЦЕНТР ЛОНДОНА».

— Я узнаю одного из них, — сказала Эмма. — Та, что кидает автомобильные запчасти. Это та ужасная женщина…

Я понял её мысли. Это была та самая заядлая курильщица странного мясного рынка, которую мы допрашивали, чтобы получить информацию о тварях. Лотарингии. Должно быть, она сбежала из Акр до того, как имбрины начали аресты. Когда-то она была наемницей без всякой на то привязанности. Теперь она опустилась еще ниже: она была амбронаркоманкой, сражающейся за Каула.

— Я знаю тех, кто прячется за грузовиком, — сказал Миллард. — Они из спасательной команды, которую мы посылали освободить заложников Каула.

Человек рядом с Лоррейн повернулся к только что прибывшей полицейской машине и метнул в нее струю чего-то — она сверкнула серебром на солнце, как горячий жидкий металл, — что расплавило дыру в капоте машины и заставило двух полицейских внутри выбежать, спасая свои жизни.

— Это ужасно, это ужасно, кто-нибудь, выключите это, пока нас не разоблачили! — воскликнул Гораций.

— Слишком поздно для этого, приятель, — сказал Енох и указал на три других экрана рядом, которые показывали те же кадры.

И все же люди вокруг нас казались скорее скептиками, чем испуганными.

— Это, должно быть, шутка, — сказал человек рядом с нами, отворачиваясь.

— Реклама фильма, конечно, — согласился кто-то еще.

Они просто не могли поверить, что это реально.

А потом я услышала голос:

— Нападение уродов? Да ведь это же приручение! Подождите, пока они не увидят, что будет дальше!

Я обернулся и увидел в толпе человека, стоявшего рядом со мной, нормального роста мужчину в достаточно нормальной рубашке и галстуке, стоящий на земле чем-то вроде ног, и я был так потрясен, что на мгновение замер.

Это был Каул. Его клювообразный нос и выступающий подбородок. Его белые глаза, полные смеющейся злобе, несмотря на пустой взгляд. Он ухмыльнулся, обнажив заостренные клыки.

— Еще раз здравствуй, Джейкоб.

А потом Эмма, быстрая в движениях и ловкая в броске, ударила его по лицу горящим кулаком, и Каул отпрянул и рухнул на пол.

Вокруг нас раздались крики паники, и толпа волной хлынула прочь. Каул корчился на полу и выл:

— Уроды — они здесь! Они здесь! — казалось, он тает, превращаясь в черную лужу на полу. — Я таю! — взвизгнул он. — Таю-ю-ю-ю-ю-ю!!!

Через мгновение от него осталась только пустая одежда. Лужа быстро растекалась, приближаясь к нашим ногам, пока мы, наоборот, пытались пятиться от нее.

— Сделайте что-нибудь! — крикнула Себби Нур и Джулиусу. — Теперь у нас есть шанс.

— Чтобы сделать что? — сказала Нур.

Словно в ответ, черная лужа начала пульсировать синим светом в ритме сердцебиения. Джулиус понял намек.

— Вот оно, — сказал он и, раскинув руки, шагнул вперед. Он двинулся, чтобы впитать свет с лужи, когда из нее вылетела невероятно длинная рука, и когтистая ладонь обвила пальцами горло Джулиуса.

Из черной лужи донесся громкий кудахчущий смех. Джулиус упал на колени, задыхаясь, его кожа стала мертвенно-серой.

— Джулиус! — закричала Себби.

Нур вырвалась от меня, хотя я пытался удержать ее. Она побежала к луже, вытянув руки, но прежде чем она смогла украсть из нее свет, голубое сияние исчезло. Из лужи на нее вылетела вторая рука. Я повалил ее на пол, и она промахнулась на несколько дюймов, не успев достичь цели.

Эмма швырнула на руки пламя, и они отступили, как разъяренные змеи. Миллард закричал, чтобы никто больше не прикасался к его рукам, и Бронвин, которая только собиралась бороться с тем, что все еще душило Джулиуса, резко остановилась. Затем Софи побежала вперед с высоко поднятым Пенсевусом. Лицо куклы внезапно ожило, глаза горели гневом, а рот жадно открывался и закрывался. Она швырнула Пенсевуса под руку. Кукла вонзила в кожу Каула ряд острых, как бритва, зубов и одним укусом прокусила кость. Раздался пронзительный вой, когда отрубленная рука разжала горло Джулиуса. Джулиус упал в объятия Горация, и Бронвин оттащила их обоих прочь.

А потом что-то начало подниматься из лужи, формируясь воедино. Это был Каул, теперь он стал больше, с него капала черная жидкость, как с пустоты, обнаженной до пояса. Он медленно поднялся, а мы в ужасе разинули рты. Он был смутно похож на человека, и все в нем было не так как прежде: голова вытянута вертикально, шея едва видна, грудь вогнута, а спина выгнута, как будто его ударило током. Его руки были слишком длинными, толстыми и цепкими, как языки пустот, а правая рука, которая была отрублена, быстро отрастала. Его верхняя половина напоминала человеческую, но низ представлял сплошной ствол, состоящий не из древесины, а из чего-то похожего на пятнисто-серую плоть, корни которой уходили куда-то глубоко в лужу. Он возвышался над нами, становясь все выше, пока его голова почти не ударилась о стропила в пятнадцати футах над головой. Это было поистине ужасное зрелище, в которое превратился Каул.

— Нам не нужно драться, — тихо проворковал он. Его голос раздваивался, представлялся одновременно высоким и низким, как у ребенка и мужчины, делящих одну душу. — Просто встаньте передо мной на колени, дети, и молитесь своему новому хозяину.

Мы продолжали пятиться, не бежать, но еще не зная, как нам бороться с ним.

— Жаль, — сказал он. — Тогда будь по-вашему.

Он взмахнул одной из своих длинных рук, едва не задев нас и врезавшись в витрину цветочного магазина. Стекло разбилось вдребезги, и огромные фонтаны цветов мгновенно почернели от его прикосновения. Я взглянула на Джулиуса, который, тяжело дыша, опирался на Горация.

Эмма сформировала между ладонями плотный новый огненный шар и бросила его в Каула. Его шея и позвоночник гротескно изогнулись, и он ловко увернулся. Он взревел, испустив порыв гнилого воздуха, который чуть не сбил нас с ног, а затем бросился на нас, черная лужа под ним бурлила, когда она передвигала его по полу.

Это было решение, принятое коллективно и без обсуждения: мы повернулись и побежали. До тех пор, пока мы не научимся бороться с ним или не обнаружим в нем какую-то слабость, это был наш единственный выход.

Его руки метнулись вперед, пытаясь схватить нас, но безуспешно. Мы пробежали мимо кофейного киоска и через мгновение услышали, как он упал и разлетелся на кусочки. Мы бросились вниз по узкому переулку магазинов и услышали, как позади нас бесконечным каскадом бьется стекло. Затем мы быстро повернулись и направились к выходу на улицу. Потрясенные прохожие бежали, спасая свою жизнь.

Мы прорвались через выход, уворачиваясь от туристов, тащивших чемоданы, и толпы, ожидающей такси. Позади нас раздался страшный грохот — я рискнул оглянуться, чтобы увидеть, как Каул вылетел в зеркальное окно, — и толпа моментально рассеялась. Бронвин остановилась, чтобы поднять чей-то чемодан и швырнуть его в Каула; он безвредно отскочил от его груди. Мы побежали вниз, на улицу. Его нижняя половина туловища без труда обходила препятствия. Улица была перекрыта для фермерского рынка, и Каул провел руками вдоль прилавков, его убивающее прикосновение в одно мгновение превратило все фрукты и овощи в гниль.

Каул начал кричать нам вслед своим странным сдвоенным голосом:

— Смотрите, как они бегут! Посмотрите, как они нас боятся! Но как быстро страх превращается в ненависть, а ненависть — в убийство. О, они придут за нами, не сомневайтесь, придут за вами, молодые, они сожгут вас, повесят и проткнут вам руки кольями, и вы ничего не сможете с этим сделать!

Перед нами был широкий неглубокий фонтан, а по обе стороны от него толпились перепуганные посетители рынка. Мы перепрыгнули через короткую оградку фонтана и с плеском проскочили через нее, затем промчались мимо баррикады и выскочили с рынка, где стоял перепуганный полицейский с пистолетом, нацеленным на Каула.

— Не надо! — крикнула Эмма. — Просто бегите!

Когда мы пробегали мимо него, коп успел сделать три выстрела.

Через несколько секунд я услышал его крик. Я оглянулся и увидел, что он корчится в конвульсиях на земле. Черные «ноги» Каула вспыхнули ярко-синим, затем свечение быстро исчезло.

Мы свернули за угол на боковую улицу. Каул продолжал проповедовать.

— Наша война друг с другом окончена! Вы проиграли сражения; все, что осталось потерять, — это ваши жизни. Но наша война с ними только начинается!

Он сделал паузу, чтобы взмахнуть руками над головами нескольких прохожих, сгрудившихся на автобусной остановке, и с коллективным стоном все они стали свинцового цвета и рухнули на землю.

Я стал смертью, разрушителем миров.

— Кто-нибудь, остановите его! — закричала Себби.

— Мы не можем просто наброситься на него, — задыхаясь, сказала Нур, бросив взгляд на Джулиуса. — Мы еще не готовы.

— И мы должны доставить Джулиуса к костоправу, — сказал Гораций.

Каул повернулся к нам, его руки были подняты, как крылья летучей мыши, и наша группа смотрела на него с противоположного конца короткой улицы. Мы были готовы бежать, если придется, но мы никогда не победим его, если не сможем изучить его.

— Поклянитесь мне, и я сделаю вас своими солдатами! — взревел Коул. Его спина выгнулась дугой, и черная жидкость снова запульсировала ярко-синим. Может быть, этот свет— его душа — и должны были украсть пожиратели света? — Бросите мне вызов, и я заставлю вас страдать от самой мучительной смерти, какую только можно себе представить. Я — милосердный бог, но это ваш последний шанс на спасение!

— Не думаю, что он сможет пересечь реку, — сказал Миллард, который на бегу сбросил одежду и теперь был невидим. — Тот фонтан, который мы пробежали, — он пошел длинным путем и обогнул его.

— Риджентс-канал недалеко, — сказал Эддисон. — Может быть, там мы сможем оторваться от него!

Каул будто рос на наших глазах. Он поднял руки и запрокинул голову, словно направляя энергию с неба, и теперь его туловище становилось больше, возвышаясь из чернильной лужи.

— Дети! — взревел он. — Идите ко мне!

— По-моему, он больше не с нами говорит, — сказала Эмма с выражением ужаса на лице.

Ветер начал собираться в миниатюрный торнадо вокруг его туловища, и нутром я почувствовал тошнотворную тревогу.

— Он зовет своих приспешников, — сказал я.

— Еще пустоты? — сказала Нур.

— И бог знает что еще.

Мы повернулись и побежали. Каул ревел позади нас. Я уже не оглядывался. Я заботился только о том, чтобы остаться целым и невредимым.

Канал представлял собой мутную полосу темной воды, ограниченную осыпающимися кирпичными стенами. Он был футов тридцать-сорок в ширину. Если бы не адское чудовище позади нас, я бы никогда не подумал, что искупаюсь в нём.

Вода была холодной и грязной. Мы поплыли, но на полпути к противоположному берегу я услышал чей-то крик и, подняв глаза, увидел одного из амброзависимых, которого недавно показывали по телевизору. Он не выдвигал никаких требований и не давал нам шанса умолять о пощаде. Он просто открыл рот и начал извергать на нас струю серебристой жидкости.

— НЫРЯЙ! — закричал Енох, барахтаясь в воде.

Первый выстрел наркомана прошел мимо: раскаленный металл брызнул в воду рядом с нами и поднял гигантский столб пара. Мы использовали его как прикрытие и поплыли на середину канала подальше от него, Бронвин тащила малышей, гребя своими мощными ногами. Впереди канал исчезал под эстакадой. Еще одна струя жидкого металла пролетела над нашими головами, отдача обдала нас болезненно горячей водой. Эмма швырнула огненный шар сквозь пар в сторону наркомана — у нее это хорошо получалось — в то время как Себби впитывала свет из воздуха, еще больше скрывая нас из виду. Я слышал, как где-то поблизости бушует Каул, но не мог разглядеть его сквозь пар и темноту Себби. Миллард был прав: он избегал воды.

Между тем, я чувствовал, что где-то рядом есть пустота, хотя я все еще не мог точно определить ее местоположение.

Мы отчаянно гребли в туннель эстакады. Амброзависимый не мог последовать за ним, если только сам не прыгнет в воду, что, как он, должно быть, знал, поставит его в невыгодное положение. Оказавшись в туннеле, Бронвин оттолкнула нас к стене, и Себби выкашляла часть дневного света, который она поглотила, чтобы дать нам немного света. К стене была привинчена небольшая платформа, над ней — ржавая дверь. Мы не могли выплыть на другую сторону подземного перехода, там нас поджидали бы враги. Лучше было вообще не появляться.

Мы вскарабкались на платформу. Бронвин пару раз пнула дверь. Она промялась, затем и вовсе отвалилась, открывая узкий проход.

— Надеюсь, никто из вас не боится маленьких пространств, — сказала она, но даже если бы кто-то из нас боялся, наш страх перед Каулом победил бы.

Себби рискнула войти первой, выдувая новый свет через губы тонкой струйкой. Джулиус ковылял за ней под руку с Горацием. Бронвин наклонилась и за руку провела Софи в коридор, за ней последовали Миллард, Енох, Эддисон, Эмма и Нур. Мы с Горацио прикрывали тыл.

— Ты чувствуешь пустоту? — спросил я его.

— Нет, — сказал он. — А это значит, что она точно чует нас.

Коридор был длинный, с низким потолком, и в нём пахло мочой.

— Если это окажется тупик, я буду очень расстроен, — услышал я голос Горация.

Но это было не так. Коридор заканчивался лестницей, которая поднималась по бетонной трубе к люку. Который, как обнаружила Бронвин, втиснувшись туда спиной к трубе и поставив ноги на ступеньки лестницы, был заперт снаружи. Она выругалась — чего почти никогда не делала — и принялась колотить по нему кулаками, пока мы ждали внизу.

Вот тогда-то я и почувствовал это. Это всегда происходило в самое неподходящее время и в самых неподходящих местах: вместе с нами в проход вошла пустота.

— Скорее открывай! — крикнул я. — Пустота!

Ее стук становился все настойчивее. Я подтолкнул своих друзей к лестнице и велел им подниматься. Я слышал, как существо бежит по коридору к нам, безошибочно узнавая эхо трех шагов его двух ног и языков.

Раздался громкий металлический стук. Луч дневного света упал на лестницу. Бронвин открыла его, и мои друзья начали подниматься на свободу — или к тому, что там было. Но их было много, ступеньки скользкие, а пустота уже близко. Некоторым из нас придется отбиваться, пока остальные будут спасаться.

Эмма толкнула Нур вверх по лестнице, прежде чем та успела что-то возразить, затем зажгла огонь в каждой руке и приняла боевую стойку рядом со мной. Горацио вытащил из-за пояса что-то размером с большой фонарик. Взмахнув запястьем, из него показался длинный сверкающий клинок.

— Один из инструментов Мастера Кинга, — сказал он, а затем начал выкрикивать команды на новом пустотном диалекте, который я не мог понять. Что касается меня, то мои команды больше не действовали на пустот. Я был безоружен. Но убивать пустот было моей работой, поэтому я стоял на своем, пока мое сердце колотилось о грудную клетку.

В темноте блеснули белые зубы. С нашей точки зрения пустота напоминала просто рот, полный острых зубов, что мчались к нам. Горацио поднял меч. Эмма встала перед ним и отбросила стену огня, заполнившую проход. Это на мгновение замедлило движение пустоты. Затем Горацио сделал выпад и, словно фехтовальщик, вонзил меч в рассеивающуюся стену пламени. Я услышал глухой скрежет.

Кто-то из наших друзей крикнул с середины лестницы — теперь была наша очередь подниматься. Эмма швырнула еще один огненный шар в проход, а затем подтолкнула меня к лестнице спиной.

— Иди, — крикнула она, и так как в этот момент спор только замедлил бы нас, я повернулся, подхватил Эддисона, который съежился у основания лестницы, и полез с собакой под мышкой.

Внизу я услышал крики Горацио, глухое рычание и звук, похожий на металлический клинок, отскакивающий от кирпича. Эмма начала подниматься по лестнице вслед за мной. Рука Бронвин протянулась вниз из открытого люка наверху и выдернула нас с Эддисоном в дневной свет. Мы врезались в нее, и все трое покатились. Мгновение спустя мимо пронесся пригородный поезд, так близко, что ветер от него отбросил нас назад. Мы стояли посреди оживленной железнодорожной станции, и люк находился прямо посередине каких-то путей.

Как только поезд прошел, мы помчались обратно к люку. Я посмотрел вниз на лестницу, чтобы выкрикнуть имя Эммы, и вдруг из темноты вылетел язык пустоты, едва не задев мое лицо. Мы заковыляли прочь. Мгновение спустя сама пустота вылезла наружу, два её языка извивались перед ней, держа нас с Бронвин на расстоянии. Третий язык держал Эмму за талию. Она безвольно повисла в воздухе, из пореза на лбу текла кровь.

Я закричал и бросился к ней. Один из её языков ударил меня в горло и сбил с ног, и я на мгновение потерял способность дышать. Бронвин схватила язык обеими руками и попыталась выдернуть его, но он был слишком скользким и выскользнул из ее рук. Потом Горацио поднялся по лестнице. Из его груди текла кровь, рубашка была разорвана. Пустота почувствовала его и развернулась, и одним балетным движением Горацио взмахнул мечом и отсек язык, который собирался вцепиться ему в горло. Он отлетел со своего места, разбрызгивая черную кровь. Пока пустота был ошеломлена, он поднял меч двумя руками, подбежал к пустоте и отсёк язык, держащий Эмму. Меч перерезал язык, как горячий нож масло, и Эмма бездыханно упала на рельсы. Прежде чем Горацио успел ударить снова, два оставшихся языка пустоты выбили меч из его рук, обвили его шею и втащили к разинутой пасти.

Челюсти сомкнулись. Лицо Горацио исказила маска боли. Я попытался встать, но все еще с трудом втягивал воздух. Бронвин бросилась вперед и сгребла Эмму с железнодорожных путей — другой поезд быстро приближался. Пустота присела на корточки и начала жевать свою еду, её собственная чернильная кровь и кровь Горацио скапливались лужей около её ног.

Мы были бы прощены за то, что бросили Горацио на смерть, приняв жертву, которую он принес ради нас. Но я не мог, и мои друзья не могли. Нур, зная все, что сделал для нас Горацио, не могла. Она помчалась к пустоте. Я крикнул ей вслед, чтобы она остановилась, но это было бесполезно. Ее щеки надулись от концентрации в них света, и казалось, что она хотела подойти достаточно близко, чтобы плюнуть пустоте прямо в лицо, но у нее не было шанса: два оставшихся языка схватили её за ноги, она перевернулась и ударилась о гравий. Но атака вывела пустоту из равновесия и на мгновение отвлекла, и Горацио — все еще в тисках ее челюстей, но не настолько мертвый, каким он притворялся — поднял руку и проткнул чем-то один из глаз пустоты. Пустота взвизгнула и упала на спину. Когда следующий поезд почти доехал до их, Горацио рывком, который, должно быть, причинил ему невероятную боль, дернул свое тело вверх, что заставило голову пустоты опуститься — и упасть на рельсы.

Поезд протрубил в рог. Облако черной крови наполнило воздух, когда поезд пронесся мимо. Когда он исчез, у пустоты не хватало верхней половины головы, и Горацио, словно с рассеченной ножницами грудью и оторванной по локоть левой рукой, лежал, обмякнув, на том, что осталось от умирающего тела пустоты.

Мы подхватили его на руки, Нур и я, и когда мы выбежали с железнодорожной станции, Горацио застонал мне в ухо. ухо.

— Она мне кое-что показала… — его слова звучали невнятно. — Она мне показала… все.

Мы бежали, ковыляя, толкая друг друга, пока наши легкие не лопнули, затем пробежали через открытое пространство с припаркованными вагонами, через облупленную дыру забора из сетки и вниз по бетонной насыпи. Наконец, наши мышцы ослабли, и мы рухнули кучей на границе того, что выглядело как старый заброшенный парк, мы прижались спинами к камням, сложенных вокруг ствола изящного дерева с широкими ветвями.

Горацио впал в беспамятство. Его одежда потемнела от крови. Эмма была в сознании, но ещё не до конца очнулась, и поднялась большая суета из-за того, где она была ранена и насколько тяжело, но она, казалось, пострадала не больше, чем от удара по голове.

— У меня в кармане, — сказала она, поморщившись, когда сунула туда руку. Она достала маленький сверток, завернутый в хлопок и бечевку, который ее дрожащие пальцы никак не могли развязать. Гораций, ловкий в этом деле после десятилетий шитья, быстро развернул свёрток. Оттуда выпали два мизинца.

— Это от Матери-Пыли? — спросил Миллард.

Эмма кивнула.

— Она нашла меня в доме Бентама, как раз перед нашим отъездом, и практически заставила взять их.

Бронвин осторожно перекатила палец между ладонями, раскрошив его в порошок. Она обработала немного на порез на лбу Эммы. Тогда Енох, который не брезговал открытыми ранами, посыпал пылью обрубок отрубленной руки Горацио и глубокие порезы на его груди, и кровотечение сразу же прекратилось. Затем Гораций сделал пасту, смешав пыль с водой из лужи, и приложил ее к шее Джулиуса, а затем импровизированную повязку из разорванной рубашки, повязанной поверх нее. Его кожа стала на пару оттенков ближе к нормальной, чем раньше, но все еще пепельной, а на шее, где Каул схватил его, виднелись синяки в форме пальцев. Когда паста впиталась, его глаза затрепетали, и он начал расслабляться.

Гораций прислонил его спиной к камням.

— Ты выглядишь намного лучше, — ласково сказал он.

Джулиус закрыл глаза и медленно покачал головой.

— Я чувствую, как распространяется его яд, — спокойно сказал он.

Гораций закусил губу и отвернулся.

Мы посидели с минуту, позволяя сердцам постепенно замедлить ритм. Прислушиваясь к шелесту ветра в кронах деревьев. Приятное покалывающее онемение прошло через мою голову, возможно, симптом крайнего истощения. Потом я вспомнил кое-что, что пробудило меня от полусна.

— В чем дело? — спросила меня Нур.

— Горацио что-то сказал мне на ухо, прежде чем отключиться. «Она мне все показала», — сказал он.

Эмма нахмурилась.

— Кто ему показал? Каул?

— Нет, пустота. Я думаю.

— Ну так разбуди его, — сказал Енох, пожимая плечами.

— Он только что чуть не умер! — воскликнула Бронвин.

Губы Горацио посинели, грудь медленно и неглубоко вздымалась.

— Он пока не может говорить, — сказал я. — Давайте дадим пыли минуту поработать.

— Ты видел эти огни в луже у Каула? — спросила Себби. — Джулиус, ты меня слышишь?

— Слышу, — процедил он сквозь зубы. — И, да, я видел.

— Они вспыхивали каждый раз, когда он кого-нибудь убивал. Например, когда он проглотил их душу, это свечение, скорее всего, было душой, уползающей вниз. — Себби говорила быстро. Она оторвала часть света вокруг своей головы, чтобы защитить свои чувствительные глаза, так что я не мог разглядеть выражение ее лица.

— Возможно, этот свет и есть та сила, которая его оживляет, — предположил Миллард. — Я помню такой же свет, наполняющий Библиотеку Душ, сияющий из каждого сосуда.

— Мы должны найти способ забрать ее у него, — сказала Нур. — Украсть ее и поглотить.

Себби наклонился к Софи, молча смотревшей вдаль, и громко заговорила с Пенсевусом.

— Это правда, Пенни? Мы должны съесть его маленькую душу, что светится?

Софи перевела пустой взгляд.

— Пенни уснул, — пробормотала она. — Может быть, навсегда.

Голова Нур резко повернулась к ней.

— Что? Почему?

Софи прижимала Пенсевуса к груди, но неохотно перевернула его, чтобы показать нам, что он был разрезан на куски и потерял половину своей набивки из опилок.

Нур придвинулась ближе, нахмурив брови.

— Его можно вылечить? — тихо спросила она. Это была первая забота, которую она проявила к своей старой кукле.

Софи покачала головой.

— Я не знаю.

— Вот. — Енох сорвал горсть травы и протянул ее Софи. — Запихни это в него. Исправлено.

— Это так не работает. В нем было что-то старое и особенное, а теперь оно исчезло.

— Я уверена, что кто-нибудь из имбрин может помочь, — сказала Эмма, начиная приходить в себя.

— О, ради бога, это всего лишь чертова игрушка, — сказал Эддисон.

— Спасибо, — согласился Енох, и все девушки уставились на них. — Теперь мы можем беспокоиться о том, как вы, пожиратели света, доберетесь до Каула? Если он хотя бы прикоснется к вам…

Его взгляд упал на Джулиуса.

— Никто не обещал, что это будет легко, — сказала Себби.

— Вот именно, — сказал Миллард. — Вот почему вас семеро.

— Мы расходный материал… — пробормотал Джулиус.

Гораций бросил злобный взгляд на Еноха. — Это не так.

Я услышал странный шум, исходящий от Эммы. Я не мог припомнить, чтобы она издавала его раньше. Она начала плакать.

— О, мисс Эмма. — Бронвин придвинулась ближе и обняла ее.

Эмма шмыгнула носом и сердито вытерла слезы.

— Я так устала бороться, — сказала она.

— Я тоже, — сказал Миллард, прислоняясь к одному из камней, сложенных позади нас. — Похоже, наши испытания никогда не закончатся.

— Закончатся, — сказал Гораций. — К добру или к худу, к победе или к смерти… довольно скоро всё решится.

— С каждым часом все больше похоже на смерть, — сказал Енох. — Твоя жизнь приняла плохой оборот, когда ты нашел нас, американский мальчик. Тебе не следовало оставаться. Смотри, что тебе досталось: билет на кладбище без возврата. — Он кивнул на камни позади нас, которые, как я понял, были не просто каменными плитами, а десятками ненужных могильных плит. Они стояли длинными рядами у ствола дерева, позеленевшие от мха и такие старые, что названия уже стерлись. — Если Каул добьется своего, нас скоро забудут так же, как и их. И все трудные, ужасные вещи, которые нам пришлось пережить, будут напрасны.

Вид безнадежного Еноха напугал меня. Большую часть времени он был невыносим, но и непотопляем, и до тех пор я не понимал, как сильно рассчитывал на его неукротимый дух.

Нур провела рукой по гладким от времени камням.

— Если никто не помнит твоего имени, это не значит, что твоя жизнь ничего не стоила.

— Но если Каул победит и станет правителем этого странного мира, — сказал Енох, — тогда все это будет напрасной тратой времени.

— Что ты предлагаешь? — резко спросила Эмма. — Что мы должны сдаться? Пойти и сдаться, чтобы спасти наши собственные жизни?

— Нет! Я просто говорю, что мы умрем.

— Даже тогда это не будет пустой тратой времени, — сказал Миллард, — потому что сражаться будем мы. Через много лет, когда те, кого Каул решит оставить в живых, должны будут присягнуть на верность его империи зла, они соберутся наедине, чтобы рассказать историю тех, кто сражался, чтобы остановить его. И, возможно, это вдохновит их на новую попытку.

Енох вздохнул.

— Это какое-то депрессивное утешение, Наллингс.

— «Лучше сражаться и проиграть, чем вообще никогда не сражаться», — повторил Эддисон.

— Лучше сгореть, чем угаснуть, — сказала Эмма.

— Эй, эй, — сказал я.

— Моё, моё, — ответила она.

— Мы не можем здесь долго оставаться, — сказал я. — Если Каул смог найти нас на том оживленном вокзале, он найдет нас и здесь.

— Но Джулиус и Горацио… — запротестовал Гораций.

— Я могу идти, — сказал Джулиус. Но он все еще выглядел слабым. А Горацио был без сознания.

— Я могу нести тварь на спине, — сказала Бронвин.

— Мы даже не знаем, куда идем, — сказал Эддисон.

— На конспиративную квартиру, — сказал Гораций. — Как и велела мисс Сапсан.

— Ты говоришь, как Клэр, — сказал Енох, — и нет, я не думаю, что пойду туда. Мисс Сапсан блестяще защищает нас, но не умеет планировать сражения. Вы не можете выиграть войну, если отказываетесь подвергать своих солдат опасности.

С внезапным криком Горацио проснулся. Его глаза распахнулись, и он задохнулся, как человек, который задержал дыхание на несколько минут. Мы с Эммой бросились к нему. Он сел прямо, его тело было твердым, как доска. Он что-то быстро бормотал, но, казалось, говорил глухо.

— Мы вас не понимаем, — сказала Эмма.

На секунду он замолчал. Он казался одержимым. А потом он начал говорить, бессвязно, по-английски.

— Когда эта пустота держала меня во рту… Я чуть не умер. — Его глаза сузились. — Действительно умер.

— С возвращением, — сказал Енох, выгнув бровь.

Бронвин зашипела на него, чтобы он замолчал.

— Мой разум… и пустоты… слились. — Его глаза обшаривали воздух. Казалось, он на мгновение растерялся. — Они все едины. Все их умы. Огромный, извивающийся улей.

Он помолчал. Я ему мягко подсказал:

— Вы сказали, что она вам что-то показала.

Его глаза снова сузились, потом закрылись. Он кивнул.

— Я знаю, где они. Армия пустот Каула. Они уже близко.

— Насколько близко? — сказал я. — И куда направляются?

Он поморщился и прижал костяшки пальцев к вискам.

— Они родились в Библиотеке Душ, — сказал он. — Они должны были пройти через дверь… но дверь была заблокирована. Поэтому они ушли пешком. Шли через пустыню к морю, где их погрузили на корабль. Вот где они сейчас.

— По пути сюда, — сказала Нур. — На корабле?

Горацио кивнул.

— Они тоже не задержатся. Пока мы их будем громить, они проплывут вниз по Темзе.

— Боже мой, — сказал Миллард. — Должно быть, они пытались проникнуть через Пенпетлекон. Но они не смогли, потому что имбрины закрыли его.

Эмма вздрогнула.

— И слава птицам, что они это сделали. Если бы они этого не сделали, битва была бы уже проиграна. Они бы захватили Акр.

— Вместо этого им пришлось проделать долгий путь, — сказал Миллард, — и покинуть Библиотеку через петлевой вход — где бы он ни находился — и добраться сюда на корабле. Что дало нам достаточно времени, чтобы собрать вас, пожирателей света.

— Мы должны перехватить этот корабль до того, как он достигнет центра Лондона, — сказал я. — И потопить с этим.

— План победы, — сказал Енох. — Темза кишит лодками — не потопить ли нам их все?

— Если придется.

Внезапно Гораций вскочил, стонал и спотыкался, как пьяный. Бронвин вскочила на ноги и подхватила его прежде, чем он успел упасть.

— В чем дело, мистер Гораций.

Он сжал голову руками и покачал ею.

— У меня сильное дежавю, — сказал он. — Мне приснился этот разговор — именно приснился — лодка, пустоты, Горацио на земле….- он поднял на нее острый взгляд. — Что нам нужно, так это…

— Быстроходная лодка и много взрывчатки?

Мы резко обернулись и увидели Харона, шагающего к нам, его огромный черный плащ развевался на ветру. На мгновение мне показалось, что я сплю.

— Харон! — воскликнула Эмма. — Что ты здесь делаешь?

Он подошел к Горацию и положил костлявую руку ему на плечо.

— Этот мальчик пришел ко мне вчера в очень возбужденном состоянии.

Гораций был потрясен.

— Неужели?..

— Ты велел мне встретить тебя у Крепкого дерева на церковном дворе Сент-Панкраса, приготовить мою самую быструю лодку и привезти груз мощной взрывчатки.

— Но я совсем этого не помню!

— Гораций, ты, должно быть, ходил во сне, — воскликнула Эмма.

— И ты это сделал? — сказал Гораций, моргая в черную дыру капюшона Харона. — Ты сделал то, о чем я просил?

— Я так и сделал. Ты был совершенно непреклонен. Ты сказал, что от этого зависит вся наша жизнь и что я должен держать это в секрете. — крыса высунула голову, Гораций пискнул, а Харон ответил: «Нет, конечно, нет, папа ничего не скрывает от тебя, Перси».

Гораций разразился благодарными слезами, и Бронвин заключила его в крепкие объятия.

— Но как ты выбрался из Акра незамеченным? — спросила Эмма у Харона.

— У моей лодки есть режим скрытности, как ты помнишь. Всю свою долгую карьеру я тайком пробирался в Дьявольский Акр. — Харон притворился, что смотрит на несуществующие часы у него на запястье. — Вы должны знать, что неподалеку бродит множество мерзких тварей, и я совершенно уверен, что они ищут вас. Они уже устроили в городе настоящий бардак. Мы должны заняться делом, для которого я вам нужен.

— Нам надо перехватить корабль на Темзе и потопить его, — сказал я.

— И я примерно представляю, где будет этот корабль, — сказал Горацио.

— Великолепно, но на что это похоже? — спросил Харон.

— Он розово-зеленый и имеет… ээээээ… — он прочертил пальцем в воздухе букву «С», но с трудом подыскал точные слова.

— Ах, — Енох как можно саркастичнее повторил его жест. — Ты уверен, что не описываешь фургон с мороженым?

Горацио сердито посмотрел на него.

— Нет. Это корабль. Я видел это собственными глазами пустоты.

— Ну, если ты так говоришь, — вздохнул Енох. — В любом случае, я не поеду с тобой.

. — А почему бы и нет?

— Я принесу больше пользы делу, если останусь на этом кладбище, чтобы собрать армию мертвых. Или, во всяком случае, небольшая эскадрилья. А когда найду, встретимся в «Акре». Кроме того, меня тошнит на лодках.

— Не глупи, мы не можем сейчас разделиться, — сказал Гораций.

— Моя лодка совсем маленькая, — сказала Харон, с сомнением оглядывая нашу группу.

— Большая группа только усложнит эту задачу, — сказал Миллард. — Вам понадобится двигаться быстро и бесшумно, а не как бродячий цирк.

— Что значит «понадобится»? — сказал Гораций. — Ты ведь тоже не собираешься отделиться? — Он схватил то, что, как ему показалось, было рукой Милларда, но промахнулся.

— Боюсь, что да. Я поддерживаю постоянный контакт с отрядом невидимок в Кройдоне. Они ждали моего призыва к действию, и я думаю, что пришло время их позвать.

— И я знаю кое-кого из местных медвегриммов, которые с удовольствием вонзили бы свои зубы в приспешников Каула, — сказал Эддисон.

— Некоторые из вас должны отправиться прямо на конспиративную квартиру, — сказала Эмма.

— Софии, Себби, Джулиус. Встретимся там, когда корабль затонет. Горацио, ты пойдешь с нами? — она взглянула на тварь; тот кивнул. Затем она повернулась к Нур. — И еще, Нур, я думаю…

— Ни за что, — отрезала Нур. — Я ни в коем случае не буду сидеть сложа руки.

Эмма знала, что лучше не спорить.

— Наверное, лучше не держать всех нас, пожирателей света, в одном месте, — сказала Себби. — На всякий случай…

— Мне ни капельки не нравится этот раскол, — вздохнула Бронвин. — Но я пойду туда, где больше всего буду нужна.

И как бы мне ни хотелось, чтобы Бронвин была с нами, для нее было важнее защитить других пожирателей света, и я сказал ей об этом.

— Я думаю, тебе следует отвести Софи, Джулиуса и Себби в безопасное место и охранять их, пока мы не доберемся туда.

— А я? — с несчастным видом сказал Гораций.

— Почему бы тебе не пойти со мной, — предложил Миллард. — Мне бы не помешал хороший наблюдатель.

Гораций с сожалением посмотрел на Джулиуса.

— Мы не прощаемся, — сказал я. — Это значит, что «Увидимся после того, как мы убьем дюжину пустот».

Я увидел, как Горацио поморщился от моей догадки. Реальная цифра, вероятно, была намного выше.

— Не беспокойтесь о нас, — сказала Эмма.

— Это все равно что сказать нам не дышать, — буркнула Бронвин.

Харон резко наклонил голову и присел на корточки в рост обычного человека.

— Мы не должны задерживаться, — сказал он тихо и настойчиво. — Враги близко.

— В таком случае, — сказал Енох, оглядываясь, — я поймаю такси до Хайгейта. Привлеку к нашему делу как можно больше его жителей.

Мы поспешно попрощались и разошлись: Миллард и Гораций отправились в пригород искать невидимок, Бронвин — в конспиративную квартиру с двумя пожирателями света и Софи, Енох — на Хайгейтское кладбище на другом конце города, а Эддисон — на поиски медвегриммов. После столь долгого путешествия в большой группе нас вдруг стало вдвое меньше, и мне показалось, что у нас не хватает конечностей. Мы все побежали за Хароном — Эмма, Нур, Горацио и я. Мы прижались к ряду оттененных стен, выходя из кладбища другим путем, не тем, что пришли.