Разрушение Дьявольского Акра

Глава семнадцатая

Мы переправились не на поле боя или на какое-нибудь другом поле, а на поле в маленьком травянистом парке маленького французского городка. Мисс Ястреб не последовала за нами через мембрану. Может быть, она не могла, а может быть, ей нужно было вернуться в окопы, чтобы забрать то, что осталось от мисс Буревестник. Но ее голос эхом отдавался за нами через проход в воздухе: «Я не могу пойти с вами, дети. А теперь идите, идите скорее, и поддадимся скорби тогда, когда все это кончится».

Маленькие магазинчики и домики окружали парк. Приятно зазвонил церковный колокол. Мы вообще не продвинулись на другой конец мира — только во времени — и все же мы прибыли в другую страну. Горацио надел темные очки, чтобы скрыть пустые зрачки, и на безупречном французском спросил прохожего, где можно сесть на поезд.

— Пойдемте со мной, — сказал нам Горацио. — Не думайте, не говорите. Просто идите.

Мы беспрекословно последовали за ним. Может, он и был тварью, но проявил себя таким же преданным, как и любой из известных мне странных людей. Мы поспешили вниз по улице, вдоль которой тянулись магазины. Было жарко, и мы на ходу скинули тяжелые плащи, бросив их на асфальт. Люди таращились, но недолго. Возможно, реконструкция Первой мировой войны была здесь будним явлением. Нормалы нас больше не волновали.

— Как вы думаете, он действительно мертв? — спросил Гораций, нервно оглядываясь.

— В него стреляли десять миллиардов раз, — сказал Енох. — Немцы превратили его в начинку для пирога.

— Если пули могут убить пустоту, значит, они могут убить и его, — сказала Эмма.

Я видел, как выпотрошили Марнау, но что-то не давало мне покоя. Он не был пустотой. Я даже не была уверен, что он был смертным. Но не было никакой причины обременять остальных своими сомнениями; у нас было достаточно причин для беспокойства.

Мы приехали на вокзал, купили билеты до Лондона (у Горацио были деньги) и стали ждать в почти пустом зале прибытия нашего поезда. Джулиус сидел и стонал про себя о своей потерянной имбрине, а Гораций сидел рядом, положив руку ему на колено, и бормотал утешительные слова. Эмма принесла салфетки из кафе и занялась раной на руке Еноха, пока он морщился и жаловался. Эддисон принюхивался к воздуху вокруг и старался быть настороже, но его маленькие глазки все время закрывались.

— А что будет, если мы потерпим неудачу? — тихо спросила Себби.

Енох втянул в себя воздух и сказал:

— Каул захватит власть над всеми странными, поработит нас всех, а затем превратит мир в кровавую бойню.

— Если он в хорошем настроении, — добавила Эмма.

Гораций похлопал ее по плечу.

— Мы не подведем.

— Почему? Потому что тебе это приснилось?

— Потому что мы просто не можем ему проиграть, вот и все.

Мы были невыразимо измучены. Осознание того, что произошло, начало просачиваться в наши уставшие головы. Хотя в основном нас приследовали ужас и телесные травмы, я утешал себя тем, что мы возвращаемся в Лондон более подготовленными и уверенными, нежели тогда, когда покидали его. У нас имелось трое из семи избранных, и это все, что нам было нужно. И у нас был Горацио. Он сидел на деревянной скамье, выпрямившись, как шомпол, и каждые несколько секунд мотал головой между входной дверью и железнодорожной платформой. Он был похож на доброжелательного Терминатора.

Поезд с гулом въехал на станцию. Мы поднялись на борт и втиснулись в отдельное купе, собирая еще более странные взгляды пассажиров. Странные взгляды стали настолько привычными, что я почти перестал их замечать. Когда мы заняли свои места, Эмма вслух забеспокоилась об имбринах и Акре. Мисс Зарянка выглядела слабее, чем когда-либо, когда мы видели ее в последний раз, и щит зависел от того, что все двенадцать имбрин будут в порядке и останутся в таком состоянии до нашего возвращения. Мисс Буревестник сказала, что силы Каула уже собираются.

— Интересно, чего они ждут, — сказала Бронвин.

— Чтобы родилась армия пустот Каула, — ответил Горацио. — Он создает их в Абатоне. В каждой пустоте содержится душа, украденная из кувшинов Библиотеки.

— Я думал, он не может ими манипулировать, — сказал я.

— Очевидно, он может, в своей воскресшей форме. И до такой степени, что ему удалось переписать их натуру.

— И поэтому мы их видим? — спросил Гораций.

— Верно, — ответил Горацио. — И поэтому они стали непробиваемые и большие, и… — его глаза метнулись на меня, — их стало труднее контролировать.

Я почувствовал себя неполноценным. Хотя я знал, что он имел в виду совсем другое.

— Ты смог взять под контроль одну, — сказал я.

— Да, но спустя долгое время. Я проводил дни в непосредственной близости от этой пустоты и постепенно смог выучить ее новый язык. Но даже в этом случае они более несговорчивы, чем мы.

Мы, то есть Горацио в его прежней форме.

Эмма наклонилась вперед и тихо спросила:

— А каково это — быть в теле пустоты?

Горацио на мгновение задумался.

— Пытка, — сказал он через некоторое время. — Все кажется только наполовину сформированным. Ваше тело, ваш ум, ваши мысли. Вы так голодны, что даже свои собственные кости кажутся пустыми. Единственное облегчение, которое вы когда-либо испытываете, во время того, как едите, предпочтительно человека, причем странного. И даже тогда это лишь короткая передышка.

— Значит, ты ненавидел Его? — спросила Нур. — За то, что он так долго держал тебя в таком состоянии?

Он ответил немедленно.

— Да, — он наклонил голову. — И нет. Все пустоты ненавидят своих хозяев. Но он помог мне развить свой ум. Научил меня читать, понимать английский и думать не только о голоде. Я понял, почему он держал меня, зачем я был ему нужен. И со временем я полюбил его так же, как и возненавидел.

Поезд затрясся и начал медленное движение. Скамейки и билетные кассы станции начали скользить мимо нашего окна.

— Ты можешь научить меня их новому языку? — спросил я Горацио.

— Я могу попытаться. Но это не столько интеллектуальный процесс обучения, сколько интуитивный.

— Я попробую все, что угодно, — сказал я.

— Еще один вопрос, прежде чем вы начнете уроки вокала, — сказала Нур. — Когда ты говоришь «армия пустот», сколько их?

— Десятки, конечно, — ответил Горацио. — А может, и больше. — он погрузился в кратковременную задумчивую тишину. За нашим окном станция сменилась цветущими полями. — Скоро они все родятся. Час близок.

Енох фыркнул.

— Час близок, — повторил он хриплым голосом. — Неужели все твари говорят, как злодеи из фильмов ужасов?

Горацио удивленно поднял бровь.

— Если бы у меня всё еще были языки, — сказал он, — я бы ударил тебя ими всеми.

Енох слегка побледнел и съежился в кресле.

Мгновение спустя Гораций вскочил на ноги.

— Ребята? — сказал он высоким голосом, прижавшись носом к стеклу. — Что это?

Мы столпились рядом с ним у окна. В поле зрения я уловил быстро двигающегося голого по пояс человека, который, казалось, ехал верхом на столбе из вращающейся пшеницы и желтых цветов.

— Это он, — прошептала Эмма.

— О, черт, — сказала Бронвин.

Марнау скользил по полям в нашу сторону, а наш поезд только начал набирать скорость.

— Я думал, это скорый поезд! — воскликнул Енох. Он постучал по стеклу. — Давай, поторопись!

Марнау приближался, а мы всё ещё набирали скорость. Поезд проскочил перекресток, миновал стоянку, и Марнау тоже пересек ее. Его торнадообразная нижняя половина посерела, когда он оставил за собой след из разлетевшегося асфальта, а затем он налетел на машину и смёл ее тоже.

— Я не останусь здесь, — сказал Енох, — я собираюсь вколотить немного здравого смысла в башку машиниста поезда…

Он выбежал из купе. Мы протиснулись в узкий проход за ним и побежали вдоль поезда в тщетной попытке уйти подальше от Марнау. Мы мчались между вагонами, мимо озадаченных пассажиров, большинство из которых, казалось, не замечали, что кошмарное чудовище становится все больше и больше, преследуя и их, считай, тоже.

Поезд дернулся и наконец начал набирать скорость.

— Слава Богу! — воскликнул Гораций.

Мы остановились и прижались к окну вагона-закусочной. Марнау отстал. В последней отчаянной попытке добраться до нас, он набрал самую высокую скорость и бросился к нам. Он хорошо обращался с обстановкой вокруг него, забрасывая поезд цветами, грязью и мелкими автомобильными деталями. А потом мы уже поехали со скоростью пятьдесят или шестьдесят миль в час, и все, что осталось от Марнау, клубы пыли вдалеке.

Мы рухнули обратно на свои места, захлопнули дверь в наше личное купе и попытались успокоиться. У Каула не осталось ничего, чем можно было удивить нас, заверил я всех, по крайней мере, пока мы не приблизимся к Акру. Енох расстегнул рубашку и высыпал дюжину бутербродов, украденных из закусочной. Никто не возражал. Мы выбросили хлеб мисс Крачки на поле боя вместе с нашими тяжелыми рюкзаками, и многие из нас были голодны. Постоянный террор оказывал такое воздействие на людей.

Говоря о страхе, я перестал даже пытаться осмыслить то, что с нами произошло. Он просто захлестнули меня приливной волной ужасающих событий. Если бы мы пережили эти испытания, у меня, вероятно, развилась бы судорога или возобновились бы мучительные кошмары, которые раньше преследовали меня. Может быть, когда-нибудь психотерапевт поможет мне разъяснить все это. И не какой-нибудь шарлатан, которого наняли мои родители, и не переодетая тварь, а настоящий. Я спросил своих друзей, существует ли такая вещь, как мозгоправ, но они странно посмотрели на меня, и мне не хотелось объяснять, почему я спросил.

Поездка до Лондона займет два часа. Эддисон и Бронвин спали. Другие были слишком взвинчены и им нужно было поговорить, чтобы хоть на немного расслабиться, и в купе стоял постоянный низкий гул болтовни, когда ребята рассказывали обо всех безумных вещах, которые произошли за последний день. Софи прижалась к окну вместе с Пенсевусом, впитывая в себя проносящиеся мимо пасторальные пейзажи. Джулиус и Гораций сидели бок о бок, прижав колени к груди и сняв башмаки, время от времени соприкасаясь головами и тихо переговариваясь.

Нур и я воспользовались возможностью побеседовать с Горацио. В последний раз, когда мы с ним виделись, он был не до конца сформированным человеком-пустотой, который едва мог говорить, и он выпрыгнул из окна квартиры Эйча на шестом этаже в Нью-Йорке — мы предполагали, что он умер. Как он добрался до развалившейся петли во Франции и как ему удалось вновь влиться — уже вполне сформировавшемуся и довольно симпатичному — в ряды верных слуг Каула?

— Да, — протянула Нур, качая головой, когда она уставилась на него. — Что, черт возьми, с тобой случилось?

Горацио изобразил странную улыбку, выражение лица, которое он явно все еще осваивал.

— Да, все было довольно… насыщенно событиями. Выпав из окна, я спрятался в канализации. Я пробыл там несколько дней, завершая свое превращение из пустоты в тварь. За долгие годы, проведенные с Гарольдом Фракером Кингом, я развил в себе определенные навыки мышления и, применяя их, сумел сохранить память, которую теряют многие пустоты. — его язык был чистым, его произношение точным. У него был тонкий нью-йоркский акцент, который в сочетании с его грамматически безупречным английским делал его похожим на ИИ-бота, пытающегося подражать водителю такси. — Я никогда не забывал Гарольда Фракера Кинга и его великодушие. Я был полон решимости продолжать его миссию — защищать Нур Прадеш и помогать ей в исполнении пророчества семи странных.

— Ну, спасибо, — сказала Нур.

— Ты мог бы выбрать более подходящее время, — сказал Енох, подходя ближе.

— А могло быть и хуже, — добавила Эмма.

— По крайней мере, его цель была точной, — сказала Себби, потирая горло в том месте, где Горацио подстрелил упыря.

Теперь к нашему разговору присоединились все.

— Один вопрос, — сказал Миллард. — Если ты так много знал о пророчестве, почему не сказал нам, что сердце Ви было в списке элементов, необходимых для воскрешения Каула?

— Господин Кинг не знал, потому что госпожа Велия никогда не рассказывала про это, — просто ответил он.

— Если бы она это сделала, то никогда бы не послала нас за ней, — сказал я.

— Это означало бы, что она призналась в том, что была имбриной, — сказала Эмма. — Чего она, вероятно, не хотела делать.

— Это очень скучная тайна, — сказал Енох, нетерпеливо взмахнув рукой. — Я хочу знать, как ты проник к тварям. Разве они не знали, кто ты?

— Нет, — ответил Горацио, — потому что я изменил себя. Это было не то лицо, с которым я переродился, а пришитое.

Губы Эммы скривились от отвращения, и Нур произнесла одними губами: «Чего-о-о-о?»

— Когда мое перерождение было завершен, я нашел тварь и убил его, затем удалил его лицо и отнес его Элсуорту Элсуорту, знаменитому портному Неприкасаемых. И вот результат. — Он повернул щеку и провел по ней тыльной стороной ладони, как модель в рекламе средств по уходу за кожей. Можно было только разглядеть тонкую линию швов, которая исчезала под его светлыми волосами.

— Я украл его личность, — продолжал Горацио. — Подражал его манере речи и присоединился к банде тварей, действовавших в Нью-Йорке, в числе последних в Америке. В этот момент было уже слишком поздно останавливать заговор тварей, чтобы вызвалить Персиваля Марнау и его товарищей из вашей тюрьмы в Дьявольском Акре, и ещё позднее, чтобы помешать им воскресить Каула. Но я узнал, что они перехватили один из ваших телефонных звонков, — он указал на Софи, которая со стыдом спрятала лицо, — и я узнал, что они планировали выследить мисс Прадеш в попытке выяснить место встречи.

— Значит, Каул знал о семерых, — сказала Бронвин, только что проснувшаяся и сонно моргая. — И пророчестве.

— Конечно, — сказала Эмма. — Вот почему он послал за Нур людей, когда она была еще совсем маленькой.

— Звучит прямо как в Апокрифе, — сказал Гораций.

— Каул не дурак, — сказал Миллард. Он повернулся к пожирателям света. — Я не верю, что у него «бессоница» из-за вас троих — не хочу вас обидеть, — но он не собирался проходить через всю эту боль и хлопоты по воскрешению, не убивая вас в качестве страховки.

— Значит, мы попали в ловушку, — сказала Нур Горацио. — И ты проделал весь этот путь, чтобы спасти нас.

— Да, — ответил Горацио без тени скромности или гордости.

Нур сложила руки вместе:

— Спасибо.

— Он будет продолжать пытаться убить нас, — сказал Джулиус. К нему вернулось самообладание, и я заметил, что его пальцы и пальцы Горация переплелись на сиденье между ними. — Мы попали в его ловушку, убили его пустот, унизили его старшего лейтенанта-монстра. На его месте я бы непременно убил нас. А ты бы не боялся?