Радогощь (СИ)

Глава 7. Свадьба

Солнце быстро садится, бросая длинные тени, в шатре становится темно. Слышу шум, какую-то возню на улице. Иногда распахиваются двери и ко мне заглядывают когалы. Они что-то говорят на своем языке, но я не понимаю их, и тогда они смеются моему недоумению.

Лера ко мне так и не возвращается. Может, это и к лучшему. Я не смогу притворятся, что ничего не знаю, а выдавать, что я о чем-то догадываюсь, наверное, не стоит. Принимаю решение всё же пойти на эту свадьбу, увидеть Олесю. Выбираюсь из одеял и выхожу из шатра.

Все двигаются в сторону широкой поляны, где мы утром украшали старое дерево белыми лентами. Иду за ними, чуть сторонясь, ни к кому не приближаясь. Солнце уже опустилось и теперь золотило сухие корявые ветви безлиственного дерева. Это такое величественное и прекрасное зрелище, что моя рука невольно тянется в задний карман джинсов, чтобы достать телефон и сделать снимок. Но нащупав смартфон, я вдруг вспоминаю, что он давно уже разряжен и бесполезен.

Когалы подходят к дереву и располагаются полукругом возле него на прямоугольных коврах. Я догадываюсь, что всё самое важное будет разворачиваться на небольшом помосте у самого дерева, поэтому прохожу вперед, в первый ряд, если можно так выразится. Никто не останавливает меня, и я опускаюсь на расшитые подушки, разбросанные по красному ковру, ближе всех к помосту.

Разглядываю когалов, они все переоделись в праздничные национальные одежды. Женщины напоминают матрёшек, такие же пышные и объемные в своих традиционных нарядах с этими треугольными платками, которые четко держат форму, то ли так накрахмалены, то ли что-то они там подкладывают. Мужчины в белых рубахах навыпуск, подпоясанными разноцветными кушаками. Все балагурят, суетятся, кто-то играет на старинных музыкальных инструментах, кто-то поет, чувствуется во всем этом непринужденная веселость и ожидание главного праздничного события.

Лера права, я, действительно, как белая ворона, выделяюсь среди них всех в своем худаке и джинсах. Но мне всё равно. Никто может быть из-за этого и не подсаживается ко мне на ковер, занимают другие, там уж и мест свободных нет, но ко мне не идут. Это и к лучшему. Мне привычнее одной, рядом с незнакомыми мне неуютно. И тут я обращаю внимание, что давно уже не слышу запах полыни, не машут больше вонючими вениками передо мной, и не выгоняют из меня злых духов. Хороший ли это признак?

Вдруг сзади доносится громкий удар в барабан и когалы махом замолкают, обрывается музыка, песни и говор. Все замерли и ждут. И я жду. Не знаю, чего, но мурашки уже ползут по моей спине в предчувствии чего-то неизвестного и будоражащего.

«БУМ-БУМ»

Удар повторяется ещё пару раз и затихают те, кто ещё о чем-то шептался, чем-то шуршал и суетился. Воцаряется мертвая тишина. Все застыли и не шелохнутся, опустили головы, не оборачиваются. Ну, а я не выдерживаю и всё же оглядываюсь.

Между расстеленными коврами оставлен широкий проход, вот по нему-то и движется странная процессия. Впереди шествует высокий шаман в волчьей шкуре, он важно вышагивает, властно и грозно посматривая на окружающих. Его черные глаза сверкают из-под густых бровей, от этого мне становится не по себе, слишком злым он мне кажется. Это он бьет в большой барабан, чинно взмахивая длинной палкой с круглым шарообразным наконечником. От каждого удара у меня сжимается мое беспокойное сердечко. За ним следуют другие шаманы тоже в волчьих шкурах. Но они не вышагивают так важно, как старший, они прыгают, извиваются, ударяя в бубны, звенят бубенцы по краям их музыкальных инструментов. Время от времени Кащ рычит, подражая звукам грозного зверя, а другие подвывают подобно волкам. Это мне кажется таким диким и страшным, что я невольно обнимаю свои лодыжки и прячу лицо в колени, но не зажмуриваюсь, мой взгляд прикован ко всему, что происходит.

Позади них идут ещё несколько человек, они тащат носилки на которых возвышается что-то белое, как треугольная крыша. Это мне почему-то напоминает гроб, а вся процессия похожа на похороны. Судорожно сглатываю.

Они останавливаются возле помоста, откидывают палантин и оттуда выходит девушка, укутанная во всё белое. Её лицо прикрыто, и я не могу понять, кто передо мной: Олеся или опять та незнакомка, что недавно в шатре невесты выдавала себя за мою подругу. Её берут под руки, помогают взобраться на помост и ставят спиной к старому дереву.

Вдруг опять сзади раздается неясный шум и крики, я снова оглядываюсь и вижу новую процессию. Теперь тащат не носилки, а что-то вроде деревянного стакана, в котором сидит женщина. Она размахивает метлой, не то будто бы подметает землю, не то пытается оттолкнуться и взлететь. Время от времени она кричит, грозя своей метлой.

— Мать жениха! — раздается со всех сторон восторженный возглас.

То ли все разом заговорили на русском, то ли я внезапно стала понимать когальский. Прислушиваюсь, но больше никто не произносит ни слова.

Носилки также оставляют возле помоста, помогают старой женщине выбраться. Она опирается о костыль и ковыляет к невесте на деревянной ноге. В руке у неё уже нет метлы, она держит что-то другое, присматриваюсь — серп.

Немой крик застревает в моем горле, неужели они опять собрались убивать Олесю? Уже второй раз. Но, может быть, та девушка не Олеся?

Старуха подбирается к самой девушке, поднимает руку с длинными костлявыми пальцами и вдруг резким движением сбрасывает с её головы платок. Теперь я вижу лицо девушки и узнаю её — это моя Олеся. Вздрагиваю и напряженно выпрямляюсь. Солнце светит ей прямо в спину и от этого кажется, что она озаряется в закатных багрово-золотистых лучах. Да и всё дерево охвачено красноватым свечением, будто снова объято пламенем, даже белые ленточки кажутся алыми. Горит и сталь на серпе старухи, мое сердце замирает, и я со страхом ожидаю, что же будет дальше. Всё мое тело, все мои мысли словно заморозились. Я не смею соскочить со своего места, вбежать на помост и может быть успеть предотвратить очередную трагедию.

Олесины волосы прибраны, заплетены в толстую длинную косу, старуха дотрагивается до них, гладит, затем вдруг резко дергает на себя и взмахивает серпом. Я вскрикиваю… но на сей раз с шеей моей Олеси всё в порядке, старуха срезает лишь косу и размахивает ею словно победным флагом.

Смотрю на Олесю, мне жалко её волосы, которые она всегда берегла, так тщательно ухаживала за ними, у меня даже срывается слеза и скатывается по щеке. А Олеся похоже вовсе и не огорчена, улыбается.

— Готова ли ты воссоединиться со своим мужем? — спрашивает Кащ.

— Готова! — улыбается Олеся.

Кащ делает широкий жест и на помост поднимается не тот красивый парень, а старый мужчина с рыжеватой бородкой, у которого в Радогощь должна была появиться третья жена. Я судорожно сглатываю.

Волчий шаман берет Олесю под руку и отводит к жениху. Я всё надеюсь, что Олеся очнется, рассмеется и скажет, что это всё шутка, а я глупенькая поверила, но ничего такого не происходит. Шаман вручает её жениху и теперь уже он ведет её под руку.

Я вижу, как оборачивают их руки вышитым полотенцем, надевают на их головы венки, сплетенные из осенних листьев, поздних цветов и ярко-красных ягод. Шаман говорит им что-то на когальском, женщины поют, покрывают головы жениха и невесты льняным полотном, ведут их под руки к большому шатру, украшенному цветными ленточками и пучками трав. По дороге бросают в них пшено целыми горстями, ягоды и что-то ещё, похожее на мелкую монету. Всё это время я сижу, как в воду опущенная, не понимая, что происходит и что мне следует предпринять.

Солнце скрывается за кромкой леса и мгновенно темнеет. То ли я, находясь в какой-то прострации, не замечаю, как проходит время, то ли ещё что, но ночь наступает уж очень как-то быстро, будто кто-то набрасывает на землю темный платок. Холодно, пронзительный ветер гуляет по лугу, ежусь, обнимаю себя за плечи. На поляне разгораются костры, повсюду слышится смех, визги. Возобновляется барабанная дробь, выстукивая какой-то ритм и крики становятся громче. Кто-то касается меня, слегка задев по спине. Оборачиваюсь — но никого уже нет — держась за руки стайка молодых парней и девушек пробегает мимо.

Иду к костру. Я не вижу людей, я могу разглядеть лишь только мечущиеся тени. Не сразу соображаю, что они прыгают через пламя. Огонь роняет красноватые отблески на их обнаженные тела, но вместо человеческих лиц я вижу большие звериные маски. Из темноты доносятся недвусмысленные стоны, подвывание, звериное рычание и хрипы. От этого мне становится так жутко, так дико, что я падаю в траву, сжимаюсь в комок и прячу лицо в коленях. Кто-то накрывает меня черным платком и вновь наступает тьма…

Просыпаюсь от громкого удара в барабан.

«БУМ-БУМ»

Ощущение, что бьют около самого уха. Дергаюсь и открываю глаза. Непонятно: то ли светлая ночь, как бывает в начале лета; то ли серое утро. Тишина вокруг, но в голове всё ещё эхом гудит мембрана барабана. Я снова в шатре, не помню, как оказалась здесь. Выползаю из-под одеяла, открываю двери, смотрю на свинцовые тучи, медленно затягивающие небосвод. Странно — дымом не пахнет, а черный пепел всё также продолжает висеть в воздухе. Смотрю на небо и не могу понять сколько времени. Часов у меня нет, а смартфон сдох уж давно.

Надеваю кроссовки, завязываю шнурки и всё же пытаюсь вспомнить, как я вчера вернулась сюда и легла спать. Но как ни напрягаюсь, так и не могу припомнить. Единственное, что осталось в памяти, это дикие звуки и сплетение голых тел в темноте.

Выхожу из шатра, смотрю по сторонам — пусто, тихо, словно все вымерли или спят. Костры прогорели, только угли иногда вспыхивают, над ними витают сгустки черного пепла. Гляжу на лес и кажется мне, что там за елками стоит какой-то великан. Вижу могучую спину и гигантскую голову. Сердце испуганно делает стук и замирает. Или это так причудливо сложились облака? Сквозь серую дымку толком и не разглядеть. Вот он поворачивается и уходит, растворяясь в туманной завесе. И тут же поднимается ветер и подхватывает листья, мельчащие частицы пыли, пепел, шевелит тонкие стены шатров. Отворачиваюсь, не хочу, чтобы мне попало в глаза. Вижу вдалеке какого-то человека, присматриваюсь… вроде бы это Игорь. Игорь? Но он же вроде свалил вместе с Кириллом и Аней. Не могу точно определить он это или не он, бегу в его сторону.

Подхожу к костру. Он сидит ко мне боком, задумчиво глядя на маленькое пламя, перебирающееся по свежему полену. Ворочает прутом головешки, отчего время от времени вверх взметаются искры и костер начинает ещё больше дымить. Нет никаких сомнений, что это Игорь, только он какой-то слишком серьезный, даже грустный и кожа более темная, словно он успел загореть за эти дни.

— Игорь! — вскрикиваю я.

Он поднимает на меня глаза и изумленно смотрит.

— Дарина? — он подскакивает на ноги, при этом от неожиданности и от удивления чуть ли не падает назад себя.

— Ты не уплыл вместе с Кириллом и Аней? — спрашиваю его.

— Нет, — быстро отвечает он, — я думал, вы уплыли.

— Что? — теперь моя очередь удивляться.

— Кирилл сказал, что девочки просятся обратно, он всех проводит до плота с теми, кто тоже собирается в Неклюдовское, и вернется обратно, — ответил Игорь.

— Что? — от шока я повторяю одно и тоже как попугай.

— Вы разве не уплыли? — спрашивает Игорь.

— Нет, как видишь, — хмыкаю я. — А где Кирилл? Он вернулся?

— После того, как он сказал, что проводит вас, я его больше не видел, сам ищу его, — объясняет Игорь и трет переносицу, оставляя на коже черную полосу от сажи.

Ничего не понимаю. Какая-то загадка. Кто из них врет — Кирилл или Игорь? Может быть, Кирилл вернулся и нашел только Аню в шатре. Как и говорила Лера, Аня запросилась домой. Они не стали нас ждать или искать, может быть плот уже уходил. А Лера, наверное, отказалась ехать. Значит, потом он всё-таки вернулся! Или нет? Неужели в итоге Кирилл сам уплыл вместе с Аней? Бросил и Игоря, и меня с Олесей? Но он не мог так поступить, он же такой классный, красивый, смелый!

— Разве ты не видел Олесю на свадьбе, как её замуж выдали? — судорожным голосом спрашиваю его. Я уже не знаю, кому верить.

— Я издалека смотрел, обратил внимание, что немного похожа и всё. Я же был уверен, что вы все уплыли, — отвечает он. — Потом плот вернулся.

— Ты видел плот? — ахаю я.

— Конечно, вот только что почти, я видел его с обрыва.

Меня охватывает волна радости, что плот на месте, можно плыть!

— Ты не думаешь, что нам пора валить отсюда? — спрашиваю его. — Нас уж, наверное, потеряли, мы четвертый день здесь торчим, а ехали всего на два. Ты как хочешь, а я возвращаюсь домой.

Хотя, как я собираюсь одна управлять таким огромным плотом?

— Хочешь сказать, что мы поплывем вдвоем? — спрашивает он.

— Нет, втроем. Я сейчас навтыкаю Олесе, и если потребуется, то силой притащу её на плот. А ты попытайся разыскать Кирилла.

Он кивает, и я вдруг выпаливаю мысль, которая меня давно мучает:

— Хотя мне кажется, что он уплыл вместе с Аней. Ты так не думаешь?

— Возможно, — вздыхает он. — Эх, как жаль, что не позвонить ему, телефон не ловит и вообще разрядился. Ну, я ему напинаю, когда мы вернемся.

— Но ты на всякий случай ещё поищи Кирилла, и давай встретимся примерно через час на мостках, — предлагаю ему.

— Хорошо, — кивает он. — А что с этими двумя?

— С Лерой и Даней?

— Ага.

— Если их найдешь, то спроси, хотя мне кажется, что Лере тут нравится и она не поедет. Но кто её знает, — пожимаю плечами.

— Окей, тогда до встречи…

Мы расходимся, и я бегу к тому шатру, куда вчера увели жениха с невестой. Не успеваю добежать, как распахиваются дверцы и появляется Олеся.

— Дарина! — радостно кричит она, завидя меня.

— Олеся! — Я несусь в её объятия.

Мы обнимаемся, я разглядываю её, не веря глазам своим — она жива, здорова, улыбается. Кожа белая, здоровая, никаких ожогов. Её короткие волосы развеваются на ветру. Олеся принаряжена в простое когальское платье без всяких поддевок для пышности, и ей очень идет этот наряд.

— Твои волосы…

Я хватаю их за кончики, мне так жалко её длинные густые волосы.

— Так принято у когалов, это такой обряд, — улыбается она. — Мать жениха отрезает невесте косу, тем самым девушка становится замужней женщиной.

— А когда… — начинаю я и тут же спотыкаюсь.

Смотрю на ровную белую полоску едва-едва заметную на её коже, которая разделяет шею пополам и судорожно сглатываю.

— Тебе отрезали голову, это тоже была часть обряда? — всё-таки продолжаю я и жду, что она мне скажет, что не было ничего такого. Это всё мне привиделось, и я сумасшедшая.

— Да, — к моему удивлению говорит она, беря меня под руку. — Ты просто не понимаешь ещё. Но придет время, и ты во всем разберешься и всё поймешь.

— Так значит это не было сном? — спохватываюсь я.

— Не думай об этом, — говорит она, ласково поглаживая мою щеку.

— Олеся! — Я хватаю её руки и крепко сжимаю, — какие у тебя холодные руки!

— Не холоднее твоих, — усмехается она.

Трогаю свои собственные пальцы и, правда, холодные, просто ледяные. Наверное, это всё от нервов.

— Давай вернемся домой, — жалобно произношу я.

— Ты чего, глупенькая, — громко смеется она. — Я не могу никуда уехать, это мой дом. Я вышла замуж и теперь буду жить здесь.

— В этом шатре?

— Ну, конечно же, нет. Мы здесь пока проходит праздник Радогощь, а потом уедем.

— Куда?

— Вглубь лесов. Там, где находятся деревни когалов. Мой муж мне всё рассказал, мне так не терпится поскорее туда отправиться, — с таким жаром произносит она, что у меня наворачиваются слезы.

— Олеся, — я ещё сильнее стискиваю её руку, — ну, а как же твои родители?

— Они всё поймут и одобрят, не переживай. Как и твои.

— Что? — не соображаю, о чем это она.

Олеся немного смущается, видимо поняла, что сболтнула лишнего.

— Что ты такое говоришь? — тереблю рукав её когальского платья. — При чем тут мои родители?

— Да не при чем, — отмахивается она. — Я просто так сказала, не подумав.

— Нет, ты что-то имела в виду, — я качаю головой.

— Ну, может быть, — как-то неопределенно тянет она.

— Что же?

— Ммм…

— Говори! Олеся, ты же знаешь, я не отстану!

— Ну, а вдруг ты тоже захочешь…

— Что я захочу?

— Замуж, — смеется она.

— Ты шутишь?

Олеся лишь улыбается.

— Олеся, — кричу я, — ты вообще в своем уме? Как тебе вообще пришло в голову выходить замуж за первого встречного, за старика, ещё и быть ему третьей женой?

Я не понимаю, что происходит. Мне хочется отлупить Олесю по щекам, чтобы она пришла в себя и уехала вместе со мной из этого странного места.

— Я это давно решила, — вдруг произносит она.

— Что?

— Помнишь я летом была в поездке? Я была у когалов, мне понравилось жить среди этих людей, и я решила выйти замуж за одного из них, чтобы стать такой же. Покинуть этот суетный мир и обрести покой наедине с природой и её силой, — говорит она.

— А как же Антон?

— Так это и есть мой муж! — радостно произносит Олеся. — Меня давно уже выбрали. Мне сказали только имя моего будущего мужа.

— То есть… — до меня начинает доходить, — когда ты сюда ехала, ты уже знала, что выйдешь тут замуж?

— Конечно, — улыбается она и хватает меня за руки.

— И ты надеялась, что это тот красавчик, но оказался старик. И тебе всё равно, какого мужа тебе выбрали? — я стою в шоке и мне кажется, что я сейчас разревусь в голос от Олесиного поступка.

— Так это и не нужно для счастья, глупенькая, — смеется она. — Ты не думай, я и о тебе позаботилась.

— В каком смысле? — Я чувствую, как мороз пробирается по моей коже от этих слов.

— Второй жених для тебя, — одаривает она меня такой улыбкой, словно дарит мне подарок, о котором я сто лет мечтала. — Вот будет здорово, если вы поженитесь, и мы тогда с тобой не расстанемся, будем жить рядом! Разве не об этом мы с тобой мечтали?

— Совершенно не об этом, — ору я. — Я что, глупая дурочка, по-твоему? Совсем с катушек слетела, чтобы выскакивать замуж за первого встречного, и переезжать в деревню к малочисленному народу, где живут по каким-то своим средневековым законам, со странными языческими обрядами?

— Это же и прекрасно, — улыбается она.

— А как же университет? Наша учеба?

— Это всё не то, нам с тобой нужно, — отмахивается она. — Главное семья. Оставайся со мной, отпусти всё старое, слейся в одной гармонии с природой…

— Олеся, тебя чем-то опоили? Загипнотизировали? — меня осеняет ужасная догадка.

— Нет, конечно, глупенькая, — смеется она.

Снова проводит ладонью по моей щеке. Она хоть и ведет всегда себя как старшая сестра и опекает меня, но так она никогда не делала. Это ещё больше пугает меня.

— Пойдем со мной, — говорит она, берет меня за запястья и тянет к шатру, — тебе нужно подготовиться к твоей свадьбе.

— Нет, — протестую я и вырываю свои руки, — Олеся, я не собираюсь выходить замуж за первого встречного когала.

— Но уже всё решено, ты ничего не изменишь, тебе придется, — говорит Олеся, вцепившись в рукав моего худи и продолжает тянуть.

Я вырываюсь из её рук и начинаю медленно отходить от неё. Она не бежит за мной, стоит на одном месте.

— Глупенькая, — улыбается она, — ты уже ничего не сможешь изменить.

— Я сбегу отсюда, — кричу я, всё также удаляясь от неё.

— Тебе этого не удастся, — улыбается она.

Я разворачиваюсь и опрометью несусь к нашему шатру.