Проснулись ночью от двухголосого воя. Мораториум стонет и гудит мощно, аж стены вибрируют, но Лиарна ближе и потому громче. Несчастная женщина кричит так, будто ей зубы без наркоза рвут, с особым цинизмом, пассатижами.
— Что, вот что с ней делать⁈ — трагически восклицает Джен, ловя в коридоре Аннушку.
— Таблетки дай! — рявкает та в ответ.
— Она их не жрёт!
— Насильно скорми!
— Я не могу!
— Ну какого хрена у всех, кроме меня, лапки! — орёт на неё Аннушка. — Дай сюда!
Они скрываются в комнате Лиарны, а я выхожу на площадь. Там перед мерцающим замогильным синим светом механизмом стоит, задравши голову, Крисса в ночнушке.
— Чего это он? — спросил я. — Не знаешь случайно? Раньше так не делал.
— Чего тут не знать? Перегруз, ясен пень.
— В смысле перегруз? Чем?
— Дисрупционной деформацией, разумеется, — с жалостью посмотрев на моё непонимающее лицо, девушка добавила: — слишком много синеглазых. Машинка тупо не вывозит.
— И что с этим делать?
— Дылда, чо, сам допереть не можешь? Вот, допустим, ты в грузовик на три тонны от жадности нахреначил пять и попёр на нём в гору по жаре. Потом смотришь такой — температура в красной зоне, движок кипит, масло горит, сцепление дымит, форсунки керосинят, мосты гнутся… Неужто тоже не догадаешься, что делать надо?
— Разгрузить?
— Ну, слава физике! Допёр! Да ты умнее, чем выглядишь, дылда!
— Хватит язвить. Скажи лучше, что делать, если ехать всё равно надо. Например, груз настолько важен, что ради него и мотор убить не жалко.
— Нет ничего, что оправдало бы поломку Мораториума! — взвилась Крисса. — Таких осталось всего ничего!
— Ну, хоть что-то сделать можно? Артефактор ты или нет?
— Лестницу.
— Что?
— Глухой? Лестницу сюда тащи, дылда! Не все такие жирафы, как вы! Я туда не допрыгну! Ох, Лейхерот узнает, жопу мне надерёт…
— Секунду, я сейчас!
Когда я вернулся, вокруг Мораториума уже собрались любопытствующие. Завывания Лиарны смолкли, наверно, Аннушка сумела скормить ей таблетки. Но перебудили всех.
— Тебя только за смертью посылать, дылда, — ругается Крисса, — знала бы, что так долго, сбегала бы одеться. Теперь все будут пялиться на мои трусы.
— Тут, знаешь ли, нигде нет таблички «Лестница там!». Пришлось поискать. Хватит тебе такой?
— Ставь, разберёмся.
Лестница старая, рассохшаяся, но всё ещё прочная. Ветерок сдувает полы короткой ночнушки, так что цвет трусов действительно не остался в секрете, но все смотрят на гудящий и светящийся Мораториум.
— Она точно знает, что делает? — поинтересовалась Аннушка.
— Она хоть что-то знает, — ответил я.
— Ей всего шестнадцать.
— Восемнадцать уже. Не спрашивай, сам не очень понял. Что-то поперёк чего-то.
— Ортогональ, — кивнула Аннушка. — Понятно. Ну, будем надеяться, она не теряла времени зря.
Мне понятнее не стало, но Крисса, на мой взгляд, действует очень уверенно.
— Сейчас может быть немножко странно! — весело заявила она. — Не пугайтесь. Или пугайтесь не сильно.
Девушка засунула руку внутрь механизма, что-то потянула на себя.
— Ну, давай, давай, что ты захрусла-то так… — бормочет она себе под нос. — О, вот, пошла…
Что-то звонко щёлкнуло, и Мораториум начал замедлять своё вращение. Под ногами задрожала земля, возникло странное ощущение падения, как будто в слишком быстро опускающемся лифте.
— Оу, блин, что она творит! — Аннушка вцепилась мне в плечо. — Сейчас же локаль вскроется!
— Не сцать! — бодро сообщает сверху Крисса. — Уже почти всё! Вот буквально ещё одна штучка… Эй, дылда?
— Что?
— Подержи меня, а то рук не хватает. Да не за жопу, блин! Аккуратнее! Вот, сейчас, сейчас… На, прими, а то уроню.
Девушка протянула мне что-то, я машинально взял и сам чуть не упустил — кубик размером чуть больше моей головы весит как будто он из урана какого-нибудь, при этом гладкий и неухватистый.
— Что это? — спросил я.
— Потом, не отвлекай! Надо перезапустить, пока инерция не погасла… Вот, всё, а вы боялись!
Мораториум клацнул, зажужжал и снова начал набирать обороты. Теперь он не воет и не светится.
— Уф, успела! — сказала Крисса, слезая.
— А могла не успеть? — спросила Аннушка.
— Ну, небольшой риск был, — призналась девушка. — Если бы основной маховик остановился, то не факт, что удалось бы его запустить без синхронизации с другими.
— То есть ты рисковала всеми нами?
— А что, у тебя дофига вариантов? — тут же окрысилась девчонка. — Ну, давай, скажи, что бы ты сделала, раз такая умная! Если бы я не вытащила кристалл, машинка бы уже через пару дней сдохла, и тогда её вообще хрен кто починит! Запчасти к ним в магазине не купишь!
— А теперь не сдохнет? — уточнил я.
— Какое-то время, — вздохнула Крисса. — Не знаю, как долго, мне нечем замерить поток. Но вам стоит что-то придумать, потому что эти штуки могут работать почти вечно, но только в нормальных условиях. Здесь — такие ненормальные, что дальше некуда.
— Есть идеи?
— Не-а. Я, блин, мало пока знаю. Что можно за два года понять? Ты бы видел, дылда, сколько там книг! Я и одной полки ещё не осилила. Чего бы вам у Лейхерота не спросить? Он как раз где-то в Библиотеке должен быть.
— Обдумаем, — кивнул я, — он тебе как вообще, в целом? Два года спустя?
— Ну, — задумчиво почесала курносый нос Крисса, — такое. Я его мало видела, на самом деле. Временной лаг же. Лейхерот уедет по делам на день, а у меня три месяца проходит. Ну, условно говоря, там нелинейная функция и вообще всё сложно. Так что он давал мне задания, потом проверял, несколько дней гонял по материалу, читал лекции, и, самое клёвое — устраивал практику с артефактами! Прикинь, он давал мне их разбирать и вообще не парился, типа я что-то поломаю! Но я и не поломала.
— Ты умничка, — похвалил её я, — но мне сейчас интересен Теконис как человек. Можно ему довериться с нашей проблемой, или он нас продаст кому-нибудь?
— Блин, дылда, не знаю. Они там все себе на уме, а я не так чтобы хорошо разбираюсь в людях. Я больше по железкам, извини. Меня он не обижал, и, как по мне, не Доктор Зло из комиксов. Хотя выглядит как раз как он. Вы знаете, что на самом деле у него нет глаз?
— Не знаю, — сказал я. — Это как вообще возможно?
— Знаю, — ответила Аннушка. — Мне Мелехрим говорил. Лейх потерял свои синие глаза, когда перестал быть корректором. Он единственный, кому удалось сбросить это проклятие. Я не знаю, как, но знаю, что цену он заплатил чудовищную, глаза — так, мелочь. Мелех не простил ему этого, с тех пор их пути разошлись.
— Но он же…
— Да, ведёт себя как зрячий. Он и есть зрячий, просто видит не глазами, воспринимая мир на уровне фрактальной основы. Это, надо думать, даёт ему удивительные возможности, но и многого лишает. Не уверена, что того, кто видит вместо людей динамическое сплетение линий, идущих из прошлого в будущее, можно в полной мере считать человеком. Но, может оказаться, что у нас просто не будет других вариантов.
— Что за кубик ты вытащила? — спросил я, рассматривая тяжёлый мутноватый кристалл неприятного жёлтого цвета с багровыми нитями в структуре.
— Я, блин, не знаю, как это правильно назвать. Вообще-то все мораториумы выращивают в себе инкумбы, это типа такой термин для переведённой в твёрдую многомерную форму первоматерии. Так что, формально, это, наверное, тоже инкумб. Но фигня в том, что вот такие, большие многосоставные мораториумы создавались для выращивания… Они как бы… Блин, с чем бы сравнить, чтобы вы поняли… А, вот! Мораториум как турбина в потоке времени. Ну, то есть, и время не поток, и они не турбины, я просто для наглядности, понятно?
— Более-менее, продолжай, — подбодрил её я.
— Древнюки-предтечи ставили их комплектом, по два, три и более… Точнее, блин, это всегда одна штука, просто… Ну, как винт! У него может быть две, три или десять лопастей, но это всё равно один винт, да? Вот, мораториум этот, начав работать, разворачивался поперёк потока времени… То есть, правильнее сказать, поперёк фрактального вектора…
— Не пытайся передать словами то, для чего слов нет, — успокоила раскрасневшуюся Криссу Аннушка. — Объясняй, как умеешь.
— Ну, вот, они такие хренакс — и поперёк! Получается ромашка локалей, время начинает на них давить, пытаясь развернуть обратно вдоль потока, и они, как турбина, преобразуют это давление через вращение в энергию, сжимая время в кристалл инкумба. Как электричество в батарейку типа. Предтечи потом вынимали кристаллы и совали в свои маяки, которые за счёт сжатого времени стабилизировали Мультиверсум, не давая фракталу расплетаться и превращаться в спутанный клубок, как сейчас. Поэтому тогда все эти мультисрезовые линии фигачили как одна, а сейчас нет, развалились нафиг.
— То есть, — уточнила Аннушка, задумчиво глядя на кристалл, — это и есть те штуки, на которых работают маяки? Они же стоят… Даже не знаю, сколько. Их тупо не бывает. За последние столько народу перебили…
— Не, блин, в том-то и дело, что не они! Те голубенькие и прозрачненькие, а этот, видишь, как мочу больного поросёнка заморозили. Это потому, что тут вы, синеглазые.
— То есть мы больные поросята?
— Не в этом смысле… А, ты шутишь? Ну, ладно тогда. Тут как бы фишка в том, что в вас невыносимо дофига «кровавого сенсуса». Это Лейхерот его так называет, не я, извини. Фокусы коллапса набирают его, когда срез гибнет, и, если их оттуда забрать, то так и носят в себе, пачкая этой дрянью всё вокруг.
— То есть, — сообразил я, — эта древняя штука работала как машина для производства льда, всасывала и замораживала в себе время?
— Ну, натурально так! Молодец, дылда, вдуплил. А вы типа херак туда ведро дерьма пополам с кровью. Ну вот она и пошла в разнос, пытаясь сделать лёд из говна. Только без обид, ладно? Мне-то пофиг, что вы корректоры, вы в этом не виноваты, я чисто механику разъясняю. А эту хрень, — она ткнула пальцем в кристалл, — лучше выкинуть подальше. Так, чтобы никто не нашёл и не попытался сдуру запихать в маяк.
— Почему? — спросила Аннушка.
— Потому что я без понятия, что станет с Мультиверсумом, если маяки погонят эту дрянь по Фракталу. В общем, какое-то время Мораториум будет работать, пока не нарастит в себе следующий кристалл. Если я буду рядом, то заскочу и выну, только сами не пробуйте, там надо чётко понимать, что куда, а то выйдет как с Основателями. Но вообще это не выход, думайте чего-то себе. Ладно, — Крисса душераздирающе зевнула, — пойду я досыпать. Всем спокойной ночи, ну, хотя бы остатка её.
Грёмлёнг-девица, гордо задрав курносый нос, ушла в дом. За ней постепенно разошлись остальные.
— Дерьмо пополам с кровью, значит, — констатировала Ирка, уходя. — Хорошо она нас приложила.
— Перестань, — утешает её Сеня, — девочка ещё маленькая. Не обижайся на неё.
— А ты как к этому относишься, солдат? — спросила меня Аннушка, когда они ушли.
— К чему?
— К тому, что я полна дерьмом и кровью?
— Я видел, как людей разрывало снарядом. Мы все ими полны.
Кристалл я забрал с собой и положил на столик в нашей комнате.
— Мне кажется, я такие уже видел, — сказал я Аннушке.
— Я даже знаю где, — кивнула она. — У Мафсала в башне. Он их называл «суррогатными». И я начинаю догадываться, откуда они берутся.
— Школа Корректоров? — предположил я.
— Именно. Там Мораториум и куча синеглазых. Не так много, как тут, и я теперь понимаю, почему, но если кто-то научился вытаскивать оттуда кристаллы, то он, надо думать, неплохо на этом зарабатывает.
— Конгрегация?
— А кто ещё? Мораториум под их контролем, только они могут делать с ним что-то, о чём не узнают остальные.
— Но зачем? Неужели тупо за деньги? Так тут даже нормальной финансовой системы нет!
— Откуда мне знать? Я давно уже не с ними. Но, думаю, тут что-то поинтереснее денег. Конгрегация, как и остальные игроки, хочет возвращения условного «золотого века предтеч», мифической мощи Первой Коммуны, видя себя её главным распорядителем. Боюсь, в погоне за великим будущим они нафиг доломают настоящее. Ладно, солдат, давай уже спать. Что? Не спать? Ну ладно, давай не спать. Но потом всё равно спать!
Караван Костлявой прибыл только через два дня, что пошло нашей маленькой общине на пользу: Крисса, которая, с её слов, «соскучилась по простым штукам», привела в порядок и отремонтировала инфраструктуру в домах, в которые планировали поселить пополнение. Беззастенчиво используя механиков клана как подсобных рабочих, она моталась туда-сюда с трубами, проводами, деталями насосов и прочими кранами-вентилями. Руки у девчонки действительно золотые, но характер сложный. Я боялся, что клановые её однажды пришибут разводным ключом за придирки и язвительные комментарии, но как-то обошлось.
— Та ещё заноза, — сказал Кардан, вздыхая, — но я бы на ней женился.
Крисса умудрилась как-то починить его ногу, теперь клановый только немного хромает. И он полон безграничной благодарности.
— Больше ничего сделать не могу, — отмахнулась она от комплиментов, — там программная часть глючит. Обратитесь к производителю, пусть обновит драйвера, иначе скоро опять заклинит. Я просто обошла часть обвязки, упростила схему, но это не решение, а костыль.
После этого ветераны с неисправными имплантами встали к ней в очередь, и девушка целый день ковырялась в искусственных руках, ногах и прочих деталях.
— Чем ты тут размахиваешь! — доносится её злобный крик из медмодуля. — Я тебе что, врач по пиписькам? Ах, он у тебя электрический? Ну так пойди и трахни розетку, умник! Нет, не буду. Нет, даже не посмотрю! Ещё не хватало мне это рассматривать! Гоните этого извращенца прочь, следующий!
Костлявая привела караван автобусов — старых, ржавых, с мутными стёклами, некоторые тащили на жёстких сцепках и просто тросом.
— Ничего лучше так быстро найти не сумели, — сказала она, спрыгивая из высокой кабины самоходного генератора, — зато, слава Донке, бесплатно.
— Когда Доночка видела их в прошлый раз, они были совсем новенькие! — протестует глойти.
За автобусами выстроился с десяток машин посвежее (в основном большие внедорожники, но есть несколько роскошных олдтаймеров) и грузовики с вещами. Это Андрей вывез своих — семью и доверенных слуг — а заодно перегнал часть коллекции.
— Привык к определённому уровню жизни, — сказал он Аннушке. — Титул не важен, но когда моя жена хочет жить как маркиза, не вижу смысла ей в этом отказывать. Надеюсь, тут найдётся приличный особняк, который мы можем занять?
— Занимай любой, — отмахнулась она. — Извини, пойду помогу кайлитам, у них слуг нет.
Рыжая колония выгружается из автобусов. Дети, подростки, младенцы, беременные женщины, шмурзики, пушистое существо Енька. Последней осторожно спускается дородная матрона Меланта.
— Привет, дорогая! — обнимаются они с Аннушкой. — Это здесь мы теперь будем жить?
Она с интересном оглядывает запущенные палисадники старых домов.
— По крайней мере, какое-то время, — неохотно отвечает та.
— Что-то опять пошло не так?
— Извини, Мел, похоже наша защита не так надёжна, как мне казалось. Но мы решаем эту проблему. Либо решим, либо придумаем что-то ещё.
— Что ж, — вздохнула рыжая, — я и не рассчитывала, что всё пройдёт легко. В любом случае, оставаться было нельзя. После того, как вы уехали, всё посыпалось буквально на глазах. Мы еле дождались эвакуации, последние часы сидели, запершись в одном доме, и считали, сколько протянут двери. Эрзал будто с ума сошёл и решил нас уничтожить.
— Это не Эрзал, — покачала головой Аннушка. — Это ареопаг Конгрегации. Решили, что, если кайлиты не достались им, так пусть не достаются никому. Раз у них есть способы инициировать коллапс, то наверняка есть и возможность его ускорить.
— Значит, нам остаётся надеяться только на тебя, дорогая, — ответила Меланта. — Рада, что именно ты тут главная.
— Я нигде не главная! Я не виновата, что они за мной бегают, как птенцы за уткой! Блин, взрослые же люди! Как они раньше без меня обходились?
— Как скажешь, — засмеялась Меланта, — не главная так не главная. Всё равно спасибо тебе за заботу. Большая часть Мультиверсума хочет нас просто убить. Как будто именно кайлиты корень всех проблем, и без нас всё сразу станет хорошо.
— Большая часть, слава Фракталу, о вас не знает. И лучше бы так продолжалось впредь. Размещайтесь, лучше всего вот в этих домах, там уже починен водопровод и подключено электричество. Постепенно, я надеюсь, расширимся. Если, конечно, решим проблему с Мораториумом, и не придётся бежать дальше.
— А есть куда?
— Мультиверсум — чертовски большое место, — уклончиво ответила Аннушка.
— У тебя действительно есть «План Б»? — спросил я, когда расселение бестолковой и суетливой, но весёлой и позитивной кайлитской тусовки было в первом приближении закончено.
Оставив их разбирать вещи и спорить из-за комнат, мы вышли и с облегчением присели на уличной лавочке.
— И ещё несколько букв, — заверила меня Аннушка. — Но лучше бы нам не пришлось этим воспользоваться. Они все сводятся к «забиться в дальний угол и прикинуться мусором». Угол найти можно, но сама концепция мне не нравится. Здесь мы и под защитой, и в центре событий, можем реагировать и даже действовать на опережение, а не сидеть, дрожать и ждать, пока до нас не доберётся кто-то действительно упорный и мотивированный.
— А что, есть такие углы, где даже коллапс не достанет?
— Единственный мой знакомый дисруптор, дочь Калеба, долго отсиживалась в ортогонали у Лейхерота. И вроде бы у Мироздания не было к ней вопросов.
— А сейчас она где?
— Без понятия. Она вроде бы перестала быть дисруптором и просто живёт где-то с отчимом и матерью. Но девица бойкая, может быть, мы про неё ещё услышим.
— Ты упоминала Лейхерота…
— Да-да, понимаю, о чём ты. Я тоже думаю, что стоит рискнуть и проконсультироваться. И лучше бы это сделать тебе, а не мне.
— Я заметил, что он как-то не очень тебя любит.
— Ну, однажды я чуть не размандила их с братцем из пулемёта. Не все относятся к такому с юмором, знаешь ли.
Найти Текониса оказалось на удивление несложно. Я зашёл в главный вестибюль административного корпуса Библиотеки и просто попросил сидевшую там за стойкой женщину передать профессору, что его ищет Лёха. Да, просто Лёха, спасибо. Дама велела мне сесть и подождать, сняла трубку винтажного телефона, что-то туда сказала, послушала ответ, после чего объявила, что профессор скоро выйдет на ланч, и я могу подождать его в ближайшем кафе.
— Благодарен вам за Криссу, — сказал Лейхерот, садясь за мой столик. — Очень талантливая девочка, потрясающая чистота генетической линии. Нынешние грёмлёнг уже не те, так что это чистая удача.
Я вспомнил, что за его чёрными очками нет глаз, и мне стало не по себе. Но не сильно. В конце концов, у меня, вон, нога искусственная, и что? Привык и сам не помню об этом. А профессор, значит, без глаз навострился, бывает. Драматическая, надо думать, была история.
— Рад, что вы нашли друг друга, — ответил я вежливо, — Крисса тоже пока довольна сотрудничеством.
— Она заняла ровно то место, для которого создана. Этому можно только позавидовать. Увы, мало кому из людей удаётся найти своё место в Мироздании, большинство из нас недостаточно специализированы от природы. Вы искали встречи. Зачем? Изменили мнение насчёт работы? Вакансия ещё актуальна. Условия проживания вам наверняка расписала Крисса, поверьте, остальные бонусы ещё весомее.
— Жрать мороженое сидя в бассейне, а вокруг негры с опахалами? — засмеялся я. — Звучит заманчиво, но нет, у меня другой повод. Мне хотелось бы получить вашу консультацию как артефактора.
— Предположу, что речь идёт о связанной локали и расположенном там Мораториуме?
— Крисса вам рассказала?
— Это не потребовалось. Я догадался, как только увидел вашу спутницу. Аннушка определённо не стала бы посещать Библиотеку ради книг.
— Крисса говорила, у вас своя библиотека есть?
— Да, и превосходная. Но здешние архивы абсолютно уникальны, их собирали тысячи лет в разных срезах и даже разных линиях. Однако мы отвлеклись. Итак, Мораториум?
— Он ведёт себя странно.
— Это совершенно естественно для устройства, функционирующего в мерности, отличной от трёх. Можете конкретизировать?
— Воет. Светится. Вибрирует. Мотает нервы. Крисса сказала, что он перегружен, но я так и не понял, чем именно.
— Девочка прекрасно чувствует артефактные механизмы, но её теоретическая подготовка пока в самом начале. Не стоит доверять её суждениям безоговорочно.
— Поэтому я здесь, профессор. Я бы предложил вам плату за беспокойство, но не представляю себе, что именно может вас заинтересовать…
— Мне будет интересно взглянуть на ту часть Мораториума, и этого вполне достаточно. Ранее не было повода, и, хотя я не ожидаю увидеть ничего нового, это определённо стоит потраченного времени. Как я понимаю, у вас есть доступ к одному из здешних кросс-бифуркаторов?
— Да, он тут, неподалёку.
— Ключ или право прохода?
— Просто руку прикладываю.
— Значит только право, жаль.
— Почему?
— Право в любой момент может отозвать любой, у кого выше приоритет, а ключ открывает всегда. Их почти не сохранилось, я бы с удовольствием посмотрел на экземпляр. Но увы.
— А у кого приоритет выше?
— У того, кто располагает мастер-ключом. У первоначального владельца здания. У того, кто выдал вам это право. У того, кто выдал право тому, кто выдал его вам. И далее по цепочке. Вероятность, конечно, невелика, но вам стоит её учитывать.
Я задумался: мне и остальным право выдала Аннушка, а самой Аннушке — Ольга Громова. Но если «Ольга два-ноль», которая чуть не сожгла нас в гараже, для двери равна той Ольге, потому что в некотором смысле она и есть, то получается, что она может в любой момент перекрыть доступ нам всем? Ой-ой.
— Не будем терять времени, — сказал Теконис, поднимаясь из-за столика. — У меня много дел. Ведите к вашей двери.