В обычном розовом халате, слава богу, без драконов, Елизавета Сергеевна восседала за столом. С дальнего краю теснились пустые тарелки. И лишь одна, с манной кашей, была едва тронута.
Авдеева пила чай. Впрочем, «пила чай» - громко сказано. Кружка дымилась в стороне, а чайной ложкой Лизавета равномерно черпала икру из литровой банки. Сверкая бритой головой, она довольно щурилась, точно кошка над сметаной.
- Явился, не запылился, - едко бросила она, не прерывая занятия. - Где тебя носит, милый? Давай рассказывай.
- Чего?
- Что случилось, вот чего.
- Дорогая Лизавета Сергеевна, - осторожно заметил я, - черная икра - весьма калорийный продукт. Не стоит на нее так налегать.
Она подняла на меня сардонический взгляд:
- А зачем тогда ты поставил эту банку в холодильник? Чтобы я любовалась издали, роняя слюни? Тем более, ничего другого там нет.
Вот те святая пятница! Мне с трудом удалось сдержать досадливый возглас. Кроме икры, в пакет я много чего складывал, включая молоко, кефир и творог.
- Поклюй манной кашки, голубка моя, - предложил я компромисс, обходя острые углы.
Язвительная реакция последовала незамедлительно.
- Творец этого манного блюда плохо учился в кулинарном училище, - фыркнула Лизавета. - Если вообще учился. Склоняюсь к мысли, что диплом он просто купил.
Ну, здесь не поспоришь. Угощаться этим варевом я бы тоже не стал, даже с голодухи.
- Лягушачьих лапок сегодня не запасли, - пробормотал я примирительно. - Маринованных языков соловья тоже нет. Потерпи немного, на обед будет свекольный суп, чудесная цветная капуста и рыбная котлета с гарниром из овощей.
Меню этой больнички я изучил как отче наш, оно повторялось каждую неделю с завидным постоянством.
- Заткнись, милый.
Движением руки она оборвала мой гастрономический этюд, а ведь я еще про кисель не рассказал!
- Послушай, дорогая, не хочешь слушать - не слушай. А врать не мешай.
- Зубы будешь мне заговаривать, Бережной? Щас слюнями захлебнусь! Блин, да что же я все время жру, а? - она неохотно отодвинула банку, чтобы остро взглянуть мне в глаза. - Ника прислала мне смс: «занята, перезвоню позже».
- И что? - я показал свой телефон с таким же сообщением. - Обычное дело, у меня похожий шаблон тоже заготовлен.
- Да, но до знакомства с тобой она всегда принимала мой звонок. Всегда! Чем вы там занимались?
- Чем можно заниматься на улице днем? - я предпринял очередную попытку оправдаться. - Разговаривали!
Попытку мне не засчитали:
- Смотри, Бережной, испортишь мне ребенка - берегись.
- Да я ее пальцем не тронул! - побожился я. Чистую правду выдал, ни разу не исказил.
- Вот и хорошо. А тронешь хоть пальцем, собственными руками твою селедку отпилю, - в подтверждение зловещих намерений она показала мне тупой столовый нож, снабженный зубчиками на конце.
- Окстись, Лизавета, - невольно я отпрянул. - У нас чисто деловые отношения!
- Тогда не юли, - рявкнула она грозным шепотом. - Сердце никогда меня не обманывает. Что случилось с моей дочерью? В глаза смотреть!
- Сразу за больничным шлагбаумом произошел конфликт, - четко доложил я. - Она повздорила с хулиганами, арестовала их, и повезла в отдел.
- Дурацкая работа, - Лизавета сокрушенно покачала головой. - А Ника такая наивная и доверчивая... Но что выросло, то выросло. Запомни, Бережной: рубить дерево будешь по себе! Не для тэбе мама квиточку ростила. Понял?
Хлебнув чаю, она развила эту мысль:
- Моя семья разбилась об стол следователя. Не хотелось бы мне такой судьбы для дочери. Я сама виновата, конечно, но больше вижу вины тех мужчин, что мне подкидывала жизнь. Да что там говорить, мне вообще с мужиками не везет... Вот ты, например.
- Чего я? - мне даже обидно стало. Наезды какие-то глупые и облыжные.
- Думала, простой жулик. А ты еще та темная лошадка... Иллюзионист чертов. Хотя не жлоб... Ладно, говори, чего хотел.
- А я хотел? - мне удалось хмыкнуть я в ее стиле. - Умеешь ты с мысли сбить.
- Три желания, Бережной. Авдеева долги помнит, излагай.
- Хм... - я сделал вид, что задумался. - Эротические фантазии мы пропускаем...
Взгляд ее потяжелел:
- Злые языки называют меня сукой. Циничной и хладнокровной стервой. Но я умею быть благодарной, Антон. И если тебе от меня чего-то надо, то это не мое постаревшее тело. Такие вещи я чую издали.
Лизавета провела рукой по голове. Кажется, ей нравилась новая прическа. Как-то Жванецкий заметил, что лысому жить проще - причесываться быстрее. Правда, дольше умываться, но это не уже не так часто бывает. В любом случае, те седые неухоженные лохмы, с которыми она легко рассталась, даром никому не были нужны. Да, круги под глазами остались, и никуда не делись впалые щеки. Она выглядела бледной и уставшей, но ни в коем случае не больной. И первым признаком оживающего человека был пристальный взгляд.
- Твое нетерпение буквально висит в воздухе. Говори уже. Бережной.
А в самом деле, чего тянуть?
- Лизавета, наверняка тебе ведомо больше других. Как-никак, полковник юстиции, следователь по особо важным делам... В Генеральной прокуратуре несколько лет оттрубила.
- Давно уже полковник, мой милый, - она благосклонно кивнула роскошной лысиной. - И славно трубила в Москве, пока доброжелатели не скушали.
- А меня давно интересует, отчего рухнул Советский Союз.
Почему-то такому интересу Лизавета не удивилась. Они лишь уточнила деловито:
- Рухнул или уронили?
- Хороший вопрос. Но он не отменяет первый. Здесь важен взгляд следователя, без ярких эмоций вроде «просрали полимеры». В этой связи хотелось бы избежать тезиса, будто СССР рухнул под тяжестью собственных проблем.
- А что, не было проблем?
- Были, как не быть. И это связанный с вопросом предмет для исследований. При Горбачеве карточную систему ввели, а при Ельцине отменили. Неужто производство продуктов наладили? Сомневаюсь, скорее припрятанные запасы распаковали. С тех пор наследнички наследство СССР дербанят неустанно, а оно никак не кончается. Но если Союз таки рухнул, тогда почему - сухие факты, причины, виновные.
- А остальные два желания? - хмыкнула она.
От продолжения я воздержался:
- Пока так, золотая рыбка.
- Ладно, - покладисто согласилась Лизавета. - Предположим, разберемся. И что с того?
- В смысле?
- Тридцать лет прошло. Зачем это тебе?
- Хм... Извечный русский вопрос: кто виноват и что делать.
Ответ прозвучал уклончиво - врать не хотелось, а говорить больше сказанного я не собирался. Будем оглашать план по мере движения вперед.
Лизавета настаивать не стала:
- Так в интернете полно ответов на все твои вопросы, - она ткнула пальцем в планшет. - Листай, не хочу. Интриги, слухи, расследования.
- Правдивые ответы, придуманные троллями из семьдесят седьмой британской бригады? - я поднял руки. - Не, не надо.
Лизавета помолчала, решая чего-то. Видимо, сомневалась - говорить или нет. В конце концов, сказала:
- В свое время я интересовалась этой темой. Как и многие другие в прокуратуре.
- И что?
- Дерьма на вентиляторе полно, вот что. Многие властные мужи любят Россию - в смысле эротического аспекта. Альфонсы, блин, с одним желанием чего-нибудь урвать. А потом, сидя у камина виллы, думают, как бы ужалить матушку половчее. Еще у России беда с правителями. Бывает же так - с иными государями и врагов не надо. Много званных, да мало избранных... И первым флюгером считается Михаил Горбачев. Другим ярким примером двуличности советской партийной элиты является Борис Ельцин. Один- единственный пример: едва подписав беловежские соглашения о развале СССР президент России Ельцин позвонил с докладом президенту Соединенных Штатов. О чем еще говорить? Верный сын своих учителей и наставников из ЦК КПСС.
- Горбачев не игрок, - возразил я. - Ни ступить, ни молвить по-царски не умеет. Ельцин, впрочем, тоже. Они фигуры, которые двигают.
- Зато крупные фигуры, - Лизавета подняла потемневшие глаза. - Был такой прокурор, Виктор Илюхин. Находясь на посту помощника Генерального прокурора СССР он обвинил Горбачева в измене Родине, а впоследствии добрался и до очередных политиков. Собирал материалы, все рвался довести дело до суда.
- Кажется, он умер, - припомнил я.
Лизавета стерла ухмылку. И шелуха ироничной горгоны окончательно слетела:
- Да, Антон, он умер. Скорее всего, именно от этого.
- Опасаешься, значит? - пробормотал я.
Скрывать сомнения она не стала:
- Слишком любопытных тушканчиков давят на обочине. А мне тут недавно новый шанс обломился, как ты знаешь. Чую где-то подвох, но жалко было бы шанс потерять. Жизнь надо любить, Антоша, - Лизавета горько усмехнулась. - Она все равно трахнет, но так хоть выйдет по любви.
- Смерть - глупая и обидная штука, - согласился я. - Конечно, все люди смертны, но человек рождается не для того. Он обязан сделать что-то полезного, и не только для себя. В конце концов, у нас простая сделка - я тебе, ты мне.
- Королевы в сделки не вступают, Антоша, - она улыбнулась уголками губ. - Слышал такую присказку?
- Ага, еще я слышал, что королевы не какают. А если пукают, то исключительно фиалками, - хмыкнул я. - В этом мире, Лизавета, все продается и покупается. И у каждого вопроса есть цена.
- Ты прав, Бережной, - кивнула она. - Все продается, только не честь Елизаветы Авдеевой! В это дерьмо только влезь, мигом вымажут с головы до ног.
Давить на Авдееву мне не хотелось. На фальшь у нее звериное чутье, а мне нужен союзник. Тут только добром и лаской надо, хорошая ведьма на дороге не валяется.
- А что, если я тебе дам железные гарантии? Местечко уютное подберу? Такое, что ни одна ляля не достанет.
Лизавета нахмурилась:
- Как ты себе это представляешь? Серьезный анализ требует разговоров с людьми. Кое-какой материал у меня за эти годы накопился, но для сбора доказательств надо идти в архивы. А ведь в некоторые хранилища так просто не попасть... Нужна виза высокого начальства, которую без десятка согласований фиг получишь.
- А как у тебя с английским языком?
Вопрос Лизавету удивил:
- Нормально у меня с английским, и не только. Зарубежную юридическую периодику почитываю регулярно.
- Значит так, Лизавета, - решил я. - Забудь о разрешениях начальства, это я беру на себя. Главное, чтобы ты знала, куда идти и что искать.
- Многие наши архивы при Ельцине вывезены на Запад, - она задумчиво посмотрела на меня. - Я даже догадываюсь, каким образом ты это провернешь. Как с тем походом в Пицунду?
- А почему нет? - скрывать сей аспект было бессмысленно. - Но сначала тебе надо оклематься. И хорошенько подлечиться.
- Отож, - обреченно кивнула Лизавета, двигая к себе тарелку с манной кашей.
Вздохнув устало, я двинул на выход. Человек социальное существо, и от животного отличатся наличием сознания. Любой изощренный ум любит решать сложные задачи. А некоторых хлебом не корми, а дай возможность отличиться и потешить свое эго. Следователь Авдеева с задачей согласилась, значит, будем думать о следующем этапе.