Пятнадцатилетний чародей. Том I, часть II.

Глава 7

Очнулся сразу, рывком, осознав себя лежащим на холодном столе, связанным по рукам и ногам.

Не открывая глаз, потянулся к своему солнышку. Здесь родное со мной, горит мягко согревая моё «Я».

— Со Хён! — вспомнив залитое кровью лицо, дёрнулся в безуспешной попытке встать.

Не получилось, лоб притянут к поверхности, затылок холодит металлом, вокруг кромешная темнота.

— Василий! — и снова облом, кот не появился, сердце сжалось, холодея от ощущения потери, я заорал во весь голос, — Васи-и-и-ли-ий!

Память тут же подсунула яркую картинку влипания моего фамильяра в стенку ресторанчика и странный дым.

Сделав пару глубоких вдохов, успокоился. Голова не шевелится, похоже привязан кожаным ремнём, руки, ноги, тоже притянуты к металлической поверхности. Пальцы шевелятся, ощупываю подушечками пальцев холодный, шершавый металл, странно, но ассоциация подсунула старый, алюминиевый тазик которым пользовался в офицерской общаге, устраивая холостяцкие постирушки.

Подвигал тазом, вроде что-то есть, непонятно, по ощущениям нечто лежит на животе и трётся об одежду.

Так, нужно освобождаться из пут самостоятельно. Представив в правой руке нож, потянулся к его тяжести, ощущениям шершавости ручки. Мой старый, складной нож. И снова облом.

Пустота.

Точно это ощущение пустоты, вот что зудело на краю сознания, прямо с момента как очнулся.

Так, только не паниковать. С усилием освобождаю разум, погружаясь в медитативное состояние осознанного транса.

Состояние здоровья норма, нарушений ауры тонкого тела нет. Солнышко мягко светит, моя сила со мной. Справлюсь.

Открыв глаза, решив подсветить темноту, с лёгкостью формирую яркий шарик плазмы.

Блин. Ярко до белых зайчиков, радостно заскакавших по зажмуренным векам.

Шарик плазмы, сияя электросваркой, отлетел за голову, повинуясь моему желанию. Осторожно, щуря глаза, приоткрываю веки. Зрение фокусируется не сразу, что это, потолок?

Каменная, ровная поверхность, похожая на брусчатку Красной площади, раскинулась перед моим взором. Странный потолок если честно, хотя вижу не много, голова зафиксирована жёстко, а одними глазами много не увидишь. Стен не вижу, значит, скорее всего, комната большая.

Потянул светляка к голове, решил попробовать пережечь ремень фиксирующий голову.

Запахло палёным, треск горящих волос подсказал о провале операции освобождения.

Темнота.

Попробовать ещё раз, боль, если что, перетерплю.

Страшно.

Воображение рисует сначала моё отрезанное ухо, потом безголовую демоницу, не ну его нафиг, думать нужно.

Лежу. Думаю. Холодно.

Холод стал ощутим, точно, метал стал ледяным, даже не так он стал обжигающе ледяным.

Действуя на голых эмоция, подстёгиваемый страхом, вцепился аурным щупом в ремень стягивающий лоб.

Рывок.

Звонкий звук лопнувшего металла. Голова свободна.

Теперь руки.

Есть. Свобода.

Ноги.

Тут же падаю вверх повиснув на широком ремне, больно резанувшим живот.

Что за хрень такая. Темнота дезориентирует полностью, поменяв чувство верха с низом.

Вцепившись обеими руками в широкий, явно толстой кожи ремень, делаю силовой переворот вперёд, борясь со страхом удариться ногами о темноту.

Глаза закрыты. Страшно. Внизу, по ощущениям, бездна, отпущу руки и поминай как звали.

Очередной светляк из плазмы осветил закрытые веки. Осторожно смотрю вниз.

— Твою-ж! Таксиста бабушку! Без права переписки! — пол прямо под ногами.

Без прыжка, мягко, по кошачьи, опускаюсь на пол.

Странное помещение, квадратная комната, замощённая брусчаткой, размером пять на пять, не меньше. В левом от меня углу, стоит медицинское оборудование. Похоже кому-то здесь собираются провести процедуру гемодиализа.

Странно, у меня с почками всё в порядке, мне такой радости не надо.

Над головой, закрывая от меня потолок, висит, вниз рабочей поверхностью, прозекторский стол. Порванные ремни, подсказывают откуда я только, что спустился. Белая, матовая поверхность, блестит в свете светляка мириадами искр. Пушистый иней даже на ремнях.

Пару шагов в сторону, подальше от медицины, не став давить естественное желание увидеть настоящий потолок.

Не увидел, слишком темно, подкинул плазменный шарик светляка вверх. Видимо желание скорости передалось не корректно, светящийся росчерк врезался в преграду, сыпанув искрами вниз.

Темнота длилась не долго, следующий светляк медленно оторвался от моей руки, паря потихонечку вверх.

Удивительно, но рабочее оборудование патологоанатома действительно висело ножками вверх, просто паря в воздухе, ничем зримым не удерживаясь. Поводив шариком, туда-сюда, в надежде найти подвесную систему, ничего не обнаружил, сколько бы ни напрягал собственное зрение.

Подняв светлячок повыше, присвистнул от удивления.

— Охренеть!

На каменном своде потолка, лежала моя шпага, как бы это дико не звучало. Именно лежала поверх ножен и перевязи, как если бы лежала на полу.

Забыв о потерянной способности, притянул оружие в руки. Шпага со сладким звуком вошла в ножны, перевязь через плечо, и лишь, когда застёгивал ремень, до меня дошло, что я только, что сделал.

Но ведь ощущение пустоты никуда не исчезло.

Охнув, потянулся к солнышку.

— Твою то мать! — Моё зримое выражение энергии сильно потускнело.

Я в каменном мешке, и не просто в заточении, я отрезан от энергии Мира, я как баран жгу собственные силы.

Выхода я не нашёл, его просто не было, каменные стены не имели ни дверных проёмов, ни щелей, ни чего, — просто отполированный камень пригнанный плотно друг к дружке, и всё. Алес.

Усевшись в позу лотоса посреди комнаты, положив ножны с клинком, на разведённые колени, задумался.

Вариантов освобождения если подумать не так уж и много, вопросов о причинах гораздо больше. Кто меня смог так качественно вырубить, хорошо помню опасности сзади не было, и Ваську приложили качественно, а ведь ещё звуки исчезли, точно я ещё удивился этому.

И что с того.

И ни чего, мыслей нет.

Дождаться похитителей, дать им бой, а там свобода. Можно, только я не Рембо картонный, задавят числом и не факт, что снова не вырубят.

Так ничего не придумав, задремал.

Сколько спал? Не знаю, чувство времени отказало напрочь. По привычке растасовал воспоминания, раскатив шары по своим местам, обратил свой взор к солнышку.

Оппачки, а оно ведь горит, ярко светит моя прррелллесть, значит энергия проникает суда, где-то есть щелочка, а может маленькая дырочка.

Есть, и я тебя найду.

Сосредоточившись, вытянул свой аурный щуп. Коснувшись стены вздрогнул, ледяная как дерьмо мамонта, холод прошёлся по спине приморозив задницу к полу. Что ж потреплю.

На удивление, ожидал долгой процедуры сканирования поверхности каменной стены. Не судьба, выход нашёлся сразу. Ну не совсем выход, щёлочка, пропустившая мой аурный щуп наружу.

Ощущение пустоты исчезло сразу. Решив не мелочиться, потянулся к старому армейскому другу. Автомат Калашникова это вам не тут, это существенный аргумент в споре с похитителями, калибром семь шестьдесят два.

Свет ударил не по глазам, свет ударил в голову, да так, что искры с глаз. Это на меня стол упал, тяжелый зараза, как шею не сломал? Удивительно.

Каменные стены, потолок, брусчатка — всё рассыпалось чёрной пылью, заставив желудок подпрыгнуть кверху. Знакомое чувство почившего колдовства.

Потирая шишку на макушке, озираясь, с трудом развязав ноги, поднимаюсь. Грохот от падающего железа стеганул по ушам не хуже новогодней петарды в лифте.

На кафельном полу, лежал мой старичок —АК-47, по прозвищу «Весло». Мой, даже сомнений не возникло, вытертая до блеска, с левой стороны, ствольная коробка и восемнадцать насечек на прикладе. Насечки мне дембеля нарезали, захотелось им болезным пошутить над молодым лейтенантом. Впрочем, веслом по заднице, что с насечками, что без, одинаково больно, что они сами и доказали экспериментальным, так сказать, путём.

Затвор чавкнул, загоняя патрон в патронник, щелчок предохранителя, случаи они, знаете, разные бывают. Вот теперь можно и осмотреться.

Помещение, а точнее жилая комната, о чём свидетельствует кухонная зона в углу, в том же самом, где стоит аппаратура для очистки крови. Большая комната квадратов на шестьдесят не меньше. Две стеклянные стены, с видом на небо. Стена с кухней, столом и диваном. Прилегающая к ней стена, с кухней, настенным телевизором и двумя дверьми. Посреди комнаты, на боку, огромный прозекторский стол. Так себе обстановочка, если честно.

Потеребил металлическую ленту, которой мне фиксировали голову. Ровная линия разреза, немного наискосок. Это что? Получается я и так могу.

Ладно, хватит рассусоливать, валить отсюда нужно, пока хозяева не пожаловали.

Дойдя до двери, хлопнул себя полбу. Вот баран.

Телефон материализовался в руке без всяких проблем. Последний вызов у нас?

Юн Ми?! Точно, у меня ведь так и не появился контакт «дядя Саша».

Отставить Юнку, звоним Петровичу.

Трубку сняли с первого гудка.

— Слушаю. — голос ровный, спокойный, у него наследника упёрли, а он само спокойствие.

— Сергеев в канале, — дублирую интонации главного безопасника, — доложите обстановку.

— Три часа назад, Юрий, на тебя и твою невесту было совершено покушение. Потери: два оперативника — двести, два — триста, Со Хён получила сотрясение мозга, сейчас в госпитале. Так же при нападении погиб Брат тамплиер Никодим и хозяйка ресторана. Ресторан сгорел. — На последних словах голос безопасника дрогнул, — Юра! Ты сейчас где? Мы весь Сеул на уши поставили.

— Сергей Петрович, я не знаю, — я смотрел с высоты птичьего полёта на раскинувшийся внизу город, прижав лоб к стеклу, — Здесь день, судя по солнцу, часа два. Я в городе, в небоскрёбе, на большой высоте. Нахожусь в квартире. Город — не знаю, не пойму, слишком высоко, могу сказать только, что слишком много небоскрёбов, но они все гораздо ниже. Попробуйте пробить телефон у сотового оператора

— Хорошо …

— Ещё, Петрович, это важно, — я перебил безопасника, стараясь не забыть, — меня поместили в каменный мешок созданный с помощью колдовства, отрезали от энергии Мира, ещё тут стоит оборудование для гемодиализа, а меня самого принайтовали к анатомическому столу. Он висел посредине каменного мешка с отрицательным вектором силы тяжести.

— Понял тебя, что думаешь делать?

— Сейчас позвоню родителям, потом разобью стекло и выпрыгну с парашютом. — Хотел было добавить, что у меня за плечами полтора десятка прыжков, в своё время реально увлёкся адреналином высоты, да вовремя заткнулся, и так уже будёновками весь мой путь застлан. Штирлиц недоделанный.

— Отставить звонки, не теряй время, я сам позвоню, — голос Петровича, сух и деловито спокоен, — как думаешь разбить стекло?

— Калибр семь шестьдесят два.

— Принято, действуй. Жду звонка по приземлению, постарайся определить локацию, если что, ищи русское представительство, если город крупный, обязательно будет где ни будь ближе к центру.

В ухо заиграли гудки отбоя, отключился наш безопасник. Ну и я тянуть резину не буду.

Ранец с парашютом на спину, лямки застегнуть. Блин штаны от костюма не самая лучшая одежда, давит в промежности, хрен с ним переживу.

Грохот автомата, даванул по ушам, стекло осыпалось мелкими брызгами, блеснув брильянтовым блеском напоследок.

Можно прыгать

Земля встретила не ласково, точнее никак не встретила. Долго парил над широкой автострадой в поисках места приземления, пока не увидел огромный бассейн на одной из крыш.

Приводнение прошло штатно. Нырнул ногами вперёд, счастье что глубоко, стропы отсёк стропорезом и не заморачиваясь сбором парашюта, в два гребка доплыл до края бассейна.

Шезлонги, пляжные зонтики, девушки топлес, ну прямо туристический рай.

На удивление на меня никто не обратил никакого внимания, ближайшая девица лениво приподнялась на локтях над своим шезлонгом, оглядела меня с ног до головы поверх очков, и не найдя ни чего интересного, снова лениво улеглась, подставляя свои сиськи жаркому солнышку.

Так блин, можно и комплекс неполноценности заработать. Я значит весь из себя красивый. С неба в бассейн, а им пофиг.

Не, не пофиг, вон бодигарды нарисовались, бегут родимые, и как им не жарко в чёрных смокингах.

Перевязь на плечо, руку на эфес, левую ногу чуть-чуть вперёд.

Стою. Обтекаю. Солнце реально жарит не по-детски, сука, одежда парит, высыхая прямо на глазах. Обшлага пиджака в бурых пятнах.

Кровь?

Со Хён, это её. Как там она?

Два горбоносых мужика в тёмных очках, резко затормозили передо мной. Стали.

Стоят, смотрят, молчат.

Я тоже молчу, только стоять и ждать не буду, я вам не хрен с бугра.

Шагнул, забирая влево, чтобы обойти. Правый тут же выкинул руку собираясь схватить за одежду, притворился ветошью и замер, с испугом сведя глаза к переносице. А как вы хотели, если тебе приставить шпагу к переносице, гайморит проходит сразу, очищая мозги от соплей.

Иду, спокойно иду, походкой уверенного в себе человека, сзади два шкафа, справа бассейн, слева шезлонги, женский пол намеренно игнорирую. Я между прочим почти женатый мужчина.

У стеклянного панорамного выхода к бассейну комитет по встрече героя.

Три араба в своих белых, не знаю, как правильно называются, назовем это платьем. У того что впереди на боку висит сабля в ножнах.

Пока иду, меняю костюм на новый, прямо на себе, на глазах у встречающих. А какая собственно разница, притягивать ощущением в руки, или сразу на тело? Как оказалось, никакой, зато получилось эффектно, вон как, глаза расширились.

Арабского не знаю, поэтому обращаюсь на родном языке:

— Мир вашему дому, уважаемый. Я русский дворянин из Рода Сергеевых. — говорю уважительно, обозначив поклон, — с кем имею честь говорить?

Ответа не последовало. Встречающие расступились, уважительно, жестом, предлагая войти внутрь. Один из арабов тут же рванул вперёд, вглубь коридора.

Большой, огромный светлый зал на пару этажей высотой. С настоящим оазисом посредине и белым шатром на берегу ручья. Воздух пахнет водой и свежестью. Пальмы тихо шевелят крупными листьями, издавая своеобразный шорох.

Мы подошли к шатру, араб, с саблей, остановив меня жестом, скрылся за белым пологом.

Внутрь меня так и не пригласили, из шатра вышел глубокий старик, опирающийся на руки двух молодых девушек в прозрачных одеждах с закрытыми лицами.

Я склонился в уважительном поклоне, опознав хозяина этого великолепия.

— Здравствуй отец, прости что пришёл в твой дом незваным, — заговорил, смотря прямо в глаза старика, — я русский дворянин из Рода Сергеевых, готов принести свои глубокие извинения за случившееся.

— Здравствуй юноша, — русский язык чистый с лёгким акцентом, какой бывает у тех, кто с детства говорит сразу на двух языках, — как поживает мой старый друг Лев Аристархович?

— Дед?! — я воскликнул, не скрывая своего удивления, — хорошо поживает, по крайней мере, когда я уезжал из имения десять дней назад, всё было хорошо.

— Хорошую весть мне принёс ты, мой мальчик, — старик улыбнулся, а ты значит его внук? Сын старшего сына Евгения, носящий красивое имя — Юрий.

— Это я.

— Вдвойне хорошая новость, — он снова улыбнулся, добавив морщинок своему лицу, сразу став удивительно похожим на старика Хотабыча из старого советского фильма, — пойдём, присядем в тенёчке, попьём чай, покушаешь сладости, и ты мне расскажешь, зачем ты спустился в мой розарий.

— Э-э-э. Конечно, — почтительно кивнув, двинулся вслед за стариком, — только я в бассейн призе… приводнился, я ни каких роз в бассейне не видел.

Старик остановился, обернувшись к шатру, громко крикнул:

— Ахмед! — на голос выглянул араб, тот самый, у которого шашка на поясе, — выгоняй этих куриц. Если юноша не заметил их около бассейна, им здесь не место.

И уже мне:

— В старости, мой мальчик, главный мужской орган — это глаза, эти гурии были позваны, чтобы ублажать мой взор, радуя старое сердце. Теперь придётся набирать новых. У старости есть обратная сторона, в конце концов её дом становится склепом, запуская в юные сердца безразличие вечности.

— Спасибо за вашу мудрость. Простите, но я до сих пор не знаю, как к вам обращаться.

— Вот пустая голова, — старик покачал головой, покосившись на девушку, наливающую ему чай, — зови меня просто — Дедушка Хасан.

Рука служанки дёрнулась, и чай пролился мимо чашки, разбудив неподдельный страх в её глазах. Она упала на колени, что-то быстро залопотав на арабском.

— Просит простить её, боится моего гнева дурёха, — пояснил мне старик, — думаешь стоит её простить?

— В чужой монастырь со своим уставом не лезут, кто я такой что бы указывать тебе, дедушка, что делать в собственном доме.

— Хорошие слова, правильные, прощу её ради дорогого гостя.

— Дедушка Хасан, мне бы позвонить родным, они волнуются. Три часа назад я был в Сеуле, а теперь здесь, и я даже не знаю где нахожусь.

— Что за странные слова ты произносишь? Ты у меня в гостях. Я шейх Хасан ибн Султан аль Нахайян из славного города Абу-Даби, старинный друг твоего деда, достославного Льва из старинного Рода Сергеев. — Дед явно заволновался, — рассказывай о своей беде мальчик.

Я рассказал всё, как мы гуляли с Хёной, рассказал про нападение, как очнулся здесь в каменном мешке привязанным к разделочному столу, как сбежал, приземлившись в бассейн на крыше. Дед слушал внимательно, не перебивая и не задавая наводящих вопросов. А дождавшись окончания, крикнул Ахмеда:

— Всё слышал? — Чернявый араб кивнул, — ступай, и принеси мне их головы.

Дед Хасан, поморщился непроизвольно потёр больное колено.

— Стар я стал, тело перестаёт слушаться, покоя просит.

— Дедушка Хасан, позволь мне помочь, я поднялся со стула намереваясь подойти к старику.

— Что? Неужели Род Сергеев возродил забытое искусство? А я, старый, всё утро думал, почему мне моя мать приснилась, она ведь у меня русской была, звала меня Санечкой, давно это было, — он замолчал, — делай мой мальчик, поможет хорошо, не поможет тоже ни чего страшного не случиться. Твои предки когда-то умели поднимать мёртвых и возвращать молодость. Может не зря ко мне мать приходила.

Я подошёл к старику, обойдя так и лежащую на коленях девушку, взял его за правое запястье.

— Постой, — остановил меня старик, — сначала позвони домой, Род превыше всего, помни об этом.

В этот раз я набрал отца, трубку никто не взял, набрал маму, то же самое длинные гудки и противный голос, известивший, что абонент не готов со мной разговаривать. Набрал деда и снова облом.

Да что за хрень.

Сергей Петрович трубку снял с первого гудка.

— Слушаю. — Ровный, лишённый эмоций голос.

— Петрович, со мной всё в порядке, я во дворце у старого дедушкиного друга, в городе Абу-Даби. Ты родителям звонил?

— Они в Малом Николаевском Дворце, с ними до сих пор нет связи. Дедушка твой тоже там, — в голосе безопасника прорезались эмоции. — Юрий Евгеньевич, скажи, как зовут друга и адрес местонахождения.

— Шейх Хасан ибн Султан аль Нахайян, а место, — я посмотрел на старика, повторив название в трубку — Каср Аль-Ватан.

Тишина в трубке несколько затянулась.

— Сергей Петрович, ты на связи?

— Да Юрий Евгеньевич, просто информация… Неожиданно. — он снова запнулся, — это самое защищённое место в Эмиратах. Думаю, самым правильным будет дождаться решения Главы Рода.

— Сергей Петрович, позвоните Александру Владимировичу, предоставьте ему информацию о текущей ситуации.

— Хорошо Юрий Евгеньевич. Что-то ещё?

— Нет, всё конец связи. — Я задумчиво посмотрел на трубку, после чего растворил с лёгким хлопком она исчезла, отправившись на своё штатное место ко мне в комнату. Как там мои сестрёнки, наверное, с ума сходят. Позвоню попозже, сначала старик.

— Мой мальчик ты сомневаешься в этом человеке? — Хасан прервал мои думы о доме.

— Странное прозвучало дедушка Хасан, — я решил озвучить свои сомнения, — В первый раз, перед тем как выпрыгнуть, я позвонил главе службы безопасности, по ощущениям говорил с ним, он обещал, что сам позвонит родителям, сказал, чтобы я не тратил напрасно время. Он обращался ко мне как обычно, на ты и по имени. А сейчас, по имени отчеству, Родителям, опять же, не дозвонился, говорит, что они в Малом Дворце, мол связи с ними нет. Говорит, что дед тоже там. Странно, не похоже на него.

— Разве не ты наследник Рода? Мой мальчик.

— Точно, — моя ладонь звучно соединилось со лбом, — спасибо дедушка Хасан за вашу мудрость.

— На что ещё старики нужны, — он покачал головой прикрыв глаза, — ты вот всё время смотришь на эту негодницу. Нравится?

— Ну какому мужчине не понравится такая красавица, — я покачал головой вслед за стариком, оценивая фигурку в ничего не скрывающей одежде, здесь дело в другом, хочу понять, ведь ты её простил, а она до сих пор на коленях. Что это? Самоистязание или страх? Почему она ещё тут?

— Ты умён не по годам мой мальчик. Здесь есть всё — старик поставил свою ногу, обутую в остроносую туфлю, на голову девушке, — самоистязание в надежде, что это будет оценено в её пользу, банальный страх нового наказания и конечно же любопытство. Женщины остаются женщинами в любой ситуации.

Он протянул мне правое запястье, так и не убрав ногу.

Подтянув ногой свободный стул, уселся рядом со стариком, так и не отпустив его руку. В состояние лёгкого транса вошёл без затруднений сразу потянувшись к ауре старика.

Да старость не радость, это точно. Тонкое тело ауры изъёдено серыми червями. Суставы на ногах корят багровым светом боли, в крови тромбы, удивительно как ещё инсульт не пришёл. Да он вообще одна сплошная болячка.

Клетки, его старые клетки, они умирают, им больше не интересно жить и обновляться. Боль убрал без особых проблем убрав источник, опухоль надкостницы, поправил так же как это делал с Кариной. Тромбы направил к печени, напитав ту энергией, заставил буквально расщепить мёртвую кровь. Сосуды, дряхлое сердце, опущенные почки, опухоль, давящую на простату. С этим справился, долго, муторно, но справился.

А вот клетки. Человеческое тело, состоящее из клеток, в которых нет искры жизни. Толку от моего лечения, на пару месяцев хватит не больше. Как их зажечь? Тут не искра, тут факел нужен.

Попробовать? Как старик сказал, хуже не будет. А мне? Мне будет хуже?

По наитию совмещаю правую руку со своим аурным щупом, раскрытой ладонью касаюсь груди старика, прямо напортив солнечного сплетения.

Разряд! По моей руке, огненным жаром вливается моё солнышко. Есть соединение. Теперь моя рука — это шланг, по которому проносятся импульсы силы оранжевым, почти золотым пламенем расплёскиваются по груди старика, с каждым разом проникая всё дальше и дальше

Ещё! Ещё!

Есть получилось. Я вновь вижу ожившие клетки, вибрирующие в такт течению энергии Мира.

На стул я буквально свалился, грузно осев мешком, расплылся по деревянной поверхности. Сил нет даже на открытие глаз.

— Мой мальчик. У тебя получилось! — восклицание старика пропускаю вяло махнув рукой.

Рядом что-то происходит, но мне если честно глубоко наплевать, я устал, я спать хочу.