Путь хирурга

Глава 16

Ветер перебирал пыль по трещинам печатей, похоже, теперь вросших в камень круга. Эти трещины я хорошо помнил — следы того, как мы со Славой прошли «сверку» в прошлый раз. Того, как здесь хлестала энергия — и что я сделал с ней.

Они остались, как шрамы…

Сегодня в центре стоял алтарь, вырезанный из цельного темного камня и отполированный до блеска. По краям алтаря шли узкие канавки с символами школ. В центре его было ровное плато с висящей над ним прозрачной линзой. В глубине линзы едва заметно шевелились искры Потоков.

— Объявляю церемонию наречения открытой, — прошелестел голос Астахова, обволакивая пространство.

Я выдержал паузу, не спуская с него глаз.

— Только сразу предупреждаю, — негромко возразил я. — У нас уже есть имена.

Лицо Астахова осталось неизменным… почти — скулы под седой бородой едва заметно дернулись. Он сделал вид, что не услышал.

Астахов говорил медленно, будто смаковал каждое слово, одной рукой приглаживая бороду, а другой держа посох.

— Имя — не просто звук. Это ключ резонанса. Оно вплетается в Потоки и в амулет, открывает доступ к тому, что для прочих останется закрытым…

Астахов кивнул на алтарь, и я заметил, как по канавкам с символами школ, в которых до того лишь еле тлел какой-то свет, лениво поползли огоньки, будто от его взгляда.

— И если ключ подобран неправильно… — учитель сделал короткую паузу, но в этой паузе явно звенела угроза. — Замок ломает руку тому, кто его вставил.

Астахов самодовольно хмыкнул. Амулет, питавший его энергией, всё так же висел на груди.

— Начнём с него, — кивнул учитель на Владислава.

Влад вздрогнул, я почувствовал это плечом, на которое опирался сбившийся. В глазах у него застыли боль и усталость. Однако за этой пеленой там была и готовность, будто перед прыжком с парашютом, когда уже поздно отступать.

— Держись, — шепнул я, и он кивнул.

В его взгляде было больше решимости, чем сил в теле, и именно это внушало мне тревогу.

Он оторвался от меня, постоял лишь какую-то долю секунды, словно заново выстраивая контакт с телом, и сделал шаг к алтарю. Песок под босыми ступнями скрипнул, тёплый, будто хранил жар полуденного солнца. Влад пошёл, пошатываясь, и каждый его шаг гулко отдавался в алтаре.

— Ладони — на кромку, — сухо бросил Астахов.

Влад положил руки. Камень будто вздохнул — медленно, глубоко, и я отчетливо ощутил это дыхание.

В ближайшей канавке дрогнула тонкая золотистая искра, и, словно капля ртути, потекла по линии. Течение увлекло за собой красную, синюю, зелёную… Цвета загорались один за другим, сливаясь в медленный круговой бег. Потом весь резонатор ожил мягким сиянием, будто проснулся от долгого сна.

Астахов поднял руку с амулетом, и его голос стал ровным, почти певучим:

— Потоки, соедините же путь того, кто стоит перед вами, с его именем. Примите его в круг, вплетите в ткань Приюта…

Золотой отсвет в канавках разгорелся так, что пришлось щуриться. Я хотел окликнуть Славу, но понял, что он меня уже не услышит. Ладони его будто прилипли к камню, пальцы побелели от напряжения, и казалось, что он врос в алтарь.

Энергия пошла вверх по его рукам — живая, текучая, словно светящийся поток расплавленного металла. Достигла плеч, разлилась по груди, и бледность с его лица начала сходить, как иней под солнцем.

Потоки переплетались, цвета смешивались, пока все не слилось в ослепительный белый.

Невидимая сила подхватила Влада, приподняв над алтарем на целую ладонь. Ещё секунда, и вокруг него закрылся прозрачный кокон — гладкий, как выдутое стекло. Однако внутри кокона бурлила энергия, переливаясь всеми цветами спектра.

Песок с круга взметнулся и закружился вокруг Славы пыльной вьюгой. Даже края каменного монолита дрогнули, будто отзывались на этот ритуал.

Внутри кокона белый свет собрался в одну точку, а потом рванул вверх, прожигая воздух. Над алтарём, прямо в пустоте, начали проступать буквы. Сперва расплывчатые, как дым, потом всё чётче…

Наконец, сложились окончательно:

«ВЛАДИСЛАВ».

Пальцы Астахова, лежавшие на кромке, едва заметно напряглись. Вязь дрогнула, и буква «С» в середине потянулась, искажаясь, превращаясь в чужой символ. Знал ведь, что я дал ему это имя, и не хотел сесть в лужу, чтобы не опростоволоситься… потому пытался вмешаться теперь.

— Не советую, — тихо сказал я, не глядя на учителя.

Как будто бы и не ему, но он прекрасно услышал. Астахов молчал, но я видел, как едва заметно напряглась его челюсть. Буква отпружинила обратно, а Потоки, будто возмущённые вмешательством, сбросили лишнюю энергию. По цепи амулета Павла, прямо через центральный узел, побежала тонкая трещинка. Она звякнула, как трескавшийся лед на весенней реке.

Я покосился на его лицо, но учитель сделал вид, что ничего не заметил.

Белый свет в коконе стал гуще, словно собирался в каплю. И в тот же миг сверху, прямо из воздуха, начал проступать некий предмет. Я разглядел металлический диск, гладкий, темный, с серебряной риской по ободу.

Амулет.

Он медленно опустился, вошёл в кокон, словно в глубокую воду, и… исчез.

Через секунду кокон лопнул с тихим хлопком. Песок осыпался, гул в канавках стих. Влад стоял на алтаре. Белая энергия всё ещё бежала по его жилам. Но она уже не разливалась бесцветно, а переливалась ровным белым светом.

Влад дышал глубоко, как после долгого пребывания под водой. Но… его плечи выпрямились. Это уже не был тот обессиленный мужчина, которого я сюда привёл. Это был ученик Приюта, начавший свой Путь.

Над алтарём, в глубине прозрачной линзы, его имя горело ровным золотым светом. Плавная, строгая вязь предков… шрифт, которым был написан забытый Завет.

Влад поднял взгляд на учителя. На шее у него поблёскивал амулет.

— Мое имя Владислав, — сказал он твердо.

— Имя… признано, — выдавил Астахов, будто проглотил осколок стекла.

На краю круга что-то почти не слышно прошуршало, и я обернулся. Один из символов двенадцати школ коротко вспыхнул и погас, как будто кивнул в знак согласия.

Астахов стоял с тем самым выражением, которое я мечтал увидеть с момента нашего знакомства. Это была растерянность под с трудом удерживаемой маской спокойствия. Он явно не понимал, что только что произошло. И как так получилось, что само мироздание подарило Владу такое же имя, какое ему дал я.

Белая энергия ещё миг переливалась по рукам Влада, затем втянулась в амулет, и все стихло. Только серебряная риска на его ободе продолжала мерцать.

Влад стоял прямо, и улыбка едва заметно тронула его губы. Раны на боку уже не было — даже шрама и того не осталось. Повязка, что ее закрывала, вовсе осыпалась пеплом, как нечто утратившее смысл.

Влад вернулся на место, всё ещё слегка покачиваясь, но уже не тем, кем был несколько минут назад. В нём чувствовалось что-то новое, чужое… и сильное.

Астахов перевёл взгляд на меня.

— Твоя очередь, — в голосе учителя прятался вызов.

Я шагнул вперёд и положил ладони на тёмный, отполированный камень.

Холод, исходивший от него, был вязким, тягучим, как азот. Он потянулся вверх по запястьям, жаля нервные окончания тонкими ледяными иглами.

Под пальцами я чувствовал пульсацию — глухой, низкий гул. Его нельзя было услышать ушами, но от этого гула вибрировало всё тело.

Потоки не спешили. Вместо мягкой волны, как у Влада, они осторожно ощупывали меня, словно решали: что делать дальше?

Принять или отвергнуть?

На груди Астахова амулет налился тусклым багровым светом, становясь похожим на раскалённый уголь.

Учитель спрыгнул со своего столба и подошёл к алтарю, кладя на него ладони. Я понял — он хочет вмешаться, пока выбор не сделан.

— Имя — это ключ, — процедил он, глядя мне прямо в глаза. — Ключ, который откроет или закроет тебе путь. И сегодня я дам тебе этот ключ. Твое имя будет…

Не успел он договорить, как Потоки взорвались. Вязь, только начав складываться из серых нитей, рванула в стороны, разрывая навязанную форму. Бело-стальной свет ударил в ладони Астахова, откинув их от алтаря, как если бы он коснулся оголённого провода.

Я стоял спокойно.

Но то, что происходило дальше, явно не было похоже ни на один ритуал, который здесь видели.

Потоки рванули снова, но теперь их толчок был глубже, словно удар пришёл не только в алтарь, а в самые жилы Приюта.

Тихая волна прошла по территории заведения…

…В зале медитаций у пары нулевых световая линия их контуров дрогнула и расширилась. Один из учеников вдруг резко отдёрнул руку от амулета, будто тот обжёг его изнутри.

На «правиле» парень, тянувшийся до предела, вдруг оказался свободен. Верёвки разом ослабли, и он рухнул на пол, ошарашенный, ловя воздух ртом после внезапно отступившей боли.

В библиотеке старик с пустыми глазницами повернул голову в сторону двора. Глаза в банке на его столе медленно сместились, точно прицеливаясь в одну точку.

А в глазах каменных стражей, веками недвижных и немые, на миг сверкнул тончайший росчерк света… но и он исчез, словно ничего не было.

Но главное — на башне с резонатором раздался короткий металлический щелчок. Верхний молниеприёмник дрогнул, как струна, выпуская в воздух тонкую дрожь…

…Всё это заняло не больше трёх ударов сердца. Но ощущалось так, словно нити энергии всего Приюта на миг выскользнули из рук Астахова, словно вожжи лихой тройки.

Светлый круг на камне ещё не успел погаснуть, как Потоки, будто что-то вспомнив, толкнули меня в ладони вторично. Это был резкий, почти злой толчок отчаяния.

На моем поясе что-то дёрнулось. Сначала я решил, что это просто вибрация от камня. Но нет… через миг я понял, что дрожит мой скальпель.

Он сам сорвался с крепления, взмыл в воздух и завис, дрожа, в свете Потоков.

Лезвие, блеснув бело-стальным светом, взвилось в воздух. Там лихо описало дугу и вонзилось остриём в песок у алтаря. При ударе по кругу разошёлся ослепительный бело-стальной свет. Моя тень, тени учителя и Влада, как и каждого, кто стоял вокруг, метнулись в сторону, словно тени могло качнуть порывом ветра.

В тот миг, как остриё коснулось песка, все внутри круга будто застыло. Пылинки, ещё мгновение назад крутившиеся в воздухе, повисли на месте. Свет Потоков уже не мерцал, а застыл, как стекло. А потом, одним толчком, рванул вниз, в песок.

Я ощутил удар в позвоночник. Вдоль спины прошла горячая волна, и кости загудели. Почти звук. Настолько тонко и высоко, что это было едва на пределе слуха. Потоки прорвались сквозь меня, выхлёстывая наружу что-то чужое и тут же вплетая свое.

Вокруг острия скальпеля на песке пошли концентрические круги, как на воде. Однако это была не рябь, а тончайшие линии вязи. Они тянулись к краям камня, цеплялись за канавки с символами школ. Причем каждый символ загорался, едва к нему доходила линия.

Тем временем Астахов весь побелел. Он отступил и зажал ладонями уши — хотя никакого звука не было слышно. Выпучил глаза — на его шее под кожей проступила золотая вязь и тут же исчезла.

Амулет Астахова дернулся на цепочке, треснул в месте соединения, и из трещины вырвался тонкий луч света, направленный прямо в центр круга.

Учитель, оторвав руки от ушей, переменил хват посоха и выставил перед собой, пытаясь защититься. Но Потоки обогнули его, как вода обходит камень, и та же вязь, что ползла по песку, на миг вспыхнула на древке его посоха. Астахов заметил это, и в его взгляде мелькнуло что-то… похожее на узнавание.

Под моими ступнями дрогнул песок. Я почувствовал, как по подошвам поднимается тяжесть, а потом в груди появилось ощущение, будто там кто-то разжег маленькое солнце.

Мир вокруг чуть изменился. Лица Влада и Астахова размылись, цвета стали глубже, а звуки плотнее. Я видел, как жар от песка заставляет дрожать воздух, и в этой ряби на мгновение проступают знаки.

Так, будто кто-то чертит их прямо на самой реальности.

Песок вокруг скальпеля начал темнеть и втягиваться внутрь воронкой. С каждым вдохом я ощущал, что становлюсь частью этой вязи. И вместе с этим росло понимание: когда процесс завершится, обратно дороги не будет.

Жар докатился до груди — и там, где под тканью рубахи скрывался странный шрам, кожу вдруг ожгло изнутри. Я опустил взгляд — сквозь ткань пробился бледно-золотой свет. Он очерчивал старую линию, и тут же Потоки на миг изменили ритм, словно узнали этот знак.

Раздался сухой треск — песок зашипел, вспучился и начал спекаться, темнея и превращаясь в чёрное стекло с тонкими светящимися прожилками.

Жар ударил в лицо, и над кругом поднялся густой дым, скрывая то, что творилось в центре. Теперь я не мог видеть, что там.

От жара по краю круга побежали дрожащие миражи, и многие, будто под гипнозом, отступили на полшага. Ученики уже сбежались и застыли у границы камня.

У одного из старших на ладонях выступили крошечные капли крови — Потоки прожгли кожу тонкими иглами, как током. Он не отдёрнул рук, лишь стиснул зубы.

— Он что… выжигает своё имя?.. — шёпот сорвался из задних рядов и тут же утонул в жаре.

Но дым вёл себя странно — он собирался в плотную, закрученную в спираль колонну. Потоки сами прятали от всех рождение того, что было внутри.

На каменном венце круга, где резьба была стёрта временем, проступили бледные руны. Они вспыхнули на миг и тут же погасли.

На миг в дыму промелькнул полупрозрачный силуэт в старой вязи предков. Я не был уверен, видел ли его один я — или все.

Потоки запели низко и гулко, от этого звука стекленевший песок под ногами будто стал тяжелее. И вдруг в этом гуле раздался короткий сбой — как хриплый шёпот, проскользнувший сквозь хоровое пение. Слова были неразборчивы, но у меня по спине прошёл холодок, словно кто-то произнёс их прямо у уха.

Потоки ходили по краю дымового столба, не подпуская никого, даже Астахова.

Что-то выжигалось — черта за чертой, буква за буквой, с тихим металлическим звоном. Один из Потоков потянулся ко мне, тонкий, как волос, и коснулся запястья. Кожа вспыхнула сухим жаром, и кровь на миг побежала по венам быстрее.

Камень алтаря дал тонкую трещину, которая тут же затянулась, будто пряча боль. Звуки снаружи пропали, шорох песка стал глухим, словно нас накрыло толстым войлоком.

Роман Ивлев, стоявший ближе всех, не выдержал и сделал шаг вперёд. Щурясь, он пытался вглядеться в рассеивающийся жаркий туман. Жар спадал, дым редел, и все вокруг, даже те, кто шептался секунду назад, задержали дыхание.

Но у всех на губах был один вопрос: что, что же там?

Сквозь разрывающийся дым на стекленевшей поверхности стали проступать тонкие линии. Линии складывались в буквы, и каждый штрих будто пульсировал в такт моему сердцу.

— Там… — он сглотнул, и пауза стала почти невыносимой. — Там написано…

От автора:

Киборги и эльфы, волшебники и хрущёвки, вампиры и обычные гопники. Вместо наследника древнего рода — выпускник интерната для неудачников! Новая история от Капба https://author.today/reader/454438