Демид привёл меня туда, где жили ученики. Да, это вам не убогие бараки сбившихся! Красивое, ухоженное здание из светлого камня, с высокими окнами, узорамина стенах. Всё кричало о том, что здесь живут избранные.
Возле входа, будто охраняя его, стояли двенадцать статуй, замерших в боевых позах. Я остановился, внимательно рассматривая их, чувствуя, как холодок пробежал по спине. Фигуры казались странно живыми, словно еще мгновение назад были людьми.
— А это кто? — спросил я, не отводя взгляда от застывших каменных лиц.
— Первый совет, — охотно ответил Демид. — По легенде, это двенадцать лучших выпускников за всю историю школы. Они попытались остановить восставшего архимастера одной из школ, но тот превратил их в камень.
Ясно. Не повезло мужикам. Я поскорее отвёл от них взгляд — пусть не отвлекают меня от важного, а то сложно о чём-то думать, когда такой мороз по коже.
— Серьезные у вас тут нравы, — бросил я.
— Да это всё байки, — Демид махнул рукой и подошёл к статуе ближайшего бойца. — Обычные статуи, пустые внутри. Смотри.
Он постучал по каменному плечу, и звук оказался действительно пустым, глухим, словно он бил по барабану.
Стоило ученику постучать, как на мгновение из статуи заструились тончайшие нити энергии, едва различимые, словно таящиеся глубоко в камне. Хм, любопытно… а вдруг легенда не врала?
Если это правда, то этот архимастер был не просто силен, он был чудовищем.
— Чего застыл? Понравились? — хмыкнул Демид, заметив мою задумчивость. — Или страшно стало?
Я встряхнулся, прогоняя тяжелые мысли.
— Изобразительными искусствами интересуюсь. Пойдем.
Демид прыснул, давя смешок, и двинулся дальше. Я пошел следом, бросив последний взгляд на статуи. А ведь и правда они как живые.
Демид завел меня внутрь, здесь не было ничего общего с сыростью и темнотой бараков сбившихся. Внутри здания было чисто, аккуратно, как будто я в Третьяковку попал, а не в жилое здание…
Я оглядел длинный коридор с рядами закрытых дверей и указателями каких-то «отсеков». Судя по всему, здешняя жизнь делилась на четкие уровни, в зависимости от ступени, на которой находился ученик.
Интересно, какая же достанется мне?
— Вот здесь ты будешь жить, — Демид кивнул на ближайшую дверь слева. — Отделение для самых новичков. Ну, таких как ты, нулевых. Ничего-о-о, будешь идти вверх — и комнаты станут просторнее, и удобств больше. Все мы через это проходили.
Кажется, его моя история не сильно смущала. Я покосился на дверь, на которой не было никаких опознавательных знаков.
— А ты сам на какой ступени? — спросил я.
Демид сразу расправил плечи, с какой-то одному ему понятной гордостью.
— Я — элита! Уже почти выпускник. В приюте тридцать лет… ну, двадцать девять без двух месяцев. Так что я на последней ступени… а пойдем, покажу.
— Покажи, — я отвел взгляд от двери «нулевых», понимая, что вряд ли там будет хоть что-то интересное.
А вот как живет здешняя элита, любопытно глянуть.
Демид направился вперед, я двинулся следом, стараясь не отставать. Возле одной из дверей висело зеркало. Мой взгляд поймал собственное отражение, и я застыл как вкопанный, глядя на совершенно незнакомого человека.
Из зеркала на меня смотрел мужчина лет тридцати пяти-сорока. Крепкий, суровый, и, насколько я мог судить о мужской красоте, с недурственной наружностью. Вот только мой левый глаз был… мутным. Словно из-за глаукомы. Но я ясно видел им, даже четче, чем здоровым, несмотря на огромное бельмо.
Интересно было и вот что — Демид провел тут тридцать лет и выглядит максимум на двадцать. Сколько же тогда мне, черт возьми? Шестьдесят? Семьдесят? Сто?
Очередной вопрос без ответа. Насколько же мало я знаю о себе и о том, что скрывает это место!
— Ты идешь? — раздался голос Демида из глубины коридора.
Я нехотя оторвал взгляд от отражения в зеркале и поспешил за моим экскурсоводом.
Демид ждал меня дальше по коридору, за поворотом.
— Двадцать лет учебы здесь — это много или мало? — поинтересовался я.
Он покосился на меня с откровенным недоумением, как если бы я усомнился в том, что Земля круглая. Хотя… не уверен, что эта планета именно такая.
— Ты шутишь? Некоторые тратят двадцать лет только на то, чтобы сделать первый шаг на пути. А ты говоришь: «много или мало»⁈ — искренне возмутился Демид.
Я же задумался еще крепче. Значит, двадцать лет здесь — ничтожный срок. При этом я не заметил, что время в этой реальности течет как-то иначе, чем я привык. Дни как дни.
Мы зашли в просторную комнату. Здесь были отдельные кровати, аккуратно застеленные одинаковыми покрывалами, идеально чистый пол, блестевший так, словно его только что натерли воском.
У каждой кровати я заметил небольшие ниши, похожие на миниатюрные алтарики. Там лежали странные предметы. В одном я увидел гладкий камень с узором, в другом лежала фигурка, покрытая рунами, и связка сухих трав.
Я потянулся к ближайшему алтарю и взял небольшой амулет. От него исходила едва ощутимая вибрация, словно он отзывался на что-то во мне. Легкое покалывание пробрало кончики пальцев.
Интересно, вроде, ученики давно вышли из нежного возраста, чтобы иметь такие игрульки.
— У тебя, конечно, будет иначе, — послышался голос Демида. — Но скоро дорастёшь, ну, если вообще дорастёшь…
Он вдруг запнулся, обернувшись, и, выпучив глаза, смотрел на мои руки — и амулет в них.
— Э-эй… ты че делаешь⁈ К-как ты это сделал… о-опусти! — он аж начал заикаться.
Ладно, не вопрос. Я коротко пожав плечами и положил амулет на тумбочку. Демид подскочил, чуть приспустил рукава и взялся за амулет — так, чтобы не касаться его напрямую, кожей.
Я вскинул бровь, видя, как эта штуковина, которую я только что держал в руках, начала прожигать ткань его накидки. Рукава задымились. Демид поспешно положил амулет на алтарь.
— Фу-у-ух… — выдохнул он. — Ты чего, с ума сошел? Покажи руки… тебе ж кожу нахрен прожгло.
Я показал ему ладони, на которых и близко не было следов ожогов. Физиономия Демида вытянулась так, что дальше некуда.
— Тебе… повезло, — заявил он.
— Ну, везет тому, кто везет.
— Ты не понял, это личные родовые обереги! — выпалил он. — Дикий ты какой-то…
А, ну так бы и сказал сразу. Понятно, что ничего непонятно. Мой взгляд зацепился за беспорядок на одной из кроватей. Там валялись… футболки, джинсы и толстовки дорогих брендов. Причем я отчётливо узнавал знакомые марки, будто они перенеслись сюда прямиком из моего прежнего мира.
Вот даже как. Интересное наблюдение…
— Это бардак — Ивлевых, — прокомментировал Демид, ловя мой взгляд, и как будто с завистью добавил. — Талантливые, гады… но насколько талантливые, настолько же им абсолютно плевать на правила. Думают, что их талант всё простит. А вот ничего подобного! Уважали бы правила, и давно бы закончили Приют!
— Они, что ли… — я хотел сказать — мол, второгодники, но смекнул, что такого слова здесь может и не быть.
— Они дебилы!
Я хотел было спросить, чего он так переживает, говоря о близнецах, но тут заметил кое-что на шкафу — мобильный телефон. Простой смартфон, почти такой же, каким я пользовался в прежней жизни.
На секунду я застыл от удивления.
С одной стороны, неудивительно, что, раз уж здесь есть камеры и вполне себе современные шмотки, то есть и мобильная связь. Но с другой, всё это вкупе никак не укладывалось у меня в голове.
Демид проследил за моим взглядом и резко шагнул к шкафу, моментально спрятав телефон в карман.
— Что, не положено? — спросил я.
— Если Астахов узнает, вплоть до отчисления, — заверил он, с опаской оглядываясь. — А лучше отсюда не отчисляться.
— Почему?
— Мы тут все призывного возраста. Если призовут в армию… — он запнулся, помрачнев, и мотнул головой. — Лучше даже не думать об этом.
— А что в армии не так? — я вскинул бровь.
Демид потер лоб ладонью, видимо, не зная, как теперь ответить — возможно, чтобы не нарушить ещё больше правил.
— Ты же никому не скажешь про телефон? — он переключил тему.
— Уже бегу и спотыкаюсь жаловаться, — я улыбнулся.
Демид вновь достал телефон, быстро разблокировал его и продемонстрировал мне экран. На нем мелькнуло что-то наподобие запрещённой розовой соцсети, до боли знакомой мне по прошлой жизни. Я успел различить ленту новостей и аватарки людей. Здесь же была фотография близнеца, точно не скажу, которого из Ивлевых. Он стоял вальяжно — выставив ногу, в строгом костюме, явно пошитом по фигуре через ателье. Держал в одной руке розу, а в другой сигару.
— Погоди, ты знаешь пароль от телефона Ивлева?
— Ну-у… да, — Демид явно смутился. — Короче, на любые связи с внешним миром в Приюте — строжайший запрет!
Он снова убрал телефон. Телефон был не его, а одного из Ивлевых, что я уже понял, но Демид всё-таки убрал его в себе карман. Явно товарищ недоговаривает. Вряд ли ошибусь, если телефон на комнату — общий. И все сидят в нем по очереди.
Так что как бы не строил из себя святого Демид, он тоже нарушал правила Приюта. Ну а кто из нас без греха?
— Лучше тебе сейчас забыть об этом.
Демид подошел к своей кровати и начал поправлять покрывало, хотя всё там и так было идеально.
Это парнишка, конечно, неохотно выдавал нужную мне информацию, но был вообще-то по характеру явно болтливый. А значит, надо его просто разговорить. Сейчас для меня была важна любая информация о месте, куда я попал. Но и вопросы надо задавать так, чтобы Демид не заподозрил во мне чужака.
— Слушай, Демид… там, за пределами Приюта, — начал я формулировать вопрос, подбирая слова. — Интернет, соцсети… все это, как понимаю, не запрещено.
Демид внимательно посмотрел на меня.
— Ты странный, конечно. А кто ж запретит? Мы же не в какой-нибудь Северной Тмутаракани. Кстати, до сих пор не понимаю, почему вас, сбившихся, так плотно держат от этого в стороне.
Я в ответ коротко пожал плечами — мол, понятия не имею. Но из ответа Демида стало понятно, что здесь все в порядке с технологиями. А то, что их намеренно не давали таким, как я, теперь для меня даже к лучшему. На это можно всегда списать свою неосведомленность.
В целом, картинка начала более или менее проявляться. Приют явно хотел контролировать учеников. Вполне понятное желание для такого рода учреждений. Вопросов нет.
С «дикарями» было любопытнее. Я уже знал, что общество здесь сословное. И уяснил, что ещё во всю процветает принцип — что положено Юпитеру, не положено быку. Таких, как я, высшие сословия мира сего держали в изоляции, не только правовой, но и технологической. Прямо как индейцев держат в резервациях. Почему? Ответ напрашивался — боятся таких, как Мирошин, мастеров, способных перевернуть всё вверх дном. Вот и пытаются не дать «новым Мирошиным» благодатную почву, на которой они могли бы взрасти. Тоже логично, кстати… вроде как, воля победителей.
— А почему тогда условия в школе такие? Вы-то не сбившиеся? — спросил я.
Да, я могд догадаться — по логике в рамках моего привычного мира. Вот и посмотрим, насколько логика совпадает у моего прежнего и нынешнего миров.
— Традиции, конечно же, — охотно ответил Демид. — Незаконнорожденные должны пройти очищение. Чем больше трудностей, тем чище становится твоя кровь и твой путь. Ты что, совсем ничего не понимаешь?
— Не-а, — уверенно признался я. — Вот, например, понятия не имею — было вообще такое, чтобы здесь учился обычный человек… ну, вроде меня?
Глаза Демида округлились от удивления.
— Ты чего? Конечно, нет! Никогда. Я и сейчас не представляю, как это будет объяснять Астахов. Обычным людям вход сюда запрещен, это же очевидно.
Ответ окончательно подтвердил мои опасения, что я оказался здесь исключением.
— Понятно, — заверил я.
— Пойдем уже, понятливый! А то так до вечера тебе буду экскурсию проводить.
Мы вышли из комнаты и двинулись по коридору, в обратном направлении. Снова проходя мимо зеркала и двери в комнату «нулевых».
Демид резко остановился перед дверью, толкнул, открывая проход и указывая внутрь.
— Вот твоя часть, — сказал он будничным тоном. — Здесь на двадцать человек. Хочу, чтобы ты почувствовал разницу!
Я заглянул в комнату. Передо мной было совершенно пустое помещение, где на полу виднелись лишь четко размеченные границы, обозначающие небольшие участки. Видимо, личное пространство учащихся.
Ни кроватей, ни матрасов, вообще ничего. Просто каменный пол с разметкой.
— А спать где? — спросил я.
— Спать стоя научишься, — ответил Демид на полном серьезе. — Кроватей вам не положено, как и других удобств. Вы сюда не прохлаждаться приходите! Здесь ты должен думать только о потоках.
Не похоже, чтобы он шутил. Спать стоя… а почему не стоя на голове? Они тут совсем с ума посходили?
Я продолжил осматриваться и заметил у каждого очерченного места небольшие ниши, похожие на алтарики, почти такие же, как в комнате учеников повыше уровнем.
Но здесь ниши были пустыми.
В остальном понятно — здешние условия не просто вызывали неудобство, а были направлены на слом личности. И если я вовремя не вырвусь, то рискую стать таким покорным и бессознательным инструментом, каким меня хотят видеть здешние наставники. Уверен, что для меня учёба отнюдь не будет простой прогулкой.
Демид вывел меня обратно в коридор, и мы молча прошли несколько поворотов. Вообще изнутри здание напоминало огромный лабиринт. Во все стороны вело множество длинных коридоров.
Демид остановился возле небольшой двери, запертой на массивный замок. Даже не двери… скорее, какой-то форточки, в которую сможет протиснуться далеко не каждый крепкий мужчина.
— Вот сюда, — он резко ткнул в дверку пальцем, но будто бы издалека, — лучше не попадать ни при каких обстоятельствах, — Демид аж поежился, будто ему стало холодно.
— А что там?
— Штрафной изолятор. Я не знаю, что там творится, и знать не хочу… Один после недели там вернулся с седыми висками. И то ничего не рассказывал. Теперь молчит постоянно, и взгляд у него пустой, будто его изнутри выжгли.
Я взглянул на замок — основательный, навесной. В изоляторе явно закрывали наглухо. Понятно, дай угадаю мелодию с одной ноты? Готов биться о заклад, что скоро я узнаю, что находится за этими дверьми.
Следующим «пунктом назначения» стали массивные двери библиотеки. Перед входом висел огромный плакат со схемой, и я невольно остановился, пораженный масштабом.
— Только тихо, — едва слышно прошептал Демид, наклоняясь ко мне. — Не дыши лишний раз, библиотекарь у нас уж больно злой.
Я кивнул, ощутив странную тревогу внутри. Демид осторожно приоткрыл массивные двери, и я заглянул внутрь.
Библиотека оказалась поистине гигантской. Огромные, массивные стеллажи, выточенные прямо в скале, сотнями рядов тянулись в глубину, теряясь там. Оттуда сочилась полная, непроглядная тьма.
— А почему света нет? — спросил я, пытаясь хоть что-то разглядеть во мраке.
Вроде бы, читать без света не сподручно.
— Библиотекарь не любит свет, — уклончиво ответил Демид.
Я уже собирался задать следующий вопрос, но в этот момент Демид вздрогнул и схватил меня за рукав, тыча пальцем дрожащей руки в темноту.
— В-вон он… библиотекарь!
Из глубины тьмы, медленно и бесшумно, появился старик в темной, длинной рясе с худощавым и мертвенно-бледным лицом. Старик как старик, если бы не два «но». Он не шел, а плыл в воздухе, явно не касаясь пола ступнями. А в глазницах у него не было глаз — именно так, обоих. Вместо них зияли две черные, провалившиеся ямы. Не тьма, как у Астахова, этим меня уже было не удивить, а именно отсутствие глаз.
Куда они делись? В руках он держал большую стеклянную банку, в которой, словно жуткие экспонаты, поблескивали два живых глазных яблока. Они медленно вращались, словно сами собою наблюдая за происходящим вокруг.
Старик-библиотекарь вдруг резко повернул голову в нашу сторону, будто почувствовав мой взгляд, хотя глаз у него не было.
— Не дыши, не шевелись…
В абсолютной тишине я отчетливо услышал его слова, сказанные хриплым, леденящим голосом. От его голоса у меня буквально оцепенели мышцы, и я застыл, словно парализованный. Ощущение было такое, будто темная энергия библиотекаря проникает прямо под кожу, пронизывая меня насквозь.
Но никаких потоков я не видел.
Затем он медленно отвернулся и, мягко скользя над полом, поплыл дальше между стеллажами, растворяясь во мраке.
— Пойдем, — Демид резко закрыл массивные двери.
Оцепенение мигом спало. И правда, жутковатый тип. С таким не захочешь встречаться в темном переулке.
— Слушай, Дема, а откуда вообще взялись все эти подземелья? — спросил я, когда мы пошли дальше.
Демид резко остановился, и я за малым не влетел в его спину. Он обернулся, и в его глазах мелькнуло предупреждение. Едва заметный кивок вверх указал на небольшие камеры, едва заметные под потолком.
— Давай не будем об этом.
Намек понят, замолкаю.
Мы пошли дальше, чуть попетляли по коридорам. Я заметил в одном из тупиков старую, покрытую паутиной дверь, которую явно не открывали со времен царя Гороха. Прошел бы мимо, но нос отчетливо уловил запах лекарств.
— Дема, погоди, а там что? — спросил я.
— Там… — Демид явно задумался, видно, это место было ему без надобности. — А! Вспомнил, тут у нас всякое старье хранится, которое не доходят руки списать.
Я подошел, дернул на себя дверь и заглянул внутрь. Увиденное заставило меня внутренне вздрогнуть.
Внутри действительно была навалена куча всякого барахла, давно никем не разбиравшегося. Но помещение явно не было предназначено под кладовую. Нет, очевидно, здесь когда-то было нечто наподобие медпункта, напоминавшего советский госпиталь начала двадцатых прошлого века. Старые, проржавелвшие койки стояли вдоль стен, прямо на них ворохами лежали вещи — они использовались в качестве стеллажей. Как и скрипучие шкафы с разбитыми стеклами, где некогда хранились лекарства, теперь были забиты старыми тряпками. Но даже несмотря на это, я отчетливо чувствовал запах больницы, буквально въевшийся в стены.
— Так, а нормальный медпункт есть? — спросил я.
— В смысле нормальный? — озадачился Демид. — Это зачем он тебе, вместо музея, поглазеть? Вот ещё. Вообще-то медицина — псевдонаука. Кто умеет управлять энергетическими потоками, в ней просто не нуждается. Тело само регенерируется… а что? Или у вас, у сбившихся, всё по старинке? Опера-а-ации там, рентгены?
Я не ответил. Чуть раньше я несколько раз слышал о медпункте в Приюте. Потому теперь был немного шокирован, что медицины тут нет. Как говорится, Юра, мы все прое… ладно, не будем о плохом.
Что до «псевдонауки», то гниль, поселившаяся внутри приютских, явно показывала, что как раз медицины-то здесь остро не хватает. Может, и не «по старинке», как выразился Демид, а в принципе.
Демид вдруг огляделся, приметил, что камера висит далеко, и зашептал:
— На самом деле порой всякие штучки «по старинке» — отлично помогают. Мы натягали себе всяких обезболивающих… — признался он. — После тяжелых тренировок вообще неохота ждать, когда энергетические каналы сами восстановятся. Да и вот…
Он замялся, слегка поколебавшись, но всё же приподнял край своей робы, показывая свежий глубокий надрез чуть выше бедра.
— Рану эту после боя с тобой заживляю… без таблеток бы чокнулся!
Я внимательно посмотрел на рану и сразу нахмурился. Края ее были неровными, с воспалением вокруг, явно заметны признаки начинающегося заражения.
— Что ты так смотришь, что не так? — насторожился Демид. — Сдашь меня?..
— Все не так. Во-первых, края надо было сразу обработать, у тебя тут грязь и воспаление. Сейчас надо тщательно очистить рану и продезинфицировать.
Я понимая, что мои слова для Демида — своего рода «белый шум», потому просто взял и зашел в заброшенный медпункт. Огляделся, заприметил в одном из шкафчиков покрытый паутиной флакон, в котором только чудом оказался спирт. Тряпку получилось найти быстрее — ветоши здесь было хоть отбавляй.
Я взял флакон, понюхал, убедившись, что это действительно спиртовой раствор, и достаточно крепкий. Затем вылил немного на ткань и начал аккуратно очищать края раны ученика.
Демид едва заметно вздрогнул от резкого жжения, но терпеливо молчал.
— Теперь слушай внимательно. Рана должна дышать, и обязательно должна быть чистой. Если увидишь снова воспаление — вот такое красное, припухшее — то обязательно промой и обработай повторно. Запомнил?
Он молча кивнул, внимательно следя за моими движениями и явно удивляясь моим знаниям. Через несколько секунд, когда я закончил, облегченно вздохнул и опустил робу.
— Спасибо! А ты… откуда это всё знаешь?
— У нас, «сбившихся», — с легкой иронией ответил я. — Многое «по старинке». Иногда это реально спасает жизни. В следующий раз не стесняйся сразу спрашивать.
Иногда лучше старомодное лечение, чем гнить изнутри, как некоторые здешние «продвинутые» ребята. Но вслух последнее я говорить не стал. Лечились ли так сбившиеся, я пока не знал, но и уличить меня тут пока что некому.
— А что именно ты пьешь из таблеток? — спросил я. — Стянули какие-то, говоришь?
Он снова оглянулся и аккуратно достал из потайного кармана слегка помятую упаковку.
— Вот, это. Нашел в старом шкафу.
Я взял блистер в руки и прочитал название. «Ибупрофен». Просрочен почти на два года, но это ещё не смертельно, хотя эффект, конечно, будет уже не тот.
— И часто принимаешь? — уточнил я.
Демид пожал плечами.
— По инструкции написано — таблетку за раз. Ну, вот и пьюдва раза в день.
— Пьешь день, да? — уточнил я.
Ведь дрались-то мы с ним совсем недавно.
— Ну… нет… — признался Демид. — Я уже пью их где-то месяц. Ну блин, когда всё болит после тренировок — помогает!
— Не-не-не, это много, — сразу же скорректировал я. — Побочки ты до сих пор не чувствуешь, просто потому что препарат просрочен. Но поверь мне, такой прием не приведет ни к чему хорошему. Выпей еще два дня по одной таблетке три раза в день, если совсем плохо. И лучше — после еды, чтобы желудок не повредить. А потом заканчивай, это же лекарства, а не конфеты.
Он слегка удивлённо посмотрел на меня, явно впечатлённый моей уверенностью.
— А… Понял.
— А где, говоришь, таблетки взял?
Демид указал на старый металлический шкафчик. Я подошел и не без удивления обнаружил, что роль замка, удерживающего дверцы, выполняет… скальпель. Его просто сунули между ручек, чтобы дверцы не распахивались. Скальпель, в отличие от другого железа, не проржавел.
Я достал скальпель, тут же заменив его ложкой-заточкой. Не должно добро вот так пропадать, да и мне настоящий скальпель явно рано или поздно пригодится.
Внутри шкафчика действительно оказалось несколько старых, пыльных упаковок таблеток с незнакомыми названиями. Но, быстро пробежавшись глазами по составу, я сразу понял, что где. Одна упаковка содержала «Амоксициллин», старый, но мощный антибиотик. В такой ситуации он был на вес золота.
— Вот это бери обязательно, — сказал я, передавая упаковку Демиду. — Пей по одной таблетке три раза в день, пять дней.