Путь хирурга

Глава 10

Я медленно поднял голову и встретил взгляд Астахова. На его губах застыла едва уловимая улыбка, будто он уже видел, как мое тело падает на землю и теряет всякую жизнь.

Собрав остатки воли, я заставил себя сделать первый шаг, потом второй. Ноги едва слушались. Ученики расступались, смотря на меня одновременно с любопытством, тревогой и скрытой радостью.

Большинство из них уже списали меня со счетов.

— Давай, сбившийся, — презрительно процедил сквозь зубы Роман Ивлев. — Сейчас тебя окончательно сломает.

Я не ответил, но усмехнулся, проходя мимо. Не хотелось тратить и без того жалкие крохи сил на перебранку с идиотами.

Остановившись в центре резонатора, развернулся лицом к Учителю. Я ясно видел на его лице удовлетворение человека, уже достигшего желаемого.

— Что ж, — протянул он с театральным сожалением. — Посмотрим, сумеешь ли ты пройти сверку… до конца. Или, быть может, ты готов стать яркой звездой и предупредить свои мучения?

Слова звучали как издевательская речь горе-врача, заранее знавшего диагноз пациента и с нетерпением ждавшего его последнего вздоха.

Я молчал, смотрел на Астахова в упор. Внутри нарастал холодный гнев, и я чувствовал, как эта внутренняя ярость дает мне новые силы.

Пусть Учитель думает, что уже победил.

Пусть считает, что я на пороге смерти.

Чем уверенней он будет, тем больше у меня шансов…

— Начинайте! — властно приказал Учитель.

Члены совета двинулись к кругу, встав каждый на свою печать.

Что ж… сейчас начнется самое сложное испытание из всех, что я прошел в своей жизни. И я знал только одно — проиграть я не могу.

Не сейчас.

Не здесь.

И не им…

Я закрыл глаза, расслабляясь и чувствуя, как энергия размеренно течет по моим каналам. Первый же поток чуждой силы, коснувшись меня, обжег подобно раскаленному железу.

Я едва сдержал предательский крик, сильнее стиснул зубы. В тело проникала энергия — чужеродная, враждебная, грязная. Она сталкивалась с моей собственной энергией, порождая внутри болезненные волны, вспышки и разрывы.

— Долго не выдержит, — услышал я чей-то смешок.

— Смотрите, смотрите! Он уже почти на коленях! — едва прорвалось сквозь гул в ушах.

Я не видел, что делают члены Совета, но чувствовал, как разноцветные потоки один за другим вливаются в тело. Они пытались растворить и вытеснить белую энергию, ставшую моей сущностью. Но чем сильнее была боль, тем яснее становилось мое понимание происходящего.

То, как энергия двигалась внутри Владислава, то, как она его почти разорвала… теперь я видел это с полной ясностью, словно заново переживая ту сцену, но уже изнутри.

— Второй поток! — послышался голос Учителя.

Я сжимал кулаки, ногти больно впивались в ладони. Коленные чашечки тряслись, а грудь будто сдавило гигантским обручем. Пот струился по лицу, застилая глаза.

Сопротивляться потоку было бесполезно… я попросту сжигал свою внутреннюю энергию, которую и без того осталось ничтожно мало.

А что если…

Что если не сопротивляться чуждому потоку, не воевать с ним, а… а попытаться его вести⁈

Мысль пришла неожиданно, словно подсказка, родившаяся из глубины сознания. Вдруг мне ясно вспомнилось, как я лечил Трофима, как вел его энергию, направляя и очищая потоки внутри его тела. Сейчас я мог применить тот же принцип — не бороться, а попытаться направить. Но теперь в качестве пациента был я сам.

— Третий поток! — послышался жесткий приказ.

Новая волна ударила в грудь, словно кулаком. Я подавил крик, и сознание начало действовать по знакомой схеме. Теперь я не блокировал чужую энергию, а подхватывал ее, аккуратно направлял по каналам, которые видел и чувствовал. Я не допускал смешения потоков, удерживая их отдельно друг от друга, корректируя траекторию их движения.

Боль постепенно сменилась напряжением, требовавшим огромной концентрации.

— Четвертый! Пятый… — продолжал Астахов.

Потоки врывались один за другим, но я направлял их по отдельным, уже знакомым мне маршрутам. Заставлял двигаться так, как нужно мне. С каждым новым потоком уверенность моя крепла, и я начинал понимать, что мое интуитивное вмешательство в ритуал Владислава теперь стало ключом к спасению меня самого.

Ошибкой было смешивать энергию, позволять ей образовать черноту. Теперь я не повторял ошибки. Если допущу смещение, то чернь уже не остановить.

К шестому потоку я уже не хотел кричать. Наоборот, спокойно и сосредоточенно вел каждый поток по его собственному кругу. Направлял энергию так, чтобы она не могла соединиться с другими.

— Он что, выдерживает⁈ — послышался удивленный шепот.

Я не видел лица говорившего, потому что стоял, все еще не открывая глаз. Но понимал, что все шло не так, как хотелось моим палачам.

— Седьмой! Восьмой… — Астахов отчаянно старался ускорить процедуру. — девятый…

Энергия теперь кружила вокруг меня бурей разноцветных вихрей, не смешиваясь, не превращаясь в ту самую ртутную чернь. Я чувствовал себя логистом, направляя потоки каждый по своему маршруту.

Теперь я не боролся за выживание. Я управлял процессом. Из жертвы я превращался в хозяина этой силы, полностью контролируя ситуацию.

Осталось дождаться финального аккорда. Сделать последний, самый главный шаг, и тогда посмотрим, кому здесь придется пасть на колени.

Я сделал медленный вдох и глубоко выдохнул, чувствуя, как вокруг меня бушует сила Приюта Длани Предков. Каждый поток, отличный по цвету и природе, стремился к центру круга, пытаясь слиться с другими в единую темную субстанцию, способную поглотить все живое. Но теперь я видел и чувствовал структуру этой энергии настолько четко, словно передо мной лежала схема кровеносной системы человека, знакомая до мельчайших деталей.

Я медленно поднял руки.

Наконец, в круг вошел двенадцатый член Совета.

— Закончи это, — сухо приказал Учитель.

В тот же миг воздух загудел от переполнявшей его энергии. Все двенадцать потоков, каждый разных оттенков и стихий, вращались вокруг меня с огромной скоростью. Я оказался в эпицентре мощного энергетического вихря, способного сокрушить не только меня, но и всю школу, если я допущу ошибку.

Но ошибки не будет.

Я, наконец, поднял голову, открыл глаза. Всмотрелся в искаженные напряжением лица двенадцати членов Совета. На лицах моей палачей была видна тревога и ненависть.

— Сбившийся, — выдохнул один из них. — Сдавайся, пока еще можешь стоять.

Разговаривать с соперником начинают в двух случаях — когда пытаются усыпить его бдительность либо когда исчезает уверенность в своих силах.

В диалог я не вступил.

Моя рука, словно в ней лежал хирургический скальпель, рассекла воздух, перерезая все двенадцать вращающихся энергетических потоков в единой точке.

Шрам на груди вспыхнул болью.

Время словно замерло.

Потоки, утратившие мою поддержку, с яростным грохотом рванулись в обратную сторону, смешиваясь, формируя чернь. Прямо к членам Совета, которые стояли на своих печатях.

— Держите потоки! Удерживайте! — завопил Учитель, но было уже поздно.

Энергия, сорвавшаяся с потоков, рванула по кругу резким, ощутимым порывом, будто ветер внезапно превратился в шторм. Одиннадцать лучших выпускников, только что стоявших с гордыми лицами и прямыми спинами, разлетелись в стороны, словно тряпичные куклы. Я отчетливо видел, как вздрогнули их тела, словно попав под разряд тока.

Нескольких закрутило в воздухе, двое впечатались в каменные колонны с глухим стуком, еще трое ударились о стены зала, оставив на них трещины и темные пятна. Остальных проволокло по земле несколько метров, пока они не замерли в нелепых позах, не в силах подняться.

Энергия ударила мощным, неуправляемым шквалом. Каждый получил обратно ту силу, которую они пытались направить против меня. Чернота, что должна была разорвать меня, теперь разодрала их каналы в клочья.

Я смотрел на эту сцену, чувствуя странную смесь удовлетворения и горечи. Но именно Длань Предков заставила меня сделать это.

— Ну что, уроды, теперь понятно, каково это? — процедил я, скорее, для себя, чем для них.

Вокруг царил хаос. Ученики вперемешку с членами совета корчились на земле или молча лежали без сознания.

Под ногами резко затрещали печати, на которых несколькими мгновениями раньше стояли выпускники. По сложным магическим знакам пошли глубокие трещины, как по стеклу, которое вот-вот лопнет.

Меня обдало жаром, и в следующее мгновение от треснувших печатей хлестнула волна яростного пламени, мгновенно пожирая траву, мох и мелкие кустарники всё дальше и дальше — в радиусе десятков метров.

Я закрыл лицо рукой, чтобы защитить глаза от резкой вспышки. Все заволокло дымом и пылью, слышались приглушенные стоны и тяжелое дыхание тех, кто ещё не потерял сознание.

Когда пыль осела, я стоял один посреди круга, опустившись на одно колено. Одной рукой я плотно упирался в резонатор, который стоял ровно в центре, будто он был моей единственной опорой в этом хаосе.

Я поднял голову, чувствуя, как по подбородку стекает пот, и поймал тяжелый, почти убийственный взгляд Учителя Астахова.

Учитель тоже тяжело дышал, опустившись на одно колено, пытаясь сохранить контроль над собой. Лицо старика было мертвенно-бледным, борода тряслась, а в глазах отразился неподдельный ужас.

— Испытание пройдено? — спросил я ровным голосом.

Я старался не показать, насколько тяжело далась мне эта фраза.

Учитель молчал, и я видел, как в его глазах кипит ярость. Он смотрел на меня так, будто хотел бы убить прямо сейчас. И я понимал, что он мог это сделать. Я был ослаблен, истощен. Остановить его было бы некому. Но традиция связывала руки даже ему, одному из старейших мастеров школы.

— Пройдено, — наконец, выдавил он из себя, едва сдерживая ярость.

Тишина, повисшая после этих слов, постепенно наполнялась тихими звуками. Пострадавшие один за другим начали приходить в себя. Они были потрясены и ослаблены, но живы. Сила не убила их…\

Может быть, потому, что это я не хотел их гибели, а хотел поставить на место. И добился своего.

Постепенно те, кто мог, начали медленно приподниматься с земли, садиться, тяжело откашливаясь от проглоченной пыли. Они осторожно ощупывали ушибленные плечи и колени, массировали виски, борясь с головокружением. С изумлением и непониманием переглядывались между собой и смотрели на меня. Человека, который только что перевернул их представление о мире и иерархии.

Постепенно перешептывания стали отчетливее.

— Он прошел… Это невозможно…

— Сбившийся стал учеником…

— Такого вообще никогда не было… За столько лет…

Астахов оглядел пострадавших. Многие пытались встать, опираясь на стену, но снова падали — ноги у них тряслись от шока и слабости. Потом посмотрел на печати.

— Продолжать испытания невозможно, — процедил он с явным неудовольствием. — Что ж… Добро пожаловать в школу, ученик.

Он не произнес моего имени. Не было аплодисментов и поздравлений. Ведь случилось то, чего он опасался больше всего.

Меня шатало, ноги были словно чужие. В голове шумело так, что казалось, если ослаблю контроль — упаду прямо здесь. Впрочем, я делал вид, будто мне совершенно не больно и не тяжело. Когда ко мне шагнул один из сбившихся, осторожно протягивая руку, чтобы поддержать, я даже мотнул головой, отказываясь.

— Не нужно. Сам справлюсь.

Остальные сбившиеся, которым, выходило, чудом удалось избежать испытания, уже направлялись обратно в бараки. Проходя мимо, они бросали на меня взгляды, полные благодарности и удивления.

Астахов подал знак Демидову, стоявшему в стороне. Голос старика звучал сухо, будто он и сам до сих пор не мог принять произошедшее.

— Помоги ему переселиться из барака. Отныне он — полноправный ученик приюта Длани Предков.

— Да, Учитель.

Демидову тоже крепко досталось, но не так, как остальным. Он стоял чуть поодаль, поэтому достаточно быстро пришел в себя. Остались разве что ссадины на руках и лице и небольшая хромота на левую ногу.

Он направился ко мне, лицо его выражало подчеркнутую вежливость, хотя в глазах еще искрился шок от всего происходящего.

— Поздравляю…

Я едва заметно кивнул, но ничего не сказал. Да и не было сил на слова.

Мы прошли несколько шагов в тишине. Хотя я видел по Демидову, что его распирает от любопытства. И понимал, что вопросы всё равно вот-вот посыпятся.

— Как ты вообще это выдержал? — не выдержал он.

— Само получилось, — я пожал плечами, не горя желанием продолжать этот разговор.

Я чувствовал взгляд Демидова и понимал, что вежливость — лишь маска, прикрывающая настоящее отношение. Ведь всего несколько минут назад он был среди тех, кто хотел меня уничтожить. Повернись все иначе, и он стал бы «поздравлять» мой труп?

Не верю, в общем.

— Хм… — ответил Демидов и задумался, прежде чем продолжить. — Я так понимаю, ты ничего не знаешь о жизни в Приюте и не готовился сюда поступать?

— Как-то не было таких планов, — так же сухо ответил я.

— Ничего, это несложно… — пояснял Демидов. — Я тебе помогу. Достаточно неукоснительно соблюдать устав…

— Погоди, тебя зовут-то как? — перебил я.

Было немного неловко называть его исключительно по фамилии.

— Демид зовут, — представился он.

— Демид Демидов? — уточнил я.

— Ага…

— Не Демидович случайно?

— А как ты узнал⁈

Я лишь хмыкнул. Есть такие семейные традиции, когда в роду одни Максимовы Максимы Максимовичи и прочие «тройники». В этом мире, похоже, тоже такое бывает.

Демидов замолчал и, опустив подбородок на грудь, задумался о чем-то своем. Мы прошли несколько шагов в тишине.

— Ты про устав рассказывал… — напомнил я.

— Ах да… слушай. Теперь ты ученик, а значит, жить будешь по уставу школы Длани Предков.

— Это понятно, — сказал я. — А конкретней?

— Конкретней? — он усмехнулся. — Для начала ты получишь новое имя. Боевку.

— Зачем? — я вскинул бровь.

Демидов посмотрел на меня слегка раздраженно, будто я спросил что-то очевидное.

— Так положено. Боевые имена даются для того, чтобы наладить точный резонанс с энергиями рода и школы. Твое мирское имя — это одно, оно дано при рождении, а боевое… это как… ну, посвящение. Когда ты ученик, то… — он поискал подходящие слова для того, что, похоже, никогда не выражал раньше вслух. — У тебя появляется новый путь, новая судьба.

— А кто это имя выбирает? Я сам?

— Нет. Учитель Астахов. Он читает твою энергию, твою суть, и по ней подбирает то, что тебе подходит.

Астахов, значит… интересно, насколько далеко зайдёт его фантазия, когда он будет давать мне имя. Понятное дело, что никакое имя, кроме своего, я не возьму, но все же?

— Что касается распорядка, тут все четко, — продолжил Демид. — Подъем в пять утра, сначала духовная практика «стояние на печатях», чтобы накопить и сбалансировать энергию. Затем утренние тренировки, отработка техник, потом завтрак.

Он бросил на меня короткий взгляд, проверяя, как я воспринимаю информацию. Наверное, считал сбившихся заодно ещё и тупыми.

— Далее занятия с наставниками. Они обучают нас различным стилям и техникам боя.

— А наставники здесь кто? — уточнил я.

— Ты их видел, мастера боевых искусств, из которых формируются Совет Приюта.

Вон они, оказывается, кто… ясно, наматываю на ус.

— Потом — время личной практики. Отрабатываешь то, что показали, или развиваешь свой стиль. За это никто не ругает, но и не поощряет, так что сильно не высовывайся поначалу… — Демид запнулся, поскреб макушку. — Хотя куда уже больше твоего… высунулся ты по самые не балуй!

Я по-прежнему молчал, давая ученику высказаться до конца.

— Обед у нас после полудня. Затем медитация и изучение древних текстов. Правда, многие воспринимают это как формальность.

Он пожал плечами, явно не разделяя всеобщего скепсиса.

— Я же тебе советую отнестись к ним серьезно, без сдачи теории возвышение невозможно. С этим строго, да и Учитель бывает непредсказуем и может спросить любую строчку, будь уверен. Затем вечерняя практика — спарринги, отработка связок и техник в парах.

— Возвышение?

Это меня заинтересовала больше, чем дневная рутина и расписание.

— Верно, — снова оживился Демидов. — Здесь у каждой ступени свои уровни. Новичок начинает с низшего звена, «послушник», потом «искатель», затем «посвященный». Ты подтверждаешь их экзаменами. Чем выше ступень, тем сложнее испытания и сильнее твой авторитет.

— А наверху что?

— Это подожди. Ближайшая твоя цель — это за год дорасти до уровня, который позволит тебе защищать честь школы на ежегодном турнире кланов. Мы, конечно, официально школой не признаны, но последние несколько лет нас начали допускать. В общем, разберешься по ходу дела…

Демид замолчал, с любопытством посмотрел на меня.

— А ты чьих будешь-то?

— В смысле?

— Ну, рода какого?

— Никакого. Сам по себе.

Брови Демидова встали домиком.

— Тогда почему… Мирошин?

Рассказывать ему правду, что я из другого мира и вообще не имею отношения к их кланам? Нет, это ни к чему, не буду. И я пока что промолчал.

Видя, что отвечать я не намерен, он только недовольно дернул плечом и не стал больше допытываться.

Мы подошли к бараку сбившихся.

— Полагаю, брать тебе там нечего? — спросил Демид.

— Нет, у меня есть что забрать.

Мой спутник непонимающе нахмурился, быстро окинув взглядом убогий барак, словно пытался представить, что такого ценного я мог там оставить.

— Ладно… подожду тебя тут. Совершенно не хочется заходить в эту дыру. Даже не представляю, как вы там вообще живете…

Я не стал ему отвечать и вошел внутрь. Дойдя до своей нары, я наклонился и достал из-под матраса спрятанную там книгу древнего Завета. На досуге, как такая возможность появится, надо будет прочитать ее до конца.

Я вышел из барака, держа книгу. Демидов, увидев ее, удивленно приподнял брови.

— Ты веришь в эту ересь? Это же просто сказки, выдумки… — его взгляд скользнул по потрепанному переплету. — Откуда ты ее вообще взял? Это было у сбившихся?

Я встретился с ним взглядом.

— В каждой сказке есть доля сказки, — совершенно серьёзно произнёс я, сочтя это исчерпывающим ответом.

Демидов помрачнел, оглянулся и дальше заговорил тише.

— Тогда рекомендую тебе спрятать эту штуку и никому не показывать…

— Почему?

— Учитель Астахов крайне ревностно относится ко всему, что написано в таких текстах. Он называет это фарсом… По его словам, ничего подобного никогда не происходило.

— Он разве в курсе, что было две тысячи лет назад? — улыбнулся я.

Лицо Демида посерьезнело.

— Вообще-то Учителю две тысячи двадцать пять лет, и он лично был свидетелем тех времен, о которых там написано!

Я окинул своего провожатого взглядом.

— Ты сейчас серьезно? — уточнил я.

— Ты про что?

— Да так, — я отмахнулся, как будто имел в виду какой-то пустяк.

На самом деле я получил косвенное подтверждение того, что здесь как-то иначе течет время. Ведь я уже пытался понять, сколько лет выпускникам, если они из разных поколений.

Впрочем, если даже допустить, что это правда, и Астахову больше двух тысяч лет, то я бы не торопился верить на слово в его опыт.

Если в соседней комнате кто-то что-то произнес, а ты этого не услышал — это ведь не значит, что этих слов никогда не существовало. Что если Астахов искренне заблуждался — а может, вообщенамеренно искажал прошлое? В обоих случаях доверять слепо его словам не стоило.

Да и странно, что текст оказался у сбившихся, раз Учитель столь яростно отрицает написанное. Но Демидов явно ничего об этом не знал — его удивление было неподдельным. Возможно, книгу кто-то подложил? Или Астахов нарочно устроил такую проверку, желая узнать, кто в бараке проникнется запрещенными идеями?

Что ж… плох тот народ, который не любит и не изучает свою историю.

Я молча спрятал Завет под одежду, пока что никак не отвечая на недоумевающий взгляд Демидова.

От автора:

Новинка от Гурова и Старого!

1682 г. Вокруг произвол и беззаконие. Стрелецкий бунт? Не можешь предотвратить — возглавь! Но на своих условиях. Лично воспитаю Петра — или погибну снова

https://author.today/reader/475541/4451330