Пустой трон Одиссея

Глава 8

Разумеется, Зена понимала, что акробатические прыжки в полной темноте не доставят Габриэль никакого удовольствия. Знала она и то, что позже девушка непременно выскажет ей все, что думает по этому поводу. Пока же Габриэль стиснула зубы, уже в который раз подобрала подол хитона и с помощью Телемаха перебиралась с балкона на балкон. Она даже не особенно шумела. Все окна в этой части дворца были темны, лишь в покоях царицы виднелся свет. Впрочем, где-то позади Зена слышала мужские голоса. Вероятно, на кухне. Люди Драконта или дворцовая прислуга готовили военачальнику ужин. Обычно он не слишком утруждал воинов дисциплиной, но еда — была совсем другим делом. О трепетном отношении Драконта к питанию ходили разнообразные слухи. Он всегда заботился о том, чтобы на его стол попадали только самые изысканные блюда, и даже следил за их приготовлением. Разумеется, если не был на поле боя.

Живя во дворце и получив в свое распоряжение царские кладовые, военачальник наверняка потворствовал всем своим прихотям. Впрочем, это к лучшему. Сейчас он, должно быть, потягивает старое вино и вкушает превосходные сладости. Вероятно, Драконт рассказывает прислужнику о гонких ароматах и вкусных кушаньях, а бедняга слуга старается выглядеть осведомленным и заинтересованным, украдкой зевая до слез. Военачальник наслаждается, а прислужник только и думает, как бы сбежать поскорее к охрипшим от пенья друзьям и пропустить с ними добрую кружку крепкого вина. Меньше всего Драконт сейчас ожидает вторжения извне. Он задумается о нем только в том случае, если целое войско с ревом выйдет из волн морских и расставит вдоль дворцовых стен осадные машины и катапульты.

Зена улыбнулась картине, возникшей в ее воображении: Драконт вскакивает, расплескивая драгоценное вино… Даже если бы в распоряжении воительницы действительно было войско, не стоило бы действовать так прямолинейно. Нельзя рисковать жизнями мирных островитян, у которых нет ни оружия, ни военного опыта. Началась бы резня, Драконт убил бы слуг, царицу и наследника еще до начала настоящего сражения. «Надо подумать, — сказала себе Зена. — Выход всегда есть, и ты его найдешь».

Осталось сделать последний прыжок. На этот раз расстояние между балконами было чуть больше. Зена прыгнула первой и бесшумно, слегка присев, приземлилась на царский балкон. Стоя вполоборота к спутникам, она ждала Телемаха. Он легко преодолел разделявшее их пространство и обернулся помочь Габриэль. Царевич отошел от перил, покрепче уперся ногами в пол и протянул ей руки. Девушка с мольбой взглянула на усыпанное звездами небо, расправила плечи, прыгнула и рухнула прямо на Телемаха. Пришла очередь Зены возвести глаза к небесам: Габриэль произвела слишком много шума.

Кто-то вскрикнул от неожиданности, и сразу же раздался приятный женский голос:

— Все в порядке, госпожа, все в порядке, я уверена. Пойду взгляну, наверное, это ночная птица.

Зена схватила царевича и подтолкнула ко входу в покои, сама же склонилась над Габриэль. Девушка перевернулась и поморщилась, коснувшись спиной пола. Одарив Зену хмурым взглядом из-под насупленных бровей, она ухватилась за протянутую ладонь и поднялась на ноги.

— Одного синяка мне вполне хватало, — прошипела Габриэль. Зена прижала палец к ее губам и тут же подскочила к Телемаху: на балкон выглянула женщина в темно-синем хитоне служанки. Увидев наследника, женщина облегченно вздохнула. Телемах с достоинством улыбнулся и погрозил ей пальцем. Вдруг глаза служанки округлились и застыли, глядя в одну точку: женщина заметила позади мальчика закованную в доспехи девушку. Телемах кивнул, словно подтверждая, что все в порядке.

Комната царицы была просторной и светлой. Побеленные стены у пола и потолка украшал узор из диковинных цветов. Светлые ковры покрывали выложенный плитками пол. У стены было широкое ложе, прикрытое той же нежно-розовой тканью, что колыхалась на окнах, у открытого круглого очага располагались стулья с выгнутыми спинками, несколько подушек лежали прямо на полу. Комната была чисто выметена, прохладный ветерок долетал сюда с балкона. Над очагом в высоком потолке было устроено дымовое отверстие. У той стены, где не было окон, стоял маленький столик с причудливыми резными ножками, уставленный маленькими амфорами с ароматическими маслами. Над ним висело бронзовое зеркало в тяжелой раме. Часть противоположной стены занимал ткацкий станок, без сомнения, украшенный тем же мастером, который покрывал резьбой туалетный столик. Станок был предусмотрительно поставлен между окнами. Сейчас, с наступлением темноты, по обе стороны от него горели факелы, а над ним висела масляная лампа, освещавшая незаконченную работу. За станком сидела женщина в просторных красных одеждах. Прекрасные обнаженные руки ее двигались спокойно и привычно. У Женщины была гладкая смуглая кожа и не тронутые сединой иссиня-черные волосы. Как только Телемах вошел в покои, она оставила челноки и гребни и грациозно поднялась, протягивая руки ему навстречу.

— Сын мой, как же ты меня напугал! Они запретили тебе навещать меня, и ты вынужден скакать по балконам? — Царица наконец заметила Зену и Габриэль. — Кто эти девушки, сын мой?

— Нет, мама, я могу приходить к тебе, когда захочу, — Телемах улыбнулся царице и нежно обнял ее, гордясь неувядающей красотой своей матери. Правда теперь, подойдя к легендарной Пенелопе поближе, Габриэль различила между ее бровями и в уголках карих глаз тонкие морщинки. — Все в порядке, просто я не хотел, чтобы нас видели. Эти девушки сказали, что они наши друзья, мама.

— Друзья?

— Я им верю. Но я привел их сюда не поэтому. У них есть вести от отца.

Пенелопа дрожащей рукой оперлась на край станка и медленно опустилась на подушки. Встревоженные, потемневшие глаза пробежали по лицу Габриэль и остановились на Зене:

— Вы… Вы его видели? Моего мужа? Одиссея?

— Да, мы его видели. Каждая по-своему, — тихо ответила воительница.

— Он жив?

— Был жив, когда я видела его в последний раз.

— Где?.. — царица не смогла договорить и обхватила рунами шею. Телемах опустился на колени рядом с матерью и обеими рунами сжал ее ладонь.

«Царевич будет по-настоящему красив», — думала между тем Габриэль. Упругие завитки волос, темных, как у его матери, на которую он впрочем был не так уж похож; безупречный прямой нос, смуглая кожа и глаза цвета зимнего моря, вздыбленного бурей. Высокие скулы, широкие плечи, длинные мускулистые ноги, — царевич был совсем молод, но в нем не было юношеской нескладности, обычной для пареньков, у которых едва пробивается первая борода и ломается голос. Если бы его слова не были так угрюмы, а рот не кривился так избалованно… «Но будем справедливы, — размышляла Габриэль, пока Зена рассказывала царице о своей встрече с Одиссеем под стенами Трои, — Телемаху не слишком везло. Он рос без отца, а мать до сих пор оберегает его от малейшей неприятности. Я бы такого не вытерпела. К тому же сорвался план, который он так старательно продумал и надеялся довести до конца. А тут еще Драконт…» С тех пор, как подруги познакомились с Телемахом, он не позволял себе дуться, ныть или огрызаться. Зена не стала бы терпеть подобные выходки от ребенка, несмотря на его происхождение. Мальчик правильно оценил обстановку. И это уже кое-что.

В комнате вдруг воцарилась тишина, слышались только приглушенные рыдания. Зена закончила свой рассказ, царица уронила голову на руки, спрятав лицо. Телемах в растерянности склонялся над ней, не зная, как утешить или что сделать. Воительница взглянула на Габриэль и указала на Пенелопу. «Расскажи ей о видении. Но только не все», — говорили глаза Зены. «Будто бы я могу так поступить с царицей!», — возмущенно подумала Габриэль. Она слегка нахмурилась, размышляя, как бы поделикатнее преподнести свою историю.

Зена прошла мимо ткацкого станка и осторожно похлопала царицу по плечу:

— Моя подруга расскажет тебе остальное. Я буду на балконе, прослежу, чтобы никто не помешал.

Пенелопа прерывисто вздохнула и села чуть прямее; ее темные глаза покраснели, а когда царица попыталась улыбнуться, ее губы дрожали:

— Я уже знаю, что он выжил в сражениях и покинул спутников. Вернувшись на родину, Нестор прислал мне гонца, а потом пришла весточка от Агамемнона, моего старого друга. Он сообщал, что отплыл гораздо позже моего мужа и будет рад увидеть нас в своем царстве. Мне известно, что жена Агамемнона была против его участия в Троянской войне, но она чужеземка и мы никогда не ладили друг с другом. — Пенелопа промокнула глаза и слабо улыбнулась сыну: — Не беспокойся, Телемах.

— Мама, — нежно произнес царевич и коснулся ее щеки. Пенелопа поймала его руку и не отпускала все время, пока Габриэль выбирала, что именно ей рассказать. «Так, о Цирцее скажу, о Калипсо ни слова», — решила наконец девушка.

— Может быть, это звучит странновато, — начала Габриэль, — но я училась у бродячих певцов и, знаете, бывает, что когда я прохожу по тем местам, где был кто-то из героев, я погружаюсь в видения, — Габриэль и сама понимала, что ее слова не очень-то убедительны, но царица вся обратилась в слух. Глаза ее высохли, слабая улыбка заиграла в уголках красивых губ.

— Ах, — прошептала Пенелопа, — как чудесно видеть такие сны! Боги не дали мне такого дара, и я могу лишь верно и терпеливо ждать, когда мой Одиссей вернется на родину, — она отпустила руку Телемаха. — Сын мой, почему бы тебе не помочь воительнице? — Царевич кивнул и вышел. Пенелопа проводила его взглядом и, когда он скрылся за тонкими шторами, понизила голос и подозвала Габриэль поближе. — Женихи осаждают меня, они оскверняют дворец и разоряют деревни. Никто не верит, что Одиссей жив. Этот военачальник, он называет себя Драконт, не первый и не последний. Он вынуждает меня выйти за него замуж, наречь его царем и признать опекуном моего сына. Он говорит, что может доказать мне, будто Одиссей погиб неподалеку от Трои.

— Это ложь, — возмущенно прошептала Габриэль. — Хорошо, что вы не сказали об этом Телемаху.

Пенелопа попыталась рассмеяться, но у нее не получилось:

— Я делаю, что могу, чтобы защитить его. Но… теперь это почти невозможно. Сын так… так зол! Говорит, что должен разделаться с Драконтом, но ведь здесь целое войско! — царица тяжело вздохнула и снова вытерла глаза. — Телемах еще совсем ребенок. Я понимаю, ему нелегко подчиняться мне, но так безопаснее.

Габриэль улыбнулась и украдкой взглянула через плечо. Убедившись, что в покоях никого нет, она сказала:

— Ах, царица! На вашем месте я бы позволила Зене позаботиться о мальчике, пока здесь творится это безобразие. — Пенелопа посмотрела на девушку и покачала головой. Габриэль подняла руку. — Я знаю, что вы сейчас чувствуете. У меня пока нет сына, но я понимаю, что вы любите его больше жизни. Царь давно пропал, Телемах его единственный сын, наследник. Вы помните его младенцем, потом он учился ходить, но Телемах уже не ребенок. Он вырос и готов защищать вас.

— Ему не по силам! Они… они убьют его!

— Что ж, может, и так, — признала Габриэль, — если никто не поддержит его. Мальчики всегда стремятся оберегать Красавиц матерей, а Телемах особенно — ведь отца давно нет с вами.

Царица вздохнула:

— Я знаю, что он хочет меня защитить, — она провела рукой по щеке. — А красота… Если б только мой бедный Одиссей вернулся домой и смог ее увидеть!

— Он всей душой стремится к вам, — мягко сказала Габриэль. — Конечно, вы уже не та девочка, которую он взял себе в жены, но и он изменился. Мне кажется, Одиссея не соблазнит ни одна нежная красавица. — Пенелопа печально улыбнулась и покачала головой. Габриэль взяла ее за руку. — Нет, правда. Держу пари, вы много разговаривали вдвоем о том, что вы любите… обо всем на свете.

Взгляд царицы скользнул куда-то вперед и остановился на широком ложе. Глаза Пенелопы были отсутствующими, но улыбка, озарившая ее лицо, сделала ее на двадцать лет моложе.

— О музыке, — мечтательно произнесла царица. — Нам нравились забавные истории, которые пели странники. Трагедии мы не любили — они слишком печальны. А еще мы поднимались на гору. Сейчас ее скрывает ночь. Там высокие травы, душистый воздух и оттуда открывается вид на материк. Мы брали с собой еды на целый день, затевали шутливые споры. О цветах, откуда они родом и почему такие красивые; об облаках, о небе, о рыбах. Нам нравилось думать обо все на свете. Я рассказывала ему, какой бог оберегает цветок, или реку, или птицу, а он только отмахивался. Говорил, что можно выдумать сколько угодно богов, а цветку все равно нужны земля, дожди и пчелы. А если боги все будут делать самолично, у них больше ни на что не останется времени. Он был ужасно непочтителен к ним. Ах! — опять вздохнула Пенелопа, но на этот раз она была счастлива. Ее потеплевший взгляд вновь скользнул по Габриэль. — Спасибо, дорогая. Ты столько для меня сделала! Ты помогла мне снова почувствовать себя счастливой.

— Но я же ничего не сделала, — возразила Габриэль.

— Ты выслушала меня. Немногие умеют слушать так, как ты. Это чудесный дар, — царица подняла глаза. В покоях появилась Зена. Она бесшумно прошла через комнату и опустилась на одно колено перед царицей. Так она могла говорить тише.

— Вокруг дворца нет охраны, — сказала воительница. — По крайней мере, на этой стороне. Похоже, большая часть воинов веселится у костров и палаток.

Царица кивнула:

— Военачальник… Драконт… сказал, что если мои люди не будут путаться под ногами, он придержит своих вояк, меня и моих служанок не потревожат. Иногда по ночам здесь ходит часовой, но Драконт говорит, это ради моей безопасности, — плечи Пенелопы задрожали.

Воительница взяла ее за руку:

— Мы обязательно найдем выход. Его не может не быть.

Вошел Телемах, Зена поднялась. Паренек расправил плечи, глаза его сияли. Воительница обернулась к нему и покачала головой; царевич сник. — Останься здесь. Мне ты понадобишься позже, а вот матери ты нужен.

— А ты не…

— Я дала слово. Но к Драконту я пойду одна, — Зена перевела глаза на Габриэль. — Ты тоже останешься здесь.

— Но я не хочу!

— Габриэль, солдат Драконта ты тоже не хочешь встретить, правда? Побудь здесь.

Зена бесшумно прошлась по комнате и напряженно прислушалась, прижав ухо к тяжелой резной двери. Она вздернула брови: изнутри дверь закрывалась на массивный засов. Судя по всему, она была укреплена очень давно. Зена пожала плечами, отодвинула засов и обернулась. Все трое смотрели на нее, не отрываясь. Воительница бросила многозначительный взгляд. Телемах подошел к двери и, выпустив воительницу, снова задвинул засов.

— Одиссей сам повесил эту дверь, когда привез меня на Итаку, — объяснила Пенелопа. — Это придавало мне уверенности. Представь только: совсем юная девушка, проделавшая трехдневный путь через море, одна, без семьи, в чужой стране, рядом молодой царь, которого она едва знает… Мы часто шутили над этим засовом, даже после того, как родился Телемах. Я сохранила его просто как память. Никогда не думала, что однажды он мне пригодится.

Габриэль понимала, что серьезную атаку дверь не выдержит. Однако от пары разгоряченных вояк защитит.

Подошел Телемах. Он развернул плечи и расставил руки, словно готовясь выхватить орудие. Габриэль едва не рассмеялась: паренек бессознательно копировал движения Зены. Но обижать его Габриэль не хотела.

— Мама, — очень тихо сказал он, — я выйду и понаблюдаю.

Царица согласно кивнула и оставалась невозмутимой, пока сын не скрылся на балконе. Как только он исчез, она уткнулась лицом в колени и беззвучно расхохоталась:

— Ох, Афина! Что мне с ним делать?

— Не беспокойтесь, — сказала Габриэль, — Зена не подвергнет Телемаха опасности. Это не в ее привычках. Она поможет ему поверить в себя и научит сражаться, но она не позволит мальчику идти одному против воинов Драконта. А знаете, он ведь может это сделать, если за ним никто не присмотрит. Горячий, неопытный юноша…

— О, боги! — простонала Пенелопа, запрокинув лицо.

— Если бы Одиссей не ушел на войну, он сам научил бы сына владеть мечом, разве нет? — Пенелопа не могла не согласиться. — Конечно, вернувшись, царь поймет, почему сын не умеет постоять за себя, но Телемаху это будет неприятно. Так, может быть, лучше обучить Телемаха всему, чему научил бы его отец? Когда-нибудь ему все равно придется стать воином.

— Я… Я понимаю, ты права, но с этим так трудно смириться. Мне кажется, что пока Телемах ничего не умеет, его не отберут у меня, как отобрали Одиссея, — царица снова вздохнула. — А это не так. Наверное, ты считаешь меня наивной.

— Мать всегда оберегает сына, — тепло ответила Габриэль. — Я слышала о куда более глупых поступках. Вы знаете историю о том, как ваш муж перехитрил мать Ахиллеса? Она не хотела отпускать сына в Трою.

Царица с любопытством посмотрела на девушку.

— Я… Разумеется, я… — она моргнула и принялась водить пальцами по волосам, словно приглаживая густые локоны. Служанка тотчас подала Пенелопе гребень, но царица только отмахнулась. — Когда он это сделал?

Габриэль прислонилась к стене:

— Слушайте! Это случилось как раз после того, как посланец царя Менелая перехитрил Одиссея и заставил его готовиться к походу на Трою. Я слышала эту историю от Зены, а ей рассказывал сам Одиссей. Мать Ахиллеса, Фетида, обладавшая даром провидения, закаляла своего сына, окуная его в воды Стикса. Когда Одиссей стал собирать войско, пришла пора звать на помощь великих героев. Фетида, предвидевшая скорую смерть Ахилла, переодела сына девушкой и спрятала на своей половине. Одиссей же не сомневался, что Ахиллес где-то в доме, и догадался, что придумала Фетида. Ваш муж переоделся коробейником, спрятал лицо под изношенной шапкой и зашел во двор, выставив лотки с шелками и лентами, а рядом — лоток с отличными клинками. Бедный Ахиллес! Мускулов и отваги у него было хоть отбавляй, а вот соображал он плоховато. Он не обратил внимания на лотки с лентами, как другие женщины, а кинулся к ножам. Так он выдал себя. — Пенелопа обдумывала услышанное. Наконец она в замешательстве покачала головой.

Габриэль завозилась, поудобнее устраиваясь на холодном полу:

— Но ваш сын совсем не такой, как Ахиллес. У него не только горячее сердце, но и светлая голова. Телемах не вынесет, если, вернувшись с войны, его легендарный отец обнаружит, что сын прячется за мать. Царевич чувствует, что его держат на поводке, оберегают и нежат, а ведь как болезненно это воспринимается в его возрасте! Он старается быть хорошим сыном, но уже не может быть послушным мальчиком. Телемах знает, что должен что-то сделать, но он ничего не умеет, он наделает ошибок.

Тишина. Пенелопа глубоко вздохнула:

— И погибнет. Да, я все понимаю. Но мне так трудно… позволить ему рисковать.

— Он все равно рискует, Телемах не остановится, он не смирится с войском Драконта, Которое хозяйничает на его острове, — напомнила Габриэль. Она поднялась на ноги. Пенелопа поднялась вместе с ней, отложила гребни и накинула на станов покрывало.

— Я совсем забыла о гостеприимстве! — спохватилась царица и хлопнула в ладоши, подзывая служанку. — Исмина, у нас остались фрукты?

— Да, фрукты и немного хлеба. Но он успел подсохнуть, господа, — обратилась Исмина к Габриэль. Та приветливо покачала головой:

— После морского путешествия черствый хлеб как раз то, что надо.

Выйдя из побоев царицы, Зена оказалась в богато расписанном и ярко освещенном коридоре царского дворца, к нему примыкал узкий, побеленный проход, в котором едва теплились крошечные масляные лампы. Ход для слуг. Воительница остановилась и принюхалась. Она уловила аромат лимона и душистых трав: они были добавлены в масло. Кроме этого, сюда доносился аппетитный запах подваренного мяса и свежего хлеба. Значит, рядом кухни. Воительница неслышно дошла до конца коридора и остановилась. Следующий проход оказался столь же узким. Он шел в прежнем направлении, но спускался на один этаж и исчезал за поворотом. Оттуда слышались голоса: тихо переговаривались мужчины. Зена все еще не могла разобрать ни слова. Придавшись к стене, она осмотрелась. В конце виднелась дверь: наверняка в кладовые. Заперта снаружи. Больше дверей не было. Людей тоже. Зена бросила вокруг себя еще один внимательный взгляд: с того места, где она стояла, открывался неожиданно хороший обзор. К тому же деревянный пол отчаянно заскрипит, стоит только ступить на него. Звук эхом разнесется по коридору, предупредив воительницу заранее. Зена быстро дошла до крутого поворота, чутко прислушалась и шагнула за угол.

Здесь Коридор спускался еще круче, но через пять-шесть шагов вновь становился горизонтальным. В скобах были закреплены факелы, в узкой глубокой нише горела масляная лампа. Дым из кухни завивался в желтоватом неровном свете, поднимался к потолку и исчезал сквозь крошечное отверстие, пробитое высоко в стене. Аромат только что испеченного хлеба заглушал все остальные запахи. «И не припомню, когда я последний раз ела, — мрачно подумала воительница. — Что может быть лучше свежего хлеба после голодовки?» Зена постояла у полуоткрытой двери, прислушиваясь, и осторожно заглянула в комнату.

Она увидела просторную кухню. Вдоль противоположной стены стояли жаровни и обмазанные глиной печи, широкие окна пропускали внутрь морской бриз и уносили дым. Повсюду были столы и скамьи, целая дюжина поваров и столько же помощников могли бы одновременно готовить царские кушанья, чистить овощи и натирать посуду. Двое одетых в черное мужчин, колдовавших над дымящимся горшком, выглядели здесь очень одиноко. Воительница скользнула в комнату и прикрыла за собой дверь.

Мужчины тут же обернулись, держа наготове ножи. Зена продемонстрировала пустые руки и прислонилась к двери в своей любимой позе:

— Лемнос! Что скажешь старому товарищу?

Лемнос, невысокий человечек — скорее черный, чем смуглый — с лысым черепом и маленькими руками, удивленно взглянул на нежданную гостью. Второго повара Зена не знала. У него была бронзовая кожа, надменные глаза и ястребиный нос, судя по всему, это египтянин. Надолго воцарилось молчание, наконец Лемнос выжал смешок, вонзил нож в кухонную доску и развел руки для объятий:

— Разрази меня гром, Зена! Как ты сюда попала?

— Зена? Я слышал о ней. Что ей здесь делать? — подозрительно спросил египтянин и крепче стиснул рукоять ножа.

Лемнос перехватил его запястье и рассмеялся; Зена улыбнулась и стиснула зубы. «Я и забыла, как противно Лемнос хихикает!»

— Раммис! Успокойся, я ее знаю. Она… — повар словно пытался что-то припомнить. На мгновение глаза его потухли, но он тут же снова оживился. — Когда-то она дружила с Драконтом. Он будет рад ее видеть. И я рад ее видеть. — Чуть тише Лемнос добавил: — Ну же, приятель, бросай нож. Иначе она тебя заставит сделать это. Я с ней драться не полезу. Только не с Зеной.

— Дружила с Драконтом? — черные глаза египтянина в упор смотрели на воительницу. — Да, я о ней слышал. Сдается мне, Драконт ей обрадуется, но вряд ли как приятелю.

— Такое у нас ремесло. Мы все конкуренты, — гортанно промурлыкала Зена. Раммис глупо глядел на нее. — Иногда мы не в настроении делиться. А вот сейчас я готова поделить с ним добычу.

— Сейчас, — казалось, Лемнос пытается ухватить какую-то мысль. Вдруг его лицо прояснилось: — Ты хочешь вернуться к нам? Эй, так это ж здорово!

— Да уж, здорово, — проворчал Раммис. Лемнос пихнул товарища локтем. Зена неторопливо подошла к поварам, Раммис опасливо отступил. Зена остановилась у громадного стола и оперлась о него рунами. Коротышка выпучил глаза.

— Мне действительно нужно навестить военачальника, Лемнос. Я знаю, он где-то здесь. Но где?

— Ну да, конечно, — Лемнос запнулся и тихо выругался, почувствовав, как Раммис ткнул его в бок.

— Сначала скажи, как ты сюда попала, — с подозрением в голосе потребовал он. — Как добралась до острова? Все корабли наши, а на берегу расставлена страна.

Зена улыбнулась; повар сглотнул и затих.

— Пришла пешком, — воительница помолчала, но египтянин не нашел, что ответить. Тогда она обернулась к Лемносу и одарила его самой соблазнительной из своих улыбок. — Так где Драконт?

— Ах, да! — несмотря на доносившийся в кухню прохладный ветерок, коротышка обливался потом. — Знаешь, может, ты и права, Зена. Ом тоже захочет тебя увидеть. Но не сейчас, — добавил повар со смущенной улыбкой. — Драконт терпеть не может, когда его отрывают от жаркого.

— Так скажи, что пришло время сладкого. Даже нахальный египтянин на мгновение опешил от такой дерзости. Лемнос нервно хихикнул, а его товарищ угрожающе занес нож и шагнул вперед:

— Да, сладкое. Порезанное на крошечные кусочки. Раммис с криком бросился на воительницу. Вся подобравшись, Зена перепрыгнула через стол и приземлилась перед противником на одно колено, лезвие просвистело прямо над головой. Хватило одного удара, чтобы Раммис с воплем отлетел в один угол, а его нож в другой. Египтянин рухнул на скамью и перевернул ее. На голову посыпались пустые корзины.

Во все стороны полетели пыль и клочья паутины. Он чихнул и попробовал выбраться из завала, но только уронил еще несколько корзин и грязно выругался. Раммис быстро встал на одно колено, выставив перед собой руки, и принялся отчаянно моргать. Что-то мелькнуло перед его затуманенным взглядом. Ноги. Светлокожие, мускулистые девичьи ноги. Раммис неуверенно таращил глаза. Зена смотрела на него сверху вниз и холодно, жестко улыбалась. В руке она держала его нож.

— Что-нибудь потерял? — вкрадчиво спросила она. Ловко повернув оружие, воительница с силой ударила египтянина рукоятью по затылку. Он обмяк.

В кухне царила тишина. Только откуда-то из-за печи доносились приглушенные нервные смешки.

— Лемнос, — окликнула воительница, не сводя глаз с бесчувственного тела Раммиса.

— Да, королева?

— Просто Зена.

— Как будет угодно. Зена.

— Немедленно прекрати хихикать.

— Как скажешь, Зена. Ты… Ах да, ты просила сообщить Драконту о твоем прибытии?

Воительница обернулась. Лемнос шагнул было к ней, но тотчас отшатнулся, наткнувшись на тяжелый взгляд, и налетел на раскаленную жаровню.

— Заканчивай, что ты там для него жаришь, а потом веди меня к военачальнику, — она бросила на распластавшегося на полу египтянина еще один взгляд, потом прошла через кухню, устроилась на низкой скамье у печи. — И дай мне хлеба. Вот этот подойдет, — Зена указала на пахнущий медом и фруктами пирог. — Я голодна, — воительница плотоядно щелкнула зубами. Лемнос запричитал, но достал с полки пирог и поставил его перед Зеной.