Пушкин, кружка, два ствола

Глава 16 Из двух зол

Глава 16 Из двух зол

— Значит, ты решила не выполнять просьбу Марии Степановны? — улыбочка у Сумарокова была настораживающе сочувственная.

— Знаешь, я подумала… Натравливать учеников друга на друга — это как-то неправильно. Практично, не спорю, и, наверное, даже оправданно, но…

— Но неправильно. Поэтому ты запретила Маркушеву запрессовать Игнатова.

— Ну да, — энергично кивнула Дина. — Я сказала, что сама что-нибудь придумаю, и вообще — такие вопросы не должны решаться между учениками.

— То есть ты сказала Маркушеву, что он не дорос до решения этой задачи. И отправила домой, учить уроки. Ты точно уверена, что не выполнила просьбу Марии Степановны?

— Да нет же! Я… — Дина запнулась. Осознание накатывало на нее, как цунами в замедленной съемке. — Я… Я же… Твою мать!

Сумароков, склонив голову набок, поглядел с жалостью.

— Ты, конечно, отлично разбираешься в книгах и все такое… Но буду честным — воспитатель из тебя никакой.

— Потому что я не воспитатель! Я охотник на нечисть! Если хочешь знать — я вообще детей боюсь!

— Но ты же собиралась работать учителем.

— С уме сошел?! Я хотела филологией заниматься! Мечтала в науку уйти. Семиотика мифологической реальности, фольклор, морфология сказки и мифа… Какая нафиг учительница?!

— Ну надо же. В жизни бы не подумал. А как тебя в охотники тогда занесло — такую интеллектуальную.

— Да так… Случайно, в общем, — Дина поезрала на диване, устраиваясь поудобнее. Ноги, несмотря на шерстяные носки, отчаянно мерзли — но теперь эта проблема решалась просто. Легонько пихнув Сумарокова, Дина заставила его приподняться и быстро засунула стопы ему под бедро. — У меня прабабка ведьмой была. Настоящей такой, аутентичной по самое не могу — травки, заговоры, сглазы яйцом выкатывала. Бабка нормальная, мать тоже, а я… Прабабка говорила, что дар ко мне перешел. Ну, я действительно видела всякое разное — то меховая зверушка по кухне шмыгает, хотя у нас и кота-то не было, то соседка полупрозрачная по подъезду шарится. На седьмой день после смерти. Но я же была ребенком, а у детей, как известно, очень живое воображение. Короче, никто прабабку не слушал. Ну кто стал бы слушать бред дементной старухи? Ей, кстати, тогда девяносто восемь лет было, насчет дементной старухи вообще ни разу не преувеличение. Потом прабабка умерла, глюки остались, но проявлялись редко, и родители просто решили не обращать внимания. Повзрослею, перерасту…

— Но ты не переросла, — Сумароков задумчиво гладил Дину по щиколотке. Теплые сильные пальцы мягко скользили по коже, выписывая концентрические круги вокруг косточки.

— Нет. Не переросла. Но привыкла и научилась молчать. Ну вижу я иногда какую-то хрень — и что? Жить-то она не мешает. Не голоса же в голове, призывающие захватить планету и принести ее жителей в жертву во славу великого Ктулху. Так, просто… Картинки. Я окончила школу, поступила в универ, проучилась полтора года…

Тот день Дина запомнила навсегда. Танька праздновала день рождения — яркий, шумный, пестрый. Сначала ее поздравляли в универе, и в аудитории висел сладкий, масляный аромат чайных роз. Потом продолжили в кафешке, после кафешки завалились в клуб… В общагу Дина возвращалась после полуночи — усталая, полупьяная и веселая. Праздничные фейерверки тихо гасли внутри, оседая мягким теплым пеплом. Дина не спеша шла по тротуарам, аккуратно обходя глянцевые черные лужи, и тихонько мурлыкала себе под нос чудовищно липучую мелодию из клуба. Танька назвала такую фигню «музыкальный триппер» — легко подхватить, но сложно избавиться. Тара-ра-ра ра-ра рам-там, тара-ра-ра ра-ра-рам! Тара-ра-ра ра-ра рам-там, тара-ра-ра ра-ра-рам! Внутри головы практически беззвучное мурлыканье взрывалось грохочущим салютом гитар, клавиш и баса. Тара-ра-ра ра-ра рам-там, тара-ра-ра ра-ра-рам! Свернув с проспекта на боковую улочку, Дина оставила позади редких ночных прохожих, углубившись в темные запутанные переходы дворов. Не самый простой путь к цели, зато самый короткий. Пройти прямо, потом мимо длиннющего, как Китайская стена дома, направо, налево, в подворотню и через детскую площадку. Короткий путь выводил прямо к задней стене общаги. Оставалось пролезть через дыру в заборе — и вуаля. Ты на месте. После наступления темноты девчонки всегда выбирали длинный путь… Но боже мой. Это же Питер, культурная столица России! К тому же в метро выпитые Диной коктейли как раз стекли по организму вниз… и этот аргумент был даже весомее, чем про культурную столицу. Поэтому Дина торопливо трусила мимо темных коробок домой, напевая гребаную липучую мелодию. Тара-ра-ра ра-ра рам-там, тара-ра-ра ра-ра-рам…

Мужчину в арке Дина увидел сразу. Высокий, довольно молодой, ухоженный, с любовно выровненной щегольской бородкой. Он не прятался в темноте, не зыркал подозрительно по сторонам, а просто курил, стоя прямо под бледным пятном света от одинокой, случайно выжившей лампочки. И время от времени тыкал пальцем в экран телефона, то ли сверяя время, то ли листая страницы книги. Типичный влюбленный, терпеливо дожидающийся свою даму сердца. Которая, конечно, опаздывает, но скоро, вот-вот придет.

Мужчина медленно выдыхал голубоватый дым, смотрел в телефон и не обращал на Дину никакого внимания. Она сделала шаг вперед. Потом еще один. И еще. Это был совершенно обычный мужчина. Практически в центре Питера. Да и время — всего ничего, только двадцать минут первого, половина окон в домах еще светится. Дина сделала еще один шажок, медленный и осторожный. Мужчина поднял голову и улыбнулся.

— Простите мою навязчивость, девушка, милая, вы не подскажете?..

Он что-то говорил, неспешно приближаясь, и речь звучала певуче и нежно, вливалась в сознание розовой опиумной дымкой. А под тонким, интеллигентным лицом проступало другое — хищное, напряженное, голодное. Оскаленная морда волка под белым чепцом бабушки.

Дина заорала так, что онемело горло.

Развернулась и бросилась прочь.

И врезалась в парочку крепеньких ребятишек в кожаных куртках. Выглядели эти ребятишки типичными гопниками, но лица у них были нормальные, человеческие. И Дина, захлебываясь слезами, тыкнула пальцем в черный провал арки.

— Там… Там!..

Усиленный каменными сводами, барабанной дробью прозвучал звук торопливых шагов. Интеллигентный мужчина с телефоном стремительно покинул свой пост, так и не дождавшись… не дождавшись того, чего ждал.

— Твою мать! — закатил глаза гопник пониже. — Этот мудак свалил. Чертова пьяная курица спугнула нам дичь.

— Досадно, — поддержал гопник повыше. — Но заковыка в другом. Серега, не заметил? Эту пьяную курицу не взял морок. Ну-ка, девушка, отойдемте в сторонку. Расскажите мне, что вы увидели?

И Дина рассказала.

— Сначала меня пригласили пообщаться в Комитет Паранормальной Безопасности. Показали психиатру, протестировали, собрали биографические данные. Потом предложили бесплатные курсы. Ну а совсем потом — работу.

— И как оно?

— Нормально. Официальное трудоустройство, стаж, отпуск тридцать два дня, медстраховка. Зарплата — месячный оклад плюс сумма контракта. Чем сложнее охота, тем больше денег. Ипотеку льготную дали, я уже погасила. Однушку в Питере взяла, на Васильевском острове.

— Однушка в Питере на зарплату бюджетника? — ревниво заинтересовался Сумароков. — А я-то думал, что сказки — это про кощея.

— Как видишь, и про кощея не сказки. Просто места правильные надо знать.

— И места эти, конечно, не в Россоши, — пальцы Сумарокова, не останавливая своего медитативного кружения, медленно поползли вверх по лодыжке.

Дина не знала, что на это сказать. А потому и не стала ничего говорить. Просто потянулась к Сумарокову, ухватила за ворот джемпера и дернула, опрокидывая на себя. Первый поцелуй был мягким, как теплое летнее утро, а второй — полыхнул полуденным зноем, зажигая огонь в крови.

Незаданные вопросы, несказанные ответы больше не имели значения.

Мария Степановна заглянула в библиотеку в понедельник. Прозвенел звонок на большую перемену, и начальные классы многоногой галдящей лавиной потекли по лестнице в столовую. Две учительницы шли рядом с ними, как овчарки рядом с отарой. Мария Степановна, скользнув в приоткрытую дверь, тут же захлопнула ее, отсекая крики и топот.

— Диночка Маратовна! Какая же вы умница! Я знала, что вы справитесь!

— Маркушев все-таки поговорил с Игнатовым, — тяжело вздохнула Дина.

— Уверена, что поговорил. Прямо я, конечно, не спрашивала, но… Игнатов сегодня невероятно тихий и вежливый. Не мальчик, а мечта педагога. Правда, выглядит несколько потрепанным, но… думаю, дело того стоило, — Мария Степановна присела на стул, аккуратно сложив руки на поленях.

— И насколько потрепан Игнатов?

— Для мальчишки, регулярно затевающего драки — весьма умеренно.

— И вы считаете это правильным? Мы же спровоцировали Маркушева на дисциплинарное нарушение. Вынудили ребенка компенсировать собственные непрофессионализм и бессилие.

— Во-первых, Диночка, не вынудили, — назидательно подняла палец Мария Степановна. — Вы же не ставили Маркушеву условий, не пугали репрессиями и не обещали награды?

— Нет, конечно! Я сказала, чтобы он не вмешивался, это обязанности преподавателей…

— Вот именно. Очень грамотное педагогическое решение, полностью одобряю. И обращаю ваше внимание на тот факт, что Маркушев мог прислушаться к вашим словам, а не действовать наперекор. Это во-первых. А во-вторых… Вы, думаю, вполне осознаете, что представляет из себя Маркушев. Послушным бесконфликтным мальчиком он не станет, как бы мы ни старались. Но свою адреналиновую энергию Маркушев может направлять на плохие дела — а может и на хорошие. Вы не изменили поведение Маркушева, вы просто развернули вектор.

— Спровоцировав драку между детьми?

— А хоть бы и драку. Поработаете с мое, Диночка Маратовна — поймете, что драка драке рознь. У нас лет десять назад гуляла очень модная шутка: «Далеко парень пойдет, если милиция не остановит». Так вот, Игнатов как раз тот самый парень, который может далеко пойти. И пусть лучше сейчас его остановит Маркушев, чем через пять лет — Женечка Сумароков. Синяк под глазом лучше, чем статья.

— И все равно мне это не нравится.

— Мне тоже. Но что поделать? Иногда приходится делать то, что не нравится.

Вечерние посиделки с Сумароковым вошли в привычку. Дина сама не заметила, как это произошло. Просто в какой-то момент оказалось, что крохотная кухонька без долговязой фигуры в растянутой черной футболке ощущается неполной. Неправильной.

Сумароков громко стучал посудой, заваривал в пузатом чайничке черный душистый чай, старательно конструировал на удивление ровные бутерброды. А Дина просто смотрела на эту уютную возню и думала: «А что будет потом? Через неделю, через две — когда командировка закончится?». Что будет, когда она оставит эту маленькую кухню с окошком, выходящим в сонный зеленый двор — а вместе с ней и Женьку Сумарокова. Слишком высокого, слишком худого, занудного до тошноты и нежного до головокружения.

Что будет потом?

Дина не знала ответа.

— Эй, не спи. У тебя сообщение дзынькнуло, — Сумароков, поставив на стол тарелку с бутерами, развернулся за чашками.

Читать письмо через телефон не хотелось, и Дина открыла ноут. Начальник аналитического отдела Вяхирев начал оптимистично — с соболезнований. Он посочувствовал Дине, получившей вместо стандартной беспроблемной охоты мозголомный квест с боссом. А заодно и подтвердил — да, Костянов Василий Владимирович не заматеревший некромант, а самый настоящий кощей. Установить точное время перехода его в Явь Вяхирев затруднялся. Где именно кощей обнаружил портал и почему яга пропустила повелителя мертвых — тоже загадка. Вяхирев склонялся к мысли, что переход состоялся в годы Гражданской войны — накопленной некротической массы должно было хватить для максимального истончения границ, а опытных некромантов и с той, и с другой стороны хватало. И красные, и белые могли воззвать к кощею в надежде использовать его как союзника… а стали первым блюдом на пиршественном столе. Смерть не заключает союзов. Она просто жрет.

Первые фотографические данные относились к сороковым годам — некто Бессмертин Владимир Эдуардович был задержан в Ленинграде в 1942 году за спекуляцию продуктами. В квартире у Владимира Эдуардовича обнаружили целый склад золотых изделий, включая коронки с зубами и кольца, так и не снятые с пальцев. С полинявшей черно-белой фотографии смотрело сухое породистое лицо — четко очерченные скулы, нос с горбинкой, волевой подбородок. Дина подумала, что этому лицу очень пошла бы корона — тяжелая, золотая. Холодная, как смертный венец.

По документам Бессмертин был расстрелян 3 января 1943 года. Вероятно, документы не врали. Вяхирев предполагал, что кощей действительно позволил себя расстрелять, а потом выбрался из могилы и ушел… Куда-то ушел. В неизвестном направлении. Следы Бессмертина В. Э. затерялись на долгие годы — до тех пор, пока он не всплыл уже как Костянов Василий Владимирович, негласный глава ОПГ «Северные». Дальнейший карьерный путь кощея был Дине известен со слов Сумарокова, Вяхирев просто подкинул деталей. И искренне посочувствовал, что Дине не повезло нарваться на эдакую экзотику в самый неподходящий момент. Все опытные оперативники заняты, оба меча-кладенца зарезервированы до ноября, и вряд ли в рабочем графике что-то поменяется.

— В смысле — все заняты? — подавился чаем Сумароков, когда Дина вкратце пересказала ему содержание письма. По светлой клеенчатой скатерти разлетелись бурые капли. Дина заботливо постучала Сумарокова по спине.

— В прямом. Заняты. Охотников, знаешь, не так уж много — мы же не СОБР какой-нибудь.

— Но тут же кощей! Он людей убивает!

— А там что — подарки раздают? Под Челябинском кот-баюн завелся. Сейчас сентябрь, у него зажировка — люди в лесу пачками пропадают. В Норильске лихо одноглазое где-то неподалеку от медной шахты гнездо свило. Третий завал за четыре месяца — а будет четвертый, и пятый, и шестой. Пока эту тварь не прикончат, шахта будет валиться, дома — гореть, газ — взрываться. Охотники уже там, работают — никто не станет срывать их с дела только ради того, чтобы кощея убрать.

— А если он еще кого-то убьет? — забыв о чае, Сумароков сорвался со стула и нервно зашагал по комнате. Тощий всклокоченный двойник в темном стекле тоже заметался, ударяясь в облупленные деревянные рамы.

— Значит, убьет. Но кощей убивает прицельно и редко — а кот-баюн каждый день на охоту ходит. А лихо прогибает реальность Яви одним фактом своего существования — безостановочно, в постоянном режиме. Ты правда думаешь, что нужно оставить эти задачи и перебросить оперативников на кощея?

— Ну зачем группу… Ты тоже охотник.

— Потому что это кощей, мать его! Не мавка, не упырь, не русалка — гребаный, мать его, кощей! На такую тварь группой идут, причем хорошо подготовленной группой.

—Мы же можем хотя бы попытаться.

— А ты попытался бы вооруженную банду с одним «макарычем» штурмовать? Или тяжелых дождался бы — в брониках и с автоматами? Я тут одна! Еще раз, по буквам: од-на! И меча-кладенца у меня нет, а освященные пули кощею — что мертвому припарка. В прямом, мать твою, смысле слова.

— Ладно. Извини. Я понял, — ссутулившись, Сумароков опустился на стул. — И что теперь? Ты соберешь вещи и уедешь?

— Нет. Я останусь и буду наблюдать. Если кощей поднимет еще одного упыря — постараюсь не подпустить его к жертве. Уж с упырем-то я справлюсь. А в остальном… — Дина развела руками. Сумароков, прикрыв глаза, звонко долбанулся затылком в стену.