Псы войны: пробуждение Ареса

Последний визит в ад

В квартире прохладно, почти холодно, закат окрашивает пейзаж за окном в блеклые серо-желтые тона. Я переоделся в гражданское, гавайскую рубашку и джинсы. Элис Харпер стоит возле окна, скрестив руки на груди.

— Куда бы человек ни сунулся, всюду одно дерьмо, — говорит она, еще плотнее обхватывая себя руками.

Трудно поспорить. Моя память вызвала к жизни отвратительные картины.

— Думаешь, Зеленый лагерь вправду собирался прогнать Тил в пустыню? — Мне просто необходимо сменить тему.

— Безусловно. Рационалисты верят в интеллект, в законы логики. Все предопределено, ДНК решает судьбу, и если ты не голубых кровей, грош тебе цена. Ставят азиатов выше белых, выше черных и латиносов. Придумали себе что-то вроде религии, только смотри, не сболтни это при них. Всему находят математическое объяснение. Догматики, редукционисты… Техно-расисты. Либертарианство, доведенное до абсурда.

Элис опускает руки.

Меня завораживает ее спокойствие и ее странное воодушевление. Хотел бы я быть похожим на нее. Чувствовать то же, что она. Что угодно, лишь бы не быть самим собой.

— Чушь какая-то, — говорю я.

— А ты включи голову. Зачем им Тил? Она ведь сразу дала понять, что не будет иметь несколько мужчин одновременно… и делиться ни с кем тоже не станет. Тил — обуза. Верховная сучка разделается с ней в два счета.

Я даже знаю, как зовут эту сучку. Элли Пекуа.

— Жесть.

Элис Харпер пожимает плечами.

— Когда мы оборвали сообщение и перестали отправлять припасы в колонии, маскианцы еще больше озлобились. На Марсе денег не заработаешь, счета оплачивать нечем. Время перерезать пуповину. Тут кому угодно башню сорвет.

— Так какого черта мы воюем? Если всем наплевать на Марс, почему бы не отдать его антагам?

— Потому что гуру… — Элис одаривает меня ледяным взглядом. — Это риторический вопрос, не так ли?

Моя очередь пожимать плечами.

— Мысленно я еще на Марсе. Мне нужно все прояснить, иначе я никогда не вернусь домой.

— Расскажи, что было дальше с тобой и с Тил, — просит Элис.

Легко сказать. У меня перед глазами все еще стоит страшная картина: мои товарищи корчатся в пляске смерти под градом отравленных стрел. А потом аэростат описывает над нами круг и уплывает, и стальной дождь прекращается.

Я снова ощущаю весь пережитый тогда ужас и покрываюсь испариной. Воняю, точно пропотевший качок в спортзале.

Джо выбирается из укрытия, бежит к малому шлюзу и начинает изо всех сил барабанить по нему. Мы с еще четырьмя ребятами следуем его примеру. Я не замечаю грохота, с которым мой кулак опускается на стальную створку люка, не замечаю вообще ничего вокруг. Сейчас все внимание поглощено другим — я тщательно осматриваю свои руки, ноги, туловище.

Внезапно я замираю. Сердце уходит в пятки.

Из моего предплечья торчит дротик.

О господи.

Джо тоже видит его, но не трогает, не пытается вытащить. Я до сих пор не впал в безумие, значит, игла проколола только гермоскаф и не дошла до тела. Может, срикошетила от чего-нибудь, но так или иначе — не впрыснула свой яд.

Или впрыснула, но адреналин блокировал симптомы. Врачи говорят, такое иногда случается.

Мои пальцы скользят вниз. Я должен избавиться от дротика — сейчас же!

Джо перехватывает мою руку, придвигается вплотную к моему лицу и сквозь экран шлема заглядывает мне в глаза.

— Не вздумай!

Маленькие ворота открываются, и мы протискиваемся внутрь сквозь образовавшуюся щель. К тому времени, когда аэростат вновь нависает над плечом тонущего великана, все выжившие уже благополучно забиваются в шлюз. Завидев аэростат, мои товарищи как оголтелые ломятся к дальней стене. Внешние ворота закрываются. Джо загораживает меня от остальных, боится, что чье-нибудь неловкое движение загонит иглу глубже.

Мои уши и горло ощущают перепад давления.

Внутренняя дверь открывается, и мы толпой выплескиваемся из шлюза. Джо держит мою вторую руку и останавливает меня, когда я раз за разом тянусь к дротику. Со стороны кажется, будто мы кружимся в причудливом вальсе.

Давление поднимается до максимального.

Товарищи замечают дротик и стараются держаться от меня подальше. Они толкают внутренний люк, и тот со скрипом исчезает в стене. Космодесантники один за другим покидают «тамбур», оставляя нас с Джо в одиночестве.

Я перестаю вертеться на месте и вытягиваю раненую руку перед собой.

— Я до нее не дотронусь, — качает головой Джо, — сам знаешь почему.

— Потому что они сверху и снизу, — отвечаю я, с трудом переводя дыхание.

Эти дротики — коварнейшие штуки, в их оперении нередко прячется второе острие, впивающееся в руку горе-спасителя, когда тот пытается вынуть иглу.

Я сижу на диване рядом с Элис.

Я стою с Джо во внутреннем шлюзе, рука пылает, разрывается от адской боли.

Сидя на диване, я едва сдерживаю слезы.

Во внутреннем шлюзе я плачу в голос, реву как мальчишка.

Все позади.

Мы по-прежнему в гараже.

Кто-то из космодесантников передает Джо остроносые плоскогубцы. Смешное слово. Наверное, остались от набора для высадки на Марс. Может, подарок от родственника. «Пользуйся, сынок, на здоровье. Будешь вынимать ими отравленное дерьмо, когда оно вопьется в твое тело». Джо фиксирует мою руку. Плоскогубцы замирают в воздухе. Джо дрожит, и я тоже. Господи, сделай так, чтобы все обошлось!

Боже, не трогай, не надо!

Джо зажимает дротик и выдергивает его из раны. Только после этого у Джо начинают трястись руки. Он не отшвыривает иглу в сторону, не кидает на пол. Джо едва не поддался панике, но успокоился и вовремя вспомнил, чему нас учили. Другой космодесантник подает ему серебристый пакет, и Джо аккуратно опускает туда дротик. Хлопает меня по плечу.

— Мы не сможем уйти той же дорогой. По крайней мере, пешком.

Двор перед северными воротами усыпан ядовитыми иглами.

Элис слушает молча.

— От меня воняет, — жалуюсь я.

— Пожалуйста, продолжай. Расскажи все, что сможешь.

Боже, как же я хочу, чтобы пришел Джо! Всемогущий Господь, Иисус и Дева Мария, Будда и святой Эмиль Капаун[26], помогите мне! Если Джо не вернется домой, то и я тоже.