Псы войны: пробуждение Ареса

Блондинка и ее багги

Дела идут хуже некуда. Дожить до утра — уже достижение. Я неподвижно лежу в куче мала и ворочаюсь, только когда Казах пинает меня. Он брыкается похлеще мула.

Генерал Бхагати совсем плох — заражение крови, не иначе. Дружественные организму бактерии решили, что он труп, и обратились против него. На Красной планете такое бывает сплошь и рядом. Наверное, для бактерий мы все — просто ходячие мертвецы.

С первыми лучами зари мы захлопываем экраны шлемов и выбираемся из шатра. Уныло розовеющий рассвет и близко не похож на вчерашнее волшебное зрелище. Но нам по барабану. Когда доходишь до черты, тебе плевать на красоты природы. Голова кружится, а в шлеме воняет так, словно кто-то решил разморозить холодильник и забыл про него на несколько дней. Все тело зудит. Я борюсь с желанием откинуть экран шлема и покончить со всем одним махом. Судя по всему, не я один. Бесславный конец для отряда «Трюкач».

Что мы сделали не так? Подумаю об этом после, когда гермоскаф окончательно разрядится и я начну замерзать. В теплой предсмертной дремоте легче размышлять о всяких неприятных вещах. Хоть чесаться перестану. Наверное.

Я сижу на краю канавы. Из шатра доносятся обрывки фраз на корейском и китайском, но мне не удается разобрать ни слова. Я учил китайский в старших классах школы и немного в колледже, но уже успел позабыть. Мечтал поехать на стажировку в Шанхай, но мою кандидатуру забраковали. Придрались к «криминальному» прошлому — в тринадцать лет я угнал у своего дяди грузовик. Космодесантникам, напротив, плевать, кто как чудил по молодости, они живо выбьют из тебя всю дурь и мигом превратят вчерашнего воришку в хладнокровного убийцу. Сначала нас готовят по программе морских пехотинцев, а потом везут в горы и в пустыню для дополнительных тренировок. Мучают так, что астронавтам из фильма «Парни что надо»[9] и не снилось.

Один только тест на определение личностного психотипа, во время которого тебя накачивают LSD, тянет на Нюрнбергский трибунал. Его я помню отчетливо, а вот многодневная пытка, названная по какому-то недоразумению Курсом Развития Силы и Выносливости в Космосе — КРСВК, почти стерлась из моей памяти. База Хоторн, гора Рейнир, Бейкер, Адамс, вулкан Мауна-Кеа… Военная медицина не просто приблизилась к границам дозволенного — она их перешагнула. Допинг и стимулирующие вещества под запретом всю дорогу, но если выйдешь в финал, доктора оторвутся по полной. Я накачал упругие мышцы и поправился на семь килограмм, а потом сбросил столько же на жесткой диете. Пропорции жира и…

Да какая на хрен разница! Лучше буду думать о женщинах. О женщинах в общем, а не о ком-то конкретно. Уж точно не о своей старенькой маме. По священной армейской традиции все умирающие космодесантники зовут маму в последние минуты жизни, но Красная пустыня глуха к их мольбам.

Мишлен садится рядом и касается моего шлема.

— Они там словно с цепи сорвались, орут на Диджея, — хрипит он. — Ненавижу офицеров! Он по-китайски ни в зуб ногой, но я-то понимаю каждое слово. Несут чушь, якобы Диджей нас всех угробил.

— А он что?

— С техникой Диджей на «ты», зато с людьми — тот еще тормоз. По большей части отмалчивается.

Голова идет кругом. Перед глазами сгущается пелена. Такое чувство, что я гляжу в длинную черную трубу.

Но я еще не ослеп.

— Ты видишь? — я показываю на север.

— Где?

— Вон там.

Мишлену не сразу удается сфокусировать зрение. Он резко хватает меня за руку.

— Да это машина!

— Но не «скелл», — присматриваюсь я.

— Явно не наша.

— Здоровенная… Антаги?

— Без понятия. На «гусеницу» не похоже.

«Гусеницы» — вражеские машины, состоящие из множества стальных сегментов, с большими колесами.

— Надо рассказать остальным.

Но мы не двигаемся с места и словно зачарованные наблюдаем за приближающимся автомобилем. Длинный — не меньше десяти метров — цилиндр, водруженный на огромные колеса. Ни у нас, ни у антагов нет таких машин.

В памяти всплывают кадры из старой видеосъемки.

— Да это же маскианский автобус! — удивленно кричит Мишлен.

Благодаря встроенным в шлем радиоантеннам новость мигом разлетается по нашему маленькому отряду, и скоро все космодесантники за исключением Диджея и Бойцового Петуха взбираются на гребень холма и садятся на корточки рядом с нами.

— Чего вы ржете? — спрашивает Казах.

Никто и не думал смеяться, но, очевидно, Казах действительно слышит смех.

— Это автобус колонистов-маскианцев, — говорит Мишлен.

Бойцовый Петух приходит последним, мы уступаем ему место в центре ряда.

— Все, звездец, — докладывает он. — Диджей сказал, не видать нам счастья с фонтаном. Я уже готовлюсь к встрече с костлявой старухой.

Под костлявой старухой он подразумевает смерть. Внезапно Руст подается вперед, щурится, садится ровнее и расправляет плечи.

— Ты тоже это видишь? — спрашивает он.

— Все видят, сэр.

— Я уж думал, у меня глюки начались. Вам удалось идентифицировать объект?

— Это маскианский автобус.

— А точно не антаги, которые притворяются колонистами?

Голос подполковника звучит устало и отрешенно. Конец близок. Мой ангел каждые пять минут напоминает о необходимости заменить фильтры. Может, отключить его и умереть в тишине?

Но автомобиль… Его видят все, даже Бойцовый Петух, а Мишлен утверждает, что это маскианский автобус. Хоть бы он оказался прав!

Мы сидим рядком на гребне холма точно стая облезлых ворон и таращимся на машину, но никто, включая Руста, не торопится встречать гостей. Тек и Казах спорят на камень-ножницы-бумага. Оба раз за разом выкидывают камень. Неудивительно. Попробуй разожми пальцы на таком морозе.

— Судьба велит идти вдвоем, — резюмирует Казах. — Сэр, мы с Теком собираемся заглянуть к соседке за солью.

Подполковник кивает. Едва ли в знак согласия. Он надышался углекислого газа, вот-вот провалится в сон и умрет. Тек тормошит его за руку.

— Сэр!

Бойцовый Петух вздрагивает, смотрит по сторонам, окидывает взглядом канаву, сломанный фонтан и сдувшийся шатер.

— Я что, главный здесь? — сонно спрашивает он.

— Да, сэр, — отвечает Мишлен. — Больше никого не осталось. Русские мертвы, индус одной ногой в могиле. Китайцы и корейцы задыхаются в шатре.

Как ни крути, вариантов немного. Автобус меж тем все ближе. Похоже, едет прямо к нам. Кто-то выследил нас и решил вмешаться в нашу судьбу. Да здравствуют маскианцы, покорители пустыни! Ни от кого не зависят, сидят тише воды, ниже травы… но появляются как раз вовремя.

Бойцовый Петух последним усилием воли стряхивает с себя апатию и касается шлема Тека.

— Ни с места, вы оба. Пусть сами подойдут. Диджей, сбегай в шатер, подними генералов и скажи, что у нас гости. Чтобы не вздумали открывать огонь.

Диджей на заплетающихся ногах ковыляет к шатру. Спрыгивает в траншею и озирается — не может сообразить, куда дальше. Наконец, до него доходит, что идти можно только в одном направлении — по дну траншеи, и он пошатываясь берет курс на командную палатку.

Мое внимание возвращается к равнине. Каким ветром сюда занесло маскианцев? Счастливое совпадение? Их ближайший лагерь не меньше чем в шестистах километрах к северо-западу отсюда, как раз там, куда упала комета.

Автобус уже в пятидесяти метрах.

Бойцовый Петух поднимает руку. Медленно машет. Машина тормозит и останавливается. Я почти ослеп. Темнота сжимается вокруг меня черным кольцом, но мне все же удается кое-как рассмотреть автобус. Латанный-перелатанный кузов усеян вмятинами, металлические диски на колесах поцарапаны и явно из разных комплектов: серо-оранжевый титан соседствует с ржавой сталью. Видно, машина намотала не одну тысячу километров по пустыне. Одинокий рудокоп? Звучит странно, но почему среди маскианцев не может быть отшельника, который сторонится людского общества? Обидно, если за рулем окажется одинокий старикашка с табачной жвачкой в бороде.

Диджей возвращается, не проходит и минуты. Возможно, я сам не понял, как задремал. Тек трясет меня за руку, а Казах тщетно пытается разбудить Мишлена.

— Что с генералами? — спрашивает Бойцовый Петух.

— Спят или мертвы, — отвечает Диджей. — Этот фонтан и правда был нашей последней надеждой. Простите, ребята.

— Ты ни в чем не виноват, — выдавливаю из себя я.

Мне прекрасно слышно, что говорят товарищи, но не уверен, что они могут разобрать мои слова. На Марсе такая смешная акустика. Все вокруг смешное, а скоро станет еще веселее. Мне не хватает кислорода. Кто-то идет навстречу, но я этого даже не замечаю, пока высокая худощавая фигура в ярко-зеленом гермоскафе не склоняется прямо над нами. Гигантского роста, метра под два.

Несет походные цистерны и наддувный шланг.

— Дать з’ряд? Или ко мне в багги п’йдете?

Мы пытаемся идти за ней, но валимся на землю и чуть не кубарем скатываемся со склона. Я говорю «за ней», потому что мне так больше нравится. Я представляю, что это моя мама или прекрасная ангельская дева. Меня устроили бы оба варианта. Мишлен указывает на Бойцового Петуха. Наша гостья подсоединяет шланг к гермоскафу Руста и пускает кислород. Как только подполковник открывает глаза, она шагает к следующему космодесантнику. Обходит всех. Сознание проясняется, но голова болит адски. Тьма отступает, однако в глазах по-прежнему двоится. Кроме того, я беспрерывно моргаю.

Наша спасительница идет по второму кругу, закачивая в гермоскафы примерно часовой запас воздуха. Управившись с нами, она спускается по насыпи и скрывается в траншее. Мы садимся, наслаждаясь возможностью дышать, и ждем, когда туман в наших головах рассеется. Вряд ли это произойдет скоро.

Маскианка возвращается с корейским генералом. Тек идет следом. Наши глаза встречаются, и он качает головой.

— Пр’стите, — говорит девушка.

Судя по голосу, она совсем юная.

— Слишк’м поздно явилась. А т’перь зал’зайте в багги и прочь п’едем. Как бы др’гие сюда не п’жаловали.

Голос высокий, говорит отрывисто и проглатывает половину звуков. Я когда-то читал про особое произношение, адаптированное под разреженный воздух, но понятия не имел, как оно звучит. Плюс маскианский акцент. Экзотическая штучка. Сквозь экран шлема мне удается разглядеть светлый локон и большие зелено-голубые глаза. Я уже упоминал, что она очень высокая?

— Мы — последние, кто остался? — спрашивает Бойцовый Петух. — Я имею в виду, наша рота…

— Не видела ник’во кроме. Кто’о п’стил радиосигнал час на’д. Я откликнулась и вас н’шла.

Диджей случайно активировал рацию в фонтане и, сам того не зная, спас нам жизнь. Известил о нашем присутствии всех в радиусе ста километров.

Мы плетемся к автобусу, цепляясь друг за друга. Диджей и Мишлен ведут под руки генерала Квака.

— Второе поколение? — интересуется Диджей у фермерской женушки, когда та возвращается, чтобы помочь.

Мы общаемся по рации.

— Не хами, — одергивает его Тек.

— На Марсе р’жденная, — подтверждает она. — То’ко парни? Д’вушек нет?

— Ни одной, — отвечает Бойцовый Петух.

— Скверно! Т’да ведите с’бя х’рошо.

Она по очереди помогает нам забраться в шлюзовую камеру.

— П’местимся все, т’плива в самый раз до штольни д’ехать.

Ну и чудесно. Что бы ни скрывалось за этим странным названием.

Наша спасительница втаскивает в машину генерала и протягивает руку мне. Наши глаза встречаются. А она сильная — для такой-то худышки.

— Д’бро п’жаловать на борт, мастер-сержант Майкл Венн.

Маскианка читает имя на моей нагрудной нашивке, старательно выговаривая каждый звук.

Я расплываюсь в улыбке.

— Спасибо.

— З’лезай шустрее, — уже менее любезно добавляет она.

Я пробираюсь в тесную шлюзовую камеру последним. Девушка задраивает входной люк и раздает нам щетки странной формы. Никогда не видел таких. Фирма «Дайсон». Пыль исчезает словно по мановению волшебной палочки, всего несколько минут — и на нас ни соринки. Маскианка швыряет щетки обратно в ящик.

— Техн’логия «Геккон», — ухмыляется она и открывает люк во внутреннюю кабину.

Мы протискиваемся вслед за девушкой. Салон довольно просторный, два на четыре метра, сквозь лобовое стекло видны ров, насыпь и скорбно застывшие в воздухе лопасти китайского фонтана.

Уходящая вдаль полоска горизонта.

Девушка — по земным меркам ей не дашь больше двадцати трех, по марсианским — в два раза меньше — садится за руль и заводит машину. Автобус отзывается жалобным стоном и электрическим урчанием мотора. Мы оставляем ров позади, поворачиваем на север, а немного погодя на юго-восток.

Устраиваемся как можем — кто примостился на лавку, кто на подвесные сиденья. Салон заставлен всевозможными ящиками и сундуками до такой степени, что развернуться негде, но мы не жалуемся.

— Трясти б’дет, — предупреждает маскианка. — Пр’стегнитесь или за петли п’двесные х’тайтесь.

— Пристегните ремни, джентльмены, нас ожидает ухабистая поездка!

Ви-Деф пытается изобразить хрипловатый женский голос. С хрипотцой проблем не возникает, но в остальном — полный провал. Копирует, как обычно, какую-нибудь кинозвезду. Не могу понять, кого именно, но мне все равно нравится. Сейчас мне нравится все на свете.

Тек и Мишлен хлопочут возле корейского генерала. Края его ран потемнели, стали багрово-фиолетовыми. Дело дрянь. Едва ли Квак протянет дольше нескольких часов. Он поминутно теряет сознание и бессвязно лепечет что-то по-корейски.

Девушка полностью сосредоточена на дороге. Я озираюсь по сторонам. Багги оснащен очень примитивной системой навигации. В потолок автобуса встроено нечто, напоминающее визирную трубу. Очевидно, для наблюдения за звездами. Нижняя половина лобового стекла защищена антипылевыми сетками. Боковых окон нет, и нам не видны проносящиеся мимо марсианские пейзажи.

Мы отхлебываем из переходящей по кругу бутылки. Вода безвкусная, но никто не отказывается, даже Квак делает пару глотков.

Я снова начинаю чувствовать себя человеком.

— Сбросьте эрмоскафы, — велит маскианка.

— Будет сделано, мэм! — браво отзывается Диджей.

На его лице играет бандитская ухмылка.

— Вытряхните лишнее, а к’стюмы на подзарядку п’ставьте, — продолжает она.

На обучении нам рассказывали, что каждая марсианская колония говорит на собственном наречии, а в некоторых лагерях изобрели даже новые языки, но их изучение не входило в нашу программу.

— Вытряхните сор из эрмоскафов в в’дро. Д’маю, у м’ня п’дходящие фильтры н’дутся. Сзади, правый верхний ящик. Как п’чиститесь, обратно н’деньте. Сразу как пр’будем, н’ружу п’дем.

Те из нас, кто в состоянии подняться, выполняют ее указания. Фермерская женушка, видно, любит покомандовать, но мы совсем не против. Наш инструктор в Хоторне обобщенно называл так женщин-маскианок. Помню, как он наставлял нас: «Не воображайте, что спасете всех этих фермерских женушек… Даже не лезьте к ним. Им на вас насрать, вот и относитесь к ним так же». И все в таком духе.

Но сейчас меня распирает от благодарности. Так, наверное, чувствует себя приютская дворняжка, спасенная за миг до того, как ее швырнут в газовую камеру.

Мы всего лишь псы войны, которых приютила высокая и сильная фермерская женушка.

Мы едва успеваем снять гермоскафы, как грузовик съезжает с ровного плато, и начинается болтанка. Девушка не преувеличила — трясет так, будто мы бороздим стиральную доску. Интересно, что представляет собой восточная штольня?

— Ну как тут не вспомнить Райсули?[10] «Счастлив тот, кто знает, куда лежит его путь», — декламирую я.

Космодесантники обожают кино про войну в пустыне, даже если смысла в этих фильмах как кот наплакал. Ви-Деф озадаченно хмурится. К моему удивлению, он не узнает цитату.

Нас то и дело подкидывает на колдобинах, но Тек и Казах как-то ухитряются почистить и заменить фильтры. Они снова натягивают гермоскафы и возвращаются в переднюю часть кабины. На очереди Мишлен. Я решаю, что торопиться некуда. Сейчас я на седьмом небе просто от того, что я выжил, что я дышу. Смакую это чувство.

Во мне снова просыпается вкус к жизни, а вместе с ним и желание закадрить фермерскую женушку. Спросить, тяжело ли ей живется в Красной пустыне, и что я могу сделать для нее, и всякую другую чушь, которую несут мужики, когда гормоны зашкаливают. Но Мишлен, разумеется, встревает первым. Он настолько уверен в собственной неотразимости, что даже Тека не воспринимает как конкурента.

Наш Казанова пытается завязать разговор, но фермерская женушка лишь молча качает головой — болтовня отвлекает ее от дороги. Мишлен ни чуточки не смущается и трещит как заведенный, пока маскианка не закрывает ему рот своей по-паучьи длинной и тонкой рукой.

— Сделай од’лжение, заткнись. Ты же не хочешь, чтоб мы п’ревернулись?

Волшебный изгиб ее локтя приковывает к себе взгляды. Мы в восхищении.

— Никак нет, мэм, — рапортует Мишлен с идиотской улыбкой.

После этих слов он садится на корточки за водительским креслом и мгновенно засыпает.

Генерал-майор Квак сильно мучается, но стойко переносит боль. Сломанная рука мешает снять с него гермоскаф. Мне удается отыскать аптечку. Помеченная красным крестом коробка лежит в ящике рядом с фильтрами. Мы с Теком даем корейцу морфин. Вчерашний день, конечно, но сейчас любое обезболивающее сойдет. Я оглядываюсь в поисках кислородного мешка или гермоскотча. Костюм генерала порван в нескольких местах — либо латаем гермоскаф подручными средствами, либо заворачиваем корейца в кислородный мешок целиком, либо Квак остается в автобусе. Что скажет фермерская женушка, когда увидит, что мы не только поживились запасами воздуха и воды, но и растащили ее ремонтный набор?

В голову лезут мрачные мысли. Как маскианка оказалась в пустыне, одна-одинешенька? Зачем помогает нам? Чего доброго, передумает и вышвырнет нас точно ссаных котят. В самом деле, какой ей прок от космодесантников? Колонисты всегда соблюдали нейтралитет, но вдруг сейчас им выгоднее переметнуться на сторону антагов? У них одна цель — выжить. Может, я поступил бы так же на их месте. Удивительная штука: как только радость от чудесного спасения притупляется, мир снова видится тебе в черном цвете.

Дорога идет почти вертикально в гору. Автобус кренится в стороны, подвеска стонет и визжит, и колеса гремят как стальной барабан.

Вряд ли я смогу уснуть.

Я просыпаюсь от того, что маскианка останавливает автобус, вылезает из водительского кресла и осторожно пробирается мимо нас по салону. Замечает, что у меня открыты глаза.

— Нужно пересчитать, ско’ко пр’пасов п’трачено, ско’ко остал’сь.

— Помочь тебе?

— Обойдусь.

Она осторожно тормошит генерала, но тот без сознания.

— К’таец?

— Он из Кореи.

Я с трудом выбираюсь из кучи спящих вповалку товарищей, встаю во весь рост и тут же бьюсь головой о потолок. Как маскианка умудряется двигаться с такой грацией, даже согнувшись в три погибели? Боже, до чего хороша! Во всем мире не найдется девушки красивей!

Она одаривает меня презрительным взглядом.

— Я — песчаная вдова. Зна’шь, что ‘то значит?

Я качаю головой.

— Сх’ронила трех мужей с тех пор как мне девять исполн’лось. Тут т’бе н’чего не обломится, с’лдат.

— Я не солдат, мэм. Я космодесантник.

В пересчете на земной возраст она вышла замуж в восемнадцать. С тех пор вряд ли прошло больше пары лет.

— Мое имя ты знаешь. А как зовут тебя?

Девушка кидает на меня еще один колючий взгляд, потом отворачивается.

— Тил Макензи из Зеленого л’геря. С’кращение ‘т Тилулла.

— Звучит красиво.

Казах проснулся и слушает наш разговор. Ви-Деф и Тек совещаются о чем-то в дальнем углу. Бойцовый Петух скорчился пополам — когда вода в гермоскафе протухает, в мышцах начинает вырабатываться молочная кислота. Ощущения такие, что врагу не пожелаешь. Подполковник с трудом распрямляет спину, гримасничая от боли.

— Расскажи нам о штольне, — требует он.

Тил — фермерская женушка, песчаная вдова, неприступная красотка, ставшая еще желанней после того, как она меня отшила, — мотает головой.

— П’том, к’гда приедем.

Она защелкивает экран шлема и проверяет герметичность своего ярко-зеленого костюма. Гермоскаф старый, громоздкий, явно с чужого плеча. Разноцветные вставки говорят о том, что его удлиняли, подгоняли под рост Тил. Предыдущий владелец был гораздо ниже.

— Багги з’буксовал, а нам еще пять’сят метров ех’ть. П’толкнуть н’до. Осилите?

От желающий отбоя нет. Бойцовый Петух берет с собой тех, кто пободрее, в том числе меня. Мы толпимся в шлюзовой камере и по одному выходим наружу. Нашим гермоскафам изрядно досталось. Если сейчас ни один из них не даст течь, это будет чудо из чудес.