Через два часа выступили в обратном направлении. На месте оставили и остатки свиньи, и вино, и бо́льшую часть трофеев. Самодельные факела света давали мало, чёрные весенние ночи не были приспособлены для походов. Когда добрались до второй деревни, меня догнал Хруст.
— Господин, ни Лёвена, ни его солдат нет. И проводника тоже нет.
Я почему-то ожидал эту новость. Сердце сжалось в очередном предчувствии. Твою мать, ну за каким хером я попёрся в эту даль⁈
Обернулся и крикнул:
— Прибавить шаг!
Однако идти быстро после двенадцатичасового перехода, да ещё ночью, не получалось. Под ногами грязь, камни, корни. Дважды сходили с тропы, останавливались, теряя время и силы на поиск. Лишь на рассвете вышли на дорогу к Вокулёру.
Почувствовав под ногами более-менее твёрдую основу, пошли быстрее. На фоне рдеющего неба заметили дымы. Подниматься они могли только над моим постоялым двором, иных построек рядом не было. Значит, предчувствия не подвели. Бодрикур, сука! Это он, больше некому. Замутил схему, отправил щелкунов Сеникура, они деревню Водемона сожгли для показательности, из остальных людей попросту выгнали, а чтоб самому замаранным не оказаться, дал мне лейтенанта, и пока я как ослик за морковкой бегал по холмам, послал Ла Випера сжечь мой двор.
Денег там, конечно, уже нет. И людей. Щенок, келарь, Сельма. Ни денег, ни свидетелей. Хрен подкопаешься. Бодрикур… Сволочь! Неужели он думает, что я не догадаюсь? Да нет, понимает, только доказательств у меня всё равно нет. Что я могу предъявить? Домыслы? А уж перед отцом Томмазо он оправдается — Марго прикроет. Интересно, какую долю он ей пообещал?
Дым впереди скрутился в узкую струйку и из тёмно-серого стал сизым, почти незаметным. Запах пожарища стал сильнее, он стелился над землёй тонким слоем тумана. А потом я увидел стены. Вместо трактира, амбара, конюшни обожжённые обугленные брёвна. И люди вокруг. Первая мысль — Щенок. Он выжил! Умница мальчишка, никогда не сомневался в нём. Но чем ближе мы подходили, тем явственней открывалась картина.
Я не ошибся на счёт Ла Випера. Гасконец сидел на перевёрнутой колоде у загона и медленно водил оселком по лезвию меча. У него за спиной торчали колья с нанизанными головами — семь или восемь. В одной я узнал Тарана, остальные рекруты, молодые плохо обученные парни. Тела валялись неподалёку. Их выложили специально, чтобы мы увидели и ужаснулись. Я оглянулся на своих. У кого-то на лице действительно появился страх.
Я сказал не громко, но достаточно, чтоб услышал каждый:
— Кто боится, уходите сейчас.
Не ушёл никто, как шли за мной, так и продолжали идти, и даже на ходу, не дожидаясь команды начали перестраиваться. Арбалетчики отстали шагов на пять и сместились к флангам.
Позади Ла Випера стояли его люди. Их было примерно как и нас, может, чуть больше. На каждом зелёное сюрко с красным крестом святого Георгия. Хороший отличительный знак, надо будет своих одеть в нечто похожее, чтоб отличались от врагов. Если выживем, конечно.
Ла Випер убрал оселок и встал.
— Ну наконец-то, я уже заждался.
Он взмахнул мечом и сделал шаг вперёд, бойцы позади него выстроились в линию.
— Зря ты не захотел принять мои условия, Вольгаст. Могли стать друзьями, а так… Жаль, очень жаль.
А я вот не жалел. Два пса в одной конуре не уживутся, рано или поздно мы бы всё равно перегрызлись, так чего откладывать?
Я присмотрелся к его экипировке. Меч в правой руке был хоть и одноручный, но не короче моего, и не менее острый. В левой руке щит, на голове бацинет с широким кольчужным оплечьем и горжетом. Под сюрко латный нагрудник, наручи, наколенники. На поясе кинжал и, в качестве вспомогательного оружия, короткая булава. Он готов к бою, я тоже. Бригантина движения не стесняет, неплохо бы заиметь дополнительную защиту рук и ног. Мысли приобрести себе латный доспех, хотя бы какие-то фрагменты, и приличный шлем, частенько приходили мне в голову. Однако местные кузнецы ничего похожего не ковали, а то, что попадало на рынок, было либо ужасного качества, либо слишком дорого и значительно разнилось по комплектации. Увы, но когда у тебя один наплечник или наколенник от миланского доспеха, а другой от готического, разница бросается в глаза. Выглядеть смешно я не боюсь, а вот прослыть смешным рыцарем не желаю.
Ладно, решим вопрос, сейчас проблема не в этом.
— Как насчёт поединка? — предложил я, распуская завязки на груди и сбрасывая плащ на землю. — Зачем нам месиво устраивать? Обсудим проблемы один на один, кто победит, тому и слава. Не будем людей вмешивать.
Ла Випер покачал головой:
— Не выйдет. У меня контракт на всех вас.
— От Бодрикура?
Ла Випер не ответил.
— Сколько он заплатил тебе? Десять ливров, двадцать? А сказал, сколько вынес в тех корзинах, прежде чем сжечь трактир?
— Мне всё равно. Я выполняю свою работу, в чужие дела нос не сую.
— Ну как знаешь.
Я вынул меч, поднял над правым плечом. Мы стояли друг против друга, значит, друг против друга и сойдёмся. Справа-слева начала выстраиваться боевая линия. Не знаю, какая нарисуется тактика боя, но алебардист рядом с Ла Випером явно нацелился на меня. Может быть, они сговорились изначально: алебардист атакует, заставляет меня раскрыться, Ла Випер добивает. Хотя на мой взгляд, вариант с арбалетчиком был бы проще, болт в лицо, и добивать никого не надо. Впрочем, у арбалетчиков и без того сейчас начнутся проблемы. Четырнадцать наших против шести у гасконцев. Чучельник не дурак, постарается в первую очередь перебить стрелков противника, а тем надо как-то отвечать.
Ладно, хватит мысли впустую гонять, погнали.
Я сделал шаг вперёд. Как и предполагал, вбок нацелилась алебарда, на что я мгновенно оттянулся назад. Наконечник пробороздил переднюю пластину бригантины, разрывая ткань и карябая железо. Разом защёлкали арбалеты, ухо уловило свист болта. Кто-то взвыл, зачавкала грязь под ногами, и мясорубка началась.
Ла Випер исчез, а вот алебардист оказался настойчив. Он довернул древко кистью и дёрнул его на себя, стараясь зацепить край моей бригантины своим крюком. Отчасти у него получилось, но я качнулся и крюк соскочил, окончательно дорывая моё сюрко. Сука, чем тебе сюрко-то помешало? Я перехватил алебарду, дёрнул на себя и дважды рубанул алебардиста по шлему. Удары получились сильные, он захмелел оглушённый, и пока не очухался я нанёс укол в лицо.
Строй развалился. Где-то надавили гасконцы, где-то мои ребята, разбились на пары, на тройки. На ограду загона взобрался арбалетчик в зелёном сюрко и вытянув шею выискивал цель поудобнее. Я подхватил алебарду и метнул в него. Попал! Но убил или просто зацепил не понятно. Арбалетчик опрокинулся, слетел с ограды, а я переключился на следующего. Перехватил меч за лезвие и рукоять, в гуще событий так действовать удобней, блокировал удар топора, ногой ударил нападавшего в пах, отпихивая от себя. На мгновенье увидел оскалившуюся рожу и не раздумывая всадил в рот кончик бастарда. Лезвие застряло в кости, я не стал выдирать меч, левой рукой сорвал с пояса клевец и пошёл наносить удары сверху.
Сзади хорошо прилетело под лопатку. Настолько хорошо, что от боли я даже выгнулся. Показалось, проткнули насквозь, но, слава богу, бригантина сдержала укол. Я шагнул вперёд-вправо, разрывая дистанцию, развернулся на пятках, одновременно делая ещё шаг назад. На меня набегал живодёр. В руке фальшион. Если это он меня ткнул, то свои слава о том, что у Ла Випера люди опытные, беру обратно. Фальшионом надо рубить, а не колоть, тем более в таком месилове. Я сделал ещё шаг вправо и вперёд, навстречу этому полудурку, чуть пригнулся и вколотил молотком по колену. Живодёр заорал и покатился по земле. Я прыгнул за ним следом и несколько раз ударил по телу, по голове, снова по телу. Удары не проникающие, но жёсткие, ломающие кости. Живодёр захрипел, а через секунду и вовсе затих.
Сам того не ожидая, я вывалился из свалки. Огляделся. Основная драка шла вокруг вышки, двое наших арбалетчиков умудрились взобраться на верхнюю площадку и бить оттуда прицельно по зелёным сюрко. Перевес стрелков сказывался, мы одолевали. Бодрикур, несмотря на содеянную подлость, сделал одно хорошее дело — прислал четыре сотни болтов, и эти болты сейчас буровили тела зелёных. Мёртвые валялись под ногами, раненые выползали из свалки, харкали кровью и поднимали руки. Плевать на них, пока пусть живут. А сейчас мне нужен Ла Випер.
В мельтешении рук, тел, мечей, топоров невозможно было определить кто есть кто. Зелёных сюрко становилось всё меньше. Кто-то прокричал: отходим, отходим! Гасконцы попытались отступить к обгоревшим развалинам трактира, но арбалетчики с вышки, не боясь задеть своих, начали щедро осыпать их болтами. Уйти не получилось никому. Выжившие подняли руки. Их окружили, повалили в грязь, начали связывать.
Я вернулся к дороге, нашёл меч. Он всё так же торчал в пасти зелёного. Чтобы выдернуть его, пришлось наступить на лоб и тянуть двумя руками. Обтёр о сюрко, выдохнул. Бой длился от силы минут десять. Численность была равной, и если быть объективным, победу мы одержали благодаря Чучельнику. Проклятый молчун сумел подготовить своих стрелков и научил правильно выбирать цель. Я поймал его взгляд, кивнул, он кивнул в ответ. Хорошо, когда люди понимают друг друга без слов.
Плюхая по грязи, подошёл Хруст.
— Господин…
— Как ты?
— Спасибо, господин, цел, немного только предплечье…
Он прижимал правую руку к груди. Ближе к запястью котта была разрублена и промокла от крови. Но это ерунда, заживёт.
— Будут приказы, господин?
— Посчитай, сколько наших осталось, кто ранен. Соберите трофеи. И надо осмотреть пожарище, может что-то осталось. Хотя вряд ли, но всё равно… И пленных. Ла Випера видел?
— Видел, господин, — кивнул Хруст и указал в сторону вышки. — Там валяется.
Я прошёл к дороге. Ла Випер лежал на боку скрючившись, ему прилетели два болта в живот. От выстрелов в упор кираса не спасла. Умер он не сразу, пытался выбраться из свалки. Впивался пальцами в землю и полз. На что надеялся? Средневековая медицина от таких ран не лечит. Жаль… Жаль, что сдох. Много к нему вопросов было.
— Господин!
Крик долетел откуда-то со стороны леса. Я развернулся на пятках. Щенок⁈
Мальчишка бежал ко мне выставив перед собой руки, уткнулся с разбега в грудь и зарыдал:
— Я думал вас… думал… а вы… Ла Випер сказал, что всех… всех убил… и вас… а вы…
Я гладил его по голове. Жив. Жив мой Щенок, плечики трясутся, всхлипывает. Я как-то слишком быстро смирился с его потерей — умер, и всё. Бывает. В моей жизни очень многие люди умирают, о каждом не наплачешься. Но вот я узнал, что мальчишка жив, что тоже переживал на мой счёт — и на душе стало теплее.
— Рад, что ты выжил. А что Сельма, брат Стефан, они как?
— Тоже живы, — Щенок задрал голову, по щекам по-прежнему катились слёзы, но голос больше не дрожал. — Нас связали и оставили в лесу. И буланый ваш там же, и мерин Чучельника, и мулы. Ла Випер всё это хотел потом забрать, а нас обещал повесить. Сказал, что вас уже убили, но когда я услышал звуки боя, то понял, что это вы, что он соврал…
Из леса вышел келарь, посмотрел на сгоревшие стены трактира, перекрестился. Следом вышла Сельма, потом показался Хруст с несколькими бойцами и моим буланым. Жеребец косился на пожарище и брезгливо корчил морду. Пожалуй, ему я обрадовался не меньше, чем Щенку, обидно было бы потерять его. Найти хорошего коня может быть не вот какая проблема, но стоимость обескураживает. За буланого мне уже предлагали двадцать ливров, и это не торгуясь. Где, интересно, добыл его прежний владелец? Вроде бы простой разбойник. Или не простой?
Сельма занялась ранеными, брат келарь поспешил ко мне.
— Господин Вольгаст, господи, как хорошо, что вы живы, — он неистово крестился. — Вы не представляете, что я пережил, что я пережил. Этот…
Его взгляд вдруг упал на Ла Випера, глаза округлились, губы вытянулись куриной попкой.
— Тьфу на тебя, нечестивец! Тьфу, тьфу, тьфу… Господи, прости мою несдержанность. Не со зла ругаюсь, не по невежеству, но исключительно из-за пережитого страха. Повесить меня хотел, сатана, Вельзевул проклятый. И вот она кара господня! Получил, поганец, что заслуживал.
Мне не хотелось слушать его религиозный речитатив, и я похлопал в ладоши:
— Брависсимо, брат Стефан, во истину твой гнев неутолим. Но пришло время заняться делом. Видишь эти трупы? Возьми людей и собери всё, что представляет ценность. Деньги нам понадобятся. И в головёшках поройся, вдруг что уцелело.
Стены первого этажа трактира, сложенные из камня, стояли как крепостные стены. Если разгрести завалы, убрать мусор, можно настелить новую крышу и жить дальше. Будет не так вольготно, как раньше, но и нас поубавилось тоже. А со временем полностью всё восстановим.
— Что там в этих головёшках найдёшь, — удручённо вздохнул брат Стефан. — Всё вынесли, ироды.
— Ты видел, кто выносил?
Келарь кивнул.
— А как же, видел. Как стемнело, эти ворвались, перебили всех. Мы на втором этаже сидели. Повязали нас, вывели. Начали вещи вытаскивать и к дороге сносить. Там подводы стояли. Загрузили и в город отправили.
— Серебро тоже?
— Серебро в первую очередь. А потом кто-то крикнул Ла Виперу, чтоб вас дождались.
— Бодрикур?
— Нет, другой голос. Нас в лес отвели, и лошадей тоже. Ла Виперу ваш жеребец больно понравился, он решил себе его оставить. Тот другой позволил, но велел, чтоб голову вашу его господину принёс.
— А имя господина назвал?
— Не назвал. Но раз голову вашу принести велели, то он в замке у Бодрикура. Ждёт.
Келарь посмотрел на меня так, словно теперь я сам должен отнести свою голову в замок. А что, это идея. Почему бы не принести головушку и не посмотреть, кому она так понадобилась.
Очень хотелось взглянуть Бодрикуру в глаза. Как он среагирует? Бог с ним со мной, с серебром, не такая уж большая потеря, тем более что я бастард, а монеты фальшивые. Но как быть с отцом Томмазо? Великий инквизитор Франции, друг королей и герцогов, ближайший советник папы римского! А Бодрикур, получается, банально кинул его на бабки и людей завалил. Такие вещи не прощают. Впрочем, оправдаться будет не сложно. Свидетелей-то нет. И деньги, и убийства спишут на Ла Випера, он вернётся к англичанам под Орлеан или ещё куда, и иди-свищи ветра в поле. А Марго подтвердит. Растянет губки в улыбочке, и старый инквизитор растает от умиления. Но такого удовольствия мы им не доставим.
Я подобрал топор, подошёл к телу Ла Випера и двумя сильными ударами отсёк голову.
— Что вы задумали, господин Вольгаст? — вздрогнул брат Стефан. — Мёртвых земле предать надо…
Не глядя на келаря, содрал с тела сюрко, завернул в него голову и похлопал Щенка по плечу:
— Малыш, приведи буланого.
Пока он бегал за конём я подобрал плащ, встряхнул, очищая от налипшей грязи. Изрядно на нём потоптались, тут не только грязь, но и кровь, а на подоле две дыры, как будто алебардой проткнули.
Щенок привёл буланого, тот, узнав меня, ткнулся мордой в плечо. Я похлопал его по шее, привязал к задней луке сюрко с головой и запрыгнул в седло.
— Хруст!
— Да, господин?
— Если до вечера не вернусь, уходите.
— Куда уходить, господин? Мы без вас…
— Не ссы, Хруст, всё будет нормально. Это я так, на всякий случай.
Я тронул пятками бока буланого. Хруст и Щенок смотрели мне в след. Я чувствовал их взгляды, и они не были весёлыми. Такими же взглядами провожали меня бойцы, и даже Сельма приподняла голову, отрываясь от врачевания. Мои слова о том, что есть возможность не вернуться, никого не обрадовали.
Подъезжая к городу, я натянул капюшон на лицо. Ехал неспеша. Буланый пытался перейти на иноходь, но я сдерживал его порывы, каждый раз переводя на шаг. Внимания на меня не обращали, одиноких всадников на улицах хватало, но из замка заметили сразу. Скорее всего, приметили коня, масть редкая, второго такого в округе не было. Страж на парапете что-то крикнул, поворачиваясь во двор, и медленно двинулся к воротной башне.
Копыта застучали по настилу, навстречу вышел… О, вот кому не пропасть! Лейтенант Лёвен. Быстро он туда-сюда обернулся. Меня не узнал и, кажется, принял за Ла Випера.
— Что так долго? — голос звучал недовольно. — Господа уже заждались. Голову привёз?
Я кивком указал на прикреплённый к седлу свёрток. Сюрко пропиталось кровью и сочилось, сбрасывая капли на настил подъёмного моста.
— Отбегался бастард, — Лёвен перекрестился. — Ну проезжай тогда. Господа в донжоне собрались.
Въезжать вот так в замок, где все желают тебе смерти, верх абсурда, но в том, что меня не тронут, я был уверен на все сто. Тень отца Томмазо как печать висела в каждом углу, и если со мной что-то случится, он узнает об этом непременно. Наживать себе врага в лице великого инквизитора Франции Бодрикур не захочет, поэтому я был уверен в своей безопасности.
Возле донжона мельтешила стража с королевскими лилиями в красной окантовке на щитах. Я знал этот герб, вернее, знал мой предшественник, а моя память пока молчала. Спешившись, снял свёрток с головой и пошёл по ступеням вверх. Стража расступилась, не спросили ни имени, ни куда иду, словно заранее знали ответы, только кастелян учтиво поклонился и проговорил медленно:
— Заждались вас…
Как же им не терпится поскорее увидеть мою голову.
В сопровождении кастеляна я вошёл в уже ставшим привычным зал замка Вокулёр. Первой увидел Марго. Девушка стояла, облокотившись на верхнюю панель камина. Заметив окровавленный свёрток в моей руке, она удивлённо вскинула брови и выпрямилась. Взгляд стал острым как наконечник стрелы и попытался проникнуть под капюшон.
За столом сидел молодой человек в синем бархатном дублете с пуфами на рукавах, и короткой отороченной мехом накидке на плечах. На груди золотая цепь с медальоном, на пальцах перстни, в глазах спокойствие. Я не знал, кто это. Молодой, не старше меня, лицо круглое, глаза светлые, пронзительные и внимательные. Для своего возраста он выглядел слишком умным, впрочем, я ненамного старше его, и тоже вроде бы не глуп, хотя порой бываю чересчур дерзок и беспечен.
Бодрикур стоял справа от молодого господина. Когда я вошёл, капитан сделал шаг вперёд и спросил:
— Принёс?
Я прошёл к столу и швырнул свёрток на него. Несколько тяжёлых густых капель разлетелись по столешнице, оставляя широкие кляксы. Молодой господин не продемонстрировал ни смятения, ни брезгливости, значит, к виду крови привычен. Бодрикур сморщился:
— На пол бросить не мог?
— Не хотел его запачкать, — произнёс я, стараясь подражать гасконскому акценту.
— Оставь, Робер, — взмахнул рукой молодой господин, и взглянул на меня исподлобья. — Ты выполнил свою работу, хвалю.
Он кивнул Бодрикуру, тот снял с пояса кошель и бросил мне. Я подхватил на лету, покачал в ладони. Увесисто, грамм двести-триста, если серебро, то примерно два с половиной ливра. Вот значит во сколько оценили мою голову. Вообще-то не очень дорого, даже обидно.
Я вопросительно посмотрел на господина.
— Как и договаривались — сорок экю. И это плата не только за работу, но и за молчание.
А вот это уже серьёзно, в кошеле не серебро, а золото. Сорок экю — сто двадцать ливров. Хорошая цена. Ла Випер мог обогатиться, да только подавился.
Я поспешно сунул кошель за пазуху. Вдруг передумают и отнимут.
Сзади неслышно подошла Марго.
— Рене, позвольте узнать, за что вы заплатили сорок экю?
Рене? Так этот молодой господин — Рене Анжуйский, зять нынешнего дофина и правнук Иоанна II? Пресвятая мать Богородица, вот оно как! Меня заказал младший отпрыск Анжуйской ветви дома Валуа. Ну, ну… За что, интересно, такая честь?
— Марго, это мужские дела, прошу вас не вмешиваться.
— Не вмешиваться? — девчонка свела брови. — Перед вами на столе окровавленная тряпка, в очертаниях которой угадывается человеческая голова, а вы требуете не вмешиваться? Знаете что, сударь, хотите вы того или нет, но своими делами вы только что сделали меня своей соучастницей, поэтому я хочу знать, что происходит! За что вы заплатили бастарду де Сенегену сорок экю?
— Кому? — в один голос произнесли Рене и Бодрикур.
— То есть, — в голосе Марго появились ехидные нотки, — вы даже не поняли, кто скрывается под этим грязным балахоном? Ну знаете, это просто смешно. Тогда позвольте спросить, чью голову вы ожидали увидеть в мешке, и кто её должен был принести?
Бодрикур бросился к свёртку, дрожащими пальцами развязал узел и дёрнул тряпку на себя. Ни он, ни Рене не произнесли ни слова, и лишь Марго хмыкнула:
— Это же тот наёмник, с которым вы общались последнее время. Ла Випер, кажется, — она повернулась ко мне. — Если я всё правильно поняла, это он должен был принести твою голову, а не наоборот.
Я откинул капюшон. Бодрикур подался ко мне, но остановился и резко приказал кастеляну:
— Зови солдат!
— Не торопись, Робер, — Рене постучал пальцами по столу.
Минуту он молчал, обдумывая ситуацию, потом продолжил:
— Это не поможет. Не закапывай себя глубже. Если ты убьёшь ещё и бастарда, то в глазах отца Томмазо станешь единственным виновником всего. А так… Вот голова того, кто украл серебро и перебил свору его псов…
— Отец Томмазо так и так всё узнает, — усмехнулся я.
— Конечно узнает, — кивнул Рене. — Но это ровным счётом ничего не изменит. Всё закономерно: он знает, я знаю, ты знаешь, Марго… теперь она тоже знает. И что с того? Виновным всё равно останется Ла Випер. И он уже наказан. — Рене презрительно покосился на голову гасконца. — Этот вариант устроит всех, и в первую очередь самого отца Томмазо. Поверь, бастард, никто не станет поднимать шум ради полутора тысяч фальшивых ливров.
Я посмотрел на Марго, она легонько кивнула. Происходящее ей не нравилось; сейчас её взгляд принял тот самый прищур, которым она провожала меня в бегинаже. Сто процентов она недовольна происходящим. Что ж, в таком случае пора уходить, не стоит ждать, когда из этих прекрасных глазок посыпятся молнии. Полетят они скорее всего не в меня, но кто знает, фактор рикошета ещё никто не отменял.
— Господа, увы, но вынужден вас оставить. Очень много дел, знаете ли, у меня дом сгорел, если кто не в курсе, да и ночь выдалась та ещё. Был рад пообщаться. Рене, прими моё искреннее уважение. В твоём возрасте юноши думают исключительно о лошадях и девушках, а не о деньгах и схемах их доставки. Это ведь твои люди были на той дороге, да? И Шир, получается, тоже твой? Ладно, можешь не отвечать. Робер, извини, но тебя уважать не за что. В отличие от твоего хозяина ты тупица, каких поискать. Провалил такое лёгкое дельце. Господи, всего-то надо было завалить никчёмного бастарда, и всё было бы шито-крыто. Но ты даже этого сделать не смог. Марго, — я едва сдержался, чтоб не облизнуться, — ты как всегда обворожительна.
Сделав два шага назад, я изобразил реверанс а-ля мушкетёр. Подобные поклоны пока не в ходу у местной знати, но я-то из другого времени, мне можно.