Утром я вывел буланого, обмотал закоченевшее тело ночного гостя верёвкой и привязал конец к задней луке.
— Куда вы хотите его, господин лейтенант? — кивнул на труп Рене.
— Отвезу тем, кто послал.
Рене покачал головой.
— Не надо, не злите их. Не приведёт это к добру.
— Вот именно. Я хочу разозлить их так, чтоб от злости они начали совершать ошибки. Ты знаешь, кто у них главный?
— Сеникур.
— Как его узнать?
— Толстый, похож на набитый паклей круглый кожаный мешок. Мы иногда набиваем такой и бьём ногами. Интересная игра.
— Понятно, как-нибудь поиграем вместе, а пока хочу глянуть, что представляет собой «Гнилое яблоко».
— Я с вами.
— Без оружия?
— Нож есть, — он вынул из-под плаща двадцатисантиметровый косарь грубой ковки. — На кухне нашёл. Мой первый нож был таким же.
— Пойдёт, — кивнул я. — Дождёмся келаря с Чучельником и поедем.
Из дома вышел брат Стефан с наполненной серебром котомкой. Сумма внутри была не маленькая и вес тоже, килограммов одиннадцать или около того. Келарь рассчитывал воспользоваться на время поездки моим буланым, но так как я сам отправлялся в город, расчётам его не суждено было сбыться. Он передал котомку Чучельнику, тот положил её на седло перед собой и дёрнул поводья.
До города доехали вместе. Я поглядывал по сторонам, выискивая свежие следы, но сегодня мы были первые на этой дороге. Чучельник и келарь свернули на улицу Святого Себастьена, а мы с Хрустом продолжили путь к площади. Люди при виде нас расступались. Я держался в седле непринуждённо, распахнув плащ, чтоб все видели собачью голову на сюрко, и демонстративно сжимал рукоять меча. Рене шёл слева, придерживаясь правой рукой за путлище, позади волочился привязанный за ноги труп. Наша процессия походила на киношный этюд об охотнике за головами. Несколько мальчишек возраста Щенка с любопытством шлёпали за нами, женщины крестились, мужчины старались быстрее пройти мимо.
На площади встретили патруль из замка. Солдаты молча посмотрели на тело, потом на меня, видимо, ждали, что я начну объяснять, откуда труп и что случилось. Будь на моём месте кто-то другой, не инквизитор, они бы наверняка остановили его и допросили, и не известно, чем бы разговор закончился. Но трогать меня, а тем более допрашивать стража побоялась.
Возле «Гнилого яблока» я спешился. Трактиров на площади было штук пять, их можно было узнать по вывескам. Над дверями этого торчал длинный железный штырь, на который было нанизано мороженное яблоко. Рене шепнул, что иногда вместо яблока нанизывают голову. Я скептически сморщился. Бодрикур подобного на позволит. Ещё неизвестно как он отреагирует, когда патруль доложит о моём дефиле с трупом по улицам Вокулёра, а тут какие-то бандюганы. На их выкрутасы он смотреть не станет, разве что Сеникур занесёт предварительно энную сумму в замок. Чего-чего, а деньги Бодрикур любит, не удивлюсь, если у него есть прейскурант для каждого вида преступлений, оплатив который, как индульгенцию, любой может вешать под своими окнами что угодно.
Я кинул поводья подбежавшему мальчишке, отвязал верёвку и потащил труп к трактиру.
— Господин лейтенант, что делать мне? — тихо спросил Хруст.
— Держись сзади.
Толкнув дверь, увидел ведущие вниз ступени. Спустившись, оказался в полуподвальчике с низкими давящими потолками, но достаточно вместительном. Неширокий проход вёл к стойке, за которой стояла бочкообразная женщина. Она опиралась о столешницу локтями и зевала. Посетителей было мало, за узкими столами сидело человек пятнадцать. Самая большая компания собралась недалеко от стойки у камина: четверо крепких мужиков по типу рытвинских кабанов, и пятый похожий на мячик. Даже если бы Хруст не описал мне главаря вокулёровских, я узнал бы его сразу. Взгляд такой же, как у Жировика: хлёсткий и очень внимательный. Хотя по возрасту Сеникур заметно уступал пахану рытвинских. Вряд ли ему было больше тридцати. Не знаю, за какие заслуги короновало его местное жульё, но заслуги быть должны, ибо на таких должностях дураки и профаны не держатся.
Я прошёл до стойки, продолжая волочь за собой труп топтуна. Остановился, подтянул тело ближе, так, чтоб от камина его было хорошо видно, и отбросил верёвку. Сказал, отдуваясь:
— Вот, нашёл на дороге. Никто не терял? Свеженький, только сегодня ночью грохнули, — и вопросительно посмотрел в сторону пятерых у камина.
Те застыли, словно замороженные, хотя только что о чём-то оживлённо болтали. Минуту спустя пахан очнулся и толкнул соседа локтем. Тот встал, подошёл к трупу, откинул плащ с лица и, вернувшись за стол, кивнул. Всё это происходило в глубоком молчании. Никто из посетителей не смел стукнуть ложкой по миске или отхлебнуть вина из кружки. Хозяйка хмурилась то на меня, то на кучу костей на полу, то на жуликов у камина.
Сеникур по-прежнему молча потянулся к кружке, поднял и со стуком поставил. Похоже, мой визит, да ещё с довеском в виде дохлого топтуна, его озадачил. Он не знал, как реагировать. Дать сигнал боевикам чтоб порезали меня в лоскуты? Или сделать вид, что ничего не произошло? Подумаешь, труп! Их постоянно находят, на каждый внимание обращать? А я хошь не хошь инквизитор, и пусть за спиной у меня нет солдат, способных раскатать этот трактир по камешку, зато они есть у Бодрикура; вряд ли он знает, что мы с Робером уже не друзья.
— Хруст, — глухим голосом проговорил наконец Сеникур, — а ты к святошам, гляжу, подался? Я тебе место сытное дал, долги простил, хотел к настоящему делу пристроить… Нехорошо так с друзьями поступать.
Я хлопнул по стойке ладонью:
— Пива!
Хозяйка вздрогнула. Взгляд метнулся к пахану и вернулся ко мне.
— Нету пива.
Я улыбнулся и проговорил лениво:
— Мне в этом месяце двух ведьм не хватает, чтоб план закрыть. И вот стою я и думаю: сойдёшь ты за двоих или как одну засчитают?
Что такое «план» она, конечно, не знала, но общий посыл уловила верно, тем более что запах после недавней казни ещё не выветрился с площади.
— Чё сразу грозить? Чё грозить-то? Пива хошь? На пива. Чё, жаль что ли? Да хоть ужрись.
Она нагнулась, подчерпнула из бочки и поставила кружку передо мной. Пиво было сварено по тому же рецепту, что и у Сисилы в «Раздорке». От него за версту воняло помоями, его не то что пить, на пол пролить стыдно, подумают, что обоссался.
— Плохое у тебя пиво. Гадость. За такое точно на костёр тащить надо. Впрочем, я здесь не за этим. Видишь тело? Похорони его, за счёт заведения, а могильщикам скажи, чтоб побольше ямок нарыли, десятка два. Скоро они понадобятся.
— Себе место решил подготовить? — без всякого намёка на юмор спросил Сеникур. — Не много ли два десятка? Вас всего-то как пальцев на руке.
Я пожал плечами:
— Время покажет для кого место. Но то, что понадобятся, не сомневайся.
Мы вышли на улицу.
— Он не испугался, — сразу сказал Рене. — Вы видели его взгляд, господин? — и повторил. — Он не испугался.
То, что Сеникур не испугался, я понял и сам, но это не значит, что он не наделает ошибок. Обязательно наделает — не со страха, так из торопливости, а это даже лучше, чем со страха.
Возле продовольственных рядов стояла Наина, приглядывалась к сладостям. Марго любила вываренные в меду лесные ягоды, аналог нашего варенья, и видимо послала служанку за лакомством. Продавец наливал варево в глиняный горшочек, оно стекало с ложки густым тёмно-малиновым сиропом, и я даже от трактира почувствовал его аромат.
Передав поводья Хрусту, подошёл к Наине.
— Привет, амазонка.
Служанка выглядела сексуально, во всём стараясь подражать хозяйке. Казалось бы, не в походе, можно надеть что-то более приличествующее женщине, платье, например. Но нет. Ниана облачилась в обтягивающие шоссы розового цвета и короткую узкую котту. Плащ, небрежно накинутый на плечи, ещё сильнее подчёркивал этот узко-обтягивающий комплект, вызывая у мужчин жажду, а у женщин ненависть. И никому в голову не приходило осудить её за неподобающий вид. Стоявший у соседнего прилавка высокий тощий священник смотрел на девушку, облизывался и не слышал, о чём его спрашивает торговец.
Наина покосилась на меня и буркнула:
— Чего тебе?
— Просто увидел, решил поздороваться. Как вам в замке живётся?
— Хорошо живётся. А ты на улице ночуешь?
— Зачем же? Купил загородный отель, пол лье от города по дороге на Жуанвиль. Хорошее место, тихое. Здание двухэтажное, комнат свободных много. Обустраиваемся помаленьку.
Наина усмехнулась.
— Если рассчитываешь, что Марго к тебе переберётся, то обломись. Королевы живут в замках.
Эт точно. Моему постоялому двору до замка ещё расти и расти, а Марго сто процентов королева, по-иному не скажешь. Я, в принципе, и не надеялся, но сдаваться, пусть и в словесном поединке, не собирался.
— Это она отцу Томмазо будет рассказывать, когда он вернётся.
Наина поставила горшочек в корзину.
— Обязательно расскажет, и ещё вопрос, кто окажется крайним.
Она говорила чересчур самоуверенно, намекая, что накажет монсеньор меня. Но это вряд ли. Мы с Марго оба его фавориты, и если прилетит, то в равной доле каждому. Мне ловить люлей не привыкать, за последние полгода я их столько поймал, что уже не замечаю.
— Монсеньор разберётся, — сказал я неопределённо. — Ладно, будет желание, заезжайте в гости.
Наина не ответили, пошла дальше вдоль ряда со сладостями, а я вернулся к Хрусту. Обходя телегу с сеном, увидел, как из ратуши выходит брат Стефан. На губах играла улыбка, значит, сделка завершилась удачно. Выкатившаяся вслед за ним старушка Джаккет хмурилась, что только укрепило мою догадку. Мешок с ливрами теперь держал свечник. Его окружали ученики и подмастерья с палками. Неподалёку крутились оборванцы из бригады грузчиков. Рене разглядел их в толпе и указал мне:
— Смотрите, господин, щелкуны Сеникура. Я ещё вчера их у дома свечника приметил.
— Думаешь, деньги отнять хотят?
— Попробуют, конечно, — уверенно кивнул Рене. — Зря что ли их Сеникур направил? Только вряд ли получится.
— Почему?
— Свечник тоже не дурак, не только своих подмастерьев привёл, но и у пекаря одолжил. У того подмастерья крепкие. Ох, поломают они щелкунам рёбра. Если б вы меня к себе не взяли, я б сейчас тоже средь них был.
Рене произнёс последнюю фразу с крупинкой злорадства, и в предстоящей драке подмастерьев и щелкунов явно был на стороне первых.
Я поднялся в седло, кинул мальчишке, державшему поводья, денье. Тот засиял, сжал монету в кулачке и побежал прочь. Я слегка толкнул буланого пятками. На выезде с площади за нами увязалась стайка ребятни, закричали речитативом:
— Пёс, Пёс, сожги ведьму! Пёс, Пёс, сожги ведьму!
— Я вас самих сожгу!
Я сделал большими глаза и оскалился, а Рене ещё топнул ногой для острастки. Ребятня завизжала и бросилась в рассыпную.
На постоялом дворе нас ждали гости. Четверо крепких мужчин стояли возле загона, бросая по сторонам настороженные взгляды. Одеты не примечательно, в гамбезоны и потёртые плащи. У одного в руке алебарда, трое остальных с мечами типа фальшион. У двоих щиты. К гадалке не ходи, наёмники. Вопрос: чего им тут понадобилось?
— Я одного знаю, — приглядываясь к гостям, сказал Хруст. — Вон тот, видите, с бородкой? Таран. Мы с ним вместе у Рене Доброго служили.
Наёмник, на которого указывал Хруст, выглядел старше остальных, лет сорок. Среднего роста, широкоплечий. Когда мы приблизились, он сделал шаг вперёд и поклонился
— Доброго дня, господин де Сенеген.
Вот как, имя моё знает, значит, навёл справки, прежде чем идти.
— И тебе солнце навстречу, незнакомец, — не слезая с буланого, ответил я. — Чего пожаловал?
— Слышал, вы людей набираете, так хотелось бы наняться к вам, если место есть.
— А про условия мои тоже слышал?
— Нет, господин, про условия не слышал.
— Так слушай: четыре денье, — наёмники разом поскучнели лицами, за такую плату они служить не хотели, но я всё равно продолжил, — стол и постель мои, — а вот это уже, как и Рене до этого, они приняли с радостью. Всё верно, зима, надо как-то пережить её, а когда ручьи побегут, видно будет.
Наёмники переглянулись, и Таран высказал общее мнение:
— Нам подходит, господин.
— Это не всё. Дальше: дисциплина железная, срок службы год. Если решили холода переждать, то сразу говорю: валите нахер. Мне ждуны не требуются. Кто думает, что он со службы сбежит и ищи потом ветра в поле, так пусть забудет. Я его найду и наизнанку выверну. Подходят такие условия?
Наёмники сгрудились и начали обсуждать услышанное. Обсуждали минуты две, потом всё тот же Таран сказал за всех:
— Согласны, господин.
— Тогда мечи доставайте, посмотрю, на что вы годитесь.
Я спешился, сбросил плащ на руки Хрусту и вынул свой меч. Перекинул в левую руку, прокрутил перед собой восьмёрку, разминаясь.
Первым вышел Таран. Мужик крепкий, уверенный, с оружием наверняка на «ты». Он не полез на меня опрометчиво, а попытался зайти справа. Ударил без замаха диагональным, словно пополам разрубить хотел. Я не стал уклоняться, принял удар на голомень, довернул кистью, и его фальшион полетел в сторону дороги. Таран оторопел от неожиданности. Такой наглости от юнца почти в два раза младше себя он не ожидал. Покраснел, но не обозлился на поражение, а лишь развёл руками:
— Да, господин…
Больше ему сказать было нечего. А я посоветовал:
— Надо было всего-то руку на себя потянуть.
— Вы бы тогда следующим ударом меня проткнули.
— Поэтому щит с собой носить надо. Был бы щит — прикрылся.
Глаза Тарана блеснули:
— Вы тоже без щита, господин.
— Меня учили по-другому. Ладно, к тебе вопросов нет. Давай следующий.
Каждого наёмника я проверил на ловкость и умение владеть оружием. Не скажу, что все они были на высоте. Для своего статуса может быть и не плохо, но в целом средненько. Повозиться пришлось с алебардистом. Он достаточно умело удерживал меня на расстоянии, однако не атаковал. Это плохо. Задача древкового оружия заключается не только в сдерживание противника, но и в переходе в наступление. Этот идти в атаку побаивался, опыта нет, всего год или два в наёмниках, новичок. Не хочу сказать, что ветеранам море по колено, бояться все, и я в том числе. Есть что-то теребящее душу, когда в лицо тебе устремляется острый стальной наконечник. Вопрос в том, переступишь ты через страх и двинешься навстречу удару или побежишь, теряя оружие и честь… Честь — как громко сказано! Но именно она позволяет бойцу ощущать себя бойцом.
Последним я вызвал Хруста. Опробовать его в поединке мне ещё не доводилось. Столкновение на постоялом дворе в Паньи-сюр-Мёз началось и закончилось словами, а стычка на дороге обошла его стороной. Сейчас он явно хотел показать класс, произвести впечатление. Увы. Я отбил две неуклюжих атаки, провёл свою, обозначил укол в бедро и рубящий в руку. В-общем, уровень тот же. Хотя кого я ждал, финалистов Олимпиады? Здесь надо работать и работать. Тренироваться. Как же не хватает Гуго, уж он-то бы с ними позанимался, а у меня на это времени нет совершенно.
— Хруст, объясни новичкам общие правила общежития, — сказал я, вкладывая меч в ножны. — Караульная служба отныне на вашей пятёрке. Подберётся народ, станет полегче.
— Есть ещё люди, готовые присоединиться к вам, господин, — сообщил Таран.
— Много?
— Я знаю двоих, но и другие найдутся.
— Хорошо. Отправляйся в город, веди всех, кто готов принять мои условия. Остальным отдыхать до вечера. С завтрашнего дня начнём тренировки.
Таран бодрым шагом двинулся к дороге, а я отвёл Рене в сторону.
— Что можешь сказать об этом Таране, да о об остальных тоже? Можно им доверять?
— Этих троих я не знаю, — пожал плечами Хруст, а с Тараном знаком давно. Не трус, не дурак, любит выпить. Но кто не любит?
— С кем за Рене Доброго сражались?
— Ни с кем. Рене нанимал людей в помощь своему брату Людовику для войны в Италии, но чего-то у них не сложилось. Передумали и решили отбить графство Гиз. Раньше оно Рене принадлежало, но три года назад Жан де Люксембург его под себя подмял. Этот бородатый люксембургский барбос всегда поддерживал англичан, и когда те двинулись на Шампань, то заодно помогли и ему. В этот раз тоже помогли. Мы до границы дойти не успели, когда пришли вести, что король Генрих направил своего брата Джона с отрядом из тысячи лучников на помощь Жану. Целая тысяча лучников, господин! Да ещё люксембуржцы с ними. А нас всего восемь сотен. Куда с такими силами на англичан переть? Понятно дело, возмутились. А Рене он потому и Добрый, что слишком добрый, повернул назад и деньги за два месяца выплатил.
— А здесь как оказался?
— Слух прошёл, что сеньор Жуанвиля набирает людей, ну и пошли. Да только не успели, без нас обошлись. Я к купцам стал наниматься, Таран тоже пару раз нанимался, потом пропал, потом опять появился. Наёмники на месте не сидят, сегодня тут, завтра в другом графстве.
Это верно, наёмника, как волка, ноги кормят. Если он на одном месте задерживается, то начинает бузить, ибо натура такая, выхода требует, а самый лучший выход для него — война. Она и кровь успокаивает, и скучать не даёт.