Пропавшая невеста

Глава 21

– Доброе утро, – Ника подошла к ним, улыбнулась Брейру и с интересом взглянула на второго кхассера.

– Добрый.

Янтарный взгляд следил за ней с нескрываемым интересом.

– Это мой брат Эрраш, – сипло представил Брейр, – а это Доминика. Из Шатарии.

– Мое почтение, госпожа, – в отличие от вспыльчивого брата, Раш всегда умел был галантным и производить хорошее впечатление.

Ника взглядом спросила у Брейра, остаться ей или уйти, и вместо ответа кхассер кивнул на свободный стул напротив.

– Как спалось?

– Хорошо, – она улыбнулась и взяла пышную булочку. – Сны такие интересные снились.

– В Вейсморе всегда хорошо спиться…

Раш поддержал разговор, а Брейр внезапно понял, что не может выдавить ни звука. Грохот в висках оглушал, а на шее будто удавка стягивалась все сильнее и сильнее, мешая дышать. Язык жгло от желания задать главный вопрос, но кхассер держался. Если они ошиблись в предположениях, то Ника оскорбится, если нет…

Боги, как же хотелось, чтобы они ошиблись.

– Ешь, каша вкусная.

– Я не хочу, – легко отказалась она, тонкими пальчиками отрывая кусочек булочки. Обмакнула его в малиновый джем и отправила в рот. – Ммм, как вкусно…

Он, как обычно, залип на ее губах. На том, как они неспешно двигались, как маленький розовый язычок прошелся по нижней губе, слизывая каплю джема.

Не могла она…

– Ешь, – с нажимом. Жестче, чем хотел.

Доминика оторвалась от разговора с Рашем и, удивленно вскинув брови, обернулась:

– Я не голодна.

– Надо, Ник. Надо, – с трудом не пропустил горечь и нетерпеливое раздражение в голос, – ты опять сбежишь. Весь день на подножном корме… Надо есть… Ешь!

Она нахмурилась.

– Доминика, не пугайся. Просто мой косноязычный брат-бревно, – Эрраш метнул на него снисходительный взгляд, – таким образом пытается проявить заботу. Но поскольку с языком у него не очень… да и с головой тоже, то получается вот так криво, как у пьяного кабана.

Насмешливая интонация снизила градус напряжения. Брейр кашлянул и уже с другой интонацией произнес:

– Ты ведь опять к травнице собралась. Поешь нормально, чтобы силы были.

– Хорошо, – покладисто согласилась Ника, пряча улыбку в уголках губ. Иногда он действительно был таким… кабаном, – если для тебя так это важно, я поем.

– Важно, – прохрипел он.

Два кхассера наблюдали, как она неспешно наполнила кашей неглубокую глиняную тарелку, добавила кусочек свежайшего желтоватого масла, перемешала.

– Вкусно, – прикрыв глаза от удовольствия, произнесла Доминика, – повариха просто волшебница. У нее каша особенная. Вкус такой… необычный… Навевает мысли о лете, о солнечном луге, усеянном цветами.

– Да, – согласился Брейр, а его брат, сдавленно кашлянув, затолкал поглубже в карман пустую склянку из-под медуницы, – навевает.

Разговор не клеился. Раш что-то говорил, пытаясь отвлечь внимание на себя, а Брейр словно завороженный смотрел, как ложка за ложкой пустела тарелка.

И ничего…

Доминика улыбалась, общалась с его братом, рассказывая ему о том, чем они с Нарвой занимались в лесу, и чувствовала себя прекрасно.

– Ты очень много знаешь о травах и зельях. Наверняка можешь сделать что-нибудь необычное, о чем старушка Нарва даже не догадывается, – Эрраш прошелся по самому краю, но Ника не заметила подвоха.

Вместо этого беспечно пожала плечами:

– Каждый целитель должен знать, когда нужно тратить силы, а когда можно заменить их подручными средствами – настойками, зельями, порошками и амулетами. Порой эти средства могут творить чудеса. Спасти жизнь, которая на грани, или, наоборот, оборвать ее.

Не могла она. Не стала бы. Только не с ним…

– Ты очень мудра для своих лет.

– Спасибо, – Ника смущенно улыбнулась и поднялась из-за стола. – Прошу прощения, но мне пора. Если я опоздаю, Нарва отправится к болотам одна. Она стара совсем стала и немощна, но до сих пор считает себя молодой девчонкой. Я боюсь за нее, вдруг упадет где-нибудь или в топь провалится. В общем, пойду я. Спасибо за компанию. Было приятно познакомиться.

Доминика тепло улыбнулась Эррашу, подмигнула непривычно молчаливому Брейру и направилась к выходу.

От стола до двери – десять шагов. Всего несколько секунд, которые способны изменить жизнь.

Первый шаг – щелчок где-то в виске. Острый, слепящий. Всего на миг – и тишина.

Второй – тихо.

Третий – тихо.

Четвертый – что-то ворочается в солнечном сплетении.

Пятый – привкус горечи на языке.

Шестой – затишье.

Седьмой – все прошло.

Выдох.

Восьмой – наизнанку, ни с того ни с сего. Так быстро, что даже выскочить за дверь не успела, только к стене отшатнулась, вцепилась в нее побелевшими пальцами.

Какой позор, прямо на глазах у мужчин! От стыда Доминика была готова провалиться сквозь землю, но не могла и с места двинуться. Каждое движение отзывалось новым спазмом в животе. Не больно, но сильно, выплескивая содержимое желудка на пол.

Да что же это такое?!

Она попыталась нащупать свои внутренние нити жизни, те, которые сейчас дали сбой, но сколько ни искала – все впустую. Она была здорова. Ни отравления, ни болей в желудке, ни хвори. Лечить было нечего.

Эрраш досадливо сморщил нос и цыкнул:

– Я, пожалуй, пойду.

Как он ушел, никто не заметил. Нику все еще полоскало, выворачивая так отчаянно, что не было возможности перевести дух, а кхассер сидел за столом, яростно сжимая кулаки и не замечая, что под его напором стальная ложка смялась, будто лист бумаги.

Брейр прикрыл глаза.

Он ошибся. Все-таки могла…

Наконец, ее отпустило. Внутренности перестало скручивать, и спазмы, от которых наворачивались слезы на глаза, исчезли, словно и не было. Чертовщина какая-то.

Сгорая от стыда, Доминика достала из кармана платок и приложила его к трепещущим губам. В такую некрасивую ситуацию она никогда в жизни не попадала, и не знала, как теперь смотреть в глаза кхассерам.

Виновато втянув голову в плечи, она обернулась к столу, и только теперь заметила, что они с Брейром остались вдвоем.

– Где Раш? – спросила растеряно. – Я не заметила, как он ушел.

– Еще бы ты заметила, – прохладно отозвался кхассер.

Гнев нарастал с каждым мигом, и только огромной силой воли удавалось держать его под контролем.

Ника видела, что он злился, и краснела еще сильнее, уверенная, что опозорила его перед братом. Так неудобно вышло. Некрасиво.

– Я все уберу, – голос дрожал, руки тоже, и весь организм дрейфовал в странной, зыбкой, словно водная гладь, легкости.

– Слуги уберут.

– Ты что, мне неудобно, – она протестующе затрясла головой. Не хватало еще, чтобы все в замке узнали, как она сегодня опростоволосилась. Это как же потом людям в глаза смотреть? – Ты прости, что я вот так… Не знаю, что произошло.

– Зато я знаю, – сказал он и выставил на стол пузырек с румянницей.

Со злорадной яростью Брейр смотрел, как она побледнела и, пошатнувшись, схватилась за спинку стула. Не надо было ни слов, ни объяснений – все отразилось на ее красивом и таком лживом лице.

Виновна. Зверь внутри бесновался, требуя расправы.

– Брейр… – начала она и замолкла, не в состоянии подобрать правильные слова.

Он не должен был найти этот пузырек, не должен был узнать, что она принимала румянницу. Это был ее секрет. Горький, постыдный, но только ее.

Вместо этого она сдавленно спросила:

– В каше была медуница? Поэтому у нее был такой особенный вкус?

Едва заметный кивок. Значит, проверял специально. А она, дурочка, не почувствовала ничего, не поняла. Все о каких-то лугах с цветами грезила.

– Значит, такой выбор ты сделала, – глухо произнес Брейр.

Он все еще не мог поверить, что это правда. Пытался отрицать, но неприглядная правда била наотмашь, причиняя боль.

Под его взглядом стало неуютно. Янтарь становился темнее и опаснее. Он прожигал, опаляя яростью.

– Понимаешь… – прошелестела она, но испуганно осеклась, когда кхассер вскочил на ноги, с грохотом опрокинув тяжелый стул.

– Ни черта не понимаю! – прорычал он, ударив ладонями по столу.

Посуда жалобно задребезжала, а высокий, узкий кувшин перевернулся и молоко разлилось по скатерти.

Ника отшатнулась. Таким кхассера она еще не видела. Агрессивный прищур, тело напряжено, как туго стянутая пружина, резкие движения. Хищник, готовый сорваться в любой момент.

– Я ни черта не понимаю, Ника, – гремел он, медленно приближаясь к ней. Сдерживаясь, чтобы не натворить того, о чем потом будет жалеть, – как так вышло, что моя женщина, та, с которой я планировал связать судьбу, выбрала вот это?!

Он схватил пузырек со стола и сунул ей под нос.

– Брейр, – взмолилась она, – послушай. Просто так вышло. Случайно…

– Случайно? – темные брови поползли наверх. – То есть ты случайно набрала травы, сварила зелье, спрятала его среди барахла и прикладывалась к нему при каждом удобном случае?

– Нет… то есть да… – она зажмурилась. Боги, как же сложно. – Просто я подумала, что не стоит нам торопиться. Надо привыкнуть друг к другу, подстроиться.

По тому, как темнели глаза кхассера, Ника поняла, что говорит что-то не то, и замолкла.

– Подстроиться, значит, – хмыкнул он, – и как подстроилась? Привыкла?

– Д…да…

– Ммм, – протянул он, – и сколькими жизнями ты проплатила это привыкание?

– Брейр!

Она никогда не ставила этот вопрос так. Не позволяла себе ставить. Потому что тогда становилось особенно горько, и совесть стягивала внутренности тугим узлом.

– Назови мне хоть одну причину, чтобы я смог принять твой выбор.

– Я просто боялась.

– Чего?!

Ника тонула в темнеющем янтаре и не могла признаться в том, что боялась момента, когда маленький кхассер разорвет ее изнутри. Язык не поворачивался сказать это вслух. Открывала рот, но страшные слова так и остались непроизнесенными.

– Я боялась, – замялась, подбирая тактичные слова, – что с беременностью будет что-то не так… что случится плохое с ребенком… или со мной.

– Ты могла поговорить со мной. Не накручивать, не делать вот этого, – швырнул пузырек о стену. Тот разлетелся, оставив багровое, медленно стекавшее вниз пятно.

– А сам почему не поговорил? – возмутилась Доминика. У нее тоже был повод сердиться. – Раз уж нашел зелье, то подошел бы и спросил напрямую. Что это и для чего. Зачем нужно было устраивать настолько унизительную проверку? Да еще и в присутствии посторонних!

На языке еще до сих пор чувствовалась обжигающая горечь.

– Эрраш не посторонний. Он мой брат! И если бы не он, я бы так и ходил в идиотах. Ждал бы у моря погоды, – процедил сквозь зубы, потом зло усмехнулся: – А еще ведь хотел императора убедить, что ты та самая, что сын у нас получится. Что мы оба его хотим! Вот бы опозорился.

Доминика расправила плечи, гордо вздернула подбородок и с вызовом заглянула в глаза кхассеру:

– Скажи, Брейр, а я нужна тебе еще для чего-нибудь, кроме как рожать наследников? – ее голос звенел от негодования. – Или моя участь исключительно быть племенной кобылой, без своих чувств, страхов, переживаний?

– Тебе просто надо было поговорить со мной, – прорычал он, – ты знала, насколько это для меня важно! Знала!

Тьма во взгляде стала непроглядной. Она рвалась наружу, жадно скалилась, мечтая добраться до жертвы, смять ее, поглотить, причиняя дикую боль. Тьма не прощала обмана и предательства. Она жаждала расправы.

– А что важно для меня, ты хоть раз пробовал узнать?

Вопрос застал его врасплох. Ему казалось, что они на одной волне, что дышат в унисон и стремятся к одному. Ошибся?

– И что для тебя важно?

Внезапно Доминика поняла, что не знает, как ответить на этот вопрос. Сама себя загнала в ловушку.

Брейр ждал, прожигая ее тяжелым взглядом:

– Что же ты молчишь, Ника? Скажи мне.

– Для меня важно, чтобы ты на меня не давил.

Кхассер скрипнул зубами:

– Разве я давил? Принуждал к чему-нибудь силой? Да я себя вел, как святой!

Он ведь и вправду старался быть для нее лучше, чем на самом деле. Впервые в жизни встретил ту, ради которой хотелось измениться. И что в итоге?

– Если ты все еще вспоминаешь о нашем первом знакомстве, то я извинился. И всеми силами пытался исправить ситуацию. Объясни, что я сделал не так?

В его глазах, на миг вытеснив ярость, проскочило что-то другое. Глубинное, полное тоски и разочарования. Что-то, от чего дыхание у Доминики окончательно сбилось.

– Все так. Просто… просто… – Она уткнулась лицом в ладони и повторила: – Я боялась.

– Высшая, которая вытащила с того света раздавленного кузнеца? Та, которая спасла упрямого ведьмачонка и его мать? – холодно уточнил он. – Та, к которой половина Веймора ходит за помощью при хворях? Испугалась?

– Ты думаешь, я не размышляла об этом?

Да она ночами напролет думала о том, что могла бы справиться со всеми трудностями. Не сама, так целителя бы позвала, ведьму, повитух со всего Андракиса. Но слова Берты до сих пор гремели в ушах, затмевая собой все остальное. И не получалось представить хуже судьбы, чем быть убитой маленьким кровожадным кхассером.

– Да, Брейр, боялась! Я не такая сильная и смелая, как ты думаешь. Мне может быть страшно! Я одна в новой стране, в новом мире, который отличается от того, к которому привыкла. И здесь все не так, как нам рассказывали. Отбор, который оказался не отбором, а торгами живым товаром. Женихи – всего лишь название. Ваши правила, половину из которых я не понимаю, а от другой просто в ужасе. Нравы ваши дикие! Я иду как по лезвию ножа: неверный шаг – погибель.

Преувеличила. Не нравы ее сейчас пугали и не новый мир, а глаза кхассера, в которых оставалось все меньше тепла.

– Я бы защитил тебя. От любого, кто посмел бы причинить вред.

– А если бы выбор стоял между моей жизнью и жизнью наследника, о котором ты так мечтаешь? Кого бы ты выбрал?

Каждое слово – как маленький укус ядовитой змеи. Он силился понять, что же творилось у нее в голове, и не мог. Картинка не складывалась, словно часть ее стерли, спрятали от посторонних взглядов.

– Ник, я не понимаю, чего ты от меня хочешь?

Он не стал отрицать! Не сказал, что выберет ее! Или что будет бороться за них обоих! Доминика начала задыхаться, и демоны, бушующие в глазах кхассера, подпитывали ее страх.

– Я хочу иметь право сама выбирать свою судьбу.

– Еще не навыбиралась? – в гневе указал на бордовое пятно на стене.

– Если тебе это интересно, то я перестала принимать зелье, организм просто не успел очиститься…

– Дай угадаю, – перебил он, – перестала после того, как узнала о новом отборе? Да, Ника? Испугалась, что приведу другую высшую, поэтому решилась на жертвы? Не ради нас, а ради того, чтобы сохранить свое положение?

Она покраснела до кончиков волос:

– При чем тут положение? Я тебя боялась потерять.

Не поверил. Качая головой, рассмеялся, и этот смех не имел ничего общего с весельем:

– Вот я дурак, – поднял ошалевший взгляд к потолку. – Не думал, что меня проведет девчонка из Шатарии.

– Брейр…

– Слушай, Ник, так, может, и не было ничего между нами? Ничего стоящего? Кроме моего наваждения и твоего желания получше пристроиться в этой жизни?

Злые слова ранили. Обижали. Все ведь не так было! Все было по-настоящему!

– Наверное, проведя зиму в доме старухи, ты решила, что чем ближе к кхассеру, тем теплее и выгоднее?

– Тебе напомнить, кто меня притащил в замок?! Я не напрашивалась и не искала с тобой встреч!

– Молодец, на месте сориентировалась.

– Не смей так говорить! – от негодования ее трясло.

– Может, это просто закреп сработал? – он поднял кулак и, не отрывая от Доминики пылающего взгляда, дернул серые оковы, причиняя боль и себе, и ей.

Она выдержала. Даже не поморщилась, когда пылающая боль окольцевала запястье, но ее тон изменился:

– Тебе виднее. Я не сильна в ваших андракийских правилах.

Да, она была не права, решая этот вопрос в одиночку, но оскорблять себя не позволит никому. А Брейра тряхнуло от того, как легко она согласилась с этим предположением.

– Вот, значит, как заговорила, – недобро усмехнулся он.

– Знаешь, а я даже рада, что все так сложилось, – прохладно улыбнулась Доминика. – Неприятно, но зато узнала, какое место в твоей жизни для меня предусмотрено. Сидеть в углу и рожать детей, не имея при этом права голоса.

– Что ж, раз не хочешь, – развел руками, – дело твое.

Он насмешливо поклонился и, резко развернувшись, направился к выходу, а Доминика, покачнувшись, ухватилась за спинку стула. В груди, причиняя дикую боль, пульсировала пробоина размером с кулак. Неправильно все! Нельзя так! Будто враги!

– Ты, – Брейр ткнул пальцем в Берту, которая с удивительным рвением полировала пол, как раз возле дверей, – убери там.

– Как скажете, кхассер, – она поклонилась и, проворно подхватив тряпки, метнулась внутрь, но на пороге столкнулась с бледной, как смерть, Доминикой.

– Да уйди же ты! – лаами проскочила мимо нее и бросилась в другую сторону.

Берта ликовала. Всех слов разобрать не смогла, но они точно поругались! Теперь эта синеглазая дрянь потеряет все свои привилегии и станет той, кем и являлась – простой приблудой из Шатарии.

Однако радость поутихла, когда она увидела на полу лужу рвоты.

– Проклятье. Ну почему я должна это убирать?!

Все-таки мир несправедлив.

Этой ночью Доминика не пошла к кхассеру, а осталась в своей старой комнате. Когда-то ей здесь нравилось, теперь же было мрачно, неуютно, а еще до ужаса пусто. Не хватало самого главного. Души.

Ника металась из угла в угол, отчаянно заламывая руки и не видя ничего вокруг себя. Синяя лента из косы давно расплелась и уныло болталась среди спутанных волос. Новое платье, которое утром с таким трепетом надевала, теперь казалось унылой никчемной тряпкой. Щеки алели, а багровые искусанные почти до крови губы саднило.

Но все это мелочи по сравнению с тем, как громыхало и распирало в груди. Ребра будто не выдержали напора и треснули, вгрызлись острыми краями в беззащитную плоть.

Ее штормило, кидало из крайности в крайность. Она то спорила, яростно, вслух, отстаивая свое мнение, то срывалась в пучину вины и давилась слезами.

Тот взгляд кхассера, когда он спрашивал, что же не так, то разочарование, которое проскочило в потускневшем янтаре – они раз за разом всплывали в памяти, причиняя такое мучение, какого она еще не знала. Ему было больно, и эту боль она чувствовала как свою. Давилась ей, как и сожалениями о своем поступке.

Ведь Брейр прав! Надо было просто поговорить. Еще тогда, после подслушанного разговора, который намертво въелся в душу и отравил ее бесконтрольным страхом.

Брейр бы успокоил. Помог. Объяснил. Но…

Но какого демона он устроил эту унизительную проверку? Почему сам вместо разговоров устроил ей показательную порку. Ведь можно было иначе. С глазу на глаз. Может, тогда и не поругались бы настолько, что ей захотелось сбежать от него в другую комнату.

Как же все сложно!

Ника со стоном упала на кровать и спрятала лицо в подушках.

Она чувствовала, что не справляется. Ей не хватало опыта, женской мудрости и выдержки, чтобы все сделать правильно. И вот результат: куда ни ткни, кругом ошибки. Ника даже поревела от обиды и отчаяния. Обругала плохими словами и себя, и кхассера, и вообще всех. Шатарию, Андракис, императора, Вейсмор, гимназию. Всех! Везде чудился подвох и опасность.

Она ведь и вправду одна. И она боялась. А сейчас, когда разругались, стало еще страшнее. Чтобы ни случилось, кхассер всегда был на ее стороне, а теперь… теперь будто земля под ногами превращалась в опасные зыбучие пески.

– Ай! – Запястья внезапно обожгло, будто кто-то невидимый полоснул по нему лезвием.

Впервые Доминика почувствовала, как Брейр сам хочет избавиться от серых пут, и внезапно ощутила дикий животный страх. Что если ему удастся?

Ника вскочила на ноги и бросилась к двери, но остановилась, так и не распахнув ее. Прижалась лбом к теплому дереву и зажмурилась, едва справляясь с собственным дыханием.

Он злился, ему было плохо, но он так и не понял ее, не почувствовал ни ее страха, ни неуверенности, а только давил, будто она и впрямь была племенной кобылой, которая внезапно заартачилась и помешала осуществлению планов.

И снова в груди взметнулась обида. Не пойдет она никуда!

В отместку зло дёрнула свою нить.

– Надеюсь, тебе там припекает! – прошипела в сердцах. – Эгоист!

Доминика вернулась к кровати. Скинула с себя жилетку, платье, мягкие чулки и нырнула под шелковое одеяло.

Не будет она больше извиняться! И раскаиваться тоже! Все правильно она сделала, а недовольный кхассер может подавиться своим недовольством.

Измученная, она заснула тревожным слабым сном, из которого выныривала каждые пять минут. Сонно распахивала глаза, вскрикивала, пугаясь новой остановки, потом вспоминала, что вернулась в свою комнату и, повернувшись на другой бок, снова засыпала.

Только сны умиротворения не приносили. Напротив, они были хлесткими, правдивыми и от того в сто раз более болезненными.

Под утро, когда рассвет еще только-только занимался над горным перевалом, Доминика проснулась от собственных стонов. Сердце ломило, и каждый его удар отзывался мучительной пульсацией в висках, а внутри ширилась пустота.

Обида прошла, а вот страх потерять кхассера нет. Наоборот, усилился настолько, что Ника больше не могла лежать в постели.

Проворно поднявшись, она надела ботиночки на босы ноги и бросилась к шкафу, в котором, дожидаясь своего часа, на красных бархатных плечиках висели платья. Она выбрала то, которое кхассер любил больше всего – голубое с золотыми лентами. Наскоро оделась, пальцами разобрав волосы, стянула их в тугой пучок на макушке и выскочила из комнаты.

Замок потихоньку просыпался. Первые слуги уже сновали по коридорам, наводили порядок, готовясь к новому дню, со двора доносились зычные голоса воинов, а из кухни грохот перевернутых кастрюль.

Возле комнаты кхассера она остановилась, перевела дух и, тихонько постучавшись, замерла в ожидании сурового «войдите».

Но в ответ была тишина. Постучалась еще раз – с тем же успехом. И только после того, как не получила ответа в третий раз, аккуратно опустила ручку и заглянула в комнату.

Она выглядела нетронутой. На кровати ее шелковая сорочка, на том же месте, где она вчера сама ее оставила, на столике – недопитый стакан воды.

Он что… не приходил сюда?

Ника попятилась и тут же на кого-то налетела.

– Ай! – раздалось сзади.

Маленькая хрупкая служанка, прыгала, растирая отдавленную ногу.

– Извини, – Ника коснулась ее, одним движением убирая боль, – я не заметила тебя.

– Ну что вы, госпожа, – беспечно отозвалась девчонка, неуклюже натягивая сбившийся чепчик на непослушные локоны,

– Ты не знаешь… где Брейр?

– Так хозяин уехал. Еще ночью!

– Как уехал? – Ника схватилась за стену, иначе бы не устояла на ногах, которые внезапно стали мягкими, как глина. Ее повело куда-то в сторону, и дыхание сбилось. – Куда уехал?

– Не знаю.

– В Наранд, – как бы между прочим обронила проходящая мимо них Берта.

Большого труда ей стоило удержаться от ликования, когда увидела, как испуганно распахнулись глаза ненавистной лаами. Как задрожали тонкие пальцы, цеплявшиеся за каменную кладку. Все-таки не зря она встала ни свет ни заря и сторожила у комнаты кхассера! Этот момент стоил того.

– Как в Наранд?

Не мог уехать. Только не туда!

– Я сама слышала, как он Кайрону сказал ждать его не раньше, чем через две недели, – важно произнесла Берта, – а еще просил подготовить комнату. Рядом со своей. Наверное, гости приедут. Важные…

Гости… Ника боялась даже представить, что это за гости. Вернее, гостья.

Не мог Брейр так поступить с ней. С ними! Да, поругались. Да, она была неправа. Но так наказывать – это слишком жестоко!

– Ой, заболталась я тут с вами, – встрепенулась Берта, – сейчас опять от Дарины получу выволочку.

Сказала и, подхватив подол, побежала вниз по лестнице, счастливо улыбаясь и перескакивая сразу через несколько ступенек.

Это определенно был самый прекрасный день в ее жизни.