Пропавшая невеста

Глава 12

Так началась для Ники жизнь в главном замке Вейсмора. Вроде и гостья – в хорошей комнате жила, сытая, одетая. А вроде и пленница, потому что никуда из этого замка выходить нельзя.

Узнала она об этом на следующий же день после того разговора с Брейром. Да, он запретил ей возвращаться в домик старой Нарвы, но вот, что нельзя выходить за пределы крепостных стен – об этом речи не было. Тем неприятнее оказался сюрприз.

Привыкшая к лесной свободе и свежему воздуху, Доминика изнывала от безделья в своей комнате. Прогулки по крепостной стене, на которые дал добро молодой кхассер, быстро наскучили. Зачем ходить туда-сюда и смотреть, как в поселении кипит жизнь, если можно все рассмотреть вблизи? Пройтись по узким улочкам, посмотреть какие товары продаются в лавках, да и вообще разузнать, что к чему… Потому что хоть идею с побегом Нике и пришлось вынужденно отложить, но отказываться полностью от нее она не собиралась. Маринису еще расти и расти, и это время можно было использовать с толком: приготовить нужные склянки, жаровню и усиливающие камни.

Все это Доминика и собиралась присмотреть на воскресной ярмарке.

С самого утра, вместо завтрака тайком прихватив из кухни несколько румяных булочек, собралась в город. Спустилась по главной лестнице, прошла между служанок, натиравших ступени – при ее появлении они тут же замолкали и стреляли любопытными взглядами, – вышла на крыльцо.

Весна расцветала. Уже набухали почки на кустах сирени, заливистые брачные песни скворцов сменялись домовитым потрескиванием и тоненькими голосами птенцов.

Ника любила весну. Она всегда пленила ее ясными рассветами и надеждой на что-то прекрасное. В гимназии это время начинали цвести фигурные клумбы, а в садах яблони покрывались белой вуалью едва раскрывшихся цветов. По ухоженным тенистым дорожкам можно было дойти до террасы, выходящей на берег хмурого моря.

Когда-то ей казалось, что за этим морем ее ждет сказка…

А оказалось, сказкой было все то, что рассказывали в Шатарии…

Весна в Андракисе была другой. Яркой, агрессивной, нетерпеливой. Она заполняла собой каждый кусочек пространства, наливала безудержной силой и желанием жизнь. Пожалуй, такая весна была бы Нике по душе… если бы не все остальное.

Перед воротами, ведущими за пределы крепости, ее остановил высокий стражник. Молодой, с обветренным, подрумяненным солнцем лицом и светлыми глазами.

– Мне нужно в город. – Ника кивнула на дорогу, которая широкой змеей вела с холма к поселению.

– Увы, – страж пожал плечами, – выпускать вас не велено.

– Это еще почему?! – возмутилась Ника.

– Не велено и все.

– Но я просто хочу посмотреть, что происходит в городе! Там ярмарка сегодня! Люди гуляют…

Она осеклась, потому что в глазах мужчины прочитала ответ на все свои объяснения и просьбы. Нет. Просто нет и все. Потому что так сказал кхассер. Потому что его слово – закон, и она может сколь угодно требовать, чтобы ее выпустили – результат будет один.

– Это нечестно!

– Не ко мне вопрос, красавица, – парень развел руками.

Она знала, кому задавать вопросы. И очень хотела это сделать. Прямо сейчас. Поэтому стремительно развернулась, так что юбки взметнулись вокруг стройных ног, и поспешила обратно, делая вид, что не замечает чужих взглядов.

Та прачка, которая раньше портила ей работу, теперь попадалась чуть ли не на каждом шагу. Все высматривала, вынюхивала, будто других занятий у нее не было. Нику уже подмывало найти Дарину и нажаловаться на назойливую служанку, но останавливало лишь одно: пока еще в замке не знали, что раньше она была страшилищем, не связали то зеленое чучело с ней настоящей Никой. И как бы она ни пыталась убедить себя, что ей плевать на мнение остальных, все равно было стыдно. Уж пусть лучше не знают и не вспоминают.

Она прошла через главный зал, заглянула в столовую, в кухню и даже в кабинет, где кхассер принимал посетителей в надежде, что встретит его в одном из этих мест. Увы. Его там не оказалось, как и в библиотеке, и на площадке для тренировки воинов. Поэтому пришлось идти в его комнату. Недалеко, за поворотом от ее собственной, но ноги почему-то отказывались слушаться.

Перед дверью она остановилась, занесла руку, чтобы постучать, но не успела. Дверь распахнулась сама, и на пороге оказался кхассер, будто специально стоял и ждал ее. В одних простых штанах, босой и с полотенцем в руке. С сырых волос неспешно срывались тяжелые капли, падали на плечи и, оставляя влажные дорожки, бежали ниже.

На одной такой капле Ника и зависла. Следила взглядом, как она скользит по груди, очерчивая светлый, еще свежий шрам, спускаясь на плоский, рельефно прорисованный живот. Ниже посмотреть не успела.

– Чем обязан?

Показалось или в его голосе действительно сквозила усмешка? Ника покраснела, оторвала взгляд от дурацкой капли и сердито посмотрела на кхассера:

– Меня не выпустили за пределы крепости.

– Хорошо, – он кивнул.

– Ничего хорошего. Ты же говорил, что я не пленница! А в результате получается, что не могу выйти даже за порог!

Сердиться было проще, чем разбираться с тем волнением, которое снова поднималось в груди. Да что не так с этим кхассером? Почему рядом с ним голова становилась дурной и хотелось смотреть на эти несчастные капли, которые так красиво играли на смуглой коже? Хотелось узнать, откуда взялись эти шрамы.

– Хочешь в город? – спросил Брейр, глядя на нее в упор. Ника обреченно кивнула. – Просто попроси.

Кхассер терпеливо ждал, наблюдая, как меняются эмоции на ее лице. Недовольство, упрямство, любопытство и, наконец, смирение.

– Пожалуйста, отпусти меня. Я хочу посмотреть на ярмарку.

– Без проблем, – просто согласился он, – десять минут, и пойдем.

– Пойдем?

– Да, Ника. Пойдем. Вместе.

Такого поворота она не ожидала. Поэтому растерялась, чем вызвала у кхассера очередную усмешку.

Забавная она все-таки.

– Жди внизу, – сказал и закрыл дверь, а она растерянно поплелась прочь.

Он нагнал ее уже возле ворот. Ника прохаживалась из стороны в сторону, от волнения заламывая руки и пытаясь собрать себя в единое целое. Не выходило. Эта совместная прогулка – совсем не то, о чем она мечтала. Как ходить по лавочкам, если кхассер будет рядом? Как выбирать, искать штучки, необходимые для освобождения? Вдруг Брейр догадается, что она задумала?

И, самое главное, как не провалиться сквозь землю от смущения, когда он вот так подходит, по-хозяйски подхватывает за талию, и все это на глазах у толпы любопытных людей?

Она попыталась отстраниться, но крепкая рука едва заметно напряглась, удерживая ее рядом. У Брейра проблем со смущение не было. А вот Доминике казалось, что еще немного и ее щеки начнут полыхать по-настоящему.

– Можно так не хватать?! – прошипела сквозь зубы, когда они уже вышли за ворота и по крепкой дороге направились к поселению.

– Нет, – Брейр коротко мотнул головой, но руку убрал, – привыкай.

– У меня такое чувство, будто ты кобылу пытаешься объездить.

– Хорошее сравнение, – молодой кхассер не смог сдержать улыбку.

Эта девчонка казалась ему все более забавной. Она так краснела и смущалась, что остановиться просто не было сил. Ее эмоции для него как на ладони. Они слишком густые и тягучие, чтобы их не заметить. И они завораживали. Цепляли что-то внутри, заставляя постоянно искать ее взглядом. Странное ощущение, непонятное. Будто давило где-то под лопатками, но он никак не мог понять, что именно.

– Здесь съестное, – произнес Брейр, когда они вышли на мощеную площадь, и указал на ряд с провизией. Свежее молоко, колбасы, сыры, вкусные душистые булочки и домашнее пряное вино. – В той стороне кожевенники и кузнецы, в той – одежда, а вон там всякие красивые мелочи.

Он указал на лотки с безделушками, но Ника даже головы не повернула. Ее больше интересовал ряд, где на тонких шестах висели пучки с травой, а прилавки были завалены склянками и всевозможными медными ложечками.

– Зачем тебе это? – удивился кхассер.

– Ты забыл? Я травница и целитель, – обронила Ника, подходя к первому продавцу.

На широком деревянном прилавке ровными рядами стояли ритуальные чаши. Простые, медные, из черного оникса, латунные, с выбитой по дну и бортам гравировкой. Маленькие позолоченные емкости для домашних благовоний и большие, словно подносы, чаши с выпуклым дном для больших ритуалов.

Доминика присмотрела серебро. Простое, немного тронутое чернью по краям и с маленькой жаровней на ножке в центре. Ника провела пальцем по бортику, рассеянно считая выщерблины. То, что надо. Металл был холодным, спокойным и, самое главное, – нетронутым.

– Золотые красивее, – Брейр взял в руки кубок, покрутил его, заглянул внутрь и, пожав плечами, поставил обратно.

– Нет.

В золоте хорошо варить зелья, придающие силу и дарующие здоровье. Но оно слишком жесткое и неподатливое для того, что задумала Доминика. Только серебро. А вот венчик должен быть живой, деревянный. Лучше всего из нижних веток кедра, но можно и из лиственницы.

Кхассер гадал, попросит она или нет, чтобы купил ей то, что хочется, но Доминика лишь еще раз окинула взглядом содержимое прилавка и пошла дальше.

Она не задержалась надолго ни у россыпи магических кристаллов, ни у вязанки четок и амулетов на все случаи жизни. Хочешь – от сглаза, хочешь – от любовного приворота. Но зато надолго зависла рядом с ритуальными ножами. У каждого из них свое назначение: узкий, длинный и изогнутый, похожий на серп – для сбора трав; короткий, с толстым лезвием – для кровопускания; складной – для рутинных работ во время зельеварения. Ника подержала в руках один, второй, третий. Покачала на открытой ладони, пытаясь понять, как нож будет слушаться, когда придет время.

Брейр наблюдал. Подмечал, когда у нее просыпался неподдельный интерес, запоминал. А еще постоянно ловил себя на мысли, что надо утащить ее обратно в замок и спрятать от любопытных взглядов. Ладно, женщины – те еще сплетницы. А вот мужчины! Такой неприкрытый интерес у каждого второго, что зубы ломило. Правда, стоило ему только оказаться рядом, как все интересующиеся мигом находили себе занятие и поспешно отходили от кхассера, так сурово сверкавшего янтарными глазами.

Последней в ряду была ведьминская лавка.

О том, что эта молодая, но совершенно седая женщина была самой настоящей ведьмой, Доминика догадалась сразу по тому, как затрепетало в груди, как зашевелились волосы на затылке. Целители всегда чувствовали ведьм. Особенно таких сильных.

На ней был надет какой-то несуразный пестрый наряд – разноцветные пышные юбки с целой вереницей маленьких мешочков, притороченных к поясу, рубаха с широкими рукавами и шнуровкой на непростительно глубоком вырезе. Губы у нее были яркие, накрашенные алым, глаза оттеняла угольно-черная подводка, а на голову водружен причудливый тюрбан.

Взгляды ведьмы и Ники тут же схлестнулись. Обе оценивали, прощупывали друг друга. Ведьмы не любили целителей за то, что тем по силам и порчу снять, и найти тайную хворь, насланную коварной соперницей.

– Мой кхассер, – она почтительно склонила голову перед Брейром, но при этом продолжала следить взглядом за Никой, – чего желаете? У меня найдется все. Для доброго и не очень.

– Осторожнее, Джайла, – взгляд кхассера потемнел, – узнаю, что торгуешь запрещенным – и в долине ты больше не появишься.

– Я помню, – она склонилась еще ниже.

Ника тем временем зашла под темный навес и осмотрелась. Благовония, которыми была завешана вся стена, ее не привлекали, а вот костяные обереги заинтересовали. Они были пустыми, но при желании их можно наполнить магией. Любой. Возможно, потом это пригодится.

Как жаль, что она здесь не одна! Если бы не Брейр, который сегодня молчаливой тенью сопровождал ее в город, Ника бы задала этой Джайле несколько вопросов… О том, что не выставлено на прилавки.

У ведьм всегда есть в запасе особые штучки, которые не выкладывают на всеобщее обозрение и показывают только тому, кто знает.

Ника знала. Но Брейр стоял рядом, поэтому она просто прошла вдоль прилавка и, не прощаясь, ушла.

А ведьма лишь загадочно улыбнулась. Потому что одним из ее даров было предвидение. Не сильное, едва способное пробиться сквозь пелену ближайших месяцев. Но этого было достаточно, чтобы Джайла поняла: большие проблемы ждут кхассера из-за появления этой девицы в Вейсморе.

После ведьминской лавки они пошли дальше – к центральной площади, туда, где играла музыка, деревенские удальцы мерились силами, а самые ловкие умудрялись жонглировать горящими факелами или шипастыми булавами.

Ника шла чуть позади Брейра и с интересом осматривалась по сторонам. Ей было любопытно все: и лавки, полные товаров, так не похожих на товары Шатарии; и люди – сильные, открытые, со страстью предающиеся любому делу, неважно, будь то ковка мечей или раздача леденцов мальчишкам-сорванцам.

Среди толпы она даже приметила Луку. Здоровяк хвалился своим товаром: легкими, изогнутыми кинжалами, внушительными мечами и искусно выкованной броней. Рядом с ним не только юноши и мужчины стояли, но и девушки. Веселые, румяные, с сияющими глазками и звонким смехом. Лука действительно был завидным женихом. Сильным, добрым, ответственным, но Ника сердилась. Из-за него ей пришлось скинуть гадкую шкурку зеленого чучела, вернуться в замок и жить бок о бок с кхассером, который смотрел так, что колени становились мягкими.

Кузнец заметил ее и как-то сразу воодушевился. Помахал рукой, улыбнулся, но, поймав мрачный взгляд кхассера, тут же сник. Бедный Лука до сих пор не мог понять, почему хозяин Вейсмора отказал ему.

Хотя нет.

Мог. И прекрасно понимал. Доминика была особенной и слишком прекрасной, чтобы отдавать ее другому. И если бы это был не кхассер, способный одним взглядом переломить пополам, разговор был бы другим. А так приходилось только принимать волю хозяина, давиться от собственной беспомощности и ревности.

На одном из развалов Брейр купил кулек со свежими пирожками. Они так аппетитно пахли, что даже Ника, до этого пытавшаяся игнорировать присутствие кхассера, не удержалась и взяла один пирожок, отошла в сторону, чтобы не мешать никому, откусила и блаженно зажмурилась. Начинка – куриное мясо с томленым луком. И это было непередаваемо вкусно.

Тем временем мимо нее прошла гнедая лошадь с длинной, темной гривой. Она раз посмотрела на девушку. Два. А потом подошла ближе.

– Чего тебе? – прошепелявила Ника.

А эта зверюга взяла и выхватила из ее рук пирог! Только зубы лязгнули, хищные и совсем не лошадиные.

Доминика испуганно отпрянула, попятилась и чуть не упала на землю, неудачно зацепившись пяткой о камень. От падения ее спас Брейр. Подхватил легко, как куклу. Поставил на ноги и, скользнув внимательным взглядом, спросил:

– Цела?

– Это не лошадь, – прошептала Ника, едва сдерживаясь, чтобы не спрятаться ему за спину, – это чудовище!

Зверюга возмущенно всхрапнула и встала на дыбы.

– Это вирта, – сквозь смех сказал Брейр, перехватывая под уздцы разбушевавшуюся гнедую, – а лошадь – одна из ее форм. Разве тебе не рассказывали о них?

– Нет.

Нику трясло. Последнее, что ее интересовало в Вейсморе – это лошади… или то, что на них похоже.

В детстве отец посадил ее на вороного жеребца, а тот сорвался с места и понес, лихо взбрыкивая на ходу. Все закончилось сломанной рукой, огромной шишкой на лбу и нагоняем от родителей. Как будто это она была виновата в том, что забралась на черное чудовище. С тех пор любви с этим тварям она не испытывала, хоть и прекрасно держалась верхом.

– Погладь ее.

– Пожалуй, нет.

– Погладь, не бойся, – Брейр легко перехватил тонкое запястье и подтащил ее ближе, – она не кусается.

В этом Доминика была отнюдь не уверена, но бороться с упрямым кхассером было бесполезно, поэтому она смирилась и аккуратно провела ладонью по мягкому носу.

– Все. Погладила.

– Не трясись. Гладь. – Брейр не позволил ей отойти. Вместо этого встал позади, преграждая ей пути к отступлению. Одной рукой продолжа удерживать поводья, а другую положил Нике на талию, вынуждая ее подступить ближе.

Это было возмутительно!

И волнительно…

Настолько, что она даже забыла, что надо сопротивляться или хотя бы высказать ему, чтобы не смел лапать. Язык не поворачивался. Она могла только дышать и прислушиваться к тому, как тепло от широкой крепкой ладони проникало даже сквозь плотную ткань платья.

– Видишь, совсем не страшно, – тихий голос обволакивал, – это не просто пони, которых вы используете на родине. Вирты умные и преданные. Они все понимают, помогают, защищают. Говорят, иногда случается так, что вирта признает одного-единственного достойного хозяина, и тогда нет друга надежнее нее.

– У тебя есть такая вирта?

– Нет, – усмехнулся кхассер, – наверное, я не слишком достоин.

Темные звериные глаза рассматривали ее с интересом и подозрением. Вирта обнюхивала тонкую ладонь, потом потянулась к лицу. Фыркнула, сдувая волосы, упавшие на лоб, и снова опустила голову. В этот раз ее очень заинтересовали нитки на запястье девушки. Зверюга долго водила носом, лизнула теплым языком, будто пробуя на вкус, потом аккуратно прихватила зубами и потянула.

– Не выйдет, – печально вздохнула Ника, – я уже пробовала их снять.

Вирта снова посмотрела на нее. В этот раз очень внимательно и как-то по-человечески пронзительно.

– Вот ты где! – к ним подошел щупленький мужичок. – А я уж думаю, куда запропастилась. Спасибо, кхассер, что попридержали беглянку.

Мужичок поклонился чуть ли не до самой земли, Брейр снисходительно кивнул, будто и впрямь хотел помочь, и передал поводья хозяину.

Ника тем временем уже успела отойти к прилавку, где заезжие купцы разложили яркие отрезы ткани. Девушка как зачарованная гладила голубой холодный шелк, теплый бархат и шуршащую золотую парчу. А кхассер стоял в стороне и наблюдал за ней. За тем, как непринужденно перекидывает тяжелую косу через плечо, как хмурит темные брови и задумчиво кусает полные, сочные, словно вишня, губы. И внезапно он понял, что хочет видеть ее в этом шелке. Настолько ярком, что даже весеннее небо на его фоне казалось унылым.

– Мы берем его, – произнес он, подойдя к прилавку.

Ника вскинула на него взгляд полный недоумения:

– Зачем?

– Затем, что я хочу тебя в нем видеть.

Она резко отдернула руку от гладкой, струящейся ткани и насупилась:

– Совсем необязательно…

Брейр жестом показал, чтобы она замолчала, и выкупил у продавца весь отрез, которого хватит на платье, да еще останется.

Почему-то мысль увидеть ее в голубом занимала его все больше.