Проклятый Лекарь. Том 8

Глава 9

Костомар набрал воздух, ну или то, что заменяло ему воздух. И сказал:

— Грунт ем я!

Я и Мёртвый вытаращились на него. А он как ни в чем не бывало сидел на кушетке и мотал ногами, улыбаясь во все тридцать два. Хотя технически все его тридцать два были всегда видны.

— Ну, это уже прогресс, — с уважением протянул я, переводя взгляд на Мёртвого.

— Что-то здесь не так, — бормотал Мёртвый. — Почему… почему-то не сработало… я ведь все делал правильно…

— Теперь он будет хотя бы менять слова в этом предложении, — продолжал шутить я. — Появится масса других слова. Выучит другой язык. Научится материться…

— Материться я и так умел, — неожиданно для нас двоих ляпнул Костомар.

Повисла гробовая тишина. Мы снова уставились на Костомара.

— Не нужно на меня так смотреть, — невозмутимо произнес скелет-шутник. — Я вам не музейный экспонат.

Теперь голос был… неожиданным. Глубокий баритон, бархатистый, с лёгкой хрипотцой. Голос оперного певца или радиоведущего. Точно не голос двухметрового скелета.

Я стоял с открытым ртом. Буквально: челюсть отвисла, как у пациента под наркозом. Рядом застыл Мёртвый, и на его лице отражалась гамма эмоций: шок, неверие, восторг и что-то похожее на «я-же-говорил».

Нюхль, вылезший из кармана, издал звук, похожий на придушенный писк.

Костомар поднёс костяные пальцы к своей челюсти. Потрогал кристалл, вплавленный в кость. Потом — руны на скулах. Его движения были осторожными, почти нежными. Как у человека, который боится, что всё это сон.

— Я… говорю, — произнёс он медленно, словно пробуя слова на вкус. — Я действительно говорю. Не «я ем грунт». Настоящие слова. Предложения.

— Костомар… — начал я.

— Двести лет, — его голос дрогнул. Если бы скелет мог плакать, сейчас по его черепу текли бы слёзы. — Двести лет я был заперт в этой костяной тюрьме. Видел всё, понимал всё, но не мог сказать ни слова. Только это проклятое «я ем грунт». Знаете, каково это? Знать столько слов и не мочь сказать их?

Нюхль, сидевший на моём плече, издал радостный писк. Спрыгнул на пол, подбежал к Костомару и начал карабкаться по его рёбрам. Добрался до шеи и обвился вокруг неё, как живой шарф. Костяная ящерица и костяной воин — идеальная пара.

— Нюхль, — Костомар осторожно погладил фамильяра костяным пальцем. — Ты всегда меня понимал, да? Даже когда другие не могли.

Нюхль довольно заурчал.

Я повернулся к Мёртвому. Тот стоял, переминаясь с ноги на ногу, с выражением ребёнка, который принёс родителям пятёрку и ждёт похвалы.

— Всеволод, — сказал я.

— Да?

— Вы гений, — похвалил я.

Его лицо расплылось в улыбке. Широкой, искренней, совершенно не вяжущейся с его обычным похоронным видом.

— Я знал! Я знал, что сработает! Руническая матрица плюс кристалл-резонатор плюс ваша кровь как связующий элемент! Классическая триада некромантического усиления!

— Классическая триада? — я поднял бровь. — Вы это только что придумали.

— Ну… да. Но теперь это классика! Я войду в историю некромантии!

— Вы войдёте в психиатрическую лечебницу, если кто-нибудь узнает о ваших экспериментах. Но да, признаю, это впечатляет.

Костомар встал со стола. Его движения были плавными, уверенными. Как у человека, который наконец обрёл контроль над своим телом.

— Святослав, — он повернулся ко мне. — Я… не знаю, как выразить благодарность. Вы вернули мне голос. Вернули меня.

— Благодари Мёртвого. Это его работа.

— Благодарю, — Костомар слегка поклонился в сторону доктора. — Но без вас, Святослав, ничего бы не было. Вы вытащили меня из небытия. Дали цель. Дали… семью.

Семья. Странное слово для описания группы из некроманта, скелета, призрака, зомби, недоучки-мага и двух энтузиастов. Но, пожалуй, точное.

— Ладно, — я хлопнул в ладоши. — Хватит сентиментальностей. У меня есть идея.

— Какая? — Костомар заинтересованно наклонил череп.

— Сюрприз. Остальные ещё не знают, что ты заговорил. Давай-ка устроим им небольшое представление.

В пустых глазницах Костомара вспыхнул огонёк веселья.

— С удовольствием.

Светлана сидела у камина с книгой — судя по обложке, что-то про основы магической теории. Кирилл нервно расхаживал по комнате. Ростислав парил у окна, глядя на сад с выражением аристократического скептицизма.

Все обернулись, когда мы вошли.

Первым шёл я. За мной — Мёртвый с самодовольной улыбкой. Костомар замыкал процессию, намеренно держась в тени дверного проёма.

— Доброй ночи, — сказал я. — У нас новости.

— Какие новости? — посмотрел на нас Ростислав. — Что-то случилось?

— Можно сказать и так.

Я отступил в сторону, давая Костомару выйти вперёд.

Он вышел. Остановился в центре комнаты. Обвёл всех взглядом пустых глазниц.

И произнёс:

— Ну что, не ждали?

Тишина.

Потом возник хаос.

— ЧТО⁈ — Светлана вскочила так резко, что уронила книгу.

— Это… это… — Кирилл побледнел. — Это невозможно!

Ростислав подлетел ближе, уставившись на Костомара с подозрением:

— Святослав! Хватит упражняться в этом низкопробном искусстве! Чревовещание — удел балаганных шутов, а не некромантов!

— Это не чревовещание, — Костомар повернулся к призраку. — Это я. Настоящий я. Впервые за двести лет.

— Докажи! — потребовал Ростислав. — Скажи что-нибудь, чего Святослав не мог бы знать!

Костомар задумался на секунду.

— Ростислав Данилович Комшуков, — начал он медленно. — Гвардейский капитан, чуть не погибший один раз от апоплексического удара во время карточной игры, чтобы не проигрывать. Последними словами были: «У меня на руках четыре туза, вы не посмеете…» После чего вы рухнули лицом в стол и придавили колоду. Фельдшеры еле успели.

Ростислав отшатнулся.

— О тьма, ты и правда говоришь! — призрак завис в воздухе, переваривая информацию. — Это действительно ты, — прошептал он наконец. — Костомар. Настоящий Костомар.

— Во плоти. Ну, в костях. Но суть та же.

Кирилл подбежал к нему, остановился в шаге:

— Это чудо! Настоящее чудо! Как? Как это возможно?

— Доктор Мёртвый, — Костомар указал на сияющего Всеволода. — Он нашёл способ. Руническая матрица, кристалл-резонатор и кровь Святослава. Я провёл на столе всю ночь, пока магия интегрировалась с моей… сущностью.

— Это было рискованно! — вмешался я. — Шансы на успех были процентов шестьдесят.

— Шестьдесят пять! — поправил Мёртвый. — Я пересчитал перед процедурой!

— О, целых пять процентов разницы. Это меняет всё.

Светлана наконец пришла в себя достаточно, чтобы задать вопрос:

— Подождите… если вы теперь можете говорить… то почему раньше говорили только «я ем грунт»?

Костомар вздохнул. Звук был странным, как ветер в пустой пещере.

— Это… долгая история. Когда я умер в первый раз, моя душа была привязана к телу некромантическим ритуалом. Но ритуал был несовершенным. Он сохранил сознание, но повредил каналы коммуникации. Я мог думать, понимать, чувствовать. Но не мог выразить в полном объеме. Единственное, что прорывалось — бессмысленная фраза, застрявшая в момент смерти.

— «Я ем грунт»? — уточнила Светлана.

— Последнее, что я сказал перед гибелью. Мы были в засаде, враг атаковал, я упал лицом в землю и… — он развёл руками. — Земля оказалась во рту. Я пошутил. Глупая солдатская шутка. И она застряла на двести лет.

Тишина.

— Это… грустно, — сказала Светлана тихо.

— Это было грустно. Теперь — нет. Теперь я снова могу говорить. Могу шутить. Могу… жить. Ну, в каком-то смысле.

Ростислав подлетел к Костомару и, к всеобщему удивлению, попытался его обнять. Призрачные руки прошли сквозь кости, но жест был понятен.

— Добро пожаловать обратно, друг, — сказал он торжественно. — В клуб говорящих мертвецов.

— Рад присоединиться. Хотя, должен признать, твоя манера речи… специфическая. Ты всегда так высокопарно выражаешься?

— Я офицер гвардии! Высокий стиль — моя визитная карточка!

— Визитная карточка, которая никому не нужна в двадцать первом веке.

— Как ты смеешь⁈

Я улыбнулся. Вот это уже больше похоже на нормальную семью — с дружескими подколками и беззлобными спорами.

Веселье продолжалось минут пятнадцать. Потом я решил, что хватит.

— Ладно, — я хлопнул в ладоши, привлекая внимание. — Это всё прекрасно. Костомар говорит, все счастливы, мир стал лучше. Но враг не дремлет. Пора за работу.

Улыбки слегка увяли. Но никто не возразил. Они уже привыкли к моему стилю руководства — короткие передышки между бесконечной работой.

— У каждого из вас есть потенциал, — продолжил я, расхаживая по комнате, как лектор перед аудиторией. — Но потенциал без развития — это просто несбывшиеся мечты. Поэтому новый день начинаем с систематических тренировок.

На часах уже как раз пробила полночь. А спать никто не хотел.

— Тренировки? — Кирилл оживился. — Магические?

— Разные. Каждому своё задание. Костомар!

— Да? — скелет вытянулся по стойке смирно.

— Ты отвечаешь за дом. Уборка, готовка, поддержание порядка. Наша база должна быть крепостью и домом одновременно.

Костомар кивнул:

— Понял. Буду… домохозяйкой? Как всегда.

— Домоправителем. Звучит солиднее, — поправил я.

— Принято.

Я повернулся к Мёртвому:

— Всеволод. Вам — теория.

Достал из шкафа небольшую книгу в потрёпанном переплёте. Гримуар, который я «позаимствовал» из библиотеки в своем кабинете этого особняка заранее и все собирался вручить его Всеволоду. «Основы астральной анатомии» — базовый учебник для начинающих некромантов.

— Читайте. К вечеру нужен пересказ первой главы. Без понимания теории практика бесполезна.

Мёртвый схватил книгу с жадностью голодного на хлеб.

— Наконец-то! Настоящий гримуар! Я столько лет мечтал! — залепетал он.

— Не мечтайте, а учите. И не пытайтесь применять заклинания без моего присмотра. Последний раз, когда вы экспериментировали самостоятельно, ваш конструкт чуть не сожрал военных на базе Ливенталей.

— Это было недоразумение…

— Недоразумение весом в двести килограммов с зубами как у акулы. Читайте теорию.

Кирилл поднял руку, как школьник:

— А мне?

— Тебе — практика. Но не боевая. Созидательная.

Подвёл его к окну, указал на сад:

— Видишь ту розу? Увядшую, у фонтана?

Кусты как раз находились под фонарями, и их было хорошо видно даже ночью.

— Вижу…

— Твоя задача — заставить её расцвести. Не сжечь светом, не испепелить. Наполнить жизненной силой. Твоя магия — это не только оружие. Это инструмент. Учись использовать его для созидания, а не только для разрушения.

— Но как? Я же маг света, а не целитель!

— Свет — это энергия. Энергия — это жизнь. Найди связь. Экспериментируй. У тебя весь день и вся ночь.

Кирилл кивнул, хотя в глазах читалось сомнение. Ничего, справится. Или сожжёт весь сад. В любом случае, это опыт.

— Я тоже хочу задание! — Светлана вскочила с места. — Хочу учить некромантию!

— Нет, — отрезал я.

— Но почему⁈

— Потому что ты не готова. У тебя есть дар целителя — я это вижу. Но твои каналы не развиты. Ты как… — я подбирал сравнение, — как спортсмен с хорошими генами, но без тренировок. Потенциал есть, реализации нет.

— И что мне делать?

— Медитация. Сядь у камина. Почувствуй энергию огня — его тепло, его движение. Потом — воду в вазе. Её спокойствие, её текучесть. Потом — землю в цветочном горшке. Её твёрдость, её основательность. Учись чувствовать магию мира вокруг. Без этой базы некромантия тебя убьёт. Да и магия тоже.

Светлана надулась, но села обратно к камину. Умная девочка — понимает, что спорить бесполезно.

— А мне? — Ростислав подлетел ближе. — Что делать мне?

— Тебе — уплотнение.

— Что? — не понял он.

— Бой с воронкой показал, что твоя эктоплазма нестабильна. Ты слишком легко теряешь форму. Твоё задание…

Я взял со стола серебряную ложку. Положил на подлокотник кресла.

— Поднять эту ложку. Физически. Не пролететь сквозь неё, не толкнуть воздухом. Взять в руку и поднять.

Ростислав уставился на ложку, как на личного врага.

— Но это невозможно! Я бестелесный! — деланно возмутился он.

— Ты призрак. Призраки могут взаимодействовать с материальным миром при достаточной концентрации эктоплазмы. Я видел духов, которые швыряли мебель и разбивали окна. Ты — офицер гвардии. Неужели ты слабее какого-то полтергейста?

В его глазах вспыхнул огонёк амбиций. Отлично. Конкуренция — лучшая мотивация.

— Я сделаю это! — заявил он торжественно. — К вечеру эта ложка будет в моей руке!

— Вот и славно.

Мёртвый поднял руку:

— Святослав, а что с моим конструктом? Он всё ещё в лаборатории…

— Пойдём, проверим.

Лаборатория встретила нас привычным полумраком и запахом формалина.

Конструкт Мёртвого стоял в углу, внутри ритуального круга. Массивная туша из сшитых частей разных тел — работа, достойная доктора Франкенштейна, если бы тот был некромантом-энтузиастом.

Я активировал некромантическое зрение. Энергетические потоки внутри конструкта были… хаотичными. Как река во время паводка — мощная, но неуправляемая. Сила копилась, но не структурировалась. Как мышцы без нервной системы — есть потенциал движения, но нет контроля.

— Нет, — сказал я после минуты изучения. — Он ещё не созрел.

— Но сколько ждать? — Мёртвый был явно разочарован.

— Сложно сказать. Неделю. Две. Зависит от скорости интеграции. Сила в нём есть, и много. Но она не структурирована. Сейчас активировать его — всё равно что завести машину без руля. Поедет, но непонятно куда.

— А если ускорить процесс?

— Можно. Но рискованно. Если структуризация пойдёт неправильно, снова получите не слугу, а монстра. Неуправляемого, агрессивного, голодного. Оно вам надо?

Мёртвый вздохнул:

— Нет.

— Тогда ждите. И читайте теорию. Там есть глава про энергетическую стабилизацию конструктов. Пригодится.

Он кивнул и побрёл к выходу, прижимая гримуар к груди, как сокровище.

Я задержался ещё на минуту, глядя на конструкт.

Странное создание. Уродливое, пугающее, потенциально опасное. Но в нём было что-то… трогательное. Мечта одинокого человека о идеальном слуге. О существе, которое будет рядом, не осудит, не предаст.

Мёртвый был странным человеком. Но я его понимал. Одиночество делает с людьми странные вещи.

Впрочем, сейчас не время для философии. У меня есть дела поважнее.

Например, разговор с беременной женщиной, которая ещё не знает, что беременна. Однако к ней лучше ехать с утра…

У меня было шесть часов свободного времени, и я потратил их на медитацию. После повышения уровня прогнал магию по всем каналам обоих своих ветвей — и целительской, и некромантической.

Вместе с магическими каналами укрепились и стенки Сосуда. А значит, я немного улучшил свой контроль при использовании магии.

Когда я открыл глаза, уже рассвело. Привел себя в порядок и отправился на работу.

«Белый Покров» встретил меня привычной суетой.

Медсёстры сновали по коридорам, врачи спешили на обходы, пациенты брели к процедурным. Обычный день в элитной клинике — где каждый чих стоит как месячная зарплата обычного человека.

Я прошёл к ВИП-крылу. Охранник у входа узнал меня и кивнул — пропуск не потребовался. Репутация гениального диагноста имела свои преимущества.

Палата Анны была пуста. Кровать застелена, личные вещи убраны, на тумбочке стояла только ваза с увядшими цветами. Как декорация после окончания спектакля.

— Ищете госпожу Бестужеву? — медсестра возникла за моей спиной. Молодая, румяная, с именным бейджем «Катя».

— Да. Где она? — поинтересовался я.

— Выписалась еще вчера. Сказала, что чувствует себя прекрасно и не видит смысла занимать койку.

Еще вчера. Я опоздал часов на двенадцать точно.

— Куда поехала?

— Не знаю, — Катя пожала плечами. — Она не сообщала. Может, домой? Или к отцу в офис?

— Спасибо.

Вышел из палаты, достал телефон. Набрал номер Анны.

Гудок. Второй. Третий…

— Святослав? — её голос был радостным, лёгким. — Какой сюрприз! Я как раз думала о тебе!

— Где ты?

— В центре. Встречаюсь с подругой в кафе. А что?

— Нужно поговорить. Срочно.

Пауза. Когда она заговорила снова, в голосе появилась тревога:

— Что-то случилось? Ты в порядке?

— Я в порядке. Но разговор важный. Не телефонный.

— Хорошо… — она помедлила. — Я освобожусь через полчаса. Можем встретиться в «Шоколаднике» на Тверской. Знаешь, где это?

— Найду.

— Святослав?

— Да?

— Ты меня пугаешь, — её голос дрогнул.

— Не бойся. Просто… поговорим при встрече.

Я отключился.

Отличное начало для разговора о беременности. Напугать женщину до полусмерти, а потом огорошить новостью. Ну, придется выкручиваться.

По дороге к выходу я столкнулся кое с кем в коридоре терапии. Буквально нос к носу.

— О! Святослав Игоревич!

Это был Сомов. Главврач клиники, мой формальный начальник и фактический должник. После того, как я спас его от нескольких скандалов и помог замять пару инцидентов, он был мне обязан по уши.

Рядом с ним стоял незнакомый мужчина. Лет пятидесяти, седовласый, с аккуратной бородкой и цепким взглядом из-под очков. Костюм дорогой, но не кричащий. Осанка прямая, как у военного. Или у человека, привыкшего командовать.

— Пётр Александрович, — я кивнул Сомову. — Добрый день.

— Добрый, добрый! — он расплылся в улыбке. Слишком широкой, слишком радостной. Что-то явно затевается. — Как удачно, что мы встретились! Позвольте представить: это Легостаев Дмитрий Семёнович, наш новый заведующий терапевтическим отделением.

Сперва меня самого хотели сделать заведующим. У нас был разговор с Сомовым на этот счёт. И я отказался. Поскольку хватит мне одной клиники в моем подчинении.

В конце концов, разорваться я не могу. Поэтому я просто помог Сомову выбрать нового заведующего по анкетам.

И я уже видел дело этого человека. Отложил его вместе с тремя другими для собеседования.

Легостаев протянул руку. Рукопожатие было крепким, деловым.

— Наслышан о вас, Святослав Игоревич, — его голос был ровным. — Говорят, вы творите чудеса.

— Преувеличение. Я просто хорошо делаю свою работу, — слегка улыбнулся я.

— Скромность украшает, — он слегка наклонил голову. — Буду рад сотрудничеству.

Сомов поспешил вмешаться:

— О, не волнуйтесь, Дмитрий Семёнович! Святослав Игоревич у нас на особом положении. Он подчиняется только мне напрямую. Формально, конечно, он часть терапевтического отделения, но фактически…

— Фактически я консультант, — перебил я. — Прихожу, когда нужен. Ухожу, когда закончил. Не лезу в административные дела.

Легостаев кивнул. В его глазах мелькнуло то ли облегчение, то ли раздражение. Сложно сказать.

— Понятно. Что ж, не буду задерживать. Приятно было познакомиться, — он напоследок улыбнулся.

— Взаимно, — кивнул я, затем обошёл их и двинулся к выходу.

За спиной слышал, как Сомов продолжает расхваливать меня новому заведующему. «Гений диагностики», «спаситель клиники», «незаменимый специалист». Лесть была густой, как патока.

Интересно, что на самом деле думает Легостаев? Новый начальник, который узнаёт, что один из подчинённых ему фактически не подчиняется. Это должно раздражать. Задевать эго.

Потенциальный конфликт? Возможно. Но сейчас это не в приоритете. Сейчас главное — Анна.

«Шоколадник» на Тверской был именно таким, каким я его представлял. Уютным, тёплым, пропахшим кофе и выпечкой. Идеальное место для свиданий и важных разговоров.

Анна уже ждала за столиком у окна. Она была красива. Не той искусственной красотой моделей, а естественной, живой. Тёмные волосы собраны в небрежный хвост, минимум макияжа, простое платье. И улыбка — та самая улыбка, которая заставляла моё мёртвое сердце биться чуть быстрее.

Метафора, конечно. Моё сердце билось с постоянной частотой шестьдесят восемь ударов в минуту. Но ощущение было похожим.

— Святослав! — она встала мне навстречу, обняла, поцеловала в щёку.

Пока мы обнимались, я быстро активировал некромантическое зрение. Секундное сканирование — достаточно, чтобы проверить состояние.

Жива текла ровно и мощно, с тем особым оттенком, который появляется у беременных. Два источника энергии вместо одного — мать и ребёнок. Плод развивался нормально, никаких патологий, никаких угроз. Размер соответствовал сроку.

Всё хорошо. Физически.

Эмоционально — посмотрим.

— Ты меня напугал, — Анна отстранилась, посмотрела в глаза. — Что за срочность? Что случилось?

— Давай присядем.

Мы сели. Подошёл официант — молодой парень с профессиональной улыбкой.

— Добрый день! Что будете заказывать? — спросил он.

— Кофе, — сказал я. — Американо.

— Мне латте, — добавила Анна. — И… — она посмотрела на меню, — тирамису на двоих?

— Отлично. Что-нибудь ещё?

— Нет, спасибо.

Официант кивнул и ушёл.

— Итак, — Анна сложила руки на столе. — Выкладывай. Что за тайны?

Я открыл рот, чтобы ответить. И в этот момент её телефон зазвонил.

— Прости, — она глянула на экран. — Это папа. Одну секунду.

Взяла трубку:

— Да, пап?.. Нет, я в кафе… Да, со Святославом… Что?.. Серьёзно?..

Её лицо изменилось. Глаза загорелись тем особым блеском, который появляется, когда речь идёт о делах.

— Хорошо… Да, я поняла… Передам…

Она отключилась и повернулась ко мне:

— Святослав, отец хочет купить ещё одну клинику! «Солнечный берег» в Сочи! Говорит, что там какие-то проблемы с персоналом, но потенциал огромный! И он снова просит тебя помочь с аудитом!

— Анна… — я попытался её остановить.

— Это же отличная возможность! Ты мог бы поехать туда на неделю, всё проверить, составить отчёт! Папа заплатит, конечно, и щедро! Плюс море, солнце, отдых…

— Анна.

— … можем поехать вместе! Как в отпуск! Я давно не была на море, и ты наверняка тоже…

— Анна!

Она замолчала. Посмотрела на меня удивлённо. И с недоумением спросила:

— Что?

Я накрыл её руку своей. Мягко, но твёрдо.

— Подожди. Это важнее.

— Важнее, чем клиника? — вскинула она брови.

— Намного важнее.

Она нахмурилась. В глазах появилась тревога.

— Святослав, ты меня пугаешь. Что происходит? Ты болен? У тебя проблемы?

— Нет. Не у меня.

— Тогда у кого?

Я посмотрел ей в глаза. Живые, тёплые, полные беспокойства. Глаза женщины, которая носит моего ребёнка и ещё не знает об этом.

Как сказать? Какими словами?

«Дорогая, помнишь ту ночь в больничной палате? Так вот, поздравляю, ты скоро станешь матерью».

Нет. Слишком цинично.

«Анна, у меня для тебя новость. Хорошая или плохая — зависит от точки зрения».

Нет. Слишком уклончиво.

И в этот момент вернулся официант с подносом.

— Ваш заказ! Американо, латте и тирамису! — он поставил чашки на стол, не замечая напряжения. — Приятного аппетита!

И ушёл.

«Ты беременна».

Просто. Прямо. По существу. Иногда лучший способ сказать правду — это просто её сказать.

— Анна, — мой голос был ровным, спокойным. — Ты беременна.

Её лицо застыло. Глаза расширились. Рот приоткрылся.

Секунда. Две. Три…

— Что?.. — прошептала она.

— Ты беременна, — повторил я. — Срок — около трёх дней. Плод развивается нормально, угроз нет. Я проверил.

— Но… как… я же принимаю… мы же…

— Знаю. Но иногда… случается.

Она смотрела на меня. Не мигая. Не дыша.

В её глазах отражалась буря эмоций. Шок. Неверие. Страх. И что-то ещё — что-то, что я не мог определить.

— Ты… уверен? — её голос дрожал.

— Абсолютно.

Она опустила взгляд на свой живот. Положила руку на него — инстинктивный, древний жест. Жест матери, защищающей своё дитя.

— Я… беременна, — произнесла она медленно, как будто пробуя слово на вкус. — Беременна…