Проклятый Лекарь. Том 8

Глава 3

Девяносто восемь процентов.

Я лежал на больничной койке, глядя в потолок, и пытался осмыслить эту цифру. Сосуд Живы почти полон.

Анна прижималась ко мне, ее дыхание щекотало шею. Счастливая, расслабленная, абсолютно удовлетворенная. Кожа все еще влажная от пота, волосы спутанные, на щеках румянец. Она мурлыкала что-то невнятное — просто звуки удовольствия.

Исполнение мечты. Да, это объясняет прилив Живы. Но такой мощный поток… Шестнадцать процентов. Должно быть что-то еще. Что-то большее.

Активировал некромантическое зрение, посмотрел на Анну. Ее аура сияла золотом — чистая, яркая, пульсирующая жизнью. Но было кое-что еще. Второе сияние. Крошечное, едва заметное, но определенно присутствующее. В области живота. Как искорка в очаге, готовая разгореться в пламя.

О тьма…

Момент кульминации. Выброс энергии. Исполнение мечты. И… новая жизнь.

Мать моя некромантка! Это же не просто мечта, это созидание! Акт творения! Новая жизнь плюс исполнение самой заветной мечты женщины — зачать ребенка от любимого мужчины. Вот откуда такой джекпот!

Анна беременна.

Прямо сейчас, в эту самую минуту, в ее теле зарождается новая жизнь. Клетки делятся, формируется зигота, начинается величайшее чудо природы — создание человека.

И я — отец. Некромант-отец. Ирония высшего сорта. Тот, кто тысячу лет имел дело только со смертью, теперь создал жизнь.

Но тут же усмешка сползла с лица. Потому что я понял последствия.

Если что-то случится с этим ребенком, проклятие меня не просто оштрафует — оно меня уничтожит. Полностью. Окончательно. За уничтожение новой жизни, которая к тому же связана с «исполненной мечтой», наказание будет максимальным. Сосуд опустошится мгновенно, и восполнить его будет невозможно.

Я привязан. Крепче, чем когда-либо. Проклятие нашло идеальный способ удержать меня. Не просто спасать чужие жизни — защищать собственного ребенка.

Но как это произошло?

На мне всегда стояла магическая контрацептивная защита — стандартный ритуал для любого мага, тем более некроманта. Барьер против зачатия, непроницаемый в теории. И Анна упоминала, что принимает алхимические контрацептивы — зелья на основе трав, блокирующие овуляцию.

Стоп.

Меня осенило. Семя Тьмы. Проклятие, которое в нее вложил Орден. Когда я его выжигал некромантической энергией, то уничтожил все магические эффекты в ее организме. Включая действие контрацептивных зелий.

А моя защита… черт, моя защита ослабла из-за постоянного расхода Живы. Я же каждый день балансирую на грани, экономлю каждый процент.

Или…

Или это ты, мое проклятье?

Так издеваешься надо мной? Привязываешь еще одной цепью, самой крепкой, к этому миру?

Сначала заставил спасать жизни. Потом — исполнять мечты. А теперь — создавать новые жизни и защищать их?

Тишина была мне ответом. Проклятие никогда не отвечало. Только требовало.

Анна пошевелилась, подняла голову. В глазах отразилось сонное блаженство.

— О чем думаешь? — спросила она, проводя пальцем по моей груди. — Выглядишь… встревоженным. Я что-то не так сделала?

— Все так, — соврал я. — Просто… обдумываю последствия.

— Последствия? — она нахмурилась. — Ты жалеешь?

— Нет. Никогда. Просто…

Просто ты носишь моего ребенка и не знаешь об этом. И когда узнаешь — а ты сама узнаешь через пару недель — твоя жизнь изменится навсегда. Как и моя.

— Просто что? — настаивала она.

— Просто твой отец убьет меня, если узнает, — выкрутился я.

Она рассмеялась:

— Папа тебя обожает! Говорит, ты лучшее, что случилось с клиникой. И со мной, между прочим. Вчера за ужином намекал, что не против, если я наконец остепенюсь. С правильным человеком, разумеется.

О, если бы он знал, как быстро его намеки воплотятся в жизнь.

— Анна, нам нужно поговорить… — начал я, но договорить не успел.

По громкоговорителю в палате раздался голос — резкий, взволнованный, на грани паники:

— Доктор Пирогов, срочно в терапевтическое отделение! Повторяю, доктор Пирогов, срочно в терапию! Это экстренная ситуация!

Я подскочил. Меня никогда не вызывали по громкой связи. Значит, что-то действительно критическое.

— Черт, — выругался я, хватая одежду.

Разговор о детях требует времени и спокойной обстановки. А не пяти минут между вызовами. Нужно правильно подобрать слова, подготовить ее к шоку.

«Дорогая, ты беременна, я некромант, и наш ребенок может обладать уникальными способностями» — не та новость, которую сообщают на бегу.

— Что случилось? — Анна села в постели, прикрываясь простыней. — Почему такая срочность?

— Не знаю, но раз вызывают так — значит, кто-то умирает, — я застегивал рубашку. — Или уже умер.

Накинул халат, проверил карманы — стетоскоп, фонарик, ручка. Все на месте.

Потом остановился, повернулся к Анне. Она смотрела на меня с недоумением и легкой обидой — наш момент близости так грубо прервали.

Не могу сказать про беременность. Но могу хотя бы защитить ее и ребенка от вреда.

Наклонился, взял ее лицо в ладони, посмотрел прямо в глаза:

— Слушай внимательно. Это важно. До нашей следующей встречи — никакого алкоголя. Ни капли. И не кури. Вообще. Даже пассивно — держись подальше от курящих.

— Что? — она моргнула. — Но я и так почти не пью… И курю только на вечеринках, за компанию…

— Никакого алкоголя. Никаких сигарет. Обещай.

— Но почему? Святослав, ты меня пугаешь. Это как-то связано с моим здоровьем? Я больна?

— Ты здоровее, чем когда-либо, — это было правдой. — Просто доверься мне. Я врач и знаю, что говорю. И еще — начни принимать фолиевую кислоту. Четыреста микрограмм в день.

— Фолиевую кислоту? Это же витамин для…

Она замолкла. Глаза расширились. До нее начало доходить.

— Святослав, ты думаешь, что я…

— Доктор Пирогов! Немедленно в терапию! — громкая связь взорвалась снова.

— Я должен идти, — поцеловал ее быстро, пока она не успела сформулировать вопрос. — Поговорим позже. Обещаю. А пока помни: никакого алкоголя, никаких сигарет, фолиевая кислота. Это очень важно.

Выбежал из палаты, оставив ее сидеть с открытым ртом. Я понесся по коридорам.

Прости меня, Анна. Но сейчас кто-то умирает. А по условиям проклятия, спасение жизни важнее всего. Даже важнее сообщения о беременности.

Хотя, если подумать, защита будущего ребенка — это тоже спасение жизни. Превентивное.

Проклятие, ты становишься изощреннее. Заставляешь меня жонглировать приоритетами. Спасать одних, защищать других, создавать третьих. Цирк с некромантом в главной роли.

Терапевтическое отделение встретило меня организованным хаосом. Не паникой — мы же профессионалы — но напряжением.

У поста медсестер столпились врачи. Среди них — Варвара, все еще в том же платье, что утром, только помятом. Волосы выбились из прически, тушь слегка размазалась. Видимо, была долгая смена. Или ночное дежурство.

— Слава свету, ты пришел! — она бросилась ко мне. — У меня тут случай… Я не понимаю, что делать. Никто не понимает!

— Спокойно, — я остановил ее жестом. — По порядку давай. Что за пациент?

— Палата восемь, койка три. Подросток, пятнадцать лет. Зовут Николай Медведев. Поступил час назад с носовым кровотечением.

Если его положили не в педиатрию, значит, там уже что-то серьезное.

— И? Носовые кровотечения у подростков — обычное дело. Сосуды в период роста хрупкие, гормональные скачки…

— Не обычное! — перебила она. — Мы не можем его остановить! Тридцать минут льет как из крана! Тампонада не помогает, сосудосуживающие капли не работают, даже криотерапию пробовали — прикладывали лед!

— Коагулограмма? — я пошел к палате, она семенила рядом. — Свертываемость проверяли?

— Первым делом! Все в норме — протромбиновое время, АЧТВ, фибриноген, тромбоциты. Никаких признаков нарушения свертывания.

— Травма?

— Родители говорят — нет. Просто сидел за компьютером, и вдруг кровь пошла.

— История болезни?

— Вот тут интересно, — Варвара протянула мне планшет. — Последние полгода постоянные жалобы на заложенность носа, головные боли, неприятный запах. Лечился у трех ЛОР-врачей. Диагноз — хронический гнойный синусит. Прошел четыре курса антибиотиков, делали пункции гайморовых пазух, промывания. Улучшения временные.

Мы вошли в палату.

На койке сидел подросток — худой, бледный, с темными кругами под глазами. В носу торчали тампоны, но кровь просачивалась, стекала по губам, капала на больничную рубашку. Рядом метались родители — мать плакала, отец ходил туда-сюда, как тигр в клетке.

— Доктор! — отец бросился ко мне. — Спасите сына! Мы везде были! Никто не может понять!

Я подошел к мальчику. Активировал некромантическое зрение.

Жива текла нормально, но в области носоглотки был странный блок. Темное пятно, нарушающее энергетические потоки. Не опухоль — для опухоли слишком локализованное. Не воспаление — для воспаления слишком статичное.

— Николай, — обратился я к подростку. — Давно проблемы с носом?

— П-полгода, — ответил он, голос гнусавый из-за тампонов. — Сначала просто заложенность. Потом запах появился. Как будто что-то гниет.

— А до этого? В детстве? Что-нибудь с носом было?

Мальчик задумался:

— Не помню… Вроде нет…

— Он в пять лет в нос горошину засунул! — вдруг вспомнила мать. — Мы в травмпункт ездили, вытаскивали. Но это же десять лет назад!

Интересно…

— Покажите снимки пазух. Все, что есть, — попросил я.

Варвара открыла на планшете серию рентгенограмм и КТ. Я внимательно изучил их, особенно область средней носовой раковины.

И увидел.

Крошечная тень, которую все принимали за утолщение слизистой. Но это было не утолщение. Слишком плотное, слишком округлое, слишком… инородное.

— Это не синусит, — сказал я.

— Что? — Варвара вскинулась. — Но все симптомы…

— Это ринолит. «Носовой камень». Инородное тело в носовом ходу, вокруг которого годами откладывались соли кальция и фосфаты. Как жемчужина в раковине, только вместо песчинки — инородный предмет.

— Но мы бы увидели на снимках!

— Смотрите, — я показал на экране. — Вот эта тень. Все думали — воспаленная слизистая. Но плотность не та. Это минерализованное образование вокруг чего-то.

— Вокруг чего?

— Сейчас узнаем.

Обернулся к медсестре:

— Мне нужен носовой эндоскоп, длинный пинцет Гартмана, физраствор для промывания и хороший свет. Быстро!

Инструменты принесли через минуту.

— Николай, сейчас будет неприятно, но не больно, — предупредил я. — Нужно вытащить тампоны и посмотреть, что там внутри.

Я аккуратно извлек тампоны. Кровь хлынула сильнее, но я видел источник — поврежденный сосуд на латеральной стенке носового хода.

Ввел эндоскоп. На экране появилось изображение — кровь, слизистая и… что-то блестящее в глубине.

— Вижу, — пробормотал я. — Инородное тело, покрытое минеральными отложениями. Вызвало эрозию слизистой и повредило ветвь клиновидно-небной артерии.

Взял пинцет, под контролем эндоскопа продвинулся к объекту. Захватил. Потянул.

Сопротивление. Тело приросло к слизистой.

— Промывайте, — скомандовал я медсестре.

Струя физраствора омыла область. Я покачал пинцетом, расшатывая объект. И вдруг он поддался.

Медленно, осторожно я его вытащил.

На кончике пинцета была… батарейка. Маленькая круглая батарейка-таблетка. Покрытая серо-зеленым налетом минеральных солей, местами проржавевшая.

— О свет… — выдохнула Варвара.

— Батарейка? — отец не верил глазам. — В носу? Десять лет?

— Не десять, — поправил я, разглядывая находку. — Судя по степени коррозии и минерализации, года три-четыре. Николай, вспоминай — ты в одиннадцать-двенадцать лет ничего в нос не засовывал?

Мальчик покраснел:

— Я… не помню… Может быть… Мы с ребятами дурачились, спорили, кто что сможет…

— Вот и ответ, — я положил батарейку в лоток. — Засунул и забыл. Или побоялся сказать. Батарейка начала окисляться, выделять токсичные вещества. Литий, марганец, щелочь. Это вызвало хроническое воспаление, которое все принимали за синусит. А минеральные отложения маскировали ее на снимках.

Кровотечение уже останавливалось, без постоянного раздражителя сосуд начал спазмироваться.

— Промойте нос антисептиком, — распорядился я. — Назначьте антибиотик широкого спектра на пять дней — профилактика вторичной инфекции. Сосудосуживающие капли три раза в день. Через неделю на контроль к ЛОРу.

— Это же гениально! — выдохнула Варвара. — Как ты догадался?

— Опыт, — пожал я плечами. — И внимательность к деталям. Хронический односторонний синусит у подростка без анатомических аномалий — всегда подозрительно.

На самом деле помогло некромантическое зрение.

Родители рассыпались в благодарностях. Мать плакала уже от облегчения. Отец пожимал руку так, что кости трещали:

— Спасибо! Спасибо! Мы столько врачей обошли! Вы — гений!

Сосуд Живы пополнился на два процента. Немного, но приятно. Итого — ровно сто. Максимум. Переполнение…

Это странно, но сейчас у меня не было потребности срочно расширить Сосуд. Как будто проклятье этого не требовало. Ощущение, что еще процентов шесть в него точно поместится. Это было странно…

Пациента и его родителей увели. В приемном покое остались только я и Варвара.

Она смотрела на меня с восхищением. Глаза блестели, щеки раскраснелись. Адреналин от успешного случая, помноженный на давнее влечение.

— Это было невероятно, — выдохнула она, подходя ближе. — Ты увидел то, что никто не заметил за полгода. Ты — гений. Настоящий гений.

— Просто внимательность, — я попятился, но уперся спиной в стену. — Ничего особенного.

— Нет, особенное, — она подошла вплотную. — Ты особенный. Всегда был.

Запах ее духов — жасмин с нотками мускуса — окутал, как туман. Она прижалась всем телом, руки скользнули по моей груди.

— Я так скучала, — прошептала она. — Эти недели без тебя были адом. Я не могу спать, не могу есть, думаю только о тебе. О нас.

— Варвара, прекрати. Между нами все кончено. Я же говорил.

— Нет! — она вцепилась в лацканы халата. — Не кончено! Не может быть кончено! Я люблю тебя!

О нет. Только не это. Только не сцена ревнивой любовницы.

— Ты не любишь меня, — сказал я жестко. — Ты любишь идею. Молодой гений, загадочный и недоступный. Это не любовь, это…

— Не смей! — она ударила меня по груди. Не сильно, но ощутимо. — Не смей говорить мне, что я чувствую!

Попыталась поцеловать, но я отвернулся. Ее губы коснулись щеки.

— Варвара, хватит. Это недостойно тебя.

— Недостойно? — она отстранилась, в глазах появились слезы. — А трахаться в подсобке было достойно? Стонать под тобой на столе для перевязок было достойно? А в морге?

— Это было ошибкой. Моей ошибкой.

— Ошибкой… — она покачала головой. — Нет. Это было прекрасно. Идеально. Мы идеально подходим друг другу. Оба врачи, оба амбициозные, оба…

— Варвара, у меня есть другая.

Слова упали как гильотина.

Она застыла. Лицо побелело, потом покраснело, потом снова побелело.

— Бестужева, — прошипела она. — Эта аристократка! Эта напыщенная кукла!

— Не надо так о ней.

— Что она тебе дала? Деньги? Связи? Протекцию папочки?

— Любовь, — ответил я просто.

И это добило ее окончательно.

Варвара пошатнулась, схватилась за стол. Слезы потекли по щекам, размазывая тушь.

— Любовь… — она засмеялась. Истерично, страшно. — Любовь! А что я тебе давала? Что мои чувства значат?

— Варвара…

— НЕТ! — она закричала. — Нет, нет, нет! Это неправильно! Несправедливо! Я отдала тебе все! Душу, сердце, тело! А ты…

Ее взгляд упал на лоток с инструментами. Скальпели блестели в свете ламп.

О чёрт, я понял. Чёрт, чёрт, чёрт.

Она схватила скальпель.

— Варвара, положи скальпель.

— Нет, — она приставила лезвие к запястью. — Если я не могу быть с тобой, если ты меня не любишь… тогда мне незачем жить!

— Это шантаж.

— Это правда! — лезвие коснулось кожи. Появилась капелька крови. — Не подходи, или я вскрою вены! Лучевую артерию! Ты же знаешь: три минуты, и я истеку кровью!