Михаил Волконский смотрел на меня снизу вверх. В его глазах плескался коктейль из страха, ненависти и унижения.
Моя рука лежала на его горле. Не сжимала, пока что. Просто напоминала о возможностях.
Пиджак за триста тысяч рублей был безнадежно смят. Дорогой парфюм не мог перебить запах страха. А страх пахнет одинаково у всех. Хоть у бастарда, хоть у чистокровного аристократа. Кислым потом и адреналином.
Забавная картина. Волконский следил за Пироговым. Теперь Пирогов держит Волконского за горло. Если бы в медицине была такая же прямая причинно-следственная связь, мы бы вылечили рак еще в прошлом веке.
— Как ты узнал? — прохрипел он.
— А нечего сталкерить и напрягать некромантов своим топотом, — повел бровью я.
— Ты… — он попытался выдавить из себя что-то грозное, но получилось жалкое сипение. — Ты не посмеешь! Я из рода Волконских! Мой отец член Совета! Когда он узнает…
— А я из рода некромантов, — перебил я, наклонившись к его уху. Почувствовал, как он вздрогнул. — Мой род начал убивать, когда твои предки еще на деревьях сидели. Угадай, чья родословная весомее?
От него можно было не скрывать свою сущность. Он и так уже обо всем догадывался. Вот только доказательств собрать не мог. Чем сейчас и занималась инквизиция. А так, пускай бьется в догадках — вру я или нет.
Он попытался ударить меня коленом в пах. Предсказуемо. Я блокировал ногой, одновременно усилив хватку. Не до удушья, а до понимания.
— Не дергайся, Миша. Чем больше дергаешься, тем быстрее расходуется кислород. Базовая физиология. Или ты прогуливал анатомию? — усмехнулся я.
Его лицо начало приобретать интересный оттенок. Не синий — это был бы цианоз — кислородное голодание. Скорее багровый — прилив крови к голове при сдавливании яремной вены.
— Слушай внимательно, — продолжил я тем тоном, которым обычно объяснял коллегам особо сложные диагнозы. — Я знаю, что ты работаешь на Инквизицию…
Глаза Волконского расширились. Классическая реакция страха.
— Откуда ты…
— Я знаю всё, — мой голос понизился до шепота. Активировал некромантическое зрение, пустил немного холода смерти в интонацию. Температура в коридоре упала на пару градусов. — И если ты попытаешься меня сдать, подставить или даже косо посмотреть…
Сделал паузу. В медицине это называется «терапевтическая пауза» — дать пациенту время осознать диагноз.
— … я не буду ждать суда или разбирательств. Просто заставлю твое тело забыть, как дышать. Диафрагма перестанет сокращаться, межреберные мышцы откажут, и ты будешь смотреть, как мир темнеет. Три минуты до потери сознания. Пять до необратимых изменений в мозге. Семь до смерти. Понял?
Он закивал так энергично, что я испугался за его шейные позвонки.
— Они меня прижали! — слова полились из него, как гной из вскрытого абсцесса. — Инквизиция! Держали в камере! Пытали! Предложили сделку!
— Какую сделку? — я немного ослабил хватку. Нужно, чтобы мог говорить связно.
— Следить! За некромантами! За любыми признаками! Особенно в больнице! Сказали, медицина — идеальное прикрытие для некромантов!
Надо же, в Инквизиции есть умные люди. Действительно, где еще некроманту спрятаться, как не среди трупов и умирающих?
— И что ты им сказал обо мне?
— Ничего! — он затряс головой. — Клянусь матерью! Только что ты странный! Что слишком хорошо диагностируешь! Но это не преступление же!
Врет. Но не полностью. Микромимика выдает: левый глаз дернулся на слове «ничего». Значит, что-то сказал, но не всё. Вероятно, еще собирает досье. Или ждет чего-то более весомого.
— Когда следующий отчет? — спросил я.
— Через неделю. Каждую пятницу.
Отлично. Еще есть время.
— Теперь слушай новые правила игры, — я отпустил его горло, но остался стоять вплотную. Вторжение в личное пространство — базовый прием доминирования. — Ты продолжаешь отчитываться Инквизиции. Но теперь я буду говорить тебе, что именно докладывать.
— Ты хочешь, чтобы я стал двойным агентом? — он потер горло, на коже остались красные следы от моих пальцев.
— Я хочу, чтобы ты выжил, — поправил я. — А для этого нужно быть полезным. Мне. Потому что Инквизиция тебя использует и выбросит. А я умею ценить полезных людей.
— Что мне говорить им? — напрягся Михаил.
— Правду. Частичную. Что в больнице есть странности. Что ты следишь. Что подозреваешь кое-кого из коллег. Волкова, например. Или Мёртвого — он вообще идеальный кандидат.
Тем более, он его уже сдал в прошлый раз.
— Мёртвый в тюрьме…
— Был. Его выпустили. Не знал? Плохой из тебя шпион, Миша.
Он сдулся окончательно. Плечи опустились, взгляд потух. Сломан. Прекрасно.
— И еще, — добавил я, отступая на шаг. — Твой Орден Очищения — это раковая опухоль на теле Империи. Метастазы уже пошли по всем органам. И как любую запущенную опухоль, ее нужно вырезать. Полностью. С захватом здоровых тканей.
— Ты не понимаешь, с кем связываешься, — прошептал он. — Орден древний. У них везде люди. В правительстве, в армии, в церкви…
— В медицине тоже, — кивнул я. — Знаю. Но у рака есть одна слабость: он зависит от кровоснабжения. Перережь питающие сосуды, и опухоль умрет. А я очень хорошо разбираюсь в анатомии.
Отпустил его окончательно. Волконский попятился, врезался спиной в стену.
— Беги, Миша. И помни — я буду следить. Один неверный шаг, одно лишнее слово, и ты узнаешь, почему древние люди боялись некромантов больше, чем смерти.
Он выпрямился, попытался придать лицу достоинство. Поправил смятый пиджак, развернулся…
И тут Нюхль, который всё это время сидел у меня на плече, решил внести свою лепту в воспитательный процесс.
— Фррр? — пропищал он своим костяным голоском.
Не дожидаясь ответа, спрыгнул на пол. Его когти застучали по кафелю.
Тик-тик-тик. Как у маленькой собачки. Он догнал Волконского в три прыжка. И вцепился зубами прямо в дорогие брюки. В районе ягодиц.
— АААААА! — Волконский взвизгнул на три октавы выше своего обычного баритона. — ЧТО ЭТО⁈ УБЕРИТЕ ЭТО!
Волконский дернулся, пытаясь стряхнуть костяную ящерицу. Нюхль держался мертвой хваткой — каламбур уместен как никогда. Аристократ закрутился на месте, пытаясь дотянуться до собственного зада.
Если бы кто-то снял это на видео, можно было бы шантажировать его до конца жизни. «Наследник рода Волконских исполняет собачий вальс в больничном коридоре».
— Нюхль, хватит, — сказал я, едва сдерживая смех. — Отпусти товарища. Он уже усвоил урок.
Костяная ящерица разжала челюсти и отскочила.
На светлых брюках остались две аккуратные дырки. И следы слюны. У Нюхля не должно быть слюны — он же скелет. Но иногда некромантическая магия создает интересные парадоксы.
Волконский, держась за пострадавшую часть тела, умчался по коридору. На бегу он издавал звуки, похожие на поскуливание. Наследник древнего рода. Будущий магнат. Сейчас — просто испуганный мальчишка с прокушенной задницей.
— Нюхль! Молодец, мальчик! — я погладил фамильяра, запрыгнувшего на мое плечо.
Коридор опустел. Только эхо убегающих шагов Волконского растворилось в больничной тишине. Я потер висок — адреналин начал спадать, оставляя легкую головную боль. Типичная вазоконстрикция (сужение сосудов) после стресса.
И тут же боль усилилась. Но не естественным образом. Это было похоже на… иглу. Тонкую, раскаленную иглу, которую медленно вводят прямо в мозг через височную кость.
Ментальная атака? Нет, слишком аккуратно. Атака — это кувалда. А это скорее скальпель.
Активировал защитные барьеры, благо мои некросилы уже это позволяли сделать. В прошлой жизни я мог отразить ментальный штурм целого ковена магов. Сейчас едва справлялся с телепатическим спамом.
Но атаки не последовало. Вместо этого в голове расцвел знакомый голос. Женский, с легкой хрипотцой. Аглая.
— Святослав? — ее ментальный голос звучал неуверенно, словно она кричала через плохую связь. — Ты меня слышишь? Ответь, пожалуйста!
Телепатическая магия Аглаи. Скорее всего, усилена артефактом. Но все равно это значит, что она где-то неподалеку.
— Слышу, — ответил мысленно, представляя, как формирую слова и отправляю их по установленному каналу. — Только не кричи. У меня и так голова болит.
— О, хорошо! — в ее голосе появилось облегчение. — Слушай, у нас проблема. Большая проблема. Ярк просил срочно связаться с тобой.
Ярк. Начальник службы безопасности семьи Ливенталей. Если он просит о помощи…
— Ярк не из тех, кто паникует по пустякам, — заметил я. — Что случилось?
— Не могу объяснить по связи. Канал не зашифрован, нас могут подслушать. Приезжай. Срочно.
Ну, с прослушкой ментальной магии я ещё не сталкивался. Однако раз Аглая так сказала, значит и подобные возможности в этом мире есть.
— Насколько срочно по шкале от «неприятность» до «апокалипсис»?
Пауза. Слышно ее ментальное дыхание, даже в телепатии люди имитируют физиологию.
— Ярк побледнел, — наконец сказала она. — Я впервые вижу его настолько бледным. И у него дрожали руки.
Ярк — ветеран войн. Человек, который голыми руками душил вервольфов. Если у него дрожат руки…
— Понял. Высылайте машину, — распорядился я.
— Уже едет. Серая машина, номер о777оо. Будет у служебного выхода через пять минут.
— Нехилые номера! Не слишком ли заметно?
— Нам нужна скорость, не скрытность. Водитель знает короткие пути.
— Ладно. Буду через пять минут.
— Святослав… — ее голос дрогнул. — Это связано с семейным кладбищем. С могилами предков. Что-то там происходит. Что-то плохое.
Кладбище. Некромантическая активность на кладбище. Банально, как грипп в октябре. Но почему именно сейчас? Слишком много совпадений за последние дни.
— Не паникуй раньше времени, — ответил я максимально спокойно. — Возможно, это просто природная аномалия. Бывает.
— Природные аномалии не заставляют Ярка бледнеть.
Справедливо.
Связь оборвалась, оставив в голове неприятный звон. Как после МРТ — уши закладывает на несколько минут.
Служебный выход встретил меня запахом мусорных баков и сигаретного дыма. Несколько санитаров курили в отведенном месте, обсуждая вчерашний футбол. Нормальная жизнь нормальных людей.
У выхода меня уже ждала Светлана Рябченко. Прыгала на месте от нетерпения, как первоклассница перед экскурсией в зоопарк.
— Святослав Игоревич! — она замахала рукой, хотя я стоял в трех метрах. — Я готова! У меня даже тетрадка есть! И ручки! Три штуки! Разных цветов!
Она продемонстрировала розовую тетрадь. На обложке был нарисован единорог с радужной гривой.
Розовая тетрадь с единорогом для изучения некромантии. Это как учебник по патологоанатомии с котенком на обложке. Хотя… почему бы и нет? Смерть не обязана быть мрачной.
— Молодец, — кивнул я. — Подготовка — это важно. Но у меня срочный вызов. Поедешь с моим водителем.
Ее лицо вытянулось. Энтузиазм сдулся, как проколотый шарик.
— Но… но первый урок! Вы же обещали!
— Первый урок, Светлана: планы меняются. Всегда. Смерть не ждет удобного момента. И маг должен быть готов адаптироваться, — сказал я ей.
— Это метафора?
— Это реальность. Меня вызвали на экстренный случай. Но твое обучение откладывать не будем.
Достал телефон. Набрал Сергея. Раздалось два гудка.
— Слушаю, босс, — голос водителя был спокойный, деловой. Сергей из тех, кто может вести машину, отстреливаться и пить кофе одновременно.
— Сергей, у служебного выхода стоит девушка. Светлана Рябченко, новая ученица. Забери ее, отвези в Барвиху.
— Понял. Новая… гостья? — в его голосе появилась новая интонация.
— Новая ученица, — подчеркнул я. — Покажи ей дом. Библиотеку, лабораторию. В подвал не пускай.
— Костомар? — понимающе уточнил он.
— И Ростислав. Не хочу, чтобы она упала в обморок раньше времени. Пусть сначала освоится.
— Ростислав вчера вспомнил, что может проходить сквозь стены, — сообщил Сергей. — Теперь выскакивает из самых неожиданных мест. Даже я вздрогнул пару раз.
Призрак веселится как может. Прекрасно. Теперь у меня есть призрак-попрыгунчик.
— Предупреди его, чтобы не пугал новенькую. По крайней мере, в первый день.
— Передам. А вам машину подогнать?
— За мной уже выслали. И Сергей, будь наготове. Возможно, понадобится вся команда. Включая наших… особенных сотрудников.
— Всегда готов, босс.
— Хорошо. Выезжай.
Я отключился. Повернулся к Светлане.
— В доме три правила. Первое — не трогай ничего, что светится.
— Почему? — глаза девушки округлились.
— Потому что светящиеся вещи в доме мага обычно либо проклятые, либо радиоактивные. Иногда и то, и другое.
— Радиоактивные⁈ — она попятилась.
— Шучу. Только проклятые. Второе правило: не открывай двери без стука. Особенно в подвал.
— А что в подвале?
— Там… мой… ассистент. У него проблемы с социализацией. И с плотью. В смысле, с ее наличием.
— Он… мертвый?
— Не совсем, просто выглядит непрезентабельно. Но очень вежливый.
Светлана сглотнула. На лбу выступили капельки пота.
— Третье правило?
— Если что-то начнет с тобой разговаривать, не пугайся. Это Ростислав. Призрак. Бывший гвардейский капитан. Любит декламировать шутки и жаловаться на сквозняки. Иронично для бестелесной сущности, согласна?
— В вашем доме живут мертвецы? — голос поднялся на октаву.
— Не живут. Существуют. Большая разница. И они совершенно безопасные. Ну, относительно. Дальше. Костомар иногда теряет части тела, так что смотри под ноги. Наступить на чужую фалангу — плохая примета, — вовсю веселился я.
— Я… уже не уверена…
— Светлана, — положил руку ей на плечо. Она вздрогнула, но не отстранилась. — Ты хотела учиться магии. Магия — это работа со высшими структурами. С мертвыми структурами в том числе. С тем, что находится между жизнью и смертью. Если ты не готова к этому…
— Готова! — она выпрямилась, сжала кулачки. — Я готова! Просто… просто не ожидала, что так сразу.
— В медицине есть правило: лучше сразу в холодную воду. Меньше времени на панику.
К выходу подъехал черный джип. За рулем находился Сергей.
— Это мой водитель, — кивнул на машину. — Не бойся его. Он только выглядит как бывший спецназовец, готовый свернуть шею голыми руками.
— А он не…?
— Он именно такой. Но исключительно по моему приказу. Так что веди себя хорошо.
Сергей вышел из машины. Окинул Светлану взглядом, кивнул.
— Госпожа Рябченко, — голос вежливый, но с металлом. — Прошу в машину.
— А вы не укусите? — выпалила она.
Сергей моргнул. Посмотрел на меня. Снова на нее.
— Только по приказу, — абсолютно серьезно ответил он.
Даже Сергей освоил некромантический юмор. Горжусь своим коллективом.
— В машину, Светлана. И помни, что это обучение уже началось. Наблюдай, запоминай, анализируй. В доме есть библиотека. Начни с «Основ танатологии» Мечникова. Зеленая обложка, третья полка слева.
— Танатология — наука о смерти, — пробормотала она, залезая в машину.
— Умница. Уже прогресс.
Машина уехала. Я же остался ждать свой транспорт.
Серая машина появилась ровно через минуту. Водитель не вышел, просто открыл заднюю дверь изнутри.
Я сел внутрь.
Водитель — мужчина лет сорока, военная выправка, руки на руле в положении «десять и два». Кивнул мне в зеркало заднего вида и тронулся.
Ехали мы молча. Он — потому что за молчание платят. Я — потому что думал.
Город за окном мелькал привычными картинами. Пробки на Садовом, строительство новой ветки метро, рекламные щиты с призывами купить что-то ненужное. Нормальная жизнь.
А где-то сейчас Ярк стоит у кладбища и боится. Чего? Мертвецов? Банально. Некроманта? Возможно. Но Ярк видел некромантов. Уже побеждал их.
Проехали Кутузовский. Свернули на Рублевку. Машин стало меньше, заборы выше, камер больше.
Кладбище Ливенталей. Родовое. Там похоронены шесть поколений. От первого графа, получившего титул за подавление восстания декабристов, до матери Аглаи, умершей пять лет назад от рака. Онкология не щадит даже аристократов.
Водитель включил поворотник. Съезд с трассы, проселочная дорога. Старые березы по обочинам, как костлявые руки, тянутся к небу.
Почему сейчас? Почему именно это кладбище? Слишком много некромантической активности в последние дни. Сначала воронка Ордена. Потом паразит в клинике. Теперь это. Совпадение? В медицине совпадений не бывает. Есть недостаток информации.
— Приехали, — водитель заговорил впервые. Голос хриплый, прокуренный.
Старые кованые ворота. Ржавчина проела узоры, превратив розы в абстракцию. За оградой я увидел силуэты склепов и памятников. Древние дубы создают тень даже в пасмурный день.
И тишина. Абсолютная. Даже ветра нет.
Мертвая зона. В прямом смысле этого слова.
Я вышел из машины. Первое, что поразило — отсутствие запахов. Вообще. Ни травы, ни земли, ни ржавчины. Ничего. Как в вакууме.
У ворот стояли трое. Ярк — массивный, в черном костюме, лицо каменное. Но я видел, как подрагивает мышца на его челюсти. Тик нервный. У него такое бывает только в крайнем стрессе.
Аглая бледная до синевы. Держится за ограду, костяшки пальцев белые от напряжения. На ней простое черное платье, волосы собраны в хвост. Без макияжа выглядит еще моложе. И испуганнее.
Третий — молодой парень в форме охранника. Весь трясется. Зрачки расширены, пот градом. Классическая паническая атака.
— Доктор Пирогов, — Ярк кивнул. Голос ровный, но я услышал напряжение. — Спасибо, что приехали.
— Рассказывайте, — я подошел ближе. Нюхль на моем плече зашевелился, принюхиваясь. А вот он, похоже, что-то чует.
— Аглая приехала навестить могилу матери, — начал Ярк. — Как делает каждый месяц. Но…
Аглая сделала шаг к воротам. И тут же схватилась за живот, согнулась пополам. Лицо стало зеленоватым.
— Видите? — Ярк подхватил ее, оттащил назад. — Стоит приблизиться — начинается. Тошнота, головокружение, слабость.
Я подошел к воротам. Сделал шаг. Еще один.
Ничего.
— Вы не чувствуете? — удивился охранник.
— Чувствую. Но иначе.
Активировал некромантическое зрение. Мир потерял краски, остались только оттенки серого и черного. И тогда я увидел.
Над кладбищем вращалась воронка. Но не хаотичная, как в клинике. Эта была структурирована. Семь опорных точек создавали идеальную семиконечную звезду. Потоки энергии циркулировали по четким траекториям. Как кровь по венам.
В центре пульсировало ядро. Черное, плотное, голодное. С каждым ударом оно втягивало в себя жизнь из окружающего пространства. Трава вокруг кладбища пожелтела. Деревья начали сбрасывать листву. И птицы…
— Посмотрите на землю, — сказал я.
Все посмотрели. За оградой, на территории кладбища, лежали птицы. Десятки. Вороны, голуби, воробьи. И все мертвые.
— Когда это произошло? — я присел на корточки, рассматривая ближайшую тушку через прутья ограды.
— Минут пятнадцать назад, — ответил Ярк. — Мы видели. Они пролетали над кладбищем и просто… падали.
Трупное окоченение еще не началось. Значит, смерть действительно недавняя. Массовая гибель птиц… Некротическое поле высокой интенсивности. Но откуда?
— Это какой-то ритуал? — спросила Аглая слабым голосом.
— Это уже проклятье, — поправил я. — Сложное, многоуровневое. Кто-то потратил много времени и сил на его создание.
— Зачем? — Ярк сузил глаза.
— Пока не знаю. Нужно осмотреть периметр.
Начал медленно идти вдоль ограды. Нюхль спрыгнул с плеча, побежал рядом, обнюхивая землю.
Семь точек. Классическая конфигурация для призыва или удержания. Но модифицированная. Добавлены стабилизаторы — умная работа. Без них воронка схлопнулась бы под собственным весом.
— Когда последний раз здесь был кто-то из ваших? — спросил, не оборачиваясь.
— Садовник, неделю назад, — ответил Ярк, идя следом. — Подстригал кусты, убирал листву. Все было нормально.
— Камеры есть?
— Есть. Но… — он замялся. — Последние три дня показывают пустоту. Как будто их отключили.
— Или создали иллюзию пустоты. Базовое ментальное воздействие на электронику. Значит, ритуал начали три дня назад.
Я обошел половину периметра. Воронка оставалась стабильной. Слишком стабильной.
— Тут есть оператор, — сказал вслух. — Кто-то управляет процессом. Поддерживает баланс.
— Кто? — Ярк напрягся.
— Узнаем. Где живет смотритель?
— Кузьмич? В сторожке, за тем холмом, — Ярк указал направление. — Но он старик. Безобидный.
— Безобидные старики на кладбищах — это оксюморон. Идемте.
Сторожка оказалась именно такой, какой я ее представлял. Покосившаяся крыша, прогнившее крыльцо, окна затянуты паутиной. Классический домик смотрителя кладбища из фильмов ужасов.
Почему они всегда выглядят одинаково? Есть ли где-то ГОСТ на сторожки кладбищ? «Пункт пятый: степень обветшалости должна вызывать тревогу, но не панику».
И это фамильное кладбище Ливенталей! Хотели не выделяться из толпы и соответствовать антуражу? У них получилось.
Из трубы вился дымок. Пахло махоркой и самогоном. По крайней мере, тут запахи были.
Ярк постучал. Грубо, требовательно. Дверь задрожала на петлях.
— Кузьмич! Открывай! — потребовал он.
Шарканье шагов. Звяканье цепочки. Дверь приоткрылась, в щели показался глаз. Мутный, слезящийся. Старческий.
— Ярк? — голос дребезжащий, испуганный.
— Открывай давай.
Дверь распахнулась. Передо мной стоял типичный деревенский дед. Семьдесят лет минимум. Седая борода, трясущиеся руки, рваный ватник. Но…
Глаза. В глазах мелькнуло нечто. На секунду… Узнавание? Нет. Страх. Но не Ярка он боится.
Кузьмич посмотрел на меня. И попятился.
— Кто… кто это? — прошептал он.
— Доктор Пирогов, — представился я, входя в сторожку без приглашения. — Специалист по аномалиям.
Внутри оказалось еще хуже, чем снаружи. Грязь, бутылки, окурки. На стенах висели иконы вперемешку с языческими оберегами. Интересное сочетание. Крест и коловрат на одной полке.
— Я ничего не знаю! — Кузьмич рухнул на колени. Слишком театрально. — Ничего не видел! Клянусь!
— Кузьмич, — Ярк взял его за плечо. Не грубо, но крепко. — Что происходит на кладбище?
— Не знаю! Честное слово, не знаю!
Я присел на корточки перед стариком. Посмотрел в глаза. Активировал частичное зрение — достаточно, чтобы увидеть его ауру.
Грязная. Но не черная. Серая, с красными прожилками. Страх, вина, отчаяние. И еще что-то. Облегчение?
— Кузьмич, — голос сделал мягким, почти гипнотическим. — Ты знаешь, кто я?
Он закивал. Слезы потекли по морщинам. Его предупреждали обо мне.
— Знаешь, что я могу? — спросил я.
Снова кивок.
— Тогда говори правду. Всю правду. Иначе я выдерну ее из твоей головы. А это будет больно. Очень больно.
У меня нет сил на ментальное вторжение. Но он об этом не знает.
— Я… не хотел! — слова полились потоком. — Они сами пришли! Мертвые!
— Кто?
— Старый граф! Отец нынешнего! Месяц назад начал являться! Ходил по кладбищу, стонал!
Аглая ахнула. Ярк нахмурился.
— Дедушка? — прошептала она. — Но он умер десять лет назад…
— Потом другие! — продолжал Кузьмич. — Каждую ночь! Все больше! Ходят, стонут, покоя не дают! Призраки…
При слове «призраки» я почувствовал, как пульс участился. Семьдесят два удара в минуту — моя норма. Сейчас — девяносто пять.
Призраки. Настоящие призраки. Не остаточные отпечатки, не ментальные проекции. Полноценные духи. Целого аристократического рода.
Я подошел к Кузьмичу вплотную. Он попытался отползти, уперся спиной в стену. Но некуда бежать.
— Призраки, говоришь? — мой голос упал до шепота.
В глазах загорелся огонек, который Аглая приняла бы за безумие. Но это было не безумие. Это был голод. Профессиональный интерес некроманта, учуявшего редкую добычу.
Призраки — это энергия. Чистая, структурированная энергия. Их можно подчинить. Использовать. Превратить в армию.
— Д-да… — пробормотал Кузьмич. — Много их… Очень много…
— Сколько? — наклонился еще ближе. Чувствовал его страх. Пах кислым, как прокисшее молоко.
— Не считал… Десяток? Два? Может, больше…
Двадцать призраков. Двадцать потенциальных слуг. Это больше, чем у меня было в лучшие годы.
— Они все еще здесь? За воронкой?
Я уже понял, что сторож тоже видит её.
— Д-да… Внутри… Не могут выйти… Он их запер…
Я выпрямился. На лице расплылась улыбка. Не добрая улыбка, а скорее улыбка хищника, учуявшего запах крови.
— Доктор Пирогов? — Ярк смотрел настороженно. — Что вы задумали?
Я повернулся к нему. Улыбка стала шире.
— Я собираюсь провести сеанс групповой терапии, — озвучил я свои намерения.
— Терапии? — Аглая непонимающе нахмурилась.
— Да. Для очень старых и очень мертвых пациентов.
Развернулся к окну. Воронка меня манила. Ведь внутри нее скрывается настоящее сокровище. Целый выводок неупокоенных душ, ждущих нового хозяина.