Проклятый Лекарь. Том 8

Глава 13

Я слышал дыхание Кирилла: учащённое, поверхностное. Частота: около двадцати четырёх вдохов в минуту. Типичная реакция на острый стресс. Гипервентиляция (избыточно частое дыхание) приводит к гипокапнии (снижению углекислого газа в крови), что вызывает головокружение, покалывание в конечностях и снижение концентрации. Не лучшее состояние для разведки.

— Дыши медленнее, — прошептал я. — Вдох на четыре счёта, выдох на шесть. Иначе потеряешь сознание в самый неподходящий момент.

Он кивнул, пытаясь выровнять дыхание. Получалось плохо, но хоть старался.

Две фигуры в тёмных плащах стояли за зданием детского сада, едва различимые в вечерних сумерках. Плащи — классика жанра. Тёмные, с капюшонами, развевающиеся на ветру. Как будто злодеи обязаны соблюдать дресс-код. «Добро пожаловать в Орден Очищения, вот ваш стартовый набор: плащ, капюшон, зловещий смех».

Фигуры разговаривали. Голоса доносились приглушённым бормотанием — слишком тихо, чтобы разобрать слова. Расстояние метров пятнадцать, ветер дует в противоположную сторону, акустика, как назло, против нас.

Я напряг слух. Некромантическое восприятие позволяло улавливать больше, чем обычные органы чувств, но даже оно имело пределы. Звуки долетали урывками:

— … сроки… — голос первого, незнакомый.

— … ускорить… — тот же голос.

— … невозможно… — второй голос, Петра Бестужева.

— … требует времени…

Стандартный деловой разговор. Мог означать что угодно: от поставки канцелярии до планов уничтожения человечества. Без контекста это бесполезная информация.

Вот так встреча.

Что ты здесь делаешь, Петенька? Проверяешь свои инвестиции? Получаешь отчёт от подчинённых? Или просто вышел подышать свежим воздухом рядом с некромантической воронкой, которая высасывает жизнь из детей?

Информации очень мало. Мне нужно было больше. Нужно было знать, куда он ходит, с кем встречается, что планирует. Его расписание, его контакты, его слабости. А для этого требовался агент. Шпион. Кто-то, кто мог бы следовать за ним незамеченным.

Нюхль сидел на моём плече, свернувшись в костяной клубок. Маленький, незаметный, идеальный шпион. Костяная ящерица размером с ладонь, способная растворяться в тенях и оставаться невидимой для большинства магических сканеров.

— Нюхль, — мысленно я обратился к нему. — Видишь того, высокого? В тёмном плаще, с аристократической мордой?

Костяная ящерица подняла голову. Зелёные огоньки в глазницах понимающе мигнули.

— Мне нужно знать, куда он пойдёт. С кем встретится. Что будет делать. Каждый разговор, каждое движение, каждый контакт, — обозначил я.

Нюхль тихо щёлкнул челюстью. Его версия «понял, босс».

— Прыгай на него. Но только незаметно. Стань его тенью. Куда он, туда и ты. Будешь моим жучком. Маленьким, костяным, очень надоедливым жучком, — улыбнулся я.

Нюхль бесшумно соскользнул с моего плеча. Упал на землю и растворился. Его тело слилось с тенью от кустарника, превратившись в тёмное пятно, едва различимое даже для моего некромантического зрения. Фамильяры-нежить имели это преимущество — они могли сливаться с темнотой почти идеально.

Пятно заскользило по земле. Медленно, осторожно, обходя освещённые участки. К ногам Альтруиста.

Я затаил дыхание. Кирилл рядом тоже замер, почувствовав напряжение момента.

Пётр продолжал разговор, не замечая движения у своих ног. Типичная ошибка аристократа — смотреть поверх голов, игнорируя то, что происходит внизу. Слуги, простолюдины, мелкие твари — всё это недостойно внимания высокородного господина.

Тень проскользнула под полу его длинного плаща и исчезла.

Есть. Теперь у меня был глаз в стане врага. Куда бы Альтруист ни отправился: в свой особняк, в штаб-квартиру секты, в тайное убежище Ордена, Нюхль будет рядом. И всё, что увидит, передаст мне через нашу ментальную связь.

Первый шаг сделан. Разведка началась.

— Давайте нападём! — шёпот Кирилла был слишком громким.

Я дёрнул его за рукав, заставляя замолчать, и бросил предупреждающий взгляд.

— Их всего двое! — продолжал он, уже тише, но с той же горячностью. — Мы справимся! Вы же сильный некромант, я видел, что вы можете! А я… тоже кое-что умею! Вместе мы их одолеем!

Энтузиазм молодости. Жажда действия. Желание доказать — учителю, миру, самому себе. Всё понятно, всё объяснимо — и всё абсолютно неуместно в данной ситуации.

Я посмотрел на него. Магического образования не имеет, боевой опыта тоже ноль. Против него матёрый теневик, который занимается тёмной магией минимум лет пятнадцать, и неизвестный противник с неизвестными способностями.

Соотношение сил, как у котёнка против двух бультерьеров. Котёнок может быть храбрым, может даже поцарапать, но итог предсказуем.

— Успокойся, паладин, — я говорил ровно, без эмоций. Эмоции — роскошь, которую нельзя себе позволить в разведке. — Ты видишь двух врагов и думаешь: «О, отличная возможность для подвига! Два злодея, мы их сейчас!» А я вижу два неизвестных уравнения с множеством переменных. И ни одно из них не решается в нашу пользу.

— Но…

— Против одного теневика уровня Альтруиста, — я продолжал, не давая ему вставить слово, — мы вдвоём, может, и потянем. С трудом. С потерями. Возможно, с серьёзными травмами. Но потянем, если повезёт. Однако второй — это тёмная лошадка.

— Тёмная лошадка?

— Неизвестная переменная. Мы не знаем, на что он способен. Не знаем его уровня силы, его специализации, его слабостей. Может, он слабее нас обоих вместе взятых. А может, сильнее Альтруиста в три раза. Возможно, он мастер ближнего боя или дальнобойный маг. Или вообще не маг, а что-нибудь экзотическое.

— Например?

— Например, оборотень. Или одержимый. Или конструкт в человеческом облике. Вариантов — десятки. И каждый требует своей тактики.

Кирилл сжал кулаки. Мышцы на его челюсти напряглись — признак подавляемой агрессии. В его глазах горел огонь — не магический, а человеческий. Огонь праведного гнева, желания справедливости, потребности действовать.

Узнаваемый огонь. Я видел его в зеркале тысячу лет назад. До того, как понял, что мир сложнее, чем «добро против зла». До того, как научился считать ходы наперёд.

— Но он же враг! — голос Кирилла дрожал от сдерживаемых эмоций. — Он делает плохие вещи! Эта воронка высасывает жизнь из детей! Мы должны его остановить!

— Должны. Согласен. Но не сейчас. Не здесь.

Я посмотрел на него — молодого, горячего, уверенного в своей правоте. Хороший парень. Честный, смелый, с чётким представлением о добре и зле. Из таких получаются отличные герои.

Или мёртвые герои. Что случается чаще.

— Послушай, Кирилл. Война — это не дуэль на рассвете, где благородные противники обмениваются ударами по правилам. Это шахматы. Долгая, сложная партия, где каждый ход имеет последствия. Где ошибка в середине игры может стоить победы в конце.

— Шахматы? — он скривился. — Мы не в шахматы играем, мы…

— Мы именно в шахматы играем. Только фигуры живые. И проигравший не просто встаёт из-за стола, он умирает. Или хуже.

Кирилл смотрел на меня, и в его глазах боролись два чувства: желание спорить и понимание, что я прав.

— Иногда лучший ход — не двигаться вовсе, — продолжил я. — Ждать. Собирать информацию. Готовить ловушку. Позволить противнику думать, что он в безопасности, пока ты точишь нож за его спиной.

— Это… трусость? — он спросил это без обвинения, скорее с искренним желанием понять.

— Это стратегия. Трусость — это бежать от боя, когда можешь победить. Стратегия — это выбирать бои, которые можешь выиграть. Разница принципиальная.

Кирилл замолчал, переваривая. Его кулаки медленно разжались. Дыхание выровнялось — теперь около шестнадцати вдохов в минуту, почти норма.

— Хорошо, — сказал он наконец. Неохотно, через силу, но сказал. — Что тогда делаем?

— Наблюдаем. Ждём. Собираем информацию. И когда представится возможность — действуем. Быстро, решительно, с максимальной эффективностью.

— А когда представится?

— Скоро, — я посмотрел на фигуры у детского сада. — Очень скоро.

Разговор подошёл к концу. Альтруист кивнул своему собеседнику — жест прощания, короткий и деловой. Никаких рукопожатий, никаких объятий. Чисто профессиональные отношения.

Потом он сделал шаг назад, к самой густой тени у стены здания. И исчез. Просто растворился. Как сахар в горячем чае. Был, и нет его. На том месте, где он стоял, осталась только пустота.

Теневой переход. Продвинутая техника тёмной магии, которую мало кто осваивает в совершенстве. Позволяет перемещаться через тени на значительные расстояния — от нескольких метров до нескольких километров, в зависимости от силы мага. Требует огромного контроля, немалой силы и, что важнее — врождённого сродства с тьмой.

Не каждый тёмный маг может это делать. Альтруист — мог. Что говорило о его уровне больше, чем любые титулы.

Отлично. Нюхль теперь с ним. Куда бы он ни отправился — в соседний переулок или на другой конец города — мой маленький шпион будет рядом. Прилепился к плащу, как репей. Будет следить, слушать, запоминать. И всё мне доложит.

— Он… исчез? — прошептал Кирилл. В его голосе звучало потрясение.

— Теневой переход. Редкая техника. Позже объясню.

Второй человек в капюшоне остался. Постоял секунду, глядя туда, где только что был Альтруист. Потом повёл плечами — жест то ли облегчения, то ли разминки — и развернулся.

И направился прямо к тому месту, где Кирилл обнаружил слабое место в защите воронки. К «дыре в заборе».

Очень интересно.

— А вот за этим, — я кивнул в его сторону, — мы проследим.

— Почему за ним, а не за первым? — Кирилл всё ещё смотрел на место, где исчез Альтруист.

— Потому что первый уже под наблюдением. У меня есть свои возможности. А этот… — я прищурился, изучая фигуру в капюшоне. Походка уверенная, но немного нескоординированная. Шаги чуть шире, чем нужно. Как у человека, который привык к другому телу. Или к другой форме. — Этот идёт туда, где защита слабее. Зачем? Чтобы войти? Или чтобы… починить?

— Починить?

— Увидим.

Мы двинулись следом, держась в тени. Незнакомец шёл уверенно, не оглядываясь. Либо не ожидал слежки, либо был слишком самоуверен, чтобы беспокоиться. Либо — что хуже всего — знал о нас и вёл в ловушку.

Третий вариант казался маловероятным. Если бы они нас засекли, Альтруист не ушёл бы. Он бы атаковал. Или как минимум подал сигнал тревоги.

Нет. Они нас не заметили. Пока что.

— Мы же только что говорили, что это опасно? — прошептал Кирилл, пока мы крались за фигурой в капюшоне.

Справедливое замечание. Я сам себе противоречил, и прекрасно это понимал.

— Опасно, когда их двое, — ответил я тихо. — И один из них — мастер-теневик, способный исчезнуть в любой момент и ударить откуда угодно. Теневики — это кошмар для любого противника. Они могут атаковать из любой тени, могут отступать мгновенно, могут создавать иллюзии и ловушки. Сражаться с теневиком — всё равно что боксировать с туманом.

— А когда остался один?

— А когда остался один неизвестный — это уже приемлемый риск. Не нулевой, но приемлемый. Один противник — одна переменная. С этим можно работать.

Незнакомец подошёл к тому месту, где защитное поле воронки было слабее всего. Остановился. Огляделся, а мы успели нырнуть за угол хозяйственной постройки какого-то сарая с садовым инвентарём.

— Что он делает? — Кирилл вытянул шею, пытаясь разглядеть.

— Сейчас увидим.

Я активировал некромантическое зрение на полную мощность. И увидел.

Незнакомец поднял руки — ладонями к «дыре» в защите. Нити тёмной энергии потянулись от его пальцев, сплетаясь в сложный узор. Медленно, методично, с хирургической точностью.

Он не входил через дыру. Он её латал. Как хирург, накладывающий швы на рану. Как паук, восстанавливающий порванную паутину. Нить за нитью, слой за слоем.

Твою некромантскую душу. Если он закончит, то уничтожить воронку будет гораздо сложнее. Придётся штурмовать в лоб, через полную защиту. А это совсем другой уровень сложности. Другой уровень риска.

Решение пришло мгновенно. Как всегда в критических ситуациях это было не размышление, а понимание того, что нужно делать.

— Этого допустить нельзя, — сказал я Кириллу. — Если он усилит защиту, мы сюда больше не пройдём. Эта «дыра» — наш единственный шанс на скрытую атаку. Потеряем её — придётся идти в открытую. А открытый штурм — это жертвы, шум, внимание властей.

— То есть…

— То есть — пора ему навалять. Ты хотел действия? Вот оно.

Кирилл посмотрел на меня. В его глазах читалась смесь страха и возбуждения. Адреналин уже начал выбрасываться в кровь — я видел, как расширились его зрачки, как участился пульс на шее.

— Вы… серьёзно? — он сглотнул.

— Абсолютно. Первый удар твой. Световой заряд в спину. Максимальная концентрация, минимальный разброс. Дезориентируй его, пока я подготовлю что-нибудь посерьёзнее.

— А если он…

— Если он окажется сильнее, чем мы думаем — отступаем. Быстро, без героизма. Живой трус лучше мёртвого героя. Понял?

— Понял.

— Тогда — вперёд. По моему сигналу.

Он кивнул. Собрался. Я видел, как его руки начали светиться — слабо, едва заметно, — пока он концентрировал магию.

Три… два… один…

— Сейчас!

Кирилл выбежал из-за укрытия, на ходу формируя в ладони сгусток чистого света. Яркий, пульсирующий, готовый к выстрелу.

Игра началась.

Световой шар врезался в спину незнакомца с глухим хлопком. Яркая вспышка. Треск разряда. Запах озона — характерный признак магии света, продукт ионизации воздуха.

Идеальный удар. Прямое попадание в незащищённую спину. Точно между лопаток. Такой заряд должен был сбить с ног обычного человека, оглушить мага средней силы, серьёзно ранить даже сильного противника.

Но незнакомец не упал. Он даже не пошатнулся. Замер на мгновение, как будто прислушиваясь к чему-то. А потом…

Взорвался.

Не в смысле «разлетелся на куски». В смысле — взорвался энергией. Тёмной, первобытной, животной. Волна силы ударила во все стороны, как ударная волна от взрыва. Меня отбросило на шаг назад. Кирилла — на два.

Плащ порвался. Полетели обрывки ткани, обнажая тело под ними. Тело, которое менялось.

Кости трещали, выламываясь из привычных форм. Звук был отвратительным, как если бы кто-то ломал сухие ветки, только громче и мокрее. Мышцы вздувались, увеличиваясь в объёме — буквально на глазах. Гипертрофия (аномальное увеличение мышечной ткани) в ускоренном режиме. Кожа темнела, покрываясь густой шерстью — серой, с тёмными подпалинами.

Лицо вытягивалось в звериную морду. Челюсти удлинялись, зубы росли, превращаясь в клыки. Уши заострялись, смещаясь к макушке.

Трансформация заняла секунды — может, пять или семь — но казалась бесконечной. Каждая деталь отпечатывалась в памяти с болезненной чёткостью.

Когда она закончилась, перед нами стоял не человек. Оборотень.

Двухметровый волк на задних лапах. Массивные плечи, бочкообразная грудь, передние лапы с когтями, как ножи. Жёлтые глаза горели первобытной яростью — не человеческой, не разумной. Яростью хищника, которого потревожили.

— Ах ты ж… — Кирилл попятился. Его голос дрогнул. — Что это⁈

— Метаморф, — ответил я, стараясь звучать спокойно. Спокойствие заразительно. Паника — тоже. — Волк-оборотень. Одна из форм териантропии— способности превращаться в животное. Судя по размеру и скорости трансформации — не молодой. Лет двадцать-тридцать с момента обращения. Опасен в ближнем бою.

— Вы это так спокойно говорите!

— А как мне говорить? Истерично? С надрывом? «О тьма, оборотень, мы все умрём»? Это не поможет.

Оборотень зарычал. Низкий, утробный звук, от которого вибрировала земля под ногами. Рык альфа-хищника, обозначающего территорию.

— Что делаем? — Кирилл явно боролся с желанием бежать. Инстинкт самосохранения — штука сильная.

— Сражаемся. Ты — свет. Я — тьма. Вместе мы его уделаем.

Стоило мне это сказать, как оборотень бросился на нас.