Глава 5

Анна Бестужева не вздрогнула. Она медленно, с ленивой грацией повернулась и смерила Варвару холодным, оценивающим взглядом с головы до ног, задержавшись на простом больничном бейджике.

— Варвара… Николаевна Соколова, — прочитала она вслух, словно ставила диагноз. — Простите, мы знакомы?

Этот спокойный, высокомерный тон подействовал на Варвару, как бензин на огонь.

— Не твоё собачье дело, знакомы мы или нет! Что ты здесь делаешь? И почему ты к нему липнешь⁈ — рявкнула она.

Анна — лёд. Варвара — пламя.

Столкновение двух стихий прямо в коридоре моего отделения. Неэффективно и шумно.

Нужно немедленно погасить этот огонь, пока он не привлек ненужное внимание санитаров и любопытных пациентов. И лучший способ потушить эмоциональный пожар — это холодный душ профессионального долга.

Анна контролирует себя, с ней можно будет разобраться позже. Варвара же на грани.

Её нужно переключить. Дать её мозгу, охваченному ревностью, чёткую медицинскую задачу, которая вытеснит все остальные мысли.

Я сделал два шага вперёд, вставая между ними и физически разрывая их зрительный контакт. Они обе посмотрели на меня.

— Варвара Николаевна, — обратился я максимально официальным и холодным тоном, который мгновенно сбил её с толку и заставил переключить внимание. — Мне срочно нужна ваша помощь. Пациент Крылов в седьмой палате. Обострение бронхиальной астмы. Состояние критическое.

Варвара моргнула, её мозг с трудом пытался переключиться с режима «разорву соперницу» на режим «я — врач».

— Крылов? Но… вчера он был абсолютно стабилен… — ничего не понимала она.

— Ночью начался бронхоспазм. Дежурный врач ввел эуфиллин — препарат, расширяющий бронхи, но эффект недостаточный. Нужен врачебный контроль. Проведите ингаляцию через небулайзер с беродуалом, дозировка двадцать капель на три миллилитра физраствора.

— Но это же может сделать медсестра…

— Случай нетипичный. У пациента в анамнезе аллергия на множество препаратов. Нужен именно врачебный контроль. К тому же, — я понизил голос, — нам потом нужно обсудить кое-что важное. По поводу той научной статьи о дифференциальной диагностике желтухи. Помните, мы планировали совместную публикацию?

Никакой статьи нет и не было. Но Варваре нужна соломинка надежды, что между нами есть хоть что-то, кроме одной ночи. Пусть это будет профессиональное сотрудничество. Безопасное для всех.

Глаза Варвары загорелись.

— Ах да! Статья! Я как раз дописала раздел про паренхиматозные желтухи. Это те, которые вызваны поражением печени! И сделала отличную таблицу дифференциальной диагностики! — поделилась она, хотя наверняка ничего такого и в помине не было.

— Прекрасно. После обеда всё обсудим. Встретимся в библиотеке, там спокойнее. А сейчас — пациент ждёт.

— Конечно! Я сейчас же! — Варвара бросила последний испепеляющий взгляд на Анну. — И запомните, мадемуазель, Святослав — не игрушка для богатеньких девочек!

— А вы запомните, что зависть — плохой советчик, — парировала Анна.

Варвара фыркнула и удалилась быстрым шагом, громко цокая каблуками по линолеуму.

Временно нейтрализована. Но это ненадолго. Варвара из тех женщин, которые не сдаются. Придётся что-то с ней решать. Надо подумать, что с ней делать. Хотя главное, чтобы они с Бестужевой не пересекались, и всё.

Анна проводила Варвару насмешливым взглядом, потом повернулась ко мне.

— Какой у вас тут строптивый персонал, Святослав, — сказала она. — Прямо дикарки какие-то. Бросаются на людей в коридорах, угрожают. Это нормально для больницы?

— Это всё атмосфера, которую создаёт Рудаков, — пожал я плечами. — Он держит всех в постоянном напряжении, унижает подчинённых. Люди становятся нервными, срываются по пустякам.

— Хм, — Анна задумчиво накрутила на палец прядь волос. — Мне кажется, дело не только в Рудакове. Просто все женщины в этой больнице в тебя влюблены.

— Преувеличиваете, — усмехнулся я.

— Ничуть! — махнула бровью Анна. — У вас есть такое… как бы это сказать… обаяние спасителя. Знаете, женщины обожают мужчин, которые спасают жизни. Это пробуждает какие-то первобытные инстинкты. Сильный самец, защитник племени и всё такое.

Дешевая лесть. Причём настолько грубая, что кому-нибудь другому на моем месте могло стать неловко. Видимо, предложение отца действительно важное, раз она готова так примитивно льстить.

— Анна Сергеевна, давайте ближе к делу. Я бы хотел услышать сформулированное предложение от вашего отца. Так что он хочет?

Она огляделась по сторонам, проверяя, нет ли лишних ушей. Даже заглянула в приоткрытую дверь процедурного кабинета.

— Паранойя? — поинтересовался я.

— Осторожность, — поправила она. — То, что я скажу, не должны услышать посторонние. У отца есть частная клиника на Остоженке. «Золотой крест» называется.

— Знаю такую. Элитное заведение для высшего общества. Палата стоит как квартира в центре Москвы.

— Именно. Проблема в том, что последние полгода клиника работает в убыток. Причём убыток катастрофический.

— Насколько катастрофический?

— Триста тысяч рублей. В месяц.

Я присвистнул. Это были чудовищные деньги.

— И в чём причина? Мало пациентов?

— Как раз наоборот! — Анна всплеснула руками. — Клиника забита под завязку! Очередь на госпитализацию расписана на два месяца вперёд! Цены космические — день в обычной палате стоит пять тысяч, в люксе — пятнадцать тысяч. Операции — от ста тысяч и выше.

— Тогда куда деваются деньги? — нахмурился я.

— Вот в этом-то и загадка! Отец нанимал независимых аудиторов — лучших в Москве. Они перерыли всю бухгалтерию. Результат — всё чисто. Никакого воровства, никаких приписок, никаких левых схем.

Интересно. Если аудиторы ничего не нашли, значит, дело либо в очень хитрой схеме, либо в чём-то нестандартном. Может, магическое вмешательство? Есть заклинания, которые могут «растворять» деньги.

— Что еще предпринимал граф? — спросил я.

— Менял управляющих, — продолжила Анна. — За полгода сменилось три директора. Толку ноль. Менял главбуха — тот же результат. Даже охрану усилил, поставил камеры везде, включая кассу и сейфы. Бесполезно.

— А что с медицинским персоналом? — спросил я. — Может, искусственно создают осложнения, чтобы увеличить расходы на лечение?

— Проверяли и это, — одобрительно кивнула мне Анна. — Нанимали независимых экспертов, анализировали истории болезней. Всё в пределах нормы. Даже лучше, чем в среднем по Москве — смертность ниже, осложнений меньше.

Парадокс. Клиника работает отлично, пациентов полно, цены высокие, воровства нет, но деньги исчезают. Это попахивает чем-то сверхъестественным.

— И граф хочет, чтобы я разобрался?

— Именно! — Анна схватила меня за руку. — Отец считает, что у тебя уникальные способности. После… всех этих историй и слухов…. И граф Ливенталь рассказал, как вы его буквально с того света вытащили!

Слухи растут как снежный ком. Скоро будут говорить, что я воскрешаю мёртвых и хожу по воде. Хотя первое отчасти правда — я же Архилич.

— Допустим, я соглашусь, — медленно произнес я. — Что я получу взамен?

Анна оживилась:

— Отец готов щедро заплатить! Десять процентов от сэкономленных средств!

— То есть если я найду, куда уходят триста тысяч в месяц…

— Получите тридцать тысяч! — закончила она. — Единовременно! Плюс должность консультанта клиники с окладом пять тысяч в месяц!

Неплохо. Очень даже неплохо.

Только если я освобожу эту клинику, то надо будет просить куда больше, чем тридцать тысяч. Но об этом нужно говорить с самим графом. При всём уважении к Анне, она мало что решает в финансовых вопросах.

Но об этом поговорим позже.

— А если я не найду причину? — уточнил я.

— Тогда ничего. Но отец уверен, что ты справишься. Он очень проницательный человек и редко ошибается в людях.

И еще он граф, который может как вознести, так и уничтожить. Отказаться от его предложения — себе дороже.

— Есть условия?

— Полная конфиденциальность. Никто не должен знать, что ты работаешь по поручению отца. Официально ты просто консультируешь сложных пациентов, — ответила Анна.

— Логично. Еще?

— Нужно начать как можно скорее. Каждый месяц промедления — это триста тысяч убытка.

— Понятно. Последний вопрос — почему я? В Москве есть частные детективы, специалисты по экономической безопасности…

Анна подошла ближе, понизила голос:

— Потому что отец думает, что дело не в обычном воровстве. Там происходит что-то… необычное. А ты, судя по всему, специалист именно по необычному.

Старый лис чует магию. И он прав. Обычные методы не дают результата — значит работает что-то сверхъестественное. Да и он сам, скорее всего, уже перепробовал разных… специалистов.

— Хорошо. Я согласен.

— Правда⁈ — Анна просияла и, не удержавшись, обняла меня. — Отец будет в восторге! Ты не представляешь, как он измучился с этой клиникой!

Я деликатно высвободился из объятий:

— Когда начинать?

— Хоть завтра! Нет, лучше послезавтра. Завтра отец организует тебе прикрытие — оформит как консультанта, подготовит документы. Так что позвони вечером, обсудим детали. А может… — она облизнула губы, — обсудим за ужином? У меня дома? Я готовлю потрясающую утку по-пекински.

— Ты готовишь? — скептически спросил я. — В прошлый раз была еда из ресторана.

— Ну… у меня есть свои коронные блюда! — рассмеялась она. — И у меня есть отличное вино. Шато Марго тысяча девятьсот восьмого года. Отец подарил на совершеннолетие, я берегла для особого случая.

Судя по всему, таких вин у неё целое множество.

Она очень старается. Либо я ей действительно нравлюсь, либо у отца есть дополнительные инструкции по моему «приручению». Хотя в первом после нашей ночи можно уже не сомневаться. Анна Бестужева полностью моя.

— В другой раз, Анна. Сейчас слишком много дел. К тому же мне нужно подготовиться. Почитать литературу, полистать газеты.

— Ты слишком серьёзный, — она надула губки. — Но мне это даже нравится. Загадочный доктор, который не ведётся на женские чары. Вызов!

— Я просто сосредоточен на работе.

— Ладно-ладно. Тогда до связи. Я пойду проведаю главврача Сомова. Нужно обсудить поставки лекарств для отцовской клиники.

Она развернулась и пошла по коридору, демонстративно покачивая бёдрами. На каблуках. Со спины выглядело очень эффектно.

Я усмехнулся.

К Сомову она идёт, как же! Сомов просто предлог.

Скорее всего, поедет отцу докладывать о моем согласии.

Вечером я вернулся домой уставший, но довольный. День прошёл более чем продуктивно.

Белозеров явно шёл на поправку — опухоль уменьшилась на треть, температура нормализовалась. Ещё день-два, и можно будет объявить о полном выздоровлении.

Жива от благодарной семьи будет знатная — процентов пятнадцать минимум. Завтра можно будет договариваться с Ильюшиным.

Долгоруков совсем проникся ко мне благодарностью. Обещал по выписке устроить приём в мою честь, представить влиятельным друзьям. Связи в высшем обществе лишними не бывают.

А предложение Бестужевых открывало совсем новые горизонты. Доступ к элитной клинике — это не только деньги, но и пациенты высшего класса. А они, как правило, очень благодарные. В смысле Живы.

Дома меня встретила картина, достойная сюрреалистической выставки.

Костомар стоял у плиты в кухонном фартуке, помешивая что-то в большой кастрюле. Призрак Ростислав парил над его плечом, заглядывая в кастрюлю и давая указания:

— Больше соли! Так, достаточно! Теперь перец! Нет, это слишком много! Ты что, хочешь нас всех отравить?

— Я ем грунт? — вопросительно повернулся Костомар, держа в костяной руке перечницу.

— Да не многовато чеснока. Можно даже ещё сыпануть, — перевёл Ростислав.

— Подожди, — я уставился на призрака. — Ты понимаешь, что он говорит?

— Конечно! — Ростислав выглядел гордым. — За эти дни совместной жизни я составил полный лингвистический анализ его фразы!

— Лингвистический анализ фразы «я ем грунт»?

— Именно! Смотри: когда он говорит «я ем грунт» с повышением интонации на последнем слове — это вопрос. Когда ровно — утверждение. Когда с ударением на «ем» — несогласие. Когда растягивает «грунт» — это означает усталость или скуку. Гениально, правда?

— Ты серьёзно потратил время на изучение интонаций одной фразы?

— А что ещё делать призраку? — Ростислав пожал полупрозрачными плечами. — Материальных развлечений у меня нет. Выпить не могу, поесть не могу, женщин обнять не могу. Остаётся только интеллектуальная деятельность. Вот и занялся лингвистикой. Кстати, планирую написать научную работу на эту тему.

— И где ты её опубликуешь? В журнале «Вестник загробного мира»?

— Очень смешно, — обиделся призрак.

За ужином — а Костомар приготовил превосходный борщ со сметаной и чесночными пампушками — мы не проронили ни слова. Эти двое смотрели, как я уплетаю суп за обе щёки.

После ужина мы играли в карты. Представьте себе картину — некромант, призрак и скелет режутся в подкидного дурака на кухне.

Костомар жутко мухлевал. Прятал карты между рёбрами, подглядывал через дырки в черепе, даже пытался незаметно вытащить карту из колоды костяной ногой под столом.

Мы с Ростиславом делали вид, что не замечаем.

— Я ем грунт! — торжествующе выложил Костомар четырёх тузов.

— Опять выиграл, — вздохнул Ростислав. — Третий раз подряд. Это статистически невозможно.

— Он жульничает, — сказал я.

— Я ем грунт? — невинно залепетал Костомар.

— Он спрашивает, как можно обвинять честного скелета в жульничестве, — перевёл призрак.

— Честного скелета, у которого между рёбрами торчит пиковая дама?

Костомар посмотрел на свою грудную клетку, где действительно застряла карта, и виновато вытащил её.

— Я ем грунт…

— Извиняется, — перевёл Ростислав. — И обещает больше не жульничать. Хотя это он обещает каждый вечер.

Странная у меня семейка. Мёртвый слуга и призрак-интеллектуал. Зато не скучно.

Следующим утром я встал с чёткой целью — пора ставить Рудакова на место. Слишком долго этот мелкий тиран терроризировал отделение.

После вчерашнего визита Анны стало ясно, что даже со стороны видно, что атмосфера в терапии нездоровая.

Я тщательно подготовился к схватке. Надел свой лучший костюм, начистил туфли до зеркального блеска — Костомар старался полчаса, натирая их специальной ваксой.

Если идёшь на войну, выгляди безупречно. Внешний вид — половина победы. Рудаков всегда одет с иголочки, нельзя дать ему преимущество даже в мелочах.

— Ших? — Нюхль высунул костяную мордочку из специального кармана, который я велел Костомару вшить во все пиджаки.

— Да, друг, сегодня важный день. Будем ставить на место тирана.

— Ших-ших! — одобрительно зашелестел костяной хвостик.

Я взглянул на себя в зеркало. Выглядел я как успешный врач из частной клиники, а не как обычный терапевт государственной больницы.

В больницу приехал на пятнадцать минут раньше обычного. Утренняя планёрка начиналась в восемь, но все обычно собирались к пяти минутам девятого.

Коридоры были полупустые. Ночная смена заканчивала обход, передавая дежурство дневным врачам.

Пахло хлоркой, лекарствами и больничной едой — характерный аромат, который въедается в одежду и кожу.

— Святослав Игоревич! — окликнула меня медсестра Евдокия. — Вы сегодня рано. Обычно к девяти приходите.

— Решил посетить планёрку, Евдокия Петровна. Интересно, как там без меня справляются.

Она огляделась, убедилась, что рядом никого нет, и понизила голос:

— Ой, Святослав Игоревич, если бы вы знали, что творится! Рудаков совсем озверел после вашей стычки. Вчера довёл молоденькую медсестру Катю до слез. Сказал, что она бездарность и ей место в морге, а не в терапии. Девочка только после института, второй месяц работает!

— И что она?

— Плакала весь день. Хотела заявление об увольнении писать, еле отговорили. Говорит, лучше в поликлинике за копейки работать, чем терпеть такое унижение.

Перегибает палку. Это даже хорошо. Чем больше он всех достаёт, тем легче будет его свергнуть. Никто не встанет на его защиту.

— А врачи как реагируют? — спросил я.

— Молчат. Боятся. У Рудакова связи, он племянник какого-то начальника в министерстве. Может любого уволить или перевести в районную больницу.

— Племянник, говорите? — я запомнил эту информацию. Скорее всего, просто слух. Но нужно его проверить. Однако Бестужева вряд ли кто-то переплюнет. — Интересно.

— Вы будете на планёрке? — с надеждой спросила Евдокия.

— Обязательно буду.

— Слава богу! Может, хоть при вас он вести себя будет прилично!

Наивная. Рудаков при мне будет вести себя ещё хуже. Захочет показать, кто тут главный. Но это будет его ошибкой.

Ординаторская была полна народу. За длинным столом, накрытым зелёной скатертью, сидели все врачи отделения и старшие медсёстры — человек двенадцать-тринадцать.

Во главе стола восседал Рудаков.

Он специально принёс из своего кабинета кожаное кресло с высокой спинкой, чтобы возвышаться над остальными. На нём был дорогой костюм, золотые часы поблёскивали на запястье. Вид у него был важный, как у римского императора на троне.

Я вошёл спокойно, кивнул собравшимся:

— Доброе утро, коллеги.

— Святослав Игоревич! — первым отреагировал Костик, аж подпрыгнув на стуле.

— Свят! — радостно воскликнула Варвара.

Остальные заулыбались, закивали. Было видно, что мое появление их обрадовало.

Я прошёл вдоль стола и сел на свободный стул с противоположного конца — прямо напротив Рудакова. Это было символично — я бросал ему прямой вызов.

Эффект был мгновенным.

Рудаков напрягся. Его челюсти сжались, глаза сузились. На скулах заиграли желваки. Он явно не ожидал меня увидеть.

— Не ожидал вас здесь увидеть, Пирогов, — процедил он сквозь зубы. — Думал, у вас есть дела поважнее, чем наши скромные планёрки. Вы же теперь знаменитость. Консультант хирургов, спаситель графских дочерей.

— Я прежде всего врач-терапевт этого отделения, — спокойно ответил я. — И планёрка — часть моих обязанностей. К тому же решил заглянуть на огонёк. Узнать, как тут у вас дела без меня. Не развалилось ли отделение?

— Отделение в полном порядке! — рявкнул Рудаков. — Более того, дисциплина только улучшилась без ваших… художеств.

— Художеств? — я поднял бровь. — Вы про спасение жизней? Или про правильную диагностику?

— Я про ваше пренебрежение субординацией! Про самовольные решения! Про игнорирование распоряжений руководства!

— Интересная трактовка. Я думал, главное в медицине — помогать пациентам, а не выполнять бюрократические распоряжения. Но, возможно, я ошибаюсь. Вы же зам главврача, вам виднее.

Рудаков побагровел. Было видно, что он еле сдерживается.

— Ну что ж, — он откашлялся, пытаясь взять себя в руки. — Начинаем нашу планёрку.

— Да, приступайте, — хищно улыбнулся я. — Я послушаю.

Загрузка...