Проклятый Лекарь. Том 5

Глава 11

В смотровой повисла гулкая тишина. Почти загробная.

Пациент на кушетке тяжело дышал, не обращая на нас внимания, а мы с Волконским продолжали стоять друг напротив друга. Он первым нарушил молчание, обведя кабинет насмешливым взглядом.

— Что привело тебя в мои скромные владения, Пирогов? — в его голосе звучала лёгкая аристократическая ирония. — Потерялся по пути из терапевтического отделения? Или решил лично убедиться, как работает настоящая, элитная диагностика?

Он пытается занять доминирующую позицию с помощью сарказма. Предсказуемо. Я не стал ввязываться в эту словесную дуэль. Игнорирование — лучший способ показать, что его мнение для меня не имеет никакого значения.

Я молча прошёл мимо него к кушетке. Пациент был в плохом состоянии.

Нюхль не ошибся. Это был именно тот «высокодоходный актив», который я искал.

— А вы всегда ставите неправильные диагнозы? — усмехнулся я. — Что на этот раз?

Волконский отложил анализы с видом шахматиста, поставившего мат в три хода:

— Диагноз очевиден. Острый токсический гепатит. Судя по уровню трансаминаз — тяжелой степени. Вероятно, медикаментозный или алкогольный генез.

Слишком поспешный вывод. Я незаметно активировал некромантское зрение на долю секунды.

Картина, которая открылась моему магическому взору, была необычной. Печень действительно была поражена — золотистые потоки Живы в ней превратились в хаотичный водоворот с темными вкраплениями некроза. Но это было не изолированное поражение.

Темные сгустки некротической энергии я видел по всему телу — в почках они выглядели как черные пятна на золотом фоне, в мышцах бедер и икрах — как темные нити, оплетающие мышечные волокна. Даже в мозговых оболочках мерцали зловещие темные искры.

Системное воспаление. Это не просто гепатит. Это генерализованная инфекция. Что-то попало в кровь и распространилось по всему организму.

— Медсестра, — Волконский уже начал диктовать назначения авторитетным тоном главного диагноста, — готовьте систему для внутривенной инфузии. Назначаю: глюкоза пять процентов — четыреста миллилитров как растворитель, Гептрал — это S-аденозилметионин, препарат для защиты печени нового поколения — шестьсот миллиграммов внутривенно капельно, Эссенциале форте — фосфолипиды для восстановления мембран гепатоцитов — пять миллилитров внутривенно струйно.

— Записываю, — Катя строчила в листе назначений.

— Также добавьте витамины группы В — тиамин сто миллиграммов, пиридоксин сто миллиграммов, цианокобаламин пятьсот микрограммов. И аскорбиновую кислоту грамм внутривенно — как антиоксидант.

Стандартная схема при гепатите. Но совершенно бесполезная, если мой диагноз верен.

— Подождите, — вмешался я. — Это не гепатит.

Волконский медленно, очень медленно повернулся ко мне. Его движение напомнило мне поворот башни танка, нацеливающейся на врага. В серых глазах плясали черти раздражения:

— Пирогов, — он произнес мое имя так, словно оно было ругательством. — Опять ты со своими гениальными гипотезами? Давай посмотрим факты, хорошо? Желтуха — есть, видишь? Печень увеличена — я только что пропальпировал. Трансаминазы зашкаливают — вот анализы, можешь сам посмотреть. Картина классическая, хрестоматийная для острого гепатита. Что тебе не нравится?

— Картина неполная, — возразил я, подходя ближе к пациенту. — Вы не собрали анамнез. Не спросили, где он был, что ел, чем занимался, с чем контактировал. В карте нет ни слова об употреблении алкоголя или приеме гепатотоксичных препаратов.

— И что? — Волконский скрестил руки на груди в оборонительной позе. — Пациенты часто скрывают употребление алкоголя. Стыдятся.

— Давайте спросим, — я повернулся к больному. — Простите, как вас зовут?

— Михаил Степанович, — ответил он.

— Михаил Степанович, вы употребляли алкоголь в последние две недели?

— Нет, доктор, — он покачал головой. — Я вообще не пью уже три года. Закодировался после того, как жена пригрозила разводом.

— А лекарства? Может, антибиотики, парацетамол в больших дозах?

— Ничего не принимал. Я вообще таблеток боюсь, только если совсем прижмет.

Я повернулся к Волконскому с видом прокурора, представляющего улику:

— Ни алкоголя, ни лекарств. Откуда тогда токсический гепатит?

— Может врать, — упрямился Волконский.

— Я не вру, доктор! — возмутился пациент.

— Посмотрите внимательнее, — я указал на голени пациента. — Видите эту сыпь? Мелкоточечная, из точечных кровоизлияний — это кровоизлияния в кожу. При гепатите такого не бывает.

Волконский нехотя взглянул:

— Это могут быть проявления тромбоцитопении — снижение количества тромбоцитов в крови на фоне печеночной недостаточности. Снижение синтеза факторов свертывания.

— А конъюнктивит? — я указал на глаза пациента. — Посмотрите — склеры не просто желтые. Сосуды инъецированы, конъюнктива гиперемирована. Это воспаление, а не просто отложение билирубина.

— Может быть, сопутствующая вирусная инфекция…

— И мышечные боли? — я легко надавил на икроножную мышцу пациента, и тот вскрикнул. — Видите? Резкая болезненность именно в икрах. Михаил Степанович, у вас болят мышцы?

— Очень болят, доктор! — подтвердил пациент. — Особенно ноги. Как будто их выкручивает.

Упрямый осел. Признал бы ошибку сейчас — сохранил бы лицо. Но нет, гордость не позволяет. Что ж, придется преподать ему урок.

— Моя интуиция, — я специально использовал это слово, зная, как оно бесит Волконского, — подсказывает не локальное поражение печени, а системное воспаление инфекционной природы. Мы лечим не ту болезнь.

Волконский закатил глаза так выразительно, что, казалось, увидел собственный затылок изнутри:

— Опять твои мистические пророчества? И какую же «ту» болезнь мы должны лечить, о великий провидец? — сарказм в его голосе можно было намазывать на хлеб вместо масла. — Может, это проклятие старого пирата? Или порча от черной кошки, перебежавшей дорогу в полнолуние? А может, его сглазила злая теща?

Медсестра хихикнула, но тут же закрыла рот ладошкой.

— Я ставлю на гепатит и точка, — отрезал Волконский. — Екатерина, не слушайте бред коллеги Пирогова. Начинайте капельницу, как я назначил!

Катя засуетилась, доставая из шкафчика систему для внутривенного вливания, флакон с глюкозой, ампулы с препаратами.

Она работала быстро и профессионально. Обработала локтевой сгиб спиртом, наложила жгут, попросила пациента «покачать кулачком». Вена вздулась, и медсестра ловко ввела катетер.

— Есть! — радостно объявила она, видя, как в катетере появилась кровь. — В вену попала с первого раза!

— Молодец, — похвалил Волконский. — Подключайте систему.

Катя присоединила капельницу, открыла зажим. Прозрачная глюкоза потекла по трубке, капля за каплей попадая в счетчик.

— Сорок капель в минуту установила, — доложила она.

— Хорошо. Теперь добавляйте Гептрал.

Волконский стоял рядом с видом полководца, выигравшего сражение. Он делал записи в истории болезни, периодически поглядывая на меня с плохо скрытым торжеством.

— Видите, Пирогов, — говорил он, не поднимая головы от документов, — медицина — это наука точная, как математика. Не нужны никакие мистические видения, тибетские практики и прочая эзотерика. Достаточно знать симптомы, уметь их правильно интерпретировать и следовать проверенным протоколам.

Он намекнул, что ему рассказали о произошедшем в клинике Бестужева, где я отговорился тибетскими техниками. Ведь некромантия в этом мире под запретом.

— Безусловно, — согласился я, внимательно наблюдая за пациентом. — Вопрос только в правильности интерпретации и выборе правильного протокола.

— О, не сомневайтесь, — Волконский самодовольно улыбнулся. — Я-то могу отличить гепатит от гастрита с закрытыми глазами.

Я заметил, как пациент слегка вздрогнул.

Сейчас ты пожалеешь о своей самоуверенности, Волконский.

И тут началось представление.

Михаил Степанович сначала слегка поежился, как будто в кабинете внезапно похолодало.

— Что-то холодно стало, — пробормотал он.

— Кондиционер, наверное, — рассеянно ответил Волконский, продолжая писать.

Но через десять секунд легкая дрожь превратилась в настоящий озноб. Пациента начало трясти так сильно, что кушетка заскрипела и начала подпрыгивать на своих ножках.

— Х-х-холод-д-дно! — стучал он зубами. — Т-так х-х-холод-д-дно! К-как в п-п-проруби!

Катя испуганно отскочила от кушетки:

— Михаил Сергеевич! Что с ним⁈

Волконский поднял голову от бумаг, и его глаза округлились от удивления:

— Что за черт… Озноб? Откуда?

Пациента колотило так сильно, что капельница раскачивалась на штативе. Зубы стучали с такой силой, что было слышно по всему кабинету — как кастаньеты в руках безумного музыканта.

— Реакция на препарат? — предположил Волконский, подскакивая к больному. — Аллергия на Гептрал?

— Но мы еще не успели его ввести! — возразила Катя. — Только глюкозу начали, и то всего миллилитров пятьдесят влилось!

— На глюкозу не бывает такой реакции! — Волконский был в замешательстве. — Это же просто сахар в воде!

— Это не реакция на препарат, — спокойно сказал я, оставаясь у стены. — Это потрясающий озноб. Характерен для бактериемии — массивного выброса бактерий в кровь.

— Чушь! — огрызнулся Волконский, но голос его дрогнул. — При гепатите может быть озноб! Это интоксикация!

— Может, — кивнул я. — Но не такой силы. Посмотрите — это не просто озноб. Это настоящая лихорадочная дрожь. Организм пытается поднять температуру экстренными методами.

— Бред! Температура не может…

Он не договорил.

Озноб прекратился так же внезапно, как начался. Михаил Степанович на секунду обмяк, перестав дрожать, и все подумали, что кризис миновал.

Но через мгновение его лицо из бледно-желтого стало красным, потом багровым, потом почти пурпурным.

— Жарко! — закричал он, начиная срывать с себя больничную рубашку. — Горю! Я горю! Снимите с меня все! Воды! Льда!

Он метался по кушетке как рыба на раскаленной сковороде, пытаясь сбросить даже простыню.

— Откройте окно! — кричал он. — Я сгораю заживо!

Катя инстинктивно приложила руку к его лбу и тут же отдернула:

— Ой! Он весь горит! Как печка!

Она схватила электронный термометр, приложила к виску пациента. Прибор пискнул, показывая результат.

— Сорок один и две! — в ужасе воскликнула она.

— Что⁈ — Волконский выхватил у нее термометр. — Это невозможно! Десять минут назад было тридцать семь и пять! Я сам мерил!

Он тряс прибор, как будто это могло изменить показания:

— Сломался термометр! Не может температура подняться на три с половиной градуса за минуту!

— Может, — спокойно прокомментировал я, наблюдая за развитием событий. — При септическом состоянии — заражении крови. Или при некоторых специфических инфекциях. Массивный выброс пирогенов — веществ, вызывающих лихорадку — может поднять температуру почти мгновенно.

— Но это же…

В этот момент Михаил Степанович вскрикнул так, что задрожали стекла в шкафах:

— НОГИ! Ноги ломит! АААА! Выворачивает! Как будто кости ломают!

Он схватился за икроножные мышцы обеими руками, его лицо исказилось гримасой нечеловеческой боли. Он буквально выгибался на кушетке, пытаясь найти положение, в котором боль была бы терпимой.

— Режет! Жжет! Выкручивает! — кричал он. — Сделайте что-нибудь! Я не могу!

— Миалгии, — прокомментировал я для Волконского, который стоял с открытым ртом. — Мышечные боли. Особенно выраженные в икроножных мышцах — весьма специфичный симптом. Запомните это, пригодится для диагноза.

Пазл складывается. Желтуха, миалгии с акцентом на икры, лихорадка с потрясающим ознобом. Осталось еще пара симптомов для полной картины. Интересно, появятся ли они?

— Анальгетики! — закричал Волконский. — Катя, кеторол внутримышечно! Нет, лучше трамадол!

— Какая дозировка? — Катя металась между пациентом и шкафом с лекарствами.

— Сто миллиграммов! Нет, пятьдесят! Черт, я не знаю!

Паника. Волконский потерял контроль. Его идеальная схема лечения гепатита рушится на глазах.

Волконский пытался удержать ноги пациента, чтобы осмотреть икры, когда Михаил Степанович вдруг закашлялся. Сухой, надсадный кашель сотрясал его тело.

И тут из носа потекла кровь.

Сначала это было несколько капель — они повисли на кончике носа, как рубиновые бусины. Потом капли слились в струйку. Алая кровь потекла из обеих ноздрей, капая на белую простыню.

— Кровь! — закричала Катя, и в ее голосе была настоящая паника. — У него носовое кровотечение!

— Тампоны! — заорал Волконский. — Марлевые тампоны! Быстро! И лед! Лед на переносицу!

Катя бросилась к перевязочному столику, роняя на пол упаковки бинтов. Руки у нее тряслись, и она никак не могла развернуть марлю.

Но кровотечение не ограничилось носом. Я заметил, что в месте, где стоял катетер, начал формироваться синяк — сначала маленький, с пятирублевую монету, потом все больше и больше. За тридцать секунд он превратился в огромный фиолетовый круг размером с блюдце.

— Гематома! — воскликнул я. — Посмотрите на руку!

Волконский повернулся и побледнел. На груди и руках пациента начали появляться мелкие точечные кровоизлияния — петехии. Они возникали прямо на глазах, как будто кто-то невидимый разбрызгивал красные чернила по коже.

— Геморрагический синдром! — голос Волконского поднялся до визга. — Но откуда⁈ Это ДВС-синдром⁈ Снижение количества тромбоцитов в крови⁈ Сепсис⁈

ДВС — диссеминированное внутрисосудистое свертывание. Когда система свертывания сходит с ума — сначала тромбы везде, потом кровотечения. Но это не ДВС. Картина другая.

Волконский метался по кабинету как тигр в клетке, выкрикивая противоречивые команды:

— Жаропонижающее! Парацетамол! Нет, стоп, нельзя, печень поражена! Анальгин! Тоже нельзя, кровотечение усилится! Кислород! Дайте ему кислород! Викасол! Викасол внутримышечно — витамин К, повысит свертываемость! Нет, подождите, может быть тромбоз! Черт, черт, ЧЕРТ!

Он схватился за телефон:

— Вызывайте реаниматолога! И гематолога! И инфекциониста! Всех вызывайте! У меня тут… я не знаю, что тут!

Полная паника. Волконский окончательно потерял контроль. Его прекрасная, логичная картина «простого токсического гепатита» рассыпалась за три минуты, как карточный домик.

И это глава ордена, который хочет захватить власть в клинике? Может, Свиридов там напутал чего?

Катя пыталась остановить носовое кровотечение тампонами, но кровь пропитывала марлю моментально. Михаил Степанович стонал от боли в ногах, метался от жара и захлебывался кровью.

— Мы его теряем! — кричала медсестра. — Что делать⁈

Пора вмешаться. А то еще немного, и ситуация станет критической.

Я отошел от стены, где наблюдал за развитием событий, и спокойно, не торопясь, подошел к кушетке. Мое спокойствие резко контрастировало с паникой Волконского и Кати.

— Отойдите, — сказал я медсестре. — Дайте мне место.

Она послушно отскочила, глядя на меня как на спасителя.

Я наклонился к Михаилу Степановичу, взял его за плечи, заставляя сфокусировать блуждающий взгляд на моем лице:

— Михаил Степанович, послушайте меня внимательно. Это очень важно для вашей жизни. Вспомните, где вы были две недели назад. Подумайте хорошо.

— Не… не помню… — бормотал он сквозь кровь и боль. — Голова кружится… умираю…

— Вы не умираете, — твердо сказал я. — Но мне нужна информация. Вспоминайте! Выезд на природу? Дача? Рыбалка? Были на рыбалке?

В его глазах мелькнул проблеск узнавания:

— Рыбалка… да… был на рыбалке…

— Отлично! — я крепче сжал его плечи. — Где? На каком водоеме?

— Озеро… под Клином… Дикое место… без людей…

— Хорошо! А вода в озере какая? Чистая? Прозрачная?

— Нет… мутная… заросшее все… камыши, тина…

— Вы в воду заходили? Купались? Или, может, упали?

— Лодка… — он с трудом вспоминал. — Лодка перевернулась… Старая была… Я в воду упал… наглотался… фу, какая гадость была…

— А рядом с озером что? Постройки какие-то? Фермы?

— Ферма… да… заброшенная… Коровник старый… все разрушено… Крысы там… много крыс…

Последний кусочек пазла встал на место. Заросшее озеро, заброшенная ферма, крысы, падение в воду. Классическая эпидемиологическая картина!

Я выпрямился и повернулся к Волконскому, который стоял с телефонной трубкой в руке, застыв как соляной столп:

— Можете не вызывать реаниматологов. И гематолога тоже. Вызовите лучше медсестру процедурного кабинета с антибиотиками. Нужен пенициллин. Десять миллионов единиц. Внутривенно. Немедленно.

Волконский уставился на меня, и его глаза были размером с блюдца:

— Пенициллин⁈ — его голос сорвался на фальцет. — Ты с ума сошел⁈ ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ единиц⁈ Это же лошадиная доза! От чего, черт возьми⁈

— От того, что убивает его прямо сейчас, — я говорил спокойно, четко, чеканя каждое слово как монеты. — Давайте соберем клиническую картину. Желтуха — есть. Миалгии, особенно выраженные в икроножных мышцах — есть. Геморрагический синдром — начался. Поражение почек — анурия, прекращение мочеобразования — начнется через час, можете проверить. Еще через два часа — полиорганная недостаточность и смерть.

— Но ЧТО ЭТО⁈ — Волконский был на грани истерики.