Проклятый Лекарь. Том 5

Глава 15

— Да хватит вам уже нагнетать! — зло пыхтел Бестужев.

— Как скажете, — качнул головой я. — Замолкаю и перестаю нагнетать.

И продолжил всматриваться в смерч над головой Михайлова.

Над макушкой главврача вращался миниатюрный черный смерч. Но это была не независимая аномалия — тонкие энергетические нити связывали его с главной воронкой над клиникой, как пуповина связывает младенца с матерью.

Но что-то здесь принципиально было не так. Михайлов не источник проклятия — энергия течет не от него, а через него. Он как… ретранслятор? Распространитель? Проводник?

В электрической сети есть электростанция — источник. Есть трансформаторы — преобразователи. И есть провода — проводники. Михайлов — это провод. Качественный, мощный, но всего лишь провод.

Главврач достал из нагрудного кармана белоснежный платок — накрахмаленный до хруста, с вышитыми инициалами «С. П. М.» — и начал методично вытирать руки.

Движения были механическими, отработанными до автоматизма. Большой палец, указательный, средний, безымянный, мизинец. Потом ладонь. Потом тыльная сторона. Потом запястье. Правая рука, затем левая.

Обсессивно-компульсивное расстройство? Или ритуал? Некоторые некромантические практики требуют ритуальной чистоты.

— Что ж, господа, — наконец заговорил Михайлов своим мягким, вкрадчивым голосом. — Если доктор Пирогов не желает входить в нашу клинику, я не могу заставить его силой.

Он сделал паузу, продолжая вытирать уже идеально сухие руки.

— Это было бы… неэтично, — продолжил он.

Граф Бестужев тем временем превратился в живую иллюстрацию нервного срыва. Рот открывался и закрывался беззвучно, лицо из красного стало багровым, потом пурпурным, на лбу вздулась вена толщиной с карандаш.

— Но… но это же… — начал он, задыхаясь. — Это же немыслимо! Возмутительно! Я привел его сюда! Организовал встречу! Потратил время!

— Время, граф, — философски заметил Михайлов, складывая платок по строго выверенным линиям, — это единственный ресурс, который нельзя вернуть. В отличие от денег, здоровья или даже жизни.

Интересное замечание. Особенно про жизнь. Намекает на воскрешение? Или просто красивая фраза?

— Свободная воля, граф Бестужев, — продолжил главврач, убирая платок обратно в карман с такой аккуратностью, будто это был бриллиант. — Основа медицинской этики со времен Гиппократа. Пациент — или в данном случае потенциальный владелец — имеет полное право отказаться от любой процедуры, осмотра или приобретения.

— Но клиника же прекрасная! — взорвался граф. — Оборудование новейшее! Персонал квалифицированный!

— Возможно, доктор Пирогов видит то, что не видим мы, — Михайлов повернулся ко мне, и я уловил в его глазах странный блеск. — Некоторые люди обладают… особенным зрением.

— Доктор Михайлов, — я решил перейти в наступление. — Позвольте вопрос профессионального характера.

— Разумеется, коллега. Всегда рад профессиональной дискуссии.

— Как долго вы работаете в этой клинике?

Он задумался, продолжая методично разглаживать несуществующие складки на своем безупречном пиджаке:

— Два года, четыре месяца и… — он посмотрел на карманные часы, — восемнадцать дней. Если быть совсем точным. А что?

Два года и четыре месяца. По словам Сергея, предыдущий главврач повесился два-три года назад. Михайлов пришел вскоре после этого. И примерно тогда же появилась воронка, судя по ее размерам.

Совпадение? В некромантии не бывает совпадений.

— Просто любопытство, — ответил я небрежно. — Профессиональное. И еще вопрос — вы довольны своей работой здесь?

В глазах Михайлова вспыхнул странный фанатичный огонек:

— Более чем доволен, доктор Пирогов. Я бы даже сказал — счастлив. Наша клиника творит настоящие чудеса. Мы исцеляем тех, от кого отказались другие врачи. Возвращаем надежду безнадежным. Даруем жизнь умирающим.

— И забираете здоровье у здоровых?

Улыбка на его лице застыла, как маска из воска. На долю секунды. Потом снова стала естественной:

— Простите, я не понимаю, о чем вы говорите.

— Неважно. Просто размышляю вслух. Дурная привычка.

— О, я вас понимаю, — Михайлов кивнул. — У всех врачей есть профессиональные причуды. Я вот, например, не могу не мыть руки каждые полчаса. Даже если они чистые.

Так вот в чем дело. Не ритуал, а навязчивость. Интересно, это следствие проклятия или было до него?

Михайлов посмотрел на часы — золотые, с гравировкой, явно дорогие. А клиника в убытках, значит. Всё становится понятнее и понятнее.

— О, время! — поднял брови он. — Первая операция через двадцать минут. Нужно подготовиться.

Он повернулся к Бестужеву, который все это время молча кипел от злости.

— Граф, может, все-таки зайдете? — спросил он. — Выпьем чаю после операции, обсудим будущее клиники? У меня есть прекрасный китайский чай, подарок одного благодарного пациента.

Бестужев задумчиво покачал головой, и я увидел, как в его глазах мелькнуло подозрение.

— Благодарю за приглашение, доктор, но у меня встреча через час, — сказал он. — В министерстве финансов. Важные переговоры о государственном займе.

Врет. Но врет умело.

Молодец, граф, учишься осторожности.

— Понимаю, — Михайлов слегка поклонился. — Дела государственной важности превыше всего. Что ж, тогда всего хорошего, господа.

— Всего хорошего, — ответил я, внимательно наблюдая за черным смерчем над его головой.

Михайлов развернулся и пошел обратно к клинике. Походка размеренная, спина прямая, ни единого лишнего движения. Я не отрывал от него взгляда, наблюдая, как черный смерч пульсирует в такт с основной воронкой.

Синхронизация идеальная. Он подключен к системе как периферийное устройство к компьютеру. Но добровольно или принудительно? Знает ли он о своей роли? Или думает, что просто лечит людей?

У самых дверей Михайлов обернулся.

— Кстати, доктор Пирогов! — улыбнулся он во все тридцать два. — Если передумаете — двери нашей клиники всегда открыты. Особенно для таких… талантливых врачей, как вы.

— Буду иметь в виду.

— И еще, — он улыбнулся, и от этой улыбки у меня мороз пробежал по коже. — Будьте осторожны. В последнее время в Москве участились… несчастные случаи. Особенно с врачами, которые видят больше, чем следует.

А вот это было лишним. Придется все-таки наведаться к тебе отдельно и потолковать с глазу на глаз. Но это чуть позже.

— Спасибо за заботу. Я всегда осторожен.

— Не сомневаюсь. До встречи, доктор.

Он исчез за дверями клиники.

Как только массивные двери закрылись за Михайловым, я повернулся к Бестужеву:

— За мной. Быстро. Не оглядываясь и не останавливаясь.

— Что? — граф моргнул. — Куда? Зачем?

— В вашу машину. Немедленно. Потом объясню.

Стальные нотки приказа в моем тоне заставили аристократа послушаться без лишних вопросов. Мы быстрым шагом, почти бегом, направились к его авто.

Машина оказалась не просто машиной — это был черный комфортабельный минивэн последней модели. Бронированный, судя по толщине стекол. С затемненными окнами и гербом Бестужевых на капоте.

Мы забрались внутрь, и я на мгновение замер, оценивая интерьер. Это не машина, это президентский номер пятизвездочного отеля на колесах.

Кожаные сиденья ручной работы, климат-контроль с ионизацией воздуха, встроенный бар с охлаждением, мультимедийная система с голографическим дисплеем. На потолке — звездное небо из оптоволокна. Даже небольшой сейф в подлокотнике.

Аристократы. Даже в машине должны чувствовать себя как во дворце. Интересно, сколько это стоит? Миллионов пять? Десять?

Дверь захлопнулась с мягким щелчком, отрезая нас от внешнего мира. Звуки улицы исчезли — машина была звукоизолирована.

И тут Бестужев взорвался, как пороховая бочка:

— Что за чертов цирк вы устроили, Пирогов⁈ — он вскочил с сиденья, размахивая руками. — Что за идиотское представление⁈ Вы выставили меня полным кретином! Дураком! Шутом гороховым!

— Граф, сядьте, — спокойно сказал я.

— Сесть⁈ СЕСТЬ⁈ — его голос поднялся до фальцета. — Вы отказываетесь от клиники, которую я вам ДАРЮ! Бесплатно! Безвозмездно! Это же целое состояние!

— Граф…

— Вы оскорбляете главврача! Ведете себя как сумасшедший параноик! Говорите загадками! Что подумает обо мне Михайлов? Что я привел к нему психа⁈

БАМ! Его кулак врезался в подлокотник, оставив заметную вмятину в полированном дереве.

— Граф, успокойтесь и выслушайте.

— Успокоиться⁈ — он покраснел еще сильнее, если это было возможно. — Вы разрушили сделку века! Знаете, сколько я потратил на оформление документов? На взятки чиновникам? На гербовые сборы?

— Клиника проклята, — сказал я ровным тоном.

Эффект был как от ушата ледяной воды. Граф замер с открытым ртом, рука застыла в воздухе.

— Что? — выдавил он после долгой паузы.

— Проклята. Некромантическое проклятие высшего уровня. Архимагистерский уровень сложности.

— Вы… вы шутите?

— Нисколько. Над клиникой висит энергетическая воронка высотой в сотню метров. Она высасывает жизненную силу из всего в радиусе километра.

Бестужев медленно опустился на сиденье:

— Продолжайте.

— Михайлов — носитель и распространитель проклятия. Не источник, но проводник. Через него проклятие заражает пациентов.

— Но он же лечит людей!

— Некоторых лечит. Некоторых калечит. Это своего рода сортировщик — но по какому принципу сортирует, я пока не понял.

— И что будет с клиникой?

— Через месяц, максимум два, вся конструкция рухнет в Москву-реку. Проклятие разъедает фундамент на энергетическом уровне. Здание буквально сползает к обрыву.

Тишина в карете была такой плотной, что я слышал, как граф сглатывает.

— Откуда… откуда вы все это знаете? — наконец спросил он.

— У меня есть свои методы диагностики. Можете не верить, если не доверяете.

Бестужев смотрел на меня долгим, изучающим взглядом. Я видел, как в его голове крутятся шестеренки, анализируя информацию.

— Вы некромант? — вдруг спросил он.

Вот же ж… Догадливый аристократ.

— С чего вы взяли?

— Только некромант может видеть некромантические проклятия. Это же очевидно.

— Это опасное обвинение, граф. Некромантия запрещена.

— Я никого не обвиняю, — он поднял руки. — Просто констатирую факт. Вы спасли моего сына. Спасли Лилию от смерти. Вылечили десятки безнадежных больных. Методами, которые обычная медицина объяснить не может.

— Тибетские практики, — усмехнулся я.

— Пирогов, не держите меня за идиота. Я, может, и не маг, но не дурак. Тибетские практики не позволяют видеть проклятия.

Мы смотрели друг на друга. Я прикидывал риски признания.

Если признаюсь — он может меня сдать инквизиции. Или шантажировать. Но он спас меня от голодной смерти, дал работу, предложил клинику. Вряд ли сдаст.

— Допустим, — осторожно сказал я. — Чисто гипотетически. Что вы будете делать с этой информацией?

— Ничего, — просто ответил граф. — Для меня этого достаточно. Ваши секреты останутся вашими секретами.

— Даже если эти секреты противозаконны?

— Законы пишут люди. А люди ошибаются. Если ваши… способности помогают спасать жизни, то к черту законы.

Прагматичный человек. И верный. Редкое сочетание. Однако это ставит нас в равные права, а я по таким правилам играть не любил.

— Хорошо, — кивнул я. — Верю. Но вы понимаете, что эту информацию нельзя разглашать?

— Я не самоубийца. Если инквизиция узнает, что я знал о некроманте и не донес — меня самого сожгут.

— Тогда договорились. Что будете делать с клиникой?

Бестужев задумался, потом его лицо исказила ярость:

— Меня подставили! Кто-то специально всучил мне проклятый актив!

— У вас есть подозреваемые?

— Есть! — он сжал кулаки. — Ко мне приходил министерский советник Коновалов. Из министерства здравоохранения. Очень настойчиво предлагал купить эту клинику.

— Настойчиво — это как?

— Приходил четыре раза! — граф начал загибать пальцы. — Первый раз — просто предложил. Я отказался, сказал, что подумаю. Второй раз — принес финансовые расчеты, доказывал выгоду. Третий — намекнул, что если я не куплю, то могут быть проблемы с лицензиями на мои другие клиники. Четвертый — прямо сказал, что это предложение, от которого нельзя отказаться.

Принуждение. Кто-то очень хотел, чтобы Бестужев купил проклятую клинику. Но зачем?

— И вы согласились?

— А что мне оставалось? — граф развел руками. — У меня пять клиник в Москве, три в Петербурге. Если бы отозвали лицензии — я бы разорился. К тому же я тогда активно расширялся, скупал все подряд. Эта клиника казалась неплохой инвестицией.

— А Коновалов знал о проклятии?

— Точно знал! — убежденно кивнул Бестужев. — Иначе зачем так давить? Обычную клинику не стал бы так навязывать!

— Логично. Что планируете делать?

— Разберусь с этим подлецом! — граф снова ударил кулаком по обшивке, расширяя первую вмятину. — Выясню, кто за этим стоит! Заставлю снять проклятие!

— Прекрасно, — я потянулся к дверной ручке. — Удачи вам в этом. Только без меня.

— Стойте! — граф схватил меня за рукав. — Как это без вас? А кто мне поможет?

— Граф, я врач, а не политический интриган. Разборки с министерством — не моя сфера.

— Но как я объясню Коновалову, что знаю о проклятии?

— Придумайте что-нибудь, — я пожал плечами. — Скажите, что независимый эксперт нашел проблемы с фундаментом — здание действительно сползает к обрыву. Или что местные жители рассказали о странностях — они действительно считают это место проклятым. Или просто обвините его в мошенничестве — всучил убыточный актив под видом прибыльного.

— Но…

— Граф, — я высвободил рукав, — у меня нет ни малейшего желания лезть в политические разборки. Это ваш бизнес, ваши проблемы. Найдите того, кто наложил проклятие, тогда поговорим о его снятии. Все!

Бестужев смотрел на меня с явным разочарованием:

— Вы бросаете меня одного против министерства?

— Я не ваш телохранитель и не ваш советник. У меня своя работа и свои проблемы.

И свое проклятие, которое убьет меня, если я не буду ежедневно спасать жизни. Мне некогда играть в политические игры.

Граф тяжело вздохнул, потом кивнул:

— Хорошо. Понимаю. Вы правы — это мои проблемы. Я сам влез в это дерьмо, сам и выберусь.

— Нет, никто не заставляет вас выбираться самому. Я лишь не хочу искать виновного. С этим вы справитесь и без меня.

— Но вы поможете снять проклятие, когда я найду того, кто это сотворил?

— Конечно. Но учтите, проклятие архимагистерского уровня мне пока не по зубам. Нужно будет искать специалиста посерьезнее.

— Где искать некроманта-архимагистра? — саркастически спросил граф. — Объявление в газету дать?

— Это уже не ваша забота. Но поверьте, они есть. Просто хорошо прячутся.

— От инквизиции?

— И от нее тоже.

Я открыл дверь машины:

— Удачи вам, граф. И будьте осторожны. Тот, кто способен проклясть целую клинику, может проклясть и человека.

— Спасибо за предупреждение. И Святослав… спасибо за правду. Не каждый бы рискнул признаться.

— Не за что. Мы в расчете.

Я вышел из машины и направился к своему седану.

Сергей терпеливо ждал меня в машине, читая газету. Увидев меня, он быстро сложил ее:

— В больницу, Святослав Игоревич?

— Да, обратно в «Белый Покров».

— Как скажете.

Машина мягко тронулась, и я откинулся на сиденье, размышляя о произошедшем.

Политические игры. Кто-то в министерстве здравоохранения использует проклятую клинику как оружие. Но против кого? Против Бестужева лично? Или он просто оказался удобной жертвой?

И главное — кто наложил проклятие? Архимагистр некромантии — это не шутка. В империи их единицы. И каждый на счету у инквизиции, даже если она не знает точно, кто они.

Такой некромант может быть опасен для меня самого, а потому нужно будет вычислить, кто стоит за этим проклятьем. Однако Бестужеву я об этом пока говорить не собирался. Вполне вероятно, что наложение проклятия на клинику кто-то заказал и нам надо искать двух разных людей.

Политикой пусть Бестужев занимается. У него связи, деньги, влияние. Он разберется с Коноваловым и найдет, кто стоит за проклятием. А я буду делать то, что умею — лечить людей и собирать Живу.

Еще десять процентов, и Сосуд будет полон. Это откроет новые возможности. Может, даже получится перейти на следующий уровень некромантической силы. А там, глядишь, и со своим проклятием справлюсь.

Главное — не лезть в политику. Это болото засасывает похуже любого проклятия.

— А вот и больница, — Сергей свернул к главному входу. — Приехали, Святослав Игоревич.

— Спасибо, Сергей.

Я вышел из машины.

Больница встретила меня привычной суетой. В приемном покое стонал какой-то пьяница с разбитой головой. По коридору бежала медсестра с подносом лекарств. Два санитара везли каталку с бледным стариком.

Обычный день.

Никаких проклятий, никакой политики. Только медицина. Люблю «Покров»!

Я поднялся на третий этаж по широкой лестнице с облупившейся краской на перилах. С каждым шагом странное ощущение нарастало. Что-то было не так.

На площадке второго этажа мимо меня пронеслась медсестра Катя. Лицо красное, чепец съехал набок, в глазах паника.

— Катя, что случилось? — окликнул я ее.

— Святослав Игоревич! Там такое! В вашем отделении! Драка! Настоящая драка!

— Драка? Кто дерется?

— Какие-то дамы! Богатые! Прямо в фойе катаются!

Что за черт?

Я ускорил шаг.

Чем ближе я подходил к терапевтическому отделению, тем громче становились звуки — визг, крики, звук рвущейся ткани, грохот падающей мебели.

Я влетел в двери отделения и замер на пороге.

Фойе выглядело как поле битвы.

Посередине, на полу катались две женщины. Одна — блондинка лет двадцати пяти в дорогом синем платье — визжала как банши и пыталась вырвать волосы у соперницы.

Платье было разорвано на плече, обнажая кружевное белье. Прическа, которая явно стоила целое состояние, превратилась в воронье гнездо.

Вторая — брюнетка примерно того же возраста в зеленом — рычала как дикий зверь и пыталась укусить блондинку за руку. Ее платье было разорвано сбоку, корсет расшнурован, чулок порван.

Аристократки. Дорогие платья, бриллиантовые украшения, но дерутся как базарные торговки. Хуже базарных — те хоть бы по делу дрались.

Рядом на полу сидели еще три девушки в различных стадиях поражения.

Рыжеволосая держалась за разбитую губу, кровь капала на ее желтое платье, оставляя алые пятна на шёлке.

— Мой зуб! — причитала она. — Она выбила мой зуб! Передний! Что скажет папа⁈

Вторая, шатенка в розовом, пыталась остановить носовое кровотечение, запрокинув голову назад. Платок, которым она прижимала нос, уже пропитался кровью.

— Доктор! — хрипела она. — Доктор! Она сломала мне нос! Мой прекрасный нос! Опять операция нужна будет!

Третья, совсем юная девушка лет восемнадцати, просто лежала на полу в полуобморочном состоянии, держась за голову. На лбу наливался внушительный синяк.

— Мама… — бормотала она. — Мамочка… забери меня отсюда…

Двое санитаров — Демид и Иван, здоровенные мужики, которые обычно без труда справлялись с буйными пациентами — безуспешно пытались разнять дерущихся.

— Барышни! — кричал Демид, пытаясь ухватить блондинку за руки. — Прекратите немедленно!

— Это же больница! — вторил Иван, безуспешно пытаясь оттащить брюнетку. — Здесь больные люди! Нельзя так шуметь!

— ОТПУСТИ, ДРЯНЬ! — визжала блондинка. — ОН МОЙ! БАРОН МОЙ!

— ТВОЙ⁈ — рычала брюнетка. — ДА ОН НА ТЕБЯ И НЕ СМОТРИТ! СТАРАЯ КАРГА!

— КАРГА⁈ МНЕ ДВАДЦАТЬ ТРИ! А ТЕБЕ УЖЕ ДВАДЦАТЬ СЕМЬ, СТАРУХА!

— Я ВЫГЛЯЖУ НА ВОСЕМНАДЦАТЬ!

— НА ТРИДЦАТЬ ВОСЕМЬ!

И они снова вцепились друг в друга с удвоенной яростью.

Над всей этой вакханалией, у окна, стояли еще две женщины, наблюдая за происходящим с разными эмоциями.

Одна — дама лет сорока пяти в строгом черном платье с высоким воротником — смотрела на драку с выражением брезгливого превосходства, как смотрят на возню дворовых собак.

Статс-дама определялась по осанке и манерам. Привыкла к придворным интригам. Для нее это развлечение.

Вторая — девушка лет двадцати в нежно-голубом — прикрывала рот кружевным платочком, но я видел, как блестят ее глаза от еле сдерживаемого смеха.

Фрейлина. Молодая, только ко двору попала. Для нее это приключение.

— Какие страсти, — услышал я, как статс-дама говорит фрейлине. — В мое время дамы умели сдерживаться.

— О да, — отвечала фрейлина, пряча улыбку. — Хотя, должна признать, весьма… поучительное зрелище.

— Поучительное?

— Теперь я знаю, как не надо бороться за мужчину.

Умная девочка. Учится на чужих ошибках.

У стены, максимально далеко от эпицентра сражения, прижался Костик. Бледный как полотно, с выпученными глазами, дрожащий как осиновый лист.

Бедняга. Не справился с невыполнимой миссией — удержать десять влюбленных женщин от встречи.

Я подошел к нему:

— Ну что, Костик? Не уследил за поклонницами барона Долгорукова?

— С-с-святослав! — он чуть заикался, губы тряслись. — Я… я… они…

— Спокойно. Глубокий вдох через нос. Задержать на три секунды. Выдох через рот. Еще раз. И еще. Вот так. А теперь рассказывай, что произошло.

Костик сделал несколько дыхательных упражнений и немного успокоился:

— Я сделал все, как ты сказал! Честное слово! Встретил их у входа — по одной, по две. Очень вежливо объяснил, что барон на операции, что посещения запрещены до завтра.

— И?

— Развел по разным комнатам отдыха! — он начал загибать пальцы. — Графиню Воронцову — в комнату на первом этаже. Княжну Оболенскую — на втором. Купеческую дочь — в ординаторскую. Фрейлин — в процедурный кабинет…

— Погоди, в процедурный?

— Там никого не было! Я проверил! Остальных тоже рассадил — кого в коридоре на лавочки, кого в пустые палаты.

— Разумно. И что пошло не так?

— Они сидели спокойно! — Костик всплеснул руками. — Час! Полтора! Я уже думал — все, пронесло! А потом…

— Что?

— Я не знаю как! — простонал он. — Они все узнали, что операция барона закончилась! Мол, все прошло успешно, скоро очнется от наркоза!

— И побежали к нему?

— Как ошпаренные! А по дороге встретились. Ну и… Слово за слово…

— И понеслось?

— Как лавина! — Костик схватился за голову. — Они кричали, обвиняли друг друга…

Он показал на поле боя:

— Сначала графиня Воронцова заявила, что она официальная невеста и имеет право первой увидеть жениха.

— Официальная?

— Ну, типа того. Говорит, барон сделал ей предложение. Правда, без свидетелей и кольца, но это детали.

— Конечно, детали, — я усмехнулся.

БАМ! Блондинка швырнула в брюнетку туфлю. Промахнулась — туфля влетела в окно, разбив стекло.

— Ну все, — сказал я. — Хватит. Нюхль, твой выход!

Костяная ящерица на моем плече встрепенулась:

— Ших?

— Время развлечь дам. Покажи им фокус с исчезновением.

— Ших-ших! — радостно закивал Нюхль и спрыгнул с плеча.

Он побежал прямо в эпицентр битвы и начал свой коронный номер — прыгал, вертелся, щекотал дам костяным хвостом.

— ААААА! — завизжала блондинка. — Что это⁈

— Скелет! — брюнетка отскочила. — Живой скелет!

— Это ящерица! — крикнула рыжая. — Мертвая ящерица!

— Ших-ших-ших! — Нюхль радостно скакал между ними, явно наслаждаясь произведенным эффектом.

Дамы с визгом разбежались в разные стороны, забыв о драке.

Эффективно. Ничто так не отрезвляет женщин, как неожиданная встреча с чем-то скользким, холодным или костяным.

И именно в этот момент, когда дамы визжали, санитары пытались их успокоить, а Нюхль весело скакал посреди хаоса, за спиной раздался голос — громкий, властный, не терпящий возражений:

— Что здесь, черт возьми, происходит⁈

Я обернулся.

В дверях стоял главврач Сомов. Лицо багровое от злости, редкие волосы растрепаны, очки съехали на кончик носа. Руки сжаты в кулаки так крепко, что костяшки побелели.

Но не он заставил меня внутренне напрячься. Хотя и его я видел в таком настроении впервые.

За ним, молчаливыми тенями, стояли трое.

Черные мундиры с серебряными пуговицами — по восемь штук, двумя рядами. Высокие сапоги до колен, начищенные до зеркального блеска. Белые перчатки.

И самое главное — на груди каждого знак в виде пламенеющего меча, пронзающего змею.

Святая инквизиция.

Отдел по борьбе с магическими преступлениями. Официальные охотники на ведьм, некромантов и прочих «врагов империи».

Черт, черт, черт. Только их не хватало. Если они почувствуют мою некромантическую ауру…