Проклятый Лекарь. Том 2

Глава 2

Волконский всё ещё стоял у автомата, лихорадочно переваривая моё предложение. Вокруг нас уже начала собираться небольшая толпа из любопытных медсестёр и пары скучающих ординаторов, которые слышали мои громкие крики о дуэли.

— Как это — медицинская дуэль? — наконец выдавил он. — Что за бред ты несёшь?

— Всё очень просто, Михаил, — я отошёл от автомата, давая место следующему в очереди, и заговорил спокойно, но так, чтобы все вокруг слышали. — Никаких пистолетов. Никакой крови. Только чистый интеллект. Мы идём к Сомову. Просим его дать нам одного, сложного, «неясного» пациента, который только что поступил. Которого ещё никто не видел. И ставим ему диагноз. Без опроса, без сбора анамнеза. Только объективные данные: осмотр, пальпация, аускультация и результаты лабораторных анализов. Кто первый назовёт точный, подтверждённый диагноз — тот и победил.

— Это невозможно! — возмутился он. — Без подробного опроса пациента нельзя поставить точный диагноз! Это основы медицины!

Конечно, нельзя. Для тебя. Потому что ты привык, что пациенты сами подробно рассказывают тебе, что и где у них болит. А думать головой — это не твоё. Ты — исполнитель, а не диагност.

— Всё с тобой понятно, дуэлянт, — улыбнулся я. — Струсил? Испугался, что без подсказок пациента твой хвалёный диплом окажется просто красивой бумажкой?

Его лицо из красного стало пунцовым. Я попал в самое больное место — в его профессиональную гордость. Специально говорил так, чтобы вывести его из себя.

— Я не трушу! — взвизгнул он. — Я принимаю твой вызов, бастард!

— Отлично. Когда начинаем? Я готов хоть сейчас.

И тут он поплыл.

— Только… не сегодня, — он вдруг засуетился, лихорадочно ища предлог. — У меня… у меня сегодня важные консультации. Да! В диагностическом отделении. С профессором!

— Ага, конечно, — я кивнул с самым серьёзным видом. — Только у тебя, разумеется, важные дела. А я-то тут так, прохлаждаюсь. Между спасением умирающих от карциноидного криза и вытаскиванием пациентов из клинической смерти. Мелочи, не стоящие внимания.

— Дуэль будет завтра с утра, — Волконский сверлил меня взглядом, полным чистой ненависти.

— Как скажешь, — пожал плечами я. — К вашим услугам в любое время дня и ночи.

Он резко развернулся и ушёл, громко и демонстративно стуча каблуками. Толпа зевак начала расходиться, оживлённо перешёптываясь. Слухи о предстоящей дуэли разлетятся по клинике быстрее любой инфекции.

Завтра будет интересный день. Очень интересный.

Посмотрим, на что способен наш мажор без папиных связей и подсказок от пациентов. Это будет не просто сражение. Это будет публичная казнь его репутации.

Я шёл по коридору, а у лестницы, ведущей в морг, меня уже ждал Нюхль. Он материализовался из воздуха, гордо держа в своих костяных челюстях смартфон последней модели.

Дорогая, блестящая игрушка из стекла и металла — тысяч за сто, не меньше. Выглядел питомец как дикарь из джунглей, нашедший диковинный артефакт.

— Молодец, — я похвалил его, забирая телефон. — Никто не видел, как ты вытаскивал его из сейфа Глафиры?

Ящерица гордо выпятила свою несуществующую грудную клетку и с презрением фыркнула, мол: «Хозяин, ты меня обижаешь своей недооценкой моих воровских талантов».

Я включил экран. Конечно. Пароль. Шесть цифр.

Мысленно перебрал варианты. Дата рождения? Слишком просто и предсказуемо. Последние цифры его личного номера? Возможно. Но у меня не было времени играть в угадайку.

Нужен был специалист.

Больничный IT-отдел или, как его называли сотрудники, «пещера гоблина», располагался в самом дальнем углу подвала, рядом с архивом и гудящей прачечной.

В тесной комнате, заваленной мотками проводов, старыми системными блоками и пустыми кружками из-под кофе, сидел Жора. Местный компьютерный гений, способный, по слухам, и взломать сервер министерства, и починить магический тостер.

— Жора, привет, — я вошёл и положил телефон на его стол, заваленный микросхемами. — Нужна твоя помощь.

— Если комп завис — перезагрузи, — ответил он, не отрываясь от экрана, на котором бежали зелёные строчки кода. — Если принтер не печатает — проверь, есть ли в нём бумага. Если что-то другое — приходи завтра.

— Нужно разблокировать вот это, — я пододвинул телефон ближе.

Он наконец поднял на меня свои красные от недосыпа глаза и посмотрел на смартфон.

— Телефон? Неэтично, Пирогов. Личная информация, закон о защите данных, статья сто тридцать восьмая уголовного кодекса…

— Жора, это телефон пациента в коме, — я решил надавить на его сочувствие. — Красникова, из восьмой палаты. Он лежит у нас уже неделю, один. Ни одного посетителя. Его родные, скорее всего, сходят с ума от неизвестности, обзванивая морги и полицейские участки. А я не могу им позвонить и сказать, что он жив, из-за этого дурацкого пароля. Ты можешь помочь?

Он долго молчал, барабаня пальцами по столу и, видимо, взвешивая на своих внутренних весах этику и человечность. Затем тяжело вздохнул.

— Так звони в полицию, — как ни в чем не бывало сказал Жора.

— Они уже в курсе, — ответил я. — Но что-то не торопятся с поисками. Только представь — где-то не находит себе место мать. Она не знает, что с её сыном. А что, если бы это была твоя?

— Ладно, дай сюда. Но ничего не обещаю. Если там стоит последняя версия операционной системы с полным шифрованием или привязка к отпечатку пальца… то ничего не выйдет. Но я попробую.

— Спасибо. Буду должен.

Я оставил ему телефон и направился к выходу.

Вечерняя смена в морге была моим личным оазисом покоя. Наверху — интриги, дуэли, капризные пациенты. А здесь — тишина и порядок. На дежурстве был Семёныч. После нашего последнего разговора он смотрел на меня с суеверным ужасом, как на ходячего мертвеца, и старался держаться как можно дальше.

— Чайку принести, Святослав Игоревич? — спросил он заискивающе, когда я вошёл. — Свеженького, с лимончиком?

— Не надо, — отмахнулся я. — Я ненадолго. Только бумаги забрать.

Теперь он будет моим личным слугой. Страх — отличный инструмент управления.

Быстро проверил журнал поступлений — ничего интересного. Пара стариков, умерших от естественных причин. Не мой контингент. Пора было домой.

Нужно еще решить главную логистическую задачу: как протащить двухметровый скелет в доспехах через весь город незамеченным.

По дороге к подсобке я мысленно обратился к Нюхлю, который сидел у меня на плече.

— Слушай, а ты точно не можешь научить его становиться невидимым? Это бы сильно упростило нам жизнь.

Ящерица с презрением фыркнула и изобразила для меня образ обезьяны, пытающейся научить рыбу летать.

— Ладно-ладно, шучу. Понял. У каждого свои уникальные способности.

Я схватил за ручку старой подсобки, повернул. Открыл дверь и замер. Комната была пуста.

Костомара не было.

Нюхль соскочил с моего плеча и, как обезумевший, заметался по комнате, заглядывая под старые столы и за пыльные шкафы. Его паника была почти осязаемой. Он пищал и царапал пол когтями. Искал своего друга Костомара.

Я не чувствовал разрыва связи. Значит, он не был уничтожен или изгнан обратно. Он был где-то здесь, рядом.

Активировав некро-зрение, я тут же нашёл его. Слабое, испуганное фиолетовое свечение некромантской энергии исходило из большого металлического шкафа для хранения химических реактивов.

— А ну выходи оттуда, шутник! — я постучал по дверце шкафа. — Тревога ложная!

Дверца шкафа со скрипом приоткрылась, и оттуда, как привидение из детской страшилки, высунулся череп Костомара.

— Я ем грунт, — произнёс он жалобно, с интонацией провинившегося ребёнка.

— Что случилось? Кто-то заходил?

Костомар вылез из шкафа, отряхивая свой медицинский халат от пыли.

— Я ем грунт! — теперь уже с паникой в голосе. — Я ем грунт, я ем грунт!

Кто-то заходил в подсобку, пока меня не было. Медсестра? Или кто-то похуже? Костомар испугался и спрятался. Логично для существа, которое последние столетия провело в тишине и покое моего личного подземелья.

— Всё хорошо, Костомар. Успокойся, — сказал я, кладя ему руку на костяное плечо. — Это был не враг. Просто любопытный дурак. Ты со мной. Никто тебя не обидит.

Скелет медленно кивнул, фиолетовый огонь в его глазницах перестал метаться. Он выпрямился и встал за моей спиной, как верный телохранитель, готовый следовать за мной хоть в огонь, хоть в воду. Хоть в переполненное московское метро.

Что, собственно, нам и предстояло. Ведь я и не ожидал, что смогу вызвать такси в такое время.

Семь вечера. Час пик. Самое неудачное время для транспортировки нежити через город. Улицы были забиты автомобилями, тротуары — людьми.

Я попытался вызвать такси через приложение — «Все машины в вашем районе заняты. Приблизительное время ожидания — сорок минут».

Чёрт. Торчать в больнице ещё час я не мог. Ритуал стабилизации Сосуда нужно было провести как можно скорее, пока Жива в нем снова не начала капризничать. Придётся ехать в метро.

— Слушай меня внимательно, — я повернулся к Костомару, который с любопытством разглядывал суетящихся за окном морга людей. — Легенда такая: ты — учебный скелет из медицинского университета. Я — преподаватель анатомии, который везёт тебя домой для подготовки к важной лекции. Твоя задача — быть максимально неподвижным и максимально… костяным. Понял?

— Я ем грунт, — с пониманием кивнул он.

— Отлично. И постарайся не двигаться без необходимости.

Я взвалил его на плечо. Тяжёлый, зараза. Странно, что кости весили немало.

— Может, как-то напряжёшься? — пропыхтел я. — Ты же нежить, а не чугунная статуя.

Костомар, кажется, понял и послушно собрался, став заметно легче.

— Только не говори мне, что у тебя кость тяжёлая, — добавил я. — Это будет слишком очевидная и несмешная шутка.

— Я ем грунт, — шёпотом пошутил Костомар.

На выходе из больницы, когда я уже почти добрался до спасительной двери, нас перехватил Морозов собственной персоной.

— Пирогов? — он с нескрываемым изумлением посмотрел на двухметровую конструкцию в медицинском халате у меня на плече. — Что это, чёрт возьми, у вас?

— Учебный скелет, Александр Борисович, — ответил я с самым невинным видом. — Одолжил у коллег из медуниверситета для подготовки к лекции для интернов.

Морозов подошёл ближе, с интересом разглядывая Костомара. Тот замер, изображая полную, абсолютную неподвижность.

— Хм, качественная модель, — главврач потянулся, чтобы потрогать череп. — Даже зубы как настоящие…

В последний момент, когда его палец был в сантиметре от зубов, Костомар не выдержал и инстинктивно клацнул челюстями. Звук был оглушительным в тишине вечернего холла.

— Ай! — главврач отдёрнул руку.

— Пружинный механизм, — невозмутимо пояснил я. — Для демонстрации работы челюстных суставов. Очень реалистично сделано. Осторожнее, Александр Борисович, может и палец отхватить.

Морозов недоверчиво посмотрел на меня, потом на скелет, пожал плечами и, ничего не сказав, ушёл.

Выкрутился. Но в метро будет сложнее.

В вагоне, как я и ожидал, мы стали центром всеобщего внимания.

На нас пялились все. Особенно дети — они показывали пальцами и дёргали мам за юбки. Я старался сохранять невозмутимое лицо, делая вид, что везти двухметровый скелет в метро в час пик — самое обычное для меня дело. Буквально каждый день этим занимаюсь.

— Не дёргайся, — прошептал я Костомару, когда заметил, как он начал медленно поворачивать голову в сторону особенно шумной компании подростков. — Я понимаю, что у тебя всё чешется, но потерпи. Ты сейчас — экспонат.

— Мама, а почему у дяди скелет? — громко, на весь вагон спросила девочка лет пяти с двумя огромными бантами.

— Это, деточка, доктор, — смущённо объяснила её мать. — Он везёт… э-э… очень важный инструмент для своей работы.

— А он настоящий?

— Конечно нет, глупышка. Настоящие скелеты лежат в могилах, а не ездят в метро.

Костомар, услышав это, издал едва слышный, полный оскорблённого достоинства фыркающий звук. Я предупреждающе сжал его костлявое плечо.

Ещё три остановки. Держись, Костомар. Мне так же весело, как и тебе. Кажется, это самое сложное задание за всю мою долгую не-жизнь. Не битва с демонами, не свержение королей, а простая поездка в общественном транспорте вместе со скелетом.

Наконец-то. Дом.

Я с облегчением втащил Костомара в прихожую. Операция «Метро» прошла успешно, хоть и стоила мне немало нервов. Из кухни, привлечённая шумом, выглянула Аглая с полотенцем в руках.

— Ты поздно. Я уже начала волнова…

Её фраза оборвалась на полуслове, когда она увидела двухметровый скелет в медицинском халате, который я как раз ставил на ноги.

— Что… это… за… скелет? — медленно, по слогам произнесла она.

— О, тебе он понравится, — я постарался придать своему голосу максимум невозмутимости. — Очень полезен в хозяйстве.

Костомар медленно, с грацией придворного танцора повернул свой череп в сторону Аглаи и отвесил ей глубокий, галантный поклон, от которого скрипнули его кости под халатом.

Аглая открыла рот, чтобы издать крик, способный разбудить весь дом. Я был быстрее. Одним прыжком я оказался рядом и плотно зажал ей рот ладонью.

— Тихо! — прошипел я ей на ухо. — Не вздумай кричать. Соседи и так косо на меня смотрят. Нам не нужны лишние вопросы.

— Мммф! Он живой! — промычала она, её глаза были размером с блюдца.

— Что? А, да. Он живой. Вернее, не совсем живой. Скажем так, он — не мёртвый. Это сложно.

Я осторожно убрал руку. Аглая сделала несколько глубоких, судорожных вдохов, но не закричала. Она смотрела на Костомара со смесью ужаса и… неудержимого любопытства.

— Он… он живой скелет? Как это вообще возможно? Это же противоречит всем законам магии!

— Да. И он очень обидчивый, так что будь с ним повежливее, — предупредил я. — Костомар, позволь представить — это Аглая. Наша временная гостья. Аглая, это Костомар. Мой… э-э… дворецкий.

— Я ем грунт! — произнёс Костомар неожиданно радостным, скрипучим голосом и, сделав шаг вперёд, протянул ей свою костлявую руку для поцелуя.

Аглая, после секундного колебания, с опаской подала ему свою руку. Костомар с изяществом, которому позавидовал бы любой аристократ, склонился и «поцеловал» воздух в паре сантиметров над её пальцами.

— Он… он говорит? — она всё ещё была в шоке.

— Только одну эту фразу. Но с десятками разных интонаций. Ты быстро научишься его понимать. Это как изучать новый, очень экзотический язык.

— Я ем грунт, — подтвердил Костомар с чувством собственного достоинства.

— Вот. Сейчас это означало «приятно познакомиться, мадемуазель», — перевёл я.

Следующие полчаса прошли в сюрреалистической беседе.

Аглая, забыв про страх, с горящими от любопытства глазами расспрашивала о Костомаре. А тот старательно отвечал ей своей единственной фразой, меняя интонации с вопросительной на утвердительную, с радостной на печальную.

К концу этого странного разговора они, кажется, уже почти понимали друг друга без моего перевода.

Я смотрел на эту картину — беглая аристократка, оживший рыцарь-скелет и я, некромант-лекарь, — и думал, что моя жизнь в этом мире становится всё более и более странной. И, как ни парадоксально, всё более… интересной.

После ужина, который, к слову, был великолепен, Костомар тактично удалился на кухню, чтобы не смущать Аглаю видом жующего (вернее, делающего вид, что жуёт) скелета. Я дал им ещё полчаса на их странную светскую беседу, а затем решил, что пора приступать к главному.

— Мне нужна твоя помощь, — сказал я Аглае. — Ничего сложного и абсолютно безопасно. Просто нужно будет постоять некоторое время в ритуальном круге.

— Это… какой-то магический ритуал? — в её глазах мелькнула смесь страха и неудержимого любопытства. — Это не опасно?

— Нет. Представь, что я — это мост. С одной стороны — мир живых, который будешь представлять ты. С другой — мир мёртвых, который представят Нюхль и Костомар. А я, стоя посередине, должен буду сбалансировать эти потоки внутри себя. Провести, так сказать, стабилизацию системы.

Я достал из шкафа мешочек с меловым порошком, смешанным с серебряной пылью, и начал чертить на полу гостиной сложный узор. Тройной концентрический круг. В центре — для себя, с рунами концентрации и трансформации. По бокам — два малых круга для моих «якорей», с символами жизни и смерти.

Костомар с сомнением посмотрел на начерченный для него круг.

— Я ем грунт?

— Да, Костомар, это абсолютно безопасно. Просто стой ровно и не двигайся. Представь, что ты снова на посту у ворот Цитадели.

Аглая, чуть помедлив, решительно встала в свой круг. Нюхль деловито устроился в своём. Костомар занял третий, выпрямившись во весь свой двухметровый рост.

Идеально. Я встал в центр и начал ритуал.

Слова на древнем, давно забытом языке полились сами собой. Жесты, направляющие потоки энергии. Я чувствовал, как Жива в моём Сосуде начинает бурлить, сопротивляться, не желая подчиняться чуждой ей структуре.

Но присутствие двух полюсов — живой, полной энергии Аглаи и мёртвых, холодных фамильяров — создавало необходимое напряжение, нужный баланс, который позволял мне «ковать» новую, более прочную форму для моего Сосуда.

Это было похоже на работу кузнеца. Я брал раскалённую, кипящую энергию жизни и молотом своей воли придавал ей нужную форму, охлаждая её ледяным дыханием энергии смерти.

Час спустя, мокрый от пота, я закончил. Всё было готово.

Я мысленно заглянул внутрь. Сосуд не просто стабилизировался. Он расширился. Стал вдвое вместительнее — теперь он мог удержать до двухсот процентов Живы без малейшего риска переполнения. А ежедневный пассивный расход энергии снизился с трёх процентов до полутора.

Это была полная, безоговорочная победа.

— Шикарно, — выдохнул я, вытирая пот со лба. — Теперь можно работать спокойно.

— Я ем грунт! — радостно воскликнул Костомар и, выйдя из своего круга, бросился на кухню. — Я ем грунт, я ем грунт!

— Он говорит, что по такому случаю просто необходимо приготовить праздничный ужин, — перевёл я ошарашенной Аглае.

— Но мы же только что поели…

— Это будет праздничный ужин завтра. Поверь, ты не пожалеешь. Костомар в прошлой жизни был… неважно кем. Он готовит божественно.

Аглая, всё ещё находясь под впечатлением от ритуала и странного дворецкого, лишь растерянно кивнула. Вечер закончился на этой сюрреалистичной, но обнадёживающей ноте.

Я отправил Аглаю спать, а сам ещё долго сидел в тишине, анализируя новые возможности, которые открылись передо мной.

Следующим утром я шёл на работу в прекрасном расположении духа. Сосуд, расширенный и стабилизированный, приятно и весомо ощущался внутри. Запас прочности был создан. Теперь можно было работать спокойно, не считая каждый процент.

У главного входа в клинику, игнорируя моросящий дождь, меня уже поджидал Волконский. Он был одет в свой лучший, идеально выглаженный костюм, а на лице его была написана смесь решимости и плохо скрываемого нервного тика.

— Я готов к твоей дурацкой дуэли, Пирогов, — заявил он без предисловий, едва я подошёл.

— Отлично, — я усмехнулся. — Пойдём порадуем Сомова. Он будет в восторге от нашей инициативы.

— Нет! — он выставил руку, преграждая мне путь. — Никакого Сомова. Он явно тебе подыгрывает. Пойдём в моё отделение. К профессору Решетову.

Я прищурился.

— Почему именно к Решетову?

— Потому что он — главный диагност Империи. Легенда, — с пафосом произнёс Волконский. — Если уж устраивать настоящую медицинскую дуэль, то под наблюдением лучшего, самого беспристрастного специалиста. Чтобы всё было по-честному.

Ну конечно. Беспристрастного.

Я вспомнил сплетни, которые слышал в ординаторской. Профессор Решетов — старый друг и частый гость на приёмах у папаши Волконского. Он наверняка будет судить в пользу своего «крестника».

Но ладно. Это даже интереснее.

Победить на чужом, заранее подготовленном поле — это двойное, изысканное удовольствие. Я не просто обыграю Волконского. Я обыграю и его, и его могущественного покровителя.

— Хорошо, Михаил, — я кивнул после короткой паузы, с лёгкой улыбкой. — Веди. Посмотрим на твоего «беспристрастного» судью.