Проклятый Лекарь. Том 2

Глава 10

— Никто не пытался вас убить, — я говорил максимально спокойным, успокаивающим голосом. — Отпустите девушку. Давайте поговорим.

— Не подходи! — он сильнее прижал вилку к горлу медсестры. На её белой коже выступили четыре красные точки, готовые превратиться в кровоточащие раны. — Я всё видел! Она с ними заодно!

Сомов стоял рядом и сжимал зубы.

— Успокойтесь, ваше сиятельство, — говорил он. — Вашей жизни угрожаете только вы сами.

— С кем заодно? — я старался удержать его внимание, одновременно оценивая дистанцию и возможные варианты действий.

— С теми, кто следит! — глаза Акропольского расширились от ужаса. — Они повсюду! В стенах, в потолке, в этом проклятом воздухе! Они хотят забрать мою душу!

— Послушайте меня внимательно, — я медленно, шаг за шагом, приближался. — Вы больны. То, что вы видите — это не реальность. Это ваша болезнь заставляет вас так думать. Я могу вам помочь.

— Ложь! — он дёрнулся, и медсестра вскрикнула от боли. На её шее вот-вот выступит тонкая красная полоска. Это же надо прижать вилку до такой степени! — Все вы лжёте! Только я вижу правду!

Логика здесь была бессильна. Он находился в своей собственной кошмарной реальности. Убеждать его — всё равно что читать лекцию урагану.

Охрана ждать не будет, она применит силу, кто-то обязательно пострадает. Нет. Такой исход мне был не нужен.

Нужно было что-то делать. Быстро. И желательно — не летально. Для медсестры, разумеется. Насчёт него я ещё не решил.

Я проигнорировал отчаянные крики охраны и попытки Сомова удержать меня за локоть.

— Не лезьте туда, Пирогов! Он невменяем! — кричал заведующий мне в спину.

Но я уже делал шаг вперед, сохраняя абсолютное, ледяное спокойствие. В такие моменты паника — худший враг. Эмоции затуманивают разум, заставляют совершать ошибки.

Нужен холодный расчёт и непоколебимая уверенность. Я видел агонию целых армий и предсмертный ужас королей. Истерика одного купца со столовой вилкой была на этом фоне… ничем.

Акропольский дёрнулся, увидев меня, и ещё сильнее прижал вилку к нежной коже молоденькой медсестры.

— Не подходи! Ещё один шаг — и я проткну ей глотку! — завопил он.

Я остановился в трёх метрах от графа, держа руки на виду ладонями вперёд, чтобы он видел — у меня нет оружия.

— Ваше Сиятельство, — заговорил я спокойно, как равный с равным, а не как врач с невменяемым пациентом. — Меня зовут доктор Пирогов. Вы же сами хотели, чтобы я вас лечил. Я не собираюсь вам вредить. Но и позволить вам навредить этой девушке тоже не могу. Давайте поговорим.

— Говорить⁈ — он истерически рассмеялся. — О чём говорить с теми, кто хочет меня убить⁈

Классический параноидальный бред. Но откуда он взялся так внезапно?

Для меня это был не просто кризис с заложником. Это была уникальная возможность провести диагностику в момент пика симптомов. Он сам выкладывал мне все карты на стол. Грех не воспользоваться.

Я начал задавать вопросы, которые для меня были ключом к разгадке. Окружающие за дверью только хлопали глазами, не понимая, что происходит.

— Яд в капельнице… — я медленно кивнул, делая вид, что полностью принимаю его реальность. — Понимаю вас. Вероятно, у него был специфический запах? А скажите, этот запах… запах горелой резины, о котором вы говорили… он сейчас сильный?

Акропольский замер, сбитый с толку моим вопросом. Его мозг, зацикленный на угрозе, был вынужден переключиться на анализ собственных ощущений.

— Что?.. Да… да! Откуда ты знаешь⁈ — его глаза расширились от шока. — Ты тоже его чувствуешь?

— А это чувство, что мы с вами уже говорили об этом… — продолжил я, делая крошечный, почти незаметный шажок вперёд. — Оно есть сейчас?

— Да! Постоянно! — он затряс головой, его хватка на мгновение ослабла. — Как будто всё это уже было! Вы все заодно! Все!

Обонятельные галлюцинации — фантосмия — на пике. Феномен дежавю сохраняется даже в состоянии острого психоза. И всё это на фоне чистого МРТ. Картина начинала складываться.

— Скажите, а после операции… вы принимали какие-то новые лекарства? — спросил я как бы невзначай.

— Лекарства? — он нахмурился, пытаясь сосредоточиться сквозь пелену безумия. — Нет… только витамины… и что-то для иммунитета… Но это всё яд! Всё яд!

Витамины… и что-то для иммунитета. Стоп. Вот оно.

Не антибиотики, не обезболивающие. Нечто, что должно было «укрепить» его после операции. Нечто, что не входит в стандартные протоколы. Дьявол, как всегда, был в деталях.

Потоки Живы вокруг его головы были не просто хаотичными. Они горели неестественно ярким, лихорадочным огнём. Это не было похоже на обычное психическое расстройство, где энергия тускнеет и путается.

Здесь энергия словно атаковала сама себя, как армия, взбунтовавшаяся против своего же генерала. Аутоиммунная реакция… но не тела, а самой жизненной силы.

Витамины… и что-то для иммунитета… Чистая МРТ… обонятельные галлюцинации… постоянное дежавю… взрывной параноидальный психоз. Все эти, казалось бы, несвязанные факты вдруг сложились в единую, пугающе логичную картину.

Это не структурное поражение мозга. А функциональное. Воспаление. Но не инфекционное — иначе были бы лихорадка и изменения в анализах крови. Это… аутоиммунное!

Его собственная, «укреплённая» непонятным препаратом иммунная система взбесилась и атакует его собственный мозг. Лимбическую систему. Височные доли… Это же классика! Лимбический энцефалит!

А МРТ была чистой, потому что на ранних стадиях это коварное воспаление не видно на стандартных снимках! Нужны специальные режимы контрастирования или ПЭТ-сканирование.

Теперь, когда я понял диагноз, то стало очевидным и точное заклинание, способное усмирить этого «демона». Можно было использовать это знание как оружие.

— Ваше Сиятельство, — заговорил я твёрдо и уверенно, мой голос разрезал напряжённую тишину. — Послушайте меня внимательно. Вы не сумасшедший. И это не заговор. Вас отравила не медсестра.

Он замер, его безумный взгляд сфокусировался на мне. Он не ожидал такого поворота.

— Вас отравляет ваша собственная иммунная система, — продолжил я, глядя ему прямо в глаза и не отводя взгляда. — Она вырабатывает антитела, которые по ошибке атакуют ваш мозг. Именно они вызывают и запахи, которых нет, и это постоянное дежавю, и тот животный страх, который вы сейчас испытываете.

— Ложь… — прошептал он, но в голосе уже не было прежней яростной уверенности. Мои слова слишком хорошо описывали то, что он чувствовал.

— Это болезнь, Ваше Сиятельство. У неё есть имя. Она называется лимбический энцефалит. И я знаю, как её лечить. Но для этого вы должны отпустить эту девушку и довериться мне.

Мои слова, сказанные с абсолютной, ледяной уверенностью профессионала, попали в цель. Я не уговаривал его. А давал рациональное объяснение его иррациональному ужасу.

Я превращал хаос в порядок.

В безумных глазах Акропольского появился проблеск разума. Впервые за всё время болезни он услышал не просто «успокойтесь», а логичную, пусть и страшную картину. Это был якорь, за который его мечущийся разум смог уцепиться.

— Ты… ты действительно можешь это вылечить? — его голос дрогнул. Это был уже не рык зверя, а мольба человека.

— Я могу убрать этот страх, — кивнул я. — Я могу убрать запахи. Но вы должны дать взять себя в руки. Отпустите девушку.

Граф Акропольский смотрел на меня долгих пять секунд, словно взвешивая на весах свой параноидальный ужас и мою непоколебимую уверенность.

Затем его плечи обмякли. Рука, державшая вилку, дрогнула и медленно, очень медленно начала опускаться. Пальцы разжались.

Вилка выпала из ослабевшей руки и с жалким звоном ударилась о кафельный пол.

Медсестра сдавленно всхлипнула и, отшатнувшись, бросилась к двери, где её тут же подхватили коллеги. В тот же миг в палату ворвалась охрана, готовая скрутить пациента.

— Не трогайте его! — строго сказал я. Мой голос прозвучал как удар хлыста, и охранники замерли на полпути. — Он болен, а не опасен. Лимбический энцефалит. Аутоиммунное поражение мозга.

Я говорил это громко, для всех.

— Введите десять миллиграммов диазепама внутримышечно. Это вернет ему разум, — распорядился я.

Они смотрели на меня — Сомов, охрана, врачи в коридоре — как на заклинателя, который только что голыми руками усмирил демона. Они видели чудо. Я же видел лишь результат точной диагностики и правильной психологии.

Диагноз поставлен. Пациент стабилизирован. А самое главное — теперь он был мой. И его благодарность, очищенная от безумия, будет восхитительно сильной.

Это будет достойная плата за такой интересный случай.

Пока медсёстры, пришедшие в себя, уводили плачущую девушку и вводили графу Акропольскому диазепам для купирования острого психомоторного возбуждения, я повернулся к Сомову.

Он стоял в дверях с выражением полного, абсолютного шока на лице, пытаясь переварить сцену укрощения безумия, которую только что наблюдал. Его мозг, привыкший к протоколам и стандартам, не мог обработать эту аномалию.

Придётся объяснить ему на пальцах.

— Это лимбический энцефалит, — сказал я, мой голос прозвучал неестественно громко в наступившей тишине. — Аутоиммунное поражение мозга. Срочно нужна люмбальная пункция.

— Что? — Сомов всё ещё не мог прийти в себя.

Он смотрел на меня пустыми глазами.

— Люмбальная пункция! — повторил я громче, чеканя каждое слово. — Мне нужен его ликвор, Пётр Александрович. Я почти уверен, что мы найдём там лимфоцитарный плеоцитоз. Это будет первым объективным подтверждением воспалительного процесса в центральной нервной системе. И немедленно отправляйте кровь и ликвор в столичную Императорскую лабораторию.

— Зачем? — Сомов наконец включился в процесс, пытаясь успеть за ходом моей мысли.

— На анализ антител к нейрональным антигенам, — я уже достал планшет и начал быстро вносить назначения, бросая в него шквал терминов, чтобы окончательно утвердить своё интеллектуальное доминирование. — К NMDA-рецепторам, к VGKC-комплексу, GAD-антителам. Мы должны знать точное имя врага, чтобы спланировать долгосрочную терапию. И немедленно начинайте пульс-терапию высокими дозами кортикостероидов. Метилпреднизолон. Один грамм. Внутривенно. Капельно. Сейчас же.

— Один грамм? — переспросила старшая медсестра, которая как раз входила в палату с лотком. В её голосе был ужас. — Пётр Александрович, это же огромная, почти летальная доза!

Это был голос системы, протоколов и осторожности. Она обратилась не ко мне, а к своему прямому начальнику, ища у него защиты от безумного приказа какого-то ординатора.

Я молча посмотрел на Сомова. Это был момент истины. Поддержит ли он меня, поставив на кон свою репутацию, или отступит, испугавшись риска?

Сомов на секунду замер, переводя взгляд с меня на медсестру. Затем он выпрямился, и в его глазах вместо шока появилась стальная решимость врача, принявшего единственно верное решение.

— Именно! — его голос прозвучал твёрдо и властно, не оставляя пространства для сомнений. Он не просто повторил моё слово, он вложил в него весь свой авторитет заведующего. — Доктор Пирогов прав. При аутоиммунной атаке на мозг нам нужен не скальпель, а кувалда, чтобы подавить взбунтовавшийся иммунитет. Мы должны нанести удар первыми и со всей силы. Выполняйте его назначения. Немедленно.

Я мысленно кивнул. Он не подвёл. Он не просто поверил мне. Он понял меня.

Если я ошибся, если это какая-нибудь редкая грибковая инфекция или вирус, который не показал себя в стандартных анализах, то такая доза стероидов полностью отключит его иммунитет и подпишет ему мучительный смертный приговор.

Это была не просто терапия. Это была ставка ва-банк, где на кону стояла жизнь графа и моя репутация.

Но я не сомневался. Паттерн был слишком идеален, слишком элегантен. Я не гадал. Я знал.

К вечеру страсти, бурлившие в больнице после кризиса с графом Акропольским, схлынули, оставив после себя гулкую пустоту и свинцовую усталость.

Я сидел в ординаторской в кресле Сомова, механически помешивая остывший чай в чашке.

Атмосфера была расслабленной, почти домашней. Рядом, в своих креслах, расположились Сомов, Варя, Оля и даже тихий Костик. Это было похоже на штабное совещание после успешно выигранного сражения.

— Блестящая работа, Пирогов, — Сомов откинулся в кресле. — Лимбический энцефалит… Я практикую больше двадцати лет, но чтобы так, голыми руками и одним лишь словом вытащить человека из бездны параноидального психоза… Я бы ни за что не догадался.

— Редкий диагноз, — согласился я, делая глоток чая. — Но симптомы были классические, если знать, что искать.

Классические для того, кто умеет читать знаки и видеть паттерны в хаосе. Для остальных это был просто шум и безумие.

— Жаль только, что из-за всего этого вы снова пропустили свою смену в морге, — заметил Сомов, стряхивая пепел. — Доктор Мёртвый опять жаловался. Говорит, вы у него на вес золота, а появляетесь теперь реже, чем комета Галлея.

Чёрт. Второй день подряд без подпитки. Мои некромантские силы, едва начавшие пробуждаться, рисковали снова атрофироваться. Так я скоро забуду, с какой стороны у секционного ножа лезвие, а с какой — рукоять.

— Экстренная ситуация, Пётр Александрович, — пожал я плечами. — Не мог же я бросить пациента, который держит вилку у горла медсестры, и пойти вскрывать трупы.

— Конечно, не могли, — добродушно кивнул Сомов. — Я его успокою, не волнуйтесь. Но, Пирогов, может, пора уже всерьёз задуматься о переходе на полную ставку в терапию? С вашим талантом вам не место среди мертвецов. Зачем вам вообще этот морг?

Затем, что без регулярной работы с мёртвой плотью я не смогу восстановить свои истинные силы. Затем, что морг — это мой алтарь, моя тренировочная площадка, единственное место в этом мире, где я чувствую себя самим собой.

Но другим об этом знать необязательно.

— Мне там нравится повышать квалификацию, — сказал я вслух самую правдоподобную ложь, какая пришла в голову. — Вскрытия помогают лучше понимать патологию. Видеть, как болезнь выглядит изнутри, а не только по симптомам. Это оттачивает диагностическое чутьё.

— Хм, в этом есть определённый смысл, — задумался Сомов. — Что ж, если в этом ваш секрет успеха… я обеспечу вам свободное посещение. Будете ходить туда, когда сочтёте нужным, без привязки к сменам.

Ага, секрет успеха. Если бы вы только знали, какой именно. Но предложение было слишком хорошим, чтобы отказываться. Свободный доступ к моему «алтарю», без обязательств и расписания. Идеально.

— Спасибо, Пётр Александрович, — на этот раз моя благодарность была абсолютно искренней. — Это многое для меня значит.

В этот момент дверь ординаторской распахнулась без стука.

На пороге стоял человек, которого я меньше всего ожидал здесь увидеть.

Егор Волков.

Он был одет в идеально отглаженный костюм, на его лице играла самодовольная усмешка, а во взгляде, полном яда и торжества, читалось предвкушение.

— Добрый вечер, коллеги, — он вошёл с видом победителя, окинув нас хозяйским взглядом.

Варя ахнула и прикрыла рот рукой. Оля уронила ложку, которая со звоном ударилась о блюдце. Костик поперхнулся чаем и закашлялся.

— Что ты здесь делаешь? — выпалила Варя, первой придя в себя. — Тебя же отстранили! Служба безопасности…

— Вот так, — Волков самодовольно улыбнулся, наслаждаясь произведённым эффектом. — Меня восстановили. Все обвинения сняты за недоказанностью. И знаете что? Руководство решило, что такому гению, как доктор Пирогов, для полной реализации его потенциала нужен достойный ассистент и напарник. Так что теперь мы работаем в паре!

Он посмотрел прямо на меня, и в его глазах заплясали злые, мстительные огоньки.

— Вот такой поворот, коллега. С завтрашнего дня начинаем работать вместе. Уверен, нам будет… весело, — улыбнулся он.

Волков развернулся и вышел, оставив нас в оглушённой, звенящей тишине.

— Пётр Александрович, — Варя медленно повернулась к Сомову. — Это шутка?

Заведующий развёл руками, избегая моего взгляда. Он выглядел подавленным и бессильным.

— Приказ сверху. Морозов лично распорядился. Я пытался возражать, но… мои руки связаны.