Проклятый год

19

— В Калифорнию отправляют еще один самолет, — уперев обе руки в рабочий стол Рут и выставив вперед ногу, заявила Аико.

Рут слегка отодвинулась от нее вместе с креслом.

— Где ты это услышала?

— Все так говорят. Правда-правда. Но на этот раз с солдатами пошлют кого-то из нас — сейчас как раз решается, кого именно.

Негромкий голос не мешал Аико Маэкаве быть завзятой сплетницей. В Тимберлайне мельница слухов работала без остановки — слишком много мозговитых людей, привыкших строить гипотезы, собрались в одном месте, и Аико даже гордилась тем, что первой разносила новости. Эта роль давала ей ощущение превосходства. Вклад Аико в разработку АНЧ был куда скромнее.

Девушка когда-то пользовалась репутацией смышленой, неутомимой и хорошо подготовленной ученой, но несколько роковых месяцев назад, после того как ее родители и две сестры сгинули в Манхэттене, она немножко двинулась умом.

По крайней мере, ходили такие слухи.

Шел восьмой день работы Рут в лаборатории. Обычно она просто кивала, не прерывая тирады коллеги. Любое ответное замечание лишь затягивало перерыв в работе, ибо Аико принимала внимание за одобрение и начинала пережевывать главные моменты истории заново. Поэтому Рут считала, что иногда лучше промолчать.

Лаборатория была напичкана подслушивающими устройствами.

Обычно Аико приносила в клюве одни пустяки: Тед втюрился в Триш, а та замужем; лук в макаронах вчера вечером был свежий — значит, доставили из-за барьера. Но Рут все равно раздражало, когда ее отрывали от дела.

Во временных лабораториях и без того царили хаос и теснота, все свободные столы и полки были заняты приборами, компьютерные мониторы громоздились в несколько рядов — сплошной хром да пластик.

Для Рут расчистили рабочее место, на котором теперь возвышалась ее гордость — многорежимный микроскоп с атмосферным колпаком. Стеклянный корпус колпака позволял проводить опыты в различных газообразных средах, но сейчас был подсоединен к обычному компрессору. В систему также включили нагреватель жидкости, настроив его на уровень температуры человеческого тела.

Всего в нескольких сантиметрах от Рут находилась живая, голодная наносаранча.

— Ты, конечно, слышала, что случилось с последней поисковой группой? — Аико оглянулась на Вернона Круза в другом конце лаборатории — не подслушивает ли. Она выполняла этот ритуал по несколько раз на день.

— Кончился воздух, едва смогли взлететь, — ответила Рут, надеясь таким образом избавить себя от смакования кровавых подробностей.

В голове крутилась глумливая мысль, что Аико с ее внешностью секс-бомбы естественным образом тянуло к взрывоопасным историям. Красивые девочки развиваются не как все. Всеобщее обожание ставит на них неизгладимую печать, прививая привычку к позерству. Аико, например, бесцеремонно заступала дорогу любому встречному, будь то мужчина или женщина.

Рут в своем помятом лабораторном халате напоминала белый диванный валик — ни груди, ни бедер. Аико, слишком тонкая и гибкая, чтобы выделяться округлыми формами, отличалась скульптурной шеей, миндальной кожей и черными восточными глазами. Дебра в сравнении с ней выглядела уродиной.

— По крайней мере, двоих из нас точно пошлют, — уверенно сказала Аико. — Еще на этой неделе. Долго ждать не придется.

— А что случилось? — против воли спросила Рут. — Почему сейчас-то?

Не иначе, фэбээровцы прочесали записи продаж и обнаружили новые координаты.

— В группе «паразитов» все на ушах стоят, — продолжала Аико. — Боятся, что выберут кого-нибудь из них, потому что они больше всех отстают.

Рут нахмурилась. Порядки в Тимберлайне удивительно напоминали орбитальную станцию, где царили отчуждение и холодность. Ученые вели себя по отношению друг к другу с такой черствостью, на какую способны только близкие родственники, — поднимали на смех чужие идеи, придирались друг к другу из-за беспорядка и нарушения стерильности.

Рут старалась не обращать внимания. От этой грязи она закрывалась, как защитным костюмом, простоватым юмором.

Если бы Уланов не отвернулся от нее, все могло бы сложиться иначе. Если бы да кабы…

А пока проще было ограничить поле зрения окулярами микроскопа, сдерживаться и ни во что не вмешиваться. Лучше уж одиночество… а-а, не впервой.

Рут безропотно снесла даже откровенную оплеуху по самолюбию.

Пока она лежала в больнице, Гэри Ласаль и возглавляемая им группа ученых скачали бортовые файлы Рут, отобрав все, что могло пригодиться. Ученую еще не успели представить коллегам в Тимберлайне, а ласальцы уже провели несколько уточняющих опытов на ее атомно-силовом микроскопе.

На их месте Рут тоже не стала бы ждать. Ее задела не торопливость коллег. Нанотехнолог рассчитывала укрепить свою научную репутацию, сделав официальный доклад о проведенных исследованиях, продемонстрировав ACM и прикладные модули, но даже ей было понятно, что жаловаться глупо. Все равно плодами работы пришлось бы делиться с другими.

А вот Ласаль и не думал этого делать. Совет предоставил ему круглосуточный доступ к приборам Рут и отдал в его полное распоряжение все ее записи.

Молодую ученую, несмотря на выдающиеся достижения, просто-напросто отодвинули в сторону.

С первых же дней чумы она примкнула к группе «охотников-убийц». По их замыслу, антинаночастицы, условно названные «охотниками-убийцами», планировалось превратить в истинное оружие — точное в выборе цели и управляемое. Дело теперь за ключом распознавания. В остальном их частицы, пусть не очень эффективно, но работали.

Являясь одновременно и механизмом, и химическим веществом, АНЧ типа «снежный ком» действовала за счет естественных межатомных связей. Частицы обезвреживали наносаранчу, сцепляя отдельных нанороботов в инертные кластеры. Затем в каждом коме происходило замещение компонентов вокруг первоначального «зерна», и он распадался на новые «зерна» с искусственно установленным весом и привлекал к себе новую порцию саранчи. С начала апреля Ласаль провел девятнадцать успешных опытов в лабораторных условиях.

«Охотников-убийц» тоже испытали в заданной среде, но их эффективность не превышала 58,8%, в то время как «букашки» Ласаля превращали в кисель все, что находилось внутри герметичной камеры.

На явную опасность такого подхода указывала не только Рут. Другие именитые ученые выдвигали подобные возражения, однако Ласаль настаивал, что «снежный ком» будет поражать только наносаранчу, поскольку принципиально не воздействует на более крупные и сложные молекулярные структуры. Рут не понимала, на чем основывалась такая уверенность. Однако последние схемы «снежного кома», которые она видела в начале марта, могли давно устареть.

С тех пор от группы Ласаля перестали поступать какие-либо новости.

Обычно исследовательские группы ничего не скрывали друг от друга — рецензии коллег служили самым надежным средством от ошибок. Но два месяца назад совет сделал ставку на группу Ласаля, и все изменилось. Лаборатории реорганизовали, изолировав людей Ласаля от остальных на третьем этаже, куда больше никого не допускали. Коллеги продолжали встречаться в помещениях общего пользования, но ласальцы как язык проглотили.

Рут отказывалась поверить, что после такой страшной катастрофы совет опять был готов пуститься во все тяжкие. Скрытность наводила на мысль, что Ласалю удалось получить положительные результаты на опытах с крысами или растениями, подвергнутыми воздействию «снежного кома».

Чутье редко обманывало Рут: букашки Ласаля не могли работать так, как он утверждал. Вполне вероятно, что они разрушали молекулярную сцепку любых органических субъектов — животных, насекомых, растений, даже бактерий. «Снежный ком» мог запросто уничтожить последние остатки жизни на планете.

Как нужен сейчас новый прорыв! Только он способен изменить положение. Несведущие в нанотехнологиях люди могли легко стать заложниками собственных желаний. Если не предложить президентскому совету что-нибудь новенькое, хоть какой-то намек на прогресс, шанс быть услышанной, возможно, будет упущен.

Рут бросила многозначительный взгляд на микроскоп, но Аико продолжала озвучивать жалобы:

— Несправедливо это. У нас все заняты. Если кто-то должен лететь, то пусть…

Рут наклонилась, чтобы болтунья не встретилась с ней глазами, и принялась ковырять указательным пальцем под гипсовой повязкой. Грязная кожа действительно чесалась, но важнее было вызвать отвращение у Аико.

Та лишь повысила голос, пытаясь вновь завладеть вниманием своего объекта:

— Они с кем-то там говорят по радио!

Рут подняла взгляд.

— Правда! Клянусь! — Черные глаза сверлили лицо Рут. — Какой-то мужик, один из создателей саранчи, добрался до горы, на которой есть рация. Он едва живой, но сведения полностью подтверждаются. Клянется, что сможет показать, где их записи, приборы, все остальное…

— Ни фига себе!

Аико рассмеялась:

— Я знала, что ты…

— Вернон! — крикнула Рут. — Эй, Вернон! Ты что-нибудь об этом слышал?

Аико заморгала, раскрыв рот от удивления и обиды. Затем отступила на шаг, словно стараясь закрыть от Рут коллегу, сидевшего у герметичной системы с переменным давлением.

Вернон Круз, щуплый, ростом в метр семьдесят пять, очкарик с густой песочного цвета шевелюрой играл роль дедушки для многих членов группы — по возрасту он мог бы давно выйти на пенсию. Он по праву гордился личным вкладом в изучение структуры вредоносных наночастиц. Вернон изрядно достал Рут, пытаясь на третий день после ее появления выложить все свои познания сразу, тыча ей в лицо лэптопом и распечатками, и повторил попытку на четвертый день, тогда как Рут предпочла бы во всем разобраться самостоятельно.

В другое время и другом месте они бы подружились, но сейчас Рут никому не доверяла. Мало им «жучков» — президентский совет наверняка использовал коллег по лаборатории. Любой из них мог стать стукачом, соблазнившись лишней порцией еды или сигарет.

Уланов оказал ей огромную услугу — открыл глаза на то, где она находится.

— Военные посылают еще один самолет в Калифорнию! — выкрикнула Аико, прежде чем Рут успела открыть рот. — Создатель саранчи жив!

Вернон вскинул брови. «Ха!» — воскликнула Рут, не пытаясь скрыть издевку. Сначала таинственный незнакомец был всего лишь «одним из», и вот уже произведен в главные создатели. Слух разрастался прямо на глазах.

— Надеюсь, он действительно тот, за кого себя выдает.

Стараясь побыстрее добраться до кабинета Джеймса, Рут выбилась из сил. Будь он этажом выше, ей пришлось бы взять передышку и присесть. Вот уже шесть дней она занималась физиотерапией: сначала одни потягивания, потом легкие гантели и механическая беговая дорожка. Приходилось отрываться от работы, но, не вернув себе прежней выносливости, она не могла заставить мозги трудиться с отдачей больше пары часов в день.

— Я занят, — бросил Джеймс, как только она ввалилась в дверь.

Он восседал за столом, заваленным бумагами, выпрямив спину и положив перед собой сжатые в кулаки руки. На другом стуле в такой же напряженной позе сидел сенатор Кендрикс.

— Легка на помине, — проворчал тот, поворачивая голову в белой ковбойской шляпе.

На дворе стояла прекрасная погода, прозрачную голубизну неба подпирали, придвигая горизонт совсем близко, заснеженные вершины. В лабораториях все окна были заколочены, поэтому, всякий раз входя в кабинет Джеймса, Рут терялась при виде залитых солнечным светом гор.

— Доктор Голдман, — предупреждающим тоном сказал Джеймс, — дверь в моем кабинете навесили не для красоты.

— Ничего-ничего. — Кендрикс жестом велел ей остаться. — Давай и ее выслушаем. — Он поднялся и предложил Рут стул. — Прошу вас. Вам, должно быть, пока еще трудно стоять на ногах.

Рут приняла любезность без лишних возражений. О чем это они тут шушукаются? О Калифорнии?

— Жаль, что вас не было на торжествах, — заметил Кендрикс.

Рут с отвращением улыбнулась. Еще один новый рефлекс. Она чувствовала, что все больше погружается в фальшь.

— Я слышала, что парад удался на славу.

Два дня назад шествие все-таки провели, однако майор Эрнандес счел, что везти ее в город слишком рискованно, да и сама она не хотела отрываться от работы. Встреча с Улановым, Гусом и Деброй тоже не входила в ее планы. Неплохо бы лично поблагодарить Билла Уоллеса, но того еще не выписали из больницы.

— Не просто удался — это было… что-то: сплошное ликование, полное единство.

Рут кивнула и выдавила из себя еще одну улыбку.

— Вам всем следовало поприсутствовать. На сердце стало бы теплее при виде тех, ради кого вы работаете.

«Парад во время конца света — какой бред!» — подумала Рут. Однако не исключено — и скорее всего, так оно и было, — что Кендрикс лучше нее разбирался в людях. Даже у лабораторного персонала, не голодающего, принимающего душ, не сидящего без света и отгороженного от внешнего мира надежными стенами, моральный дух редко бывал на высоте. Насколько же он хуже у обитателей городских улиц, палаток и шахт? Только законченный циник мог подумать, что совет устроил торжества с единственной целью — укрепить собственное положение.

В голову все равно лезли бунтарские мысли, например, об изменении календаря — год чумы объявили первым годом нового летоисчисления. С одной стороны, логично, а с другой — если посмотреть под определенным углом — явная попытка манипуляции общественным мнением. Рут теперь сомневалась во всем.

Пиар во всей красе, подлый, ловкий, играющий на чувстве страха и надежде, придавал властям Лидвилла видимость законности, нужности и важности.

— Мне кажется, что лаборатории близки к реальному прорыву, — начала она, надеясь повернуть разговор к принесенному Аико слуху. — Я действительно так считаю. Осталось вставить на место несколько недостающих элементов.

— Вот об этом мы тут и толкуем. О вставлении на место нужных элементов. — Кендрикс наклонил голову в сторону Джеймса. — Гэри Ласаль о вас высокого мнения, миз Голдман. Джеймс тоже мне о вас много рассказывал.

О боже! Рут на мгновение оторвала взгляд от Кендрикса, но лицо Джеймса в обрамлении коротких каштановых волос и бородки ничего не выражало. В его карих глазах застыла настороженность.

— Мы хотим, чтобы вы присоединились к группе Ласаля, — закончил Кендрикс.

— Ни за что!

Джеймс заморгал, едва заметно изменив положение тела, но сенатор лишь пожал плечами в ответ.

— Вы не любите ходить строем, миз Голдман, я это знаю. Однако я взываю к вашему чувству патриотизма.

— Сэр, дело не в… — Рут покачала головой. — Я работала в министерстве обороны, имея высшую категорию допуска. Несправедливо меня…

Какая разница, что теперь справедливо, а что нет. Она зашла с другой стороны:

— Я и так работаю с полной самоотдачей.

— Это нам как раз и требуется — полная самоотдача.

— Сэр, букашка Ласаля чрезвычайно опасна. И я не единственная, кто так считает.

Джеймс, наклонившись над столом, перебил нехарактерным для него формальным тоном:

— Существуют определенные аспекты, о которых вы, доктор Голдман, не осведомлены.

— Ни слова больше! — окрысился Кендрикс.

— Если они связаны с этим типом из Калифорнии, — сказала Рут, — то слухи уже ходят вовсю.

Джеймс отрицательно покачал головой.

Кендрикс, смерив его долгим взглядом, снова повернулся к Рут:

— С Калифорнией пока не ясно. Большой вопрос, способен ли этот человек выполнить свое обещание. Есть проблемы поважнее.

— Что может быть важнее победы над саранчой?

— Китайцы разработали боевые наночастицы. Вам не положено знать, но, видит бог, я не понимаю, почему после всего случившегося вы все еще отказываетесь сотрудничать. Что вас останавливает? Неужели вам непонятно — мы все чуть не протянули ноги в год чумы?

Опять пиар. Для него «год чумы» — что пистолет. Приставил к виску и угрожает.

Нет, она не ошибалась. Чутье ее не обмануло. «Снежный ком» не способен работать как антинаночастица, поражающая исключительно саранчу, и совет вовсе не собирается использовать ее в этом качестве.

Новая АНЧ, если ее снабдить ограничителем, не допускающим бесконтрольного размножения, превратится в не знающее себе равных оружие. А записи и догадки Рут, сделанные во время нескончаемого сидения на орбите, лягут в основу системы управления.

— Я бы не смогла помочь Ласалю, даже если бы захотела. Мой опыт — из другой сферы. Земля и небо.

— А вот это неправда, — ответил Кендрикс, вновь наклоняя голову. — Ласаль говорит, что ваши наработки ему здорово помогли.

Выходит, что бы ни случилось, ей не отмазаться. Господи! Более совершенного оружия массового поражения невозможно придумать — убойная сила выше, чем у ядерного, и никаких радиоактивных осадков.

«Снежный ком» проще простого доставить на Гималаи и сбросить с вертолета в капсулах или реактивного самолета американских ВВС в бомбах. Один раскат грома — и сотни тысяч человек превращаются в желе…

Сердце Рут забилось так часто, что завибрировала вся грудная клетка, мышцы свело от стыда и злости.

— Я знаю, что вы с Ласалем не дружите, — вновь заговорил Кендрикс. — А что, если не ставить Гэри начальником над вами? Работайте вместе, но каждый сам себе хозяин, а?

Дело как раз было не в самолюбии.

— Это безумная идея, и вы — безумцы, — Рут не жалела, что не сдержалась. — Если мы победим саранчу, все закончится, все войны прекратятся. Люди будут спасены везде, никому не потребуется воевать. Нам ни к чему нанооружие! Все смогут вернуться к прежней жизни!

Кендрикс не ответил, лишь складки загорелой кожи в уголках глаз стали глубже.

Рут повторила громче:

— Все смогут вернуться к прежней жизни.

— Похоже, мы ошибались, стараясь окружить вас, ученых, непомерной заботой, — процедил сенатор. — Китайцы со своими нанотехнологами не церемонятся.

Он повернулся к Джеймсу, выставив вперед челюсть и край шляпы.

— Расскажи ей все, как есть. Пусть знает. А то, я вижу, не доходит.

— Вы совершенно правы, сенатор, — почтительно согласился Джеймс. — Люди не готовы к резкой смене курса. Мы с самого начала делали упор на оборону, — он повернулся к Рут: — Понадобится большое переосмысление.

Рут попыталась поддержать Джеймса:

— Я на самом деле не понимаю. Осталось совсем чуть-чуть… Как можно оттягивать силы от борьбы с саранчой?

— Вы будете удивлены, но совет решил эвакуировать космическую станцию прежде срока не из-за вас, а из-за командира корабля, — сказал Джеймс с непроницаемой миной. Рут подивилась его выдержке и лишь молча закивала. Она боялась выдать свои истинные мысли, ляпнув что-нибудь не то. Джеймс продолжал:

— Мы вступаем в войну в Азии и согласились доставить русских на самолетах, чтобы те атаковали Китай прежде, чем он успеет закончить разработку нановооружений. Русские потребовали, чтобы Уланов находился в Лидвилле и представлял их интересы.

— Ну и что? Какая разница, если мы все снова сможем жить на высоте ниже трех тысяч метров?

Джеймс издал звуковой вариант пожатия плечами: «м-мэх», давая понять, что сам отказывается верить в собственные слова:

— Во-первых, нет никакой гарантии, что мы действительно победим саранчу. Во-вторых, у совета есть основания полагать, что война не прекратится даже в этом случае.

Кендрикс с угрюмым одобрением кивнул:

— Дело зашло слишком далеко. Война всех со всеми продолжалась чересчур долго.

— Люди всегда воевали, — возразила Рут.

— Но не так. Целые народы нынче сидят буквально друг у друга на голове, — сенатор сжал и разжал маленькие ладони, глядя мимо Рут в окно. — На прежних войнах войска не поедали погибших противников и не держали военнопленных для убоя, как скот.

— Ч-что?..

Кендрикс впился глазами в Рут.

— Саранчу исследовали не вы одни, Голдман, — сенатор никогда не называл Рут «доктором», а теперь отбросил даже сомнительное «миз». — Они там тоже кое-чему научились. Мы за ними давно наблюдаем.

Ну да — спутники-шпионы, видеокамеры Уланова…

— Или они, или мы — другого выбора нет, — продолжал Кендрикс. — Главное — кто нанесет удар первым. Они никого не пощадят. Понимаете? Никого!

Единый мир, единый народ. Замечательная в своей простоте идея легко будет воспринята людьми с определенным складом мышления, особенно после таких жестоких драк и безумия. Идеал близок — достаточно извести врагов почти под корень и сплотиться.

Победитель не сможет забыть чуму. Вымершие виды животных и стихийные бедствия, пока экология не придет в равновесие, будут напоминать о ней постоянно, а вот переписать историю намного легче.

Чем не новое начало? Одна культура. Одно на всех мирное небо.

Год номер один.

В то же время Джеймс дал понять, что не согласен с Кендриксом, и намекнул на дальнейшие осложнения. Черт, как поступить? Может быть, он хотел, чтобы совет поверил в нее, ввел в оружейную лабораторию Ласаля и чтобы она потом саботировала их проект? Если она задержит гонку нановооружений на определенное время, другие ученые, возможно, успеют победить саранчу без нее. Сплошные шарады. И конца не видно…

Рут взглядом спросила совета у начальника. Джеймс кивнул. Посмотрев Кендриксу прямо в глаза, женщина сказала:

— Хорошо, я согласна.