Проклятый год

16

Лидвилл превратился в крепость. Прикрывающие город с севера заставы тормозили движение по шоссе. Вряд ли такое можно было увидеть где-либо еще в мире.

Рут и Николая поспешно затолкали в машину скорой помощи вслед за Гусом, сирена помогала пробиться через двухкилометровую пробку из автомобилей воинских частей и спасательных служб. Но у холма, который Джеймс назвал «местом в первом ряду», их самих остановили сирены — двух машин гражданской полиции и трех «джипов» полиции военной. Им в хвост пристроилась еще одна «скорая». Очевидно, с докторшей Деброй и Уоллесом.

Гус зачастил:

— Они знают, кто тут с ними едет? Да они же ничего не знают! Расскажи им, давай, ну же, давай!

Все остальные помалкивали, только медсестра, накладывавшая шину поверх рукава гермокостюма Рут, попросила: «Лежи тихо. Ты совсем бледная». А та не могла оторвать взгляда от ветрового стекла. Водитель «скорой» выключил сирену и больше не пытался втиснуться между зелеными армейскими грузовиками и черными внедорожниками, непрерывным потоком текущими к шоссе. «Джипы» военной полиции были оснащены длинноствольными пулеметами, полицейские ощетинились стволами.

Не зря Джеймс говорил о «месте в первом ряду», теперь до Рут дошел скрытый смысл его слов. Холм отделяла от горной глыбы неглубокая лощина, перегороженная заборами и кордонами. Оцепление, по-видимому, тянулось и дальше. Кроме того, холм заслонял еще один параллельный ему, более высокий склон, делая невозможным прицельный выстрел. Это место не просто в первом ряду, а в отдельной, надежно защищенной элитной ложе.

Они явно предвидели, что им попытаются помешать.

В сердце запоздало колыхнулась паника, но ее тут же вытеснили оцепенение и смертельная усталость. Рут совершенно выдохлась. Внутри — полная пустота. Астронавтка держала сломанную руку на коленях, томясь от духоты в гермокостюме. Воздух вокруг нее, даже в замкнутом пространстве «скорой», был свеж настолько, что ей казалось, будто из-под круглого металлического воротника от ее тела поднимается горячий пар. В другом месте, в иную эпоху она бы устыдилась исходящей от нее вони.

Прошло меньше минуты, и машина сдвинулась с места. За спиной полицейских остановился еще один армейский «джип». С пассажирского сиденья соскочила худая, как жердь, фигура. Одет в армейскую зелень, но на голове вместо каски — кепка с козырьком, из оружия — только пистолет на бедре. Никто из военной полиции не отдал прибывшему честь, однако дебаты сразу прекратились, стоило тому сказать пару слов. Охрана убрала с дороги одну из машин.

— Ух ты! Мне уже нравится этот мужик! — воскликнул Гус.

Худой помахал водителю скорой помощи, развернулся и заспешил к своему «джипу». Его водитель нахально влез между двумя спускавшимися с холма машинами, подрезав их, долговязый встал на сиденье и выставил руку, приказывая военному грузовику остановиться.

И все равно они еле ползли. Дорога огибала холм и спускалась на дно сухого речного русла, с обеих сторон зажатого отвесными склонами. Десятки стремящихся на юго-запад машин сбрасывали здесь скорость и сбивались в кучу в пространстве шириной в три полосы, занимая обочины и любые ровные участки. Рут хотела улыбнуться, она соскучилась по дорожным заторам и вереницам красных тормозных огней — ну не глупо ли! — но из-за усталости новое чувство лишь слабо шевельнулось в душе. Сила земного притяжения припечатывала зад к сиденью и сдавливала внутренности, между концами сломанных костей руки пульсировала боль.

— Вот бардак! — произнес Густаво.

Худой опять поднялся на сиденье. Рут ожидала, что он впадет в бешенство, начнет сгонять другие машины в болотную грязь и лужи на обочине. Вместо этого он лишь повернулся к скорой помощи, пожал плечами и развел руками. Явно из испаноязычных, под полтинник, накачанное, поджарое тело и выгодно подчеркивающая этот факт ладно сидящая форма. С густыми черными усами, но без бороды.

Офицер посмотрел вправо-влево, оценивая взглядом возвышающиеся рядом холмы, сел и достал портативную рацию. Рут подалась вперед, чтобы лучше видеть. По левому склону устало спускались сотни людей — плотная масса под яркими лучами солнца, — десятки других собирались в группы вдоль русла реки.

Недавнее покушение оставило в сознании неизгладимый ожог. Разве можно теперь забыть, как пуля ударила в медика до того, как она услышала выстрел? Эта коварная беззвучность запомнится ей до конца жизни.

— Прекрасно! А теперь что? — спросил Гус, пролезая рядом с Рут, чтобы лучше видеть, что творится впереди. — Вот бардак! Кто тут планировал…

— Гус! — окликнул его Уланов, не открывая глаз.

— Почему в нас стреляли? — спросила Рут водителя тоном испуганного, но храбрящегося ребенка. Вместо солдата ответила медсестра:

— Многие люди потеряли все, что имели. — Женщина выглядела одногодкой Рут и тоже давно не была в душе. Грязные каштановые волосы слепились острыми хвостиками. — Теперь хотят поквитаться.

Скорая помощь двигалась вперед по сантиметру. Рут с такой же медлительностью проворачивала ответ в голове.

— Как это?

— Некоторые одержимы местью.

— Но ведь саранчу создала не я! Я хочу ее уничтожить!

— Повстанцы, должно быть, — заметил водитель, бессмысленно газуя на холостом ходу. Он был еще очень юн, растительность покрывала лицо клочками, с подбородка свисала жидкая бороденка.

— Повстанцы, говоришь? — переспросил Уланов.

— Хорошо нас здесь обложили. Если захотят, могут все сраное правительство замочить. — Пацан все газовал и газовал, сжимая рулевое колесо до белизны в костяшках.

Над головой послышался рокот вертолетов.

— Ведь я помочь хочу, — твердила Рут.

— Я имела в виду… — медсестра вдруг замолчала, как сраженный пулей седобородый медбрат.

Сзади, быстро приближаясь и превращаясь в сплошной басовый гул, прокатился по руслу грохот роторов. Машина задрожала. Вместе с ней задрожало сердце Рут. Повстанцы! Лучшей ловушки не придумаешь — создать панику, согнать в кучу все руководство… Гус что-то крикнул, и Уланов потянулся к задней двери. Выпрыгнуть, что ли, захотел?

Два боевых вертолета промчались вдоль русла реки, сделали разворот и вновь загремели над головой. Они прикрывали медлительную колонну грузовиков и внедорожников.

Что-то многовато для одного-единственного стрелка, даже если бы в колонне ехал сам президент! Только расход горючего чего стоит. И как быстро они явились! Вертолеты, очевидно, готовили к вылету еще до вхождения «Индевора» в атмосферу. Рут на мгновение искренне захотелось вновь оказаться в своей маленькой лаборатории на борту МКС.

На этот раз она выдавила из себя смешок.

Чем вызвано это утомленное негодование — ощущением, что тебя предали, крахом иллюзий? Она давно подозревала, что положение на земле не столь устойчиво, как им говорили, немного тревожилась из-за редких сообщений о грабежах и продовольственных бунтах, но если Джеймс когда-либо и намекал на гражданскую войну, этот намек до нее не дошел. Какие еще сюрпризы ждут впереди?

«Скорая» прошла очередной поворот, и перед ними открылась причина затора. По фотографиям, сделанным с орбиты, Рут знала о существовании заставы, но из космоса она казалась небольшой. Теперь ученая с удивлением отметила огромные размеры заслона, хотя сама по себе необходимость в обороне Лидвилла не вызывала сомнений. Еды и жилья не хватало на всех добравшихся до безопасной высоты. Лаборатории и нанотехнический персонал — единственная надежда на лучшее будущее — нуждались в защите.

Рут редко пыталась представить себе жизнь вне орбиты. В этом просто не было нужды. Она привыкла находиться среди избранных. Но теперь перед глазами возвышался защитный вал, в ушах гремел вертолетный гул, а она сидела в медленно ползущей машине скорой помощи.

Если ее сейчас убьют, все усилия пойдут прахом.

Череда гор и впадин проседала между невысоким холмом справа и пологим подъемом, перераставшим в пик Проспект — одну из круглых белоснежных вершин восточнее Лидвилла, слева. В этом необычно низком месте шоссе встречалось с другой дорогой, идущей вдоль реки с северо-востока. Оборонительная позиция, как из учебника по тактике. Пересекающий лощину защитный вал был сложен из каркасов гражданских автомобилей — по три в ширину и в высоту, — с которых сняли покрышки, сиденья, двигатели и электропроводку.

Разноцветное нагромождение металлолома могло не только остановить толпы беженцев на восточном склоне, но и выдержать артобстрел, хотя нападать всерьез, похоже, никто не собирался. И неудивительно. Из проема в стене, который, вероятно, служил воротами, выдвинулся танк. Его толстая пушка нацелилась на другой берег реки, готовая поддержать вертолеты огнем.

У ворот двадцать солдат останавливали машины — пусть ненадолго, но каждую. Что они там делают? Спрашивают пароль? Наверное, да. Иначе как еще опознать чужаков, которые ни внешностью, ни речью не отличаются от своих?

Машины теснились и оттирали друг друга, объезжая танк. Черный внедорожник встал вплотную с «джипом» худого офицера, и тот забарабанил ручной рацией по дверце с тонированными стеклами. Беспомощно и бесполезно ревели клаксоны, но начальственный голос незнакомца перекрывал даже этот шум.

Часовые у ворот взмахами рук пропустили «джип» без малейшей задержки. Водителю даже не пришлось останавливаться. Повинуясь жесту худого, солдаты и «скорой» дали свободный проезд.

…Лидвилл был достаточно живописен и без величественного окаймления из горных вершин. Местный отдел туризма не зря гордился городом.

Центральные районы занимали около двух с половиной квадратных километров пологой, вогнутой равнины западнее нагромождения возвышенностей и каньонов с названиями вроде холм Ковбойский или ущелье Бродячей Кобылы. На востоке напоминающий измятую бумагу ландшафт поднимался до отметки 4200 метров и обрывался резким уступом со стороны Канзаса.

На таких высотах деревья всегда росли плохо, а теперь от них не осталось и следа — все сгорело в печках в первую же зиму. В новом облике Лидвилла преобладал красный кирпич. Небо протыкал белый шпиль церкви. Главную улицу окаймляли два культурно-исторических музея, здание суда и хорошо сохранившийся с 1870 года оперный театр. Низенькие дома и широкий бульвар навсегда сохранили атмосферу городков первых переселенцев. Это впечатление не меняли даже новые постройки, магазины и кафе, командные пункты и штабы местных, федеральных и военных властей и укрепленные мешками с песком, устроенные прямо на тротуарах огневые точки.

Этой исторической реликвии суждено было выжить и стать отправной точкой нового покорения Америки. Рут молча поклялась работать днями и ночами, не щадить себя, чтобы мечта когда-нибудь воплотилась в жизнь. Ради этой мечты люди терпели неимоверные лишения.

Густаво похлопал ее по ноге. Рут откинулась назад и непроизвольно, не обращая внимания на жуткую ноющую боль в сломанной руке, сжала кулаки.

— Ты только посмотри! — воскликнул радист. — Видишь?!

Да, она видела. С уличных фонарей и навесов магазинов свисали красные, белые и синие ленты, за окном промелькнул сооруженный у входа в здание суда помост. Город готовился отпраздновать победу. Невзирая на голод и страх.

— Мы вернулись! — воскликнул Густаво.

Рут лишь кивнула в ответ. Слишком возбужденная, она стремилась не упустить ни одной подробности.

Астронавтка не позволяла себе раскисать в присутствии других членов экипажа.

«Джип» вывел их машину к черному входу в современный отель. Рут удивилась, но тут заметила на стоянке еще одну «скорую». При виде трехэтажного здания непонятно как и когда возникший рефлекс настойчиво подсказывал немедленно укрыться внутри. В здании чисто, тихо, нет толпы. Там — безопасно.

— Майор Эрнандес, — представился худой офицер, пока медперсонал суетился у открытых дверей двух машин скорой помощи. — Предлагаю снять костюмы и пройти медосмотр.

Момент для знакомства был не очень подходящий — кругом царила суматоха, — но майора это не смущало, он твердо посмотрел Рут в глаза, когда та выпрямилась, и коротко кивнул Уланову. Такого явно никакими трудностями не испугаешь, и все же ученая по-другому представляла себе типичного офицера. На форме — ни знаков отличия, ни орденских планок, за исключением тусклой эмблемы в виде пучка дубовых листьев на воротнике. Она вспомнила реакцию часовых — те пропустили их, не отдавая честь. Ну еще бы! Было бы глупо указывать собственных командиров притаившимся на холмах снайперам.

Эрнандес оказался невысок ростом, не выше Рут, но стоял в водовороте белых халатов неколебимо, как скала. Медперсонал с инвалидным креслом, носилками, пакетами для внутривенных вливаний, толкаясь и крича, обтекал майора, как машины обтекали танк на перекрестке.

Носилки и пакеты — очевидно, с плазмой — понесли к другой «скорой», в которой привезли либо Дерека Миллза, либо раненого медбрата.

Рут хотела ответить, но майор Эрнандес продолжал хорошо поставленным, уверенным голосом:

— Внутри вы, возможно, встретите кое-кого из старых друзей. Мы вызвали лучших врачей НАСА.

Уланова пересадили в инвалидное кресло, Гус выбрался сам. Когда Рут с помощью медсестры попыталась последовать его примеру, у нее отказали ноги. Приток адреналина позволил ей взобраться и спуститься по лестнице на борту «Индевора», но на большее ее не хватило. Женщина совершенно выбилась из сил, тело превратилось в желе, боль вонзалась в него острыми иглами.

Мимо проплыли носилки. В клубке белых халатов Рут заметила оранжевые сполохи гермокостюма. Значит, Миллз жив!

Дебра стояла у второй машины, отбиваясь от медсестры, которая пыталась усадить ее в еще одно инвалидное кресло.

— Я с ним… — Дебра знакомым надменно-воинственным жестом вскинула подбородок.

— Спокойно! — выставил ладонь Эрнандес. — Им займутся лучшие специалисты, они уже на месте. Вам самой нужна помощь.

Рут скривилась. Сердце неистово колотилось, натужно работая под земным притяжением, а ведь у нее всего лишь перелом. Травмы Миллза из-за дополнительной нагрузки были в двадцать раз опаснее.

Астронавтка с облегчением опустилась в кресло на колесиках.

— Кое-кому не терпится с вами поговорить.

Рут подняла глаза и с удивлением отметила, что Эрнандес обращается не к ней, а к Уланову.

— Я предложил им немного подождать, если вы, конечно, не против, командир.

Уланов покачал головой:

— Шаттлу больше ничто не угрожает?

Майор вопросительно посмотрел на Рут, как если бы та лучше знала ответ.

— Да. Все оборудование доктора Голдман успешно эвакуировано.

Майор сделал скупой жест, и их повезли к стеклянным дверям холла. Рут наблюдала за лицом командира корабля, ломая голову над смыслом разговора между ним и Эрнандесом. Кому и что потребовалось обсуждать с Николаем столь срочно?

Слишком много событий для короткого промежутка времени…

— Дерека спасут? — спросила она. Ей было неприятно, что остальные могли подумать, будто ее интересовала только сохранность оборудования.

Майор продолжал молча шагать рядом с креслом. Возможно, просто не понял, что речь шла о пилоте. Рут взглянула на провожатого. Тот хмурился, в черных, пронзительных глазах — неподдельная озабоченность.

— Боюсь, что ваш пилот погиб, — наконец ответил он.

Рут затрясла головой:

— Но я сама видела…

Дебра резко оборвала ее. Тон докторши оскорбил Рут — откуда она могла знать, что случилось?

— Это — Билл. Он получил проникающие ранения левого бедра, руки и плеча, ранение тупым предметом в нижнюю часть живота, и теперь истекает кровью.

Несмотря на травмы, Билл Уоллес не покинул пост и закончил аварийное отключение всех систем.

Рут тихо покачала головой, не понимая, против чего протестует и с чем не согласна. Еще большой вопрос, будет ли она сама способна проявить такую же храбрость и самопожертвование.