Проклятие Айсмора (СИ)

Глава 8 Синее небо меж черных туч, или Незабываемое знакомство

Любить — до предела, до яркой зари,

Чтоб не было больше отчаянья-муки:

Любить — так, чтоб жечь словари.

Любить — так, чтоб ты все ж пришел,

Любить — до земного предела,

Любить — до кровавых и стертых подошв,

Что вытерпеть надо уставшему телу.

Забыть всё, что помнит тебя,

Забыть всё, что было тобой,

А что у меня остается?

Лишь вечность одна и мгновенье вдвоем,

Лишь память дождинками льется.

Что может быть печальнее, чем дождливое утро в Айсморе, когда год плавно катится к зиме? Полумрак и не думает рассеиваться, влажный воздух липнет к лицу и рукам, крупные капли, слипаясь из мелких росинок, стекают по темному дереву и падают с островерхих крыш ровно за шиворот.

Впрочем, уныло размышлял Гаррик, спихивая носком башмака мокрые щепки в канал, тут почти всегда промозгло и зябко. Не только тем, кто здесь родился, вырос и имеет несчастье проживать. Зябко приезжим, даже ему, зачастую спавшему в поле и потому знавшему, что такое холод земли.

Вечная сырость! Доспех казенный чистить устаешь: ржа ест быстро, как говорят озерные, «словно окуньки — хлебную корку». Сто раз гиблый воздух проклянешь, натягивая влажную одежду поутру и чувствуя, что вещи толком не сохнут. Край полгода, и добрая рубаха в труху превращается.

Гаррик мечтательно вздохнул: накопить бы денег да вернуться в деревню. Долина, полная солнца, зеленые луга. Маленькие домики, наделы… А воздух душист, хоть мажь на хлеб вместо меда.

В этом же болоте, оглядел он брошенное поперек дороги замшелое весло, если чем-то и пахнет, так либо тиной, либо гнилью.

Младший стражник пришел слишком рано, боясь упустить свою подопечную. Пока ее не было, и юноша терпеливо рассматривал замысловатые наличники окрестных домов. Повертев так и этак, решил, что они достойны чести украсить окна его будущего дома.

Ставни третьего этажа распахнулись, и оттуда выглянула девушка, чью золотисто-рыжую косу Гаррик узнал безошибочно. Она посмотрела вверх и улыбнулась, словно завидела нечто хорошее в низких тучах, цеплявшихся сизым брюхом за островерхие крыши Верхнего Айсмора.

Гаррик тоже улыбнулся и задрал голову, выглядывая солнце, бросившее луч на голову девушки. Но его не было, просто так ярко горели ее золотые пряди.

Тем временем Ингрид закрыла широкие ставни и, судя по стуку, гулко подхваченному неподвижной водой, опустила тяжелый крючок.

Размечтавшись, Гаррик представил Ингрид в окне его будущего дома…

Она на миг появилась там, но не задержалась. Ее облик сменился крепкой румяной особой, погрозившей кулаком за излишнюю задумчивость. Юноша сам удивился ходу своих грез и попытался вернуть Ингрид обратно, но напрасно. Не шла она в его дом ни в какую.

Не будучи посвященной в недовольство от того, что ускользала из деревенской мечты, Ингрид вскоре вышла на узкую улочку, пролегавшую вдоль канала. Волосы ее, всегда казавшиеся Гаррику морскими волнами, на которые падает солнце, были туго закручены на затылке. Это огорчило Гаррика, в который раз подумавшего, зачем прятать красоту, на которую хочется смотреть.

Закрыв дверь, Ингрид повернулась легко и быстро, аж юбки крутанулись, чуть не столкнулась с Гарриком и ойкнула.

— Что, госпожа Ингрид, все высматриваете среди туч свое синее небо?

— Гаррик! — схватилась за сердце Ингрид и возмущенно произнесла: — Нельзя же так пугать!

— Вот для этого я к вам и приставлен, госпожа Ингрид, — по чину ответил Гаррик. — Чтобы никто не пугал вас более да не обижал.

— Я… могу спросить? Я думала… И надолго это?

— Приказ выполняют, пока начальство не отдаст другой приказ! — гордо вымолвил Гаррик, а Ингрид поежилась, перестав улыбаться.

Он тут же смутился:

— Не знаю, надолго ли. Господин Бэрр сказать не изволили.

— Значит, все-таки Бэрр…

— Мне велел он. Кто велел ему — не ведаю, но думаю, что приказы первому помощнику нашего винира немногие в городе отдают.

На лице Ингрид промелькнули самые разные чувства, быстро сменяя друг друга. Гаррик успел различить лишь досаду, но девушка тут же накинула капюшон.

Хотя и по части можно увидеть целое, если захотеть или глянуть с другой стороны… Гаррик примечал, каким взглядом провожает ее Бэрр: разве только не жмурится, разве только не облизывается, вечные ухмылочки свои мрачные и всю суровость забывает. А чего ждет, неясно. В деревне с таким взглядом никто из парней долго бы не ходил! Сватов бы уже три раза заслал, согласие получил, и было бы счастье двоим, а остальным — радость.

Точно бы получил согласие, вон девушка от одного имени алеет, как маков цвет. Да какая девушка! Словно солнце не за хмурыми облаками прячется, а меж людей ходит. Это поначалу да невприглядку Ингрид может неинтересной показаться.

Она ведь родом из деревни, что недалеко от его собственной, только ближе к реке. Они детьми виделись несколько раз. Говорили редко и о том, о чем могут говорить дети. Он больше слушал ее, а потом однажды повторил засевшие в памяти слова… Ох, досталось ему от отца! Ремнем досталось, когда он про темное небо выдал: «Оно синее — всегда синее! — только иной раз этого не видно».

А теперь эта деревенская девочка совсем городская стала, образованная, да на важной работе. Но и про небо свое не забывает.

Гаррик глянул по сторонам:

— В ратушу вам еще рановато. Куда изволите, милостивая Ингрид?

— Мы ненадолго и недалеко. Мне бы в лавку успеть зайти — дома, как назло, все закончилось. Но если я тебя отвлекаю или ты собирался…

— О чем речь, госпожа Ингрид. Куда вы, туда и я!

— Гаррик, я же просила, — улыбнулась она. — Ты словно бы не обращаешься, а величаешь.

Он довольно улыбнулся в ответ и приосанился, пропуская девушку вперед. А как же! Слово «госпожа» доблестный страж произносил с особой важностью: и смущение охраняемой приятно было видеть, да и за вольное обращение по шее могли… показать, что неправ.

Вспомнив, зачем он к ней приставлен, Гаррик поспешил за Ингрид, высматривая возможную опасность. Заодно бывший береговой разглядывал интересные детали, прикладывая их так и сяк к своему будущему дому. Кованый фонарь слева и скрещенные балки на фасаде справа привлекли его внимание, а вот позеленевшая дранка на крыше вызвала лишь усмешку мастерового — такого барахла на год не хватит!

Они дошли до Нижнего Озерного и завернули в первую линию, где располагались лавки и мастерские. На улице прохожих не встретилось, только распахнулась одна дверь и Гаррик едва успел отскочить от ведра помоев, выплеснутых в канал:

— Ах ты, собака шелудивая, лень задницу подвинуть!

— Сам ты рогатка ленивая! — радостно прозвенело из-за двери. — Смотри, куда плывешь!

— Чтоб у тебя из ушей вода полилась! — не остался в долгу Гаррик, тряся испачканным ботинком. — Да чтоб у тебя самой рога на заднице выросли!

Ингрид обернулась и укоризненно покачала головой. Гаррик замолк, пообещав при ней ругаться поменьше. Ну, или хотя бы по-городскому.

Из окон выглянули две женские головы и принялись громогласно обсуждать, стоит ли вывешивать белье в этакую непогодь.

— Звездочет винира обещал на завтра вёдро!

— Да ошибся наверняка, рогатка кусачая!

Ну понятно, вздохнул Гаррик. Коли не удастся просушить белье, то можно хоть поругаться будет.

Поплакавшись всласть на слякотную осень и на всеобщее невезение, головы в эти же окна прятались.

Пепельное небо никак не светлело, дразнилось еще более тусклым двойником в ряби канала, вдоль которого Гаррик спешил вслед за Ингрид. Рядом бы не поместились — слишком узка была дорога.

Они миновали подряд несколько закрытых дверей с различными вывесками и не встретили более ни одного горожанина. Для торговцев рановато, а рыбаки уже на промысле, но все равно город словно вымер.

Наконец Ингрид повернула к одной захудалой лавчонке, прошлась по заиленной дорожке. Видно, где привыкла брать, там и покупает, вздохнул Гаррик. Хозяин стоял на улице, раскуривая трубочку. Увидев их, нахмурился; на приветствие подходящей к нему Ингрид не ответил. Отлипнул торопливо от стены и скрылся в своем заведении, словно о чем-то неожиданно вспомнив.

Неприветливо скрежетнул засов.

Гаррик не поверил глазам и ушам:

— Эй, приятель! Ты чего это перед людьми двери запираешь? — он постучал кулаком, не намереваясь сносить чужую обиду. — У тебя что, покупателей перебор? Ах ты… Кар-р-рась желторотый!

— Наверное, он нас не заметил, вот и ушел?

— Он у меня сейчас уйдет, госпожа Ингрид! Он у меня сейчас так уйдет!.. Вот куда это он сва… уплыл?

— В кладовую заторопился, чего уж тут, — опустила Ингрид голову. — Всякое бывает…

— Всякое бывает, и селедка лает! Не слишком-то он с вами любезен, — Гаррик потряс ручку и понял, что хозяин еще и щеколду опустил. — Подождите-ка здесь, милейшая Ингрид, а я ему бока намну! Покажу, как с посетителями обращаться надобно. Двери закрыл, подлюга! А я в окно!

— Пожалуйста, не защищай меня от того, кто на меня не нападал! — удержала девушка его локоть. — Есть еще одна лавочка, куда я часто хожу, поближе к дому. Подороже, правда, но для меня открыта всегда. Владелец там — сын моей хозяйки.

— Только если вы настаиваете, госпожа Ингрид. Ладно, пусть живет, нечисть придонная, — Гаррик отпустил ручку и напоследок от души пнул дверь, оставив красочный отпечаток тяжелого башмака из черно-зеленой тины. — Лишь потому не захожу, что негоже вам одной без охраны оставаться.

Они вернулись обратно в Верхний Айсмор, пересекли канал по небольшому висячему мостику и миновали еще два квартала. Лавка здесь была побольше и явно побогаче, дверь — поувесистей.

«Но выбить все равно можно», — прикинул Гаррик.

Колокольчик звонко и даже весело поприветствовал входящую туда девушку. Однако вышла Ингрид быстро, руки ее были пустыми, а лицо — растерянным.

— Ничего не понимаю… Какой кредит? Никогда в долг не брала, куда мне с моим жалованием! Я и так лишь самое необходимое… — она подняла на Гаррика удивленный взгляд.

— Не смотрите на меня так, милейшая Ингрид, словно бы вы думаете, что это из-за меня вас не обслужили.

— Что ты! Мне такое и в голову бы не пришло! — с нескрываемым испугом произнесла она.

— Значит, на себя думаете, а этого и вовсе делать не следует.

— Смотрят люди как-то недобро…

— Айсморцы только на получку с добром и смотрят!

— Да ты и сам видел, шарахаются от меня, — она покачала головой и накинула обратно капюшон. — Пойдем в ратушу, обойдусь как-нибудь.

— Э-э, нет, любезнейшая Ингрид. Так дело не пойдет, «как-нибудь» не годится! Не то вы из-за пары косых взглядов всех жителей подозревать станете, а из-за двух дурных лавочников и вовсе настроение растеряете. Знаю я место, про которое никто никогда не слышал плохого слова ни от одного жителя, ни на мосту, ни под мостом. Ничего не слышал, кроме похвалы. И с законом у хозяйки все всегда в порядке, и от гильдии замечаний не было. Пойдемте туда. Не близко от вашего дома, но и время у нас еще есть. Вот если и там к вам отнесутся неприветливо, если там кто на вас косой взгляд бросит, все свои слова назад возьму и вместе с вами унывать стану.

Ингрид улыбнулась слабо, кивнула еле заметно, видно, лишь бы Гаррика не огорчать. Он, прикинув дорогу, повел свою подопечную немного в обход, по краю Верхнего Айсмора, зато вдоль широкого канала. Нечего ей лишку башмачки пачкать.

Они почти дошли до третьей лавки, за порогом которой не должно было быть никаких неприятностей, как вдруг внимательный глаз юноши приметил высокого человека в темной одежде вдали, шагнувшего из-за поворота.

На мгновение подумалось, что сейчас все сорвется, если Бэрр и Ингрид встретятся — у нее окончательно испортится настроение, она не захочет никуда идти, да еще посчитает, что Гаррик привел ее в любимое место Бэрра, а про любимые места первого помощника винира только похабные байки и складывают.

Но девушка отвлеклась — присела около полосатой кошки. Кошка, вернее, котенок, лежал на самом краю помоста и пытался вытянуть когтистой лапкой из воды шарик шерсти. Ингрид потянулась помочь.

Бэрр посмотрел на Ингрид, замер на миг, затем встретился с Гарриком глазами, развернулся, взлетел на лестницу, а потом, вихрем слетев уже с другой стороны канала, быстро исчез из вида. Значит, спросит потом, как они оказались в месте, далеком от дома его подопечной и не по пути в ратушу. А Гаррик еще раздумывал, сказать ли начальству о странном поведении лавочников или посчитать сие происшествие незначительным.

Ингрид тоже замерла, словно почувствовав тяжелый взгляд, брошенный на нее помощником винира. Встрепенулась, поднялась на ноги и посмотрела в ту сторону, куда скрылся Бэрр, но никого уже не увидела. Огляделась в недоумении, вздохнула и медленно пошла вперед, повинуясь вежливому жесту Гаррика.

С лестницы спускались трое мужчин, по виду из купеческих, но недостаточно разбогатевших, чтобы быть довольными жизнью и делами. Они хмурились, оборачивались и приговаривали что-то насчет «этого черного, который и есть…»

Гаррик навострил уши и на два шага отстал от Ингрид. Когда троица поравнялась с ним, он расслышал лишь несколько слов про неминуемую беду и пожалел, что ему сейчас нельзя задержаться.

«Про черного человека, — это что-то новенькое в списке напастий от Бэрра. Новенькое и нехорошее», — подумал Гаррик и, прибавив шага, успел обогнать Ингрид, чтобы распахнуть перед ней знакомую дверь. Здесь отпускали товар только служивым, а еще хозяйка и правда хорошо знала первого помощника винира.

Владелица лавки при виде посетительницы захлопотала, сняла с нее промокший от утренней влаги плащ и унесла сушиться к камину. Накинула на плечи Ингрид длинную, теплую даже на вид шаль, принесла горячий чай с крохотными сдобными завитушками. Осторожно спросила, что девушка хотела бы приобрести, с какой целью и в какие деньги желательно уложиться. Не разрешила ничего брать самой, лишь бросила мальчишке-подручному: «Все запомнил?» — и пока Ингрид пила маленькими глотками ароматный настой, благоухающий жасмином, парнишка собрал свечи, огниво, масло, чернила и перья, а также немного житейских мелочей и кое-что из еды. Все это он ловко упаковал в льняные салфетки, которые в свою очередь уложил в две плетеные корзины.

— Когда придете в следующий раз, — улыбнулась хозяйка, — корзины не забудьте. С ними и уйдете. И не без товара.

Только потом назвала цену за все. Ингрид удивилась так, что этому удивился Гаррик.

— Всего-то⁈ За два узла, один из которых — это бумага и чернила?

Хозяйка, продолжая улыбаться, с легким непониманием глянула на Гаррика.

— А что? — спросила она. — Моя лавка чем-то отличается от прочих? Цены диктует гильдия.

— Да, сударыня, отличается, — вылез вперед Гаррик и проследил за расчетом. — Вашей исключительной любезностью, теплом и чаем отменным.

— Чай в Городе темных вод подают всегда и бесплатно, — отмахнулась хозяйка.

— Вот только можно опилки какие намешать, а можно восточный заварить, красный или там зеленый, или травы равнинные, душистые. Госпожа Ингрид, милости прошу.

Гаррик толкнул дверь плечом — руки уже были заняты — и пропустил улыбающуюся Ингрид.

Обратно они шли мимо той лавки, где хозяин говорил о кредите. Сам лавочник стоял на пороге и не мог не увидеть, что те, кому он недавно отказался что-либо продать, теперь несут большой улов из другой заводи. Может, мозгов хватит подумать о том, что это мог быть его улов и его немалая прибыль. Гаррик со злобной радостью развернул плечи и задрал нос, проходя мимо.

По удачному стечению обстоятельств лавочник стоял на пороге не один. Его собеседником был как раз тот самый, первый из встреченных ими, слепой и глухой, что скрылся с глаз, словно никого не заметил.

Гаррик напоказ перехватил корзинки, будто бы поудобнее, но чтобы торговцы поняли, насколько они тяжелые, а что наполнены с верхом, видно и так.

«Пронюхали все же, что потеряли. Еще и убыток, поди-ка, успели прикинуть!» — насмехался юноша, глянув на вытянувшиеся физиономии.

Но потом он решил, что утреннее происшествие исчерпало себя и думать о нем более не стоит. Да и Ингрид не обращала внимания на унылые взгляды.

— Спасибо тебе, любезный Гаррик, что привел в столь замечательное место! — говорила Ингрид своему спутнику, улыбаясь уже светло и приятно. — Во второй лавке только связка свечей обошлась бы мне в серебро, а теперь я запаслась надолго.

— Подскажите, госпожа Ингрид, вы ведь женщина умная, так почему лишь в эти лавки ходили?

— И правда, Гаррик, — недоуменно провела та рукой по лбу. — Сама не знаю. Привычка! Как дядюшка меня водил, по тем местам и закупалась.

— А что у вас, госпожа Ингрид, серебра в избытке?

— У меня в избытке моя квартирная хозяйка! — весело рассмеялась Ингрид и ничего пояснять не стала.

Ладно, к особым ценам нужен особый подход. Есть у Гаррика один такой на примете.

Они задержались у дома Ингрид ненадолго, только оставить покупки. И Гаррик подгадал дорогу до ратуши так, чтобы в третий раз пройти мимо все той же лавки. Хозяин, едва только они поравнялись с дверью, приветливо ее распахнул, словно бы поджидал за порогом, заулыбался и поклонился до пола, приглашая зайти. Ингрид оглядела его с головы до ног и красноречиво покачала головой, оставшись в непонимании от перемен настроения лавочника.

Гаррик же проникался приятным ощущением исполненной мести.

* * *

— Постой, мой мальчик.

Бэрр, почти ушедший после утреннего доклада, замер у самых дверей, жалея, что не успел уйти.

— Иди-ка сюда, — продолжил винир.

Его первый помощник выдохнул, нехотя оторвался от холода латунных ручек, вернулся и остановился у окна так, чтобы не приближаться к начальству. Сложил руки на груди и бросил взгляд, куда указывал это начальство указывать изволило. Винир протянул толстый палец в направлении границы Нижнего и Верхнего Айсмора:

— Не в том ли доме, что с флюгером в виде стрелы, живет некий, по твоему бестолковому мнению, «честный человек»? У него, если я не ошибаюсь, еще были проблемы с причалом.

— Все верно, милорд. Причал у Хитлифа развалился, и он временно лишился дохода. Хитлиф порядочен, у него доброе имя, ни в каких делишках замечен не был.

— Пусть съезжает, и как можно быстрее, — уронил винир, а потом проговорил, повернувшись к своему дереву: — Вот и хорошо, вот и славно.

— Но… п-п-позвольте! Вы же сами дали ему отсрочку до конца го…

— Умолкни! Нет, значит — нет!

Винир развернулся и сделал два шага в сторону, но потом вернулся на прежнее место и снова уставился в окно на дом со стрелой.

— Лично для меня он — обычный горожанин. У меня нет к нему особого отношения, как нет особого доверия. Может быть, к концу года он покинет Айсмор, так и не заплатив в казну того, что должен? И что тогда? Ты тоже будешь твердить о его честности?.. Да и смогу ли я, случись все так, доверять тебе как прежде, ведь ты можешь просить за обманщика? Ты, мой мальчик, обычный человек и не умеешь предвидеть. А я людей знаю неплохо. Всегда норовят обмануть, и тем коварней они, чем честнее выглядят. Так что оставь свою веру в порядочность где-нибудь на дне Темного.

— Я… п-п-понял вас, милорд.

Бэрр разозлился на собственное заикание, всегда выдававшее его волнение или злость. Прикрыл веки, пряча мысль: как гниль какая-нибудь с толстым кошельком, так всегда найдется оправдание, что бы ни сделал, а для порядочного то денег, то времени недостанет. И еще подумал, что не впервые его заступничество оборачивается бедой.

А когда открыл глаза, чуть не вздрогнул — винир, неслышно приблизившись, внимательно смотрел ему в лицо, словно пытаясь прочесть всё невысказанное. Взгляд у него был как раз для случаев скрытого недовольства и возмущения — неприятный настолько, что возражать не хотелось.

— Мальчик мой, когда до тебя дойдет наконец, что в твои обязанности не входит понимание? А вот исполнение — входит. Пошел вон!..

Первый помощник прикрыл за собой тяжелые двери, ответил секретарю на кивок яростным взглядом, от которого тот чуть не упал, и зашагал по коридору к лестнице, ведущей вниз, в то крыло, где располагались помещения дневной смены стражи.

На повороте его поймал Гаррик и рассказал обо всем, что, по его мнению, относилось к приказу: «Муха косо в воду упадет или карась хвостом криво плеснет — докладывать немедля!» Бэрр выслушал почти спокойно, мысленно хваля исполнительного парня за старательность и сообразительность.

— В двух лавках? — прищурился напоследок. — Не обслужили в двух лавках⁈

Гаррик кивнул.

— Набросились, кусаки-падальщики, на наживку!

Бэрр прервал свою речь, не желая давать повод для лишних раздумий еще и Гаррику.

— Ни стыда, ни совести у людей! — поддержал Гаррик. — Врезать бы им от души!

— А ну-ка, друг мой береговой, придержи кулаки. Лучше доложи первому помощнику винира, где эти неправильные лавки-то находятся, — вкрадчиво прошептал Бэрр.

Гаррик аж ушами зашевелил от счастья, торопливо выкладывая местонахождение злополучных и крайне неприятных заведений.

Первое желание Бэрра было простым и искренним — пройтись по ним и вправить мозги их владельцам доступным и всем понятным способом. Только языки от его прямого вмешательства лишь удлинятся как у самих лавочников, так и у тех, кому они будут плакаться на свою несчастную торговую жизнь и несправедливые нападки начальства.

Была мысль внести за девушку деньги вперед, чтобы не возникало хлопот с покупками, или оставлять под дверью корзину с продуктами и монетами, как он делал регулярно в отношении трех домов, выплачивая личные долги хоть в малой доле. Тоже не выход — не возьмет неизвестно от кого. А «известно от кого», он был уверен, не возьмет тем паче. Мягкая, улыбчивая, да только скорее с голоду помрет, но помощи не примет, пока не докажешь хоть что-нибудь… И гордая. Как его мать, что отказывалась в голодный год есть улиток с барского стола, потому что «Они противные!».

А что до особых цен, про которые в конце добавил юноша, заставив Бэрра в очередной раз сжать челюсти от злости… Айсморцы! Пытаются нажиться на тех, с кого и взять-то нечего.

Зато здесь помощнику винира можно и появиться. Это прямое нарушение законов города, а не его личная обида.

Подумал было о визите под видом проверки от гильдии — всегда можно найти что-нибудь незаконное у проворных и ушлых лавочников — но личный приход Бэрра, цепного пса винира, без особого на то повода, будет непонятнее и страшнее.

— Что-нибудь еще? — спросил он Гаррика.

— Госпожа Ингрид с Абигейль изволили вчера днем в свадебном салоне быть, так спрашивали, не замуж ли она выходит. И не за вас ли…

— И что?

— Подруга ее выходит, значится, а Ингрид только сопровождает. И не за вас, разумеется! И не выходит! То есть… — заторопился Гаррик. — Никто не против, даже если за вас, я-то уж точно!

— Я понял, — отрезал Бэрр многословие берегового и жестом показал, что разговор окончен.

Все, сказанное юношей, подтверждало, имя Ингрид теперь не трепал разве ленивый. Болтали разное и про Бэрра — связался с невинной девушкой, словно мало в Айсморе шлюх, за доброе дело, одно на тысячу злых, истребовал благодарность, ушел и забыл, бросил бедняжку — все, как полагается для первого помощника винира.

Низкое мнение о себе он привычно не утруждал ответом, а вот мерзкие фразочки про Ингрид… «Некоторые особы пойдут на все, лишь бы упасть мужику в садок». Он даже развернулся, услышав подобное первый раз и решив выдрать, что попадется: руку там или язык — но сразу несколько горожан замолчали угрюмо и отвернулись, не выдержав его взгляда. А со всем городом не передерешься.

Да еще нынешнее пакостное поручение тяготило все сильнее, омрачая и без того нелегкий день. Еще один несчастный горожанин, пока не знающий, что его судьба решилась наихудшим образом. И гадай теперь, на какого ерша сел сегодня винир и какого законного беспредела ожидать в дальнейшем.

Гаррик ушел, и словно стемнело. Видно, опять набежала туча, и радужные лучики света перестали скакать вокруг.

Бэрр привалился к стене, вжался в холод камня, устало прикрыл веки. Юноша был живым напоминанием об Ингрид — ходил за ней, видел ее, рассказывал о ней. Да и сам Бэрр внезапно стал на нее натыкаться и в городе, и в ратуше, хотя они ходили разными дорогами и раньше не пересекались. По крайней мере, он не помнил, чтобы видел ее прежде — а может, не замечал. Не та у нее фигура, чтобы вызвать мужской интерес.

Сама собой пришла на ум сегодняшняя встреча. Давненько у Бэрра так не екало сердце. Положа на этот трепетный орган руку, можно было признаться самому себе, что и никогда…

На небе висит все та же мутная белесая пелена, скрывавшая как густую синеву, так и яркость солнца, отражающаяся каналах. А он завидел на Ингрид и подивился: видно, солнечный луч убежал с неба и навсегда поселился в ее прядях. Именно таких, не выцветше-желтых, как любят краситься городские матроны, и не серебристо-русых, как выглядят налитые крестьянские косы. Словно солнце светило на саму Ингрид. Словно сама Ингрид и была солнцем.

О, ну теперь понятно, почему винир оставил ее на службе после смерти дяди. Плюс один золотой в копилку!

Бэрр чуть было не плюнул, но вовремя одернул себя и собственные взъерошенные мысли, что продолжали вертеться явно не вокруг работы.

Он не мог обозначить, какое место Ингрид внезапно стала занимать в его жизни, не мог бы сказать, что чувствует к ней и уж вовсе не собирался думать о том, что могло бы случиться, если бы… Как много «если бы»!..

Если бы не его работа, если бы не этот город.

Но при встречах с Ингрид сразу всплывало то ощущение спокойствия и счастья, которое она давала ему одним своим присутствием…

Услышав топанье башмаков, Бэрр разлепил глаза и завидел вернувшегося Гаррика. Задумчивого Гаррика, явно увидевшего странное, несвойственное помощнику винира выражение лица. Ну, или морды, по мнению большинства.

— Что тебе? — буркнул он, недовольный тем, что его застали в мгновение слабости, и потер горящие щеки.

— Еще… господин Бэрр, я сегодня… я должен… а про вас говорят… — неуверенно начал юноша, теребя снятый шлем.

Слушать сплетни, привычные или новые, у Бэрра желания не было никакого.

— Но это важно! — взмолился Гаррик, увидев его отвращающий жест.

— Иди в архив! — припечатал Бэрр таким тоном, что обычно замолкали все. Но Гаррик определенно был не из их числа.

— Может, госпоже Ингрид хоть передать от вас чего? — не унимался настырный береговой. — Она ведь это…

Бэрр, свирепея, чуть не рявкнул на Гаррика, чтоб не лез куда не звали. Но тот смотрел так почтительно, говорил об Ингрид с такой приятностью, хлопал своими соломенными ресницами настолько простодушно, что Бэрр лишь выдохнул сердито свою злость:

— Ни-че-го. Ты мне нравишься, Гаррик, но знай, если ты хоть взглядом намекнешь, что говорил со мной о ней, если шепнешь хоть слово о том, что я собираюсь сделать и как помочь, без шуток — ласты повыдергаю, а хвост пришью!

— Слушаюсь, господин Бэрр! Сделаю, как вы велите. Вернее, не сделаю! Чего не велите, того и не сделаю, — сбиваясь на бег и теряя смысл, Гаррик приговаривал, уходя: — Надо запомнить. Ласты… хвост… Вот умеет же человек все делать складно! Даже ругаться.

Юноша, отложив на потом странный вид Бэрра, свернул на первый этаж, где располагалась кухня. Ингрид опять останется без обеда, куда это годно? Придет домой поздно вечером, зажует сухарик, и все. Какой же он охранник, раз не побеспокоится о ней?

Женщины толкались в клубах муки, вкусно пахло жареными биточками, которые винир привечал особо. Гаррик выловил взглядом черные глаза и черные же кудряшки.

— Снова рыбный пирожок? — улыбнулась ему Гейра, младшая кухарка, добрая знакомая и почти что друг.

— Ага. И для госпожи Ингрид что-нибудь, — важно кивнул Гаррик и расправил плечи. — Охраняю я ее теперь. Приказ самого Бэрра! — и смолк, испугавшись, как отреагирует эта девушка.

Заметив, что при имени первого помощника винира Гейра ничуть не напугалась, наоборот, словно обрадовалась, Гаррик похвалил принесенные пирожки, отвел ее за руку поодаль от пылающей печки и любопытных взглядов, раз Бэрр оказался хорошим поводом завязать беседу.

— Я давно-о-о его знаю, — еще более важно произнес он. — И познакомились мы при очень интересных обстоятельствах. Хочешь расскажу?

Может, все случилось не так героически, как хотелось бы младшему стражнику, но у Гейры загорелись глаза-вишенки, и Гаррик рассказал как на духу.

— Дело было три года назад…

* * *

— Пригнись, заденут! Да пригнись ты, вот болван!

Гаррик, который углядел подозрительное копошение на крыше и остановился рассмотреть, обидеться не успел. Не успел и хоть что-то сделать в ответ на сердитый голос, как чья-то рука ощутимо придавила, заставив спрятаться за ларь с продуктами.

Гаррик повернул голову и обмер.

— Господин перв…

— Тихо ты. Не туда смотри. Вон, видишь? Попадёшь?

Три коренастые фигуры были четко видны на коньке здания.

— Не уверен, — выдавил Гаррик. — Ох…

В просвете улицы показались негромко переговаривающиеся домохозяйки. Гаррик в предельном напряжении четко разглядел вязаные шапки, складки одежды, корзинки со свисавшими из них рыбьими хвостами… Этакой ранью, какой младший стражник пробирался на службу, многое можно купить задешево. А можно и схлопотать стрелу от внезапно появившихся разбойников… Аутло, поправился Гаррик, как их называли водные.

— Кривоухий их раздери. Приказал же оцепить линию, — прозвучало негромко, но очень сердито.

Повернули домохозяйки как раз к прячущимся и подходили все ближе. Разбойники сразу насторожились. Один, как показалось Гаррику, держал в руках арбалет.

— Эти уроды обожают по женщинам бить, — раздался голос над ухом. — Давай делай, что можешь.

— А? — не понял Гаррик, обернувшись к Бэрру.

— Прикрой меня! Да хоть пошуми!

Бэрр чуть отполз, потом резко крутнулся через бок, прокатившись по грязи улицы за коробами, отбежал еще немного — подхватил лук, встал на линии выстрела — так, чтобы достать до крыши, подальше и от Гаррика, и от болтливых жительниц.

И сразу заинтересовал аутло.

Гаррик, вспомнив про приказ, изо всех сил натянул тетиву нового лука, вглядываясь в серый сумрак и радуясь, что натянул тетиву.

Вскрик. Попал? Непонятно. Еще раз выстрелил, и еще! Ага! Попал!

Тут же выяснилось, что врагов куда больше трех, так как двое уже летели по длинной и пологой кровле из черепицы прямиком на Гаррика, едва не догоняя в полете товарища, раненого или убитого. Зато, кажется, выронили и оружие.

А на конек крыши темными тенями лезли еще и еще. Гаррик похолодел, но выстрелил несколько раз, затем схватил воздух вместо стрел и только тогда спрятался за короб, наблюдая за стрелой, впившейся в гнилое дерево стены совсем рядом. Руки тряслись, как и губы.

Потом осторожно высунулся.

Звук выстрела Бэрра Гаррик, конечно же, не услышал, хоть и прислушивался, зато услышал крики, и несколько тел рухнули чуть быстрее живых собратьев на эту же злосчастную улицу.

Женщины, завизжав, попрятались кто куда.

Гаррик обернулся к женщинам, потом обернулся к Бэрру и, не успев испугаться — или больше некуда было пугаться — закричал что есть силы:

— Сзади слева!

Быстрый удар локтем, не глядя, Гаррик движение еле заметил — и аутло позади Бэрра упал наземь. Два ножа блеснули в воздухе — два тела остановились и плавно осели, почти без вскрика.

Теперь Бэрр уже что-то кричал Гаррику, но тот не слышал.

И не успел навести очередную стрелу или осмотреться, в какой стороне враг, как дышать стало нечем.

Он еле видел, как Бэрр, выхватив меч, бегом несся обратно. Светлой молнией сверкнул клинок, кто-то опять закричал от непереносимой боли… Еще и еще.

Скользкие и почему-то мокрые руки на собственной шее не поддавались, вдохнуть было невозможно, но аутло внезапно словно присел — руки разжались. Гаррик, освободившись от мёртвой хватки чужих пальцев, вдохнул сладкий воздух.

Аутло упал, и Бэрр быстро вытащил меч из тела.

— Сс-па… — еле смог прошептать Гаррик.

— Отползай, быстро!

Но отползти Гаррик не мог, и Бэрр отволок его за ворот кольчуги за прочный ларь. И снова начал стрелять.

По краю стен пробежали, увеличиваясь в размерах, тени, но слева уже затопала стража, и справа от прохода — тоже. Засвистели стрелы, зазвенели мечи. Гарик дышал, как рыба, попавшая на берег. Посмотрел на два дергающихся трупа и еле сдержал тошноту.

— Кличут как? — спросил Бэрр.

— Кх-Гар… — откашлялся тот, заторопился, заикнулся: — К-хаарр… Гарриком, то есть!

— Главное, жив, охламон береговой! — потрепал его Бэрр по затылку. Поднял полу своей одежды, просунул пальцы в широкую прореху и присвистнул: — Остроухий тебя раздери! А вот плащу не поздоровилось.