Зовите меня без цветов и букетов,
Карманы мои прохудились давно.
Зато подарю вам кипящее лето
Иль яростных звезд расстелю полотно.
Могу рассказать о сонетах и рондо,
Газель и рубаи готов разделить.
Мне денег отдайте за это немного,
Чтоб братьям с недельку-другую прожить.
Богач ли бедняк? Я купаюсь в рассветах,
Небесных коней погоняя рукой,
Камеди рябиновой как-то отведав
Смущаю торговцев уютный покой.
Я все потерял, ни хором нет, ни злата,
Презрительно смотрит былая родня,
Не сын и не брат, в спину — холод булата,
И я позабыл, что есть дом у меня.
Ворваться бы в мир ослепительной сини…
Но тянут на дно тяжким грузом грехи,
Мой друг, улыбнись, пусть беда нас покинет,
А ветер свернется в ладонях моих.
Шустрый братишка сделал все, как делал всегда: схватил барабан, не дал схватить себя, забрался на яблоню — даже палочки не растерял — и продолжал шуметь оттуда! Сейчас опять сестричку разбудит, а влетит Гаррику, что недоглядел. А он ведь только уложил ее: засыпала плохо, даже молоко с медом не помогало. Видно, зубки болели или животик. Ныла, крутилась, плакала взахлеб. Он утешал, приговаривал: «Не болей, засыпай, поскорей подрастай». И ходил по спальне — три шага, разворот, три шага, разворот…
Снаружи ему вторил невидимый из дома барабан. Мама много раз сокрушалась, что взяла игрушку в полцены у заезжего торговца. «Обещаю, ваш ребенок будет всегда занят». Вот уж правда, ребенок занят — стучит, и все его братья и сестры заняты, слушают тот стук и пытаются отобрать дурную вещицу. Проткнуть бы, да братец расстроится, к тому же не привык Гаррик ничего портить. И не только денег жаль. Кто-то время свое да мастерство тратил, а, может, и душу вкладывал.
Бух! Бух! Бух…
Братец стучал в барабан. Гаррик за ним погонялся, отобрал шум проклятущий, ухватив вертлявого младшего за пятку. Досталось от матери, и сестричка опять заплакала…
Брата уже не было видно, что-то грохотало, прорываясь сквозь сон. Издалека, потом повторилось рядом и громче. Спать осталось совсем ничего, а тут… Интересно, дошли ли деньги…
Бух-бух-бух!
— Гаррик, ерша тебе в одно место! — сердитый голос звучал вперемешку с яростным стуком. — Я знаю, ты тут! Оглох совсем что ли, тина болотная? Открывай быстрее!
— Уже бегу, господин Бэрр! — хрипло ответил Гаррик и вскочил с постели.
Плюнул на ладонь, провел пятерней по волосам и недоуменно осмотрелся в полутьме — куда бежать-то?
То ли с улицы, то ли из дома доносилась приглушенная ругань, звякнул металл — видно, прокатилось упавшее ведро. Но все перекрывал рев ветра и шум ливня, перестук градин — да крупных! — прикинул Гаррик. И еще непонятные удары, тупые и сильные. Весь дом скрипел размеренно, словно шагая непонятно куда в новых казенных ботинках.
— Открывай, рыбья твоя душа!
Гаррик, проморгавшись, бросился к двери, мгновенно намочив ноги в ледяной воде.
— Простите, господин Бэрр! — он, распахнув дверь, поджал одну ногу. — Просто я сплю очень крепко. Было, как-то умаялся разок, заснул после покоса, а дверь чурбачком придавил, чтоб чужой не зашел кто: знаю ведь за собой, ничем не разбудишь, так отец стучал-стучал, уж думал — помер я, а потом окна выломали…
— Рот закрой, трепло ушастое!
Бэрр, отодвинув его с дороги, заскочил в комнату. Он был весь мокрый; с одежды капало, черные волосы прилипли ко лбу, щекам и резко выделялись на мертвенно-бледной коже.
Гаррик потер ладонями лицо и заодно потрогал свои уши — и торчат-то в стороны самую малость.
— Одевайся, быстро! А то выгоню наружу в чем есть!
Гаррик вернулся к кровати и, стащив с рядом стоящей скамьи штаны и кафтан, принялся торопливо натягивать их. Затем потянулся к соседней скамье: форму стражника он всегда складывал отдельно.
— Да что случилось, господин Бэрр?
— Нижний топит… Шлем и кольчугу оставь, у нас другой противник, — Бэрр сунул Гаррику в руки широкий ремень с отличительной бляхой. — Слушай меня! Надо поднять твоих: с дюжину стражников всегда есть в Управе на смене, кого на патруле по дороге подберешь, тех тоже веди. И пошевеливайся! Левая нога на одном мосту, правая — на другом.
— А оружие? Оружие брать?
— Нет. Не надо. Лишнее, помешает.
Гаррик вытащил из-под кровати один башмак, второй, покачиваясь печальной лодочкой, выплыл сам. Выливая воду, юноша бросил взгляд на Бэрра снизу верх и удивиться все-таки успел: его начальник казался слишком напряженным, можно даже сказать — напуганным. Он выглядел, словно опоздал куда. Резкие черты лица освещали вспышки молний.
— Стражу-то собрать можно, а делать-то что? — спросил Гаррик и встал; в обувь, и так не сухую, тут же плеснулась вода: холодом побежала по телу, заставила вздрогнуть.
— Пойдете всей толпой в Нижний, к Северному кварталу.
Гаррик не удержался и зевнул. Зябко, но спать все одно хотелось.
— Проснись, дурило, и начинай соображать, что я говорю — нельзя дать людям вместе с домами под воду уйти! Надо вывести их с последней линии!
— Наводнение? — Гаррик как-то сразу успокоился. — Так ведь… Зачем выводить? Проще дать им в домах переждать — не привыкать, ну заберутся на чердаки, да просушат потом все, что намокнет, а что не просохнет, то выбросят, а что не выбросят, то волной слизнет, как сами говорят…
— Гаррик, не в этот раз, — перебил его Бэрр и поморщился досадливо: — Сваи… Они не выдержат.
— А почему? Столько стояли и всегда выдерживали, уж как ни било, а тут в обычное наводнение.
— Не выдержат, я говорю! — к начальнику вернулась прежняя свирепость. — Шевелись ты уже! Время только потерял на поиски, а его и так не осталось… Никого нет, чтоб не силой, так властью людей вытащить. А там домов прилично будет. Шона нет, Аезелверда нет, ты спишь…
— А он… это…
— Знаешь, где Айаз? Говори! — Бэрр встряхнул Гаррика основательно, словно ожидая, что ответ выпадет сам.
— Ну так не дома же он, — начал Гаррик и замялся: — Он…
— Придушу, — прищурился Бэрр и был так же холоден, как вода под ногами.
— Он у вдовушки своей, вот его и нету, — затараторил Гаррик, решив, что сегодня можно трезвонить, где начальство.
— Говори где.
В Айсморе было принято объяснять дорогу двумя способами. Первый — простой и спешный — выбиралось известное здание, мост или лавка, и от него объясняли, как идти, показывая при этом все счеты и повороты руками. Так было проще запомнить — и на слух, и на вид. Второй способ включал в себя все, что человек мог встретить по дороге: детали жизни тех людей, мимо домов которых можно было пройти, рассказ о лодочниках, могущих помочь с быстрой переправой в каналах, где мосты находились далеко друг от друга, истории с пристанями, воспоминания о прежних хозяевах лавочек, вопросы — что за интерес ведет человека и почему, а также что ищет в жизни каждый.
Гаррик только сегодня слышал: «Пойдете прямо, на мосту, который уже давно пора бы починить, будьте осторожней. У лавки с большим блестящим колокольчиком остановитесь, но в саму лавку не ходите, хозяин там дурной, впихнет, что вам и вовсе не надобно, сами не заметите как. Остановитесь и посмотрите направо — увидите дом с флюгером в виде корабля, но вам он не нужен, там живет семейство, которое от всех соседей нос воротит. А вот уже за этим домом будет жить нужный портной. А почему вы идете именно к нему? Он хорошо шьет? Вы это точно знаете? А что он за человек?» — «Да он мой кузен троюродный, с материнской стороны, давно…»
Гаррик сказал коротко:
— Красивый такой дом, с петушком… — отложил на кровать куртку, которую уже взял, и принялся махать руками и растопыривать пальцы: — По второй улице Нижнего от Гнутого моста налево пятый.
— Вторая… Гнутый… пятый… Запомнил уже, не маши плавниками. А может, тебе известно, и где начальник стражи?
Гаррик пожал плечами:
— Он озерный, мне с ним дружбу водить не с руки.
— Озеро, берег, — скривил губы Бэрр. — Дай вам только повод или предлог, разделитесь на чем угодно, да еще грызться начнете. Земля с водой не дерутся, и их жителям нужды нет.
Сказал — будто обвинил в чем. Повернулся и шагнул к двери, только вода брызгами разлетелась под сапогом.
— Подождите меня! — вскрикнул Гаррик, бросаясь к скамейке за шапкой.
Бэрр замер на пороге вполоборота:
— Ты не понял, что ли? Бегом в Управу за стражей!
— А вы разве не в Управу?
— Вот тупица заспанная. Как я только тебе доверил… Я — в Нижний! Аезелверда из постели вытащу, раз он сейчас там. Вы пока провозитесь, сони камышовые, мы хоть что-то попробуем сделать.
Гаррик успел подумать, что в одиночку ему командовать стражей из Управы не позволит сама стража из Управы, как Бэрр, словно прочитав его мысли, нахмурился:
— Так, — он сдернул значок первого помощника со своей куртки и, широко шагнув обратно в комнату, вручил его Гаррику. — Возьми. Будешь вроде как за меня. Должны подчиниться.
— Ага, поверят они, как же… Приду, объясню, а скажут — спер! — воскликнул в отчаянии Гаррик. — Точно скажут. Свидетель бы нужен, что вы мне приказ такой дали. Что я не сам решил, что за вас буду.
— Гаррик, некогда! Его сейчас искать — только время терять.
— Так ведь не поверят, не пойдут за мной! Кого я приведу, когда на улице — вон⁈ — он обвел рукой самого Бэрра, мокрого до того, что аж капало. — Кто выйдет в бурю по команде младшего стражника? Ладно еще патруль, так ведь…
— А ты уж постарайся, чтобы команда оказалась сильнее должности, — перебил его Бэрр и усмехнулся. — Эти сытые ондатры должны вылезти из своих теплых нор во что угодно! Работа у них такая. Напомнишь, как сумеешь. Вытащишь за ноздри — выйдут как миленькие. А если кто из стражников сегодня на слово не поверит, тех завтра лично утоплю своими руками, и ни один судья против меня ничего не сделает. Так и передай всей смене в Управе и патрулям.
Он развернулся и пропал моментально.
Стало страшно за ничего не подозревающих стражников, желающих схорониться от непогоды, а не идти непонятно куда, непонятно зачем и непонятно по чьему приказу. А ведь Бэрр утопит, вне сомнений. Гаррик ойкнул: вода на полу поднялась уже выше щиколоток. Удары снаружи словно усилились после ухода Бэрра. Дом затрещал сильнее.
Гаррик потряс головой — он действительно спросонья небыстро соображал — и помчался будить своих. Выскочил из дома и глотнул воду пополам с воздухом… Порыв ветра едва не втолкнул его обратно, словно призывая оставаться дома, где безопасно и сухо.
Но некогда было пугаться. Гаррик рванул вперед сквозь непогоду, проскочил через несколько мостов, которые захлестывало водой и шатало так, что их едва удалось пересечь, лишь держась за поручни. Ветер задувал во всю мощь, и на последнем мосту он поскользнулся. Больно ударился грудью и едва не слетел вниз, в пенящиеся волны; но тут же вскочил и побежал дальше.
Редкие молнии освещали дорогу и темную бушующую воду, которая всегда была самой жизнью Айсмора, а теперь грозила стать его смертью.
Гаррик пролетел через площадь перед Управой сквозь завесу дождя к пристройке для стражи и подумал: Бэрру и Аезелверду-то легко, они одним своим именем любую дверь откроют или дом снесут, если надо будет. Рявкнут погромче, зыркнут построже, и все убоятся да поспешат выполнять, что власть приказала. А он не старший ни по возрасту, ни по силе должности — ему тут сейчас пробивайся через людскую лень и служебную неохоту.
Он задержался на миг на пороге и хоть немного отдышался; придав лицу суровое выражение, толкнул дверь в помещение управской охраны.
Когда он вломился в натопленную караулку, когда увидел пятерых старших за партией в кости, когда заметил, как на их довольных лицах играют широкие улыбки и отблески каминного огня, когда из дальнего угла донеслось чавканье, и кто-то крикнул: «Ух, малец! Вали-ка отсюда, на тебя не припасено!» — он понял, что это и впрямь сытые ондатры, их и впрямь можно вытащить только так, как говорил Бэрр.
«Ох, до чего же точно и метко говорил помощник винира! Его слова, словно его же стрелы — мимо не пролетят, попадут, куда целились».
Он выпалил на едином выдохе — и про ураган, и про Нижний, и про то, что был приказ выводить людей из домов, которые скорее всего уйдут под воду.
— Северный? — спросил один из дальнего угла, ковыряясь пальцем в зубах. — Вот прям-таки весь и сольется?
— Нет, не весь, — начал Гаррик. — Бэрр сказал…
— А-а-а! Сказа-а-ал… — протянул стражник и склонился обратно к столу. — Кто кому и что сказал! Не в том месте ты, малец, на слова ссылаешься. Мало ли как оно на словах. Я вот тут своей сказал кое-что, так она мне не поверила.
Остальные разразились дружным хохотом, бросая острые взгляды на Гаррика.
— Бумаги из Управы не было, так что чеши отсюда, — снисходительно произнес один из старших и сгреб со стола кости, намереваясь продолжить прерванную игру.
— Малец, да кто ты тако-ой? — лениво протянул тот, сытый, из угла; словно прочитал мысли юноши о собственной никчемности и неумении отдавать команды.
Гаррик мгновенно угадал в служивых отточенный годами навык прикинуться плотвой безмозглой: вроде никто ничего не знает и не понимает, чего от него хотят. Вот, мол, посадили — и сижу, а что не так? Гаррик подумал еще, что эту показную тупость не победить, что лень — всего лишь одна из многих человеческих черт — сильнее самих основ мира, что он сглупил, отправившись сюда в одиночку.
Он много о чем подумал зараз. Но заготовленное уговорное: «Стражнички, родненькие, надо идти же! Надо людей вытаскивать из домов, чтобы все не утопли, прошу вас, миленькие!» застряло в горле, похрипело там и вырвалось коротким кашлем. Все мимо, ничто не поможет, лишь посмеются над ним — убогим, береговым, лопоухим…
И тут его как молнией прошибло.
Он сейчас не в обычном положении, когда младший обязан только слушать прочих, даже если они неправы. Он сейчас не должен подчиняться старшим стражникам, потому что у него есть приказ, который стоит выше их всех тут собравшихся. У него есть тревога и волнение Бэрра, которые заставили прочесать полгорода, поднять его, Гаррика, и погнать в самую гущу ужаса, который и впрямь разыграется, если тревога окажется ненапрасной. Если и впрямь сваи не выдержат, дома рухнут, а люди окажутся в ледяной воде, заваленные обломками собственных стен. И их гибель будет на его совести тоже.
Да, он — младший, все говорят «лопоухий», озерные дразнят береговой блохой, но если сейчас от него будет зависеть хоть одна жизнь хоть в одном доме, он себя переломит, но сделает!
Гаррик сам не заметил, как развернул плечи, как зыркнул по блестящим лицам, но в караулке стихло.
— Значит так! — заявил он и сам своего голоса не узнал, шагнул вперед и с размаха ладонью накрыл упавшие на стол кости. — Мужики! Вы окривели тут лениться да казенные доспехи изнутри жиром заливать! Вы на смене, на службе! Значит — встали и пошли куда сказано, народ за локти хватать да из домов вышвыривать. Или что, нежные вы и непривычно вам что-то? Если легче так будет — считайте, это массовое выселение по указанию Бэрра!.. — Гаррик опустил голову и глянул на стражников исподлобья. — А что Мясник с вами сделает, если вы его именной приказ не исполните, вам его прозвище скажет, которое вы без меня так часто меж собой произносите. Хватит угря за хвост тянуть — быстро все встали и пошли за мной!
Враз будто потемнело кругом. На миг Гаррику почудилось: прибьют сейчас и концы в воду! Но тут из оглушительной и страшной тишины донеслось привычное, как после слов самого Бэрра:
— Ну, это… Так бы сразу и сказал…
И не успел Гаррик перевести дух, как из угла, от того, кто был самым сытым и ленивым, послышалось:
— А вот выкуси! А пусть докажет, что это точно Бэрров приказ! А то ма-а-ало ли как оно!
Гаррик, не убирая правой руки со стола и костей, полез свободной за пазуху и бухнул значок на стол.
Стражники приуныли окончательно. Кто-то предположил в последней надежде:
— А может, украл значок-то, поди?
Из темноты у дальней стены вздохнули обреченно:
— У Бэрра украдешь чего, как же.
— Пошли, мужики, — произнес дежурный, не сводя взгляда с рук Гаррика, под которыми таились брошенные им кости. — Себе дороже будет.
И сразу затопали ноги, зашумели голоса, загремели надеваемые доспехи. Кто-то волоком протащил копье. «Сытый» вытер руки о рубаху на груди.
— Быстро встали и сделали, как говорит господин Гаррик, — ядовито проворчал он.
Гаррик с изумлением наблюдал, как собирается сменная дюжина. Она, если снаружи достаточно патрулей, и на порог караулки не выходила, хоть на том пороге винира начали грабить. Особенно, если бы начали грабить винира, но сейчас о хорошем думать было некогда. А вот опешить от себя самого, от собственной смелости, взявшейся не иначе как от того же страха перед тем же Бэрром, и прикинуть коротенько — видать, власть как болезнь, передается от человека к человеку — это Гаррик успел.
Стражники, почесываясь, ворча и переругиваясь: «Так кто же выиграл в последний раз?» — «Рябой, что ли?» — «Да нет, он мухлевал опять!» — «Куда, хвоща всем в матрасы, подевалась рыбина копченая, одна оставалась, не сама же со стола уплыла?», задавая друг другу прочие животрепещущие вопросы, обреченно размышляя: «Хороший рыбак в такую погоду живца в воду не выбросит…», кое-как пересчитались и выстроились в линию.
— Эй, малец! Бляху не забудь, — хохотнул дежурный, нахлобучивая остроконечный шлем на лысеющую голову. — Ты там что-то про патрули говорил. Их тоже не дыханием морской девы с постов придется снимать.
По пути к Северному кварталу, они и правда сдернули несколько патрулей, тыкая в нос Бэрровым значком. У поворота перед первым домом крайней линии Гаррику пришлось ждать долго, пока он пропускал мимо себя всех, кого вел. Стражники шли цепочкой, а последняя улочка была по ширине только для одного человека.
Оказалось, что Гаррик привел без малого два с половиной десятка людей. Ему раньше и одним-то командовать не приходилось. Даже приглядку за госпожой Ингрид и осторожные «Дражайшая, вы туда не ходите, там доски гнилые» он не считал за указания. Потому, когда дежурный стражник махнул факелом, когда второй перехватил копье и покрепче уперся ногами в доски мостовой, ходившей под ним ходуном, когда раздалось громкое: «Как бы и впрямь полгорода не смыло в гости к дохлому сому при такой-то беде!» — Гаррик понял главное: что он успел, выполнил, привел, что он сделает все как надо; и обратно у него не будет пути.
Потому указал на первый же дом в линии и гаркнул:
— Хозяева на чердаках, а надо чтобы были снаружи! Вышибайте двери!