Проклятие Айсмора (СИ)

Глава 24 Табуретка, или Без работы

Чернеет небо мертвыми ветвями,

Засиженное гроздьями ворон,

И долгой ночи тени бьют поклон,

И мгла скрывает мутный горизонт,

И мир смешон с мечтами и делами.

Но снегом паутину-пыль сотру,

И он воскреснет, звонок и прекрасен,

Синички облюбуют старый ясень,

И по искристой наледи салазки,

Смеясь, потащат дети поутру.

Сегодня солнца не было, как не было и дождя. Тучи хмурились, ходили кругами… Солнечным день Гаррика становился оттого, что Гейра улыбалась и пружинки ее волос подскакивали от прикосновения к плечам.

И с чего это ему казалось раньше, что темные волосы и глаза выглядят мрачно и невесело? Правда, его бывший начальник, обладатель того и другого, словно вобрал в себя всю Айсморскую печаль и угрюмость. Но раньше его угрюмость была отстраненная, словно защитная. А теперь — отчаянная какая-то. Безнадежная. Гаррику приходил в голову маленький круглый щит, заменённый тяжелым ростовым — теперь до Бэрра вовсе, казалось, невозможно достучаться. И это Гаррику совсем не нравилось.

Гейра вот светилась, как солнышко. Гаррику трудно было представить темное солнышко, но это выглядело именно так. Она грустила только иногда, при редких упоминаниях матери.

Когда в прошлый раз Гаррик спросил (очень осторожно!), не может ли помочь деньгами, она фыркнула не хуже кошки, сверкнула глазами оскорбленно, и ему стоило большого труда успокоить ее, убеждая, что ничего плохого он не подразумевал. Всё это его порядком опечалило. Ингрид тоже не приняла бы помощь от Бэрра сейчас, но ему казалось, они с Гейрой стали почти парой! Ну, конечно же, еще многое нужно сделать… Хотя бы найти постоянную работу, и тогда уже… Или Гейра в нем не уверена?

Его мысли опять вернулись к кудряшкам и ямочкам.

Может, для стального неба, черных вод и темного дерева Айсмора только такое солнце и возможно? Оно греет, и греет жарко! У Гаррика опять застучало сердце и вспотели ладони — так Гейра была хороша. В простеньком льняном платье, но с нарядной вышивкой, в переднике, засыпанном мукой. Милые ямочки, которые он все время искал взглядом, не покидали ее щек, губы-вишни… Глупо, но за ними, как за словами менестреля, его словно ждал иной мир. Мир, недоступный для зла, где будет стоять выстроенный им дом, а из окна — выглядывать любимая женщина.

Мать бранила Гаррика за излишнюю задумчивость. Гейра, когда он не сразу отзывался, не ругалась, переспрашивала — видела, что мыслями он ушел куда-то очень далеко.

— Принес? — не первый раз, но спокойно, пусть и недоверчиво, уточнила Гейра, возвращая его в настоящее.

— Зря ты во мне сомневаешься!

Гаррик приосанился, значительно поглядел на Гейру, чем вызвал почему-то только ещё одну улыбку, а ямочки и кудряшки словно задались целью свести его с ума. Быстро потряс головой, чтобы не погрузиться опять слишком глубоко. Вложил в протянутую ладонь три желтых шарика, потеплевшие от его рук.

— Винир кого хочешь убьет за это, — сказала Гейра, завороженно разглядывая запретные плоды ратуши и целого города, которые предполагалось попросту употребить в пищу. Впрочем, без особой опаски. — На кухне сказывали, он каждый пересчитывает и знает в лицо! А те, что упали, — таинственно прошептала, как будто рассказывала страшилку, — подбирает, сушит и хранит в большом сундуке, том, что слева от входа.

Гейра замолчала и неосознанно прижалась к Гаррику боком, как в поисках поддержки или защиты. Её явно пугали столь бережно хранимые мандаринчики.

— Там прощения, — ответил Гаррик со знающим видом, уверенно и разумно, хотя аккуратно Гейру все равно приобняв. Та вскинула глаза, смутилась, но выворачиваться не стала. — Не стоит верить всему, о чем болтают на твоей кухне!

Он прищурился, поддразнивая младшую кухарку, на что Гейра толкнула его упругим боком, отошла на полшага, небрежно поправила кудряшки, стараясь отвлечься.

— Да, на моей! — теперь Гейра выглядела очень довольной. Подбросила в руке бесценные плоды, притопнула ногой, тряхнула головой, снова рассыпая по плечам кудряшки. — И запеканку для Ингрид я сделаю тоже на моей кухне!

Потом, крутанувшись, оказалась совсем рядом и поцеловала Гаррика.

— Теперь мне доверяют еще и рыбу! — волнующий шепот почти перед лицом делал смысл слов очень туманным, особенно сразу после поцелуя, но Гаррик восторженно закивал, ничего плохого таким тоном сказать невозможно. — Знаешь, какая у нас строгая главная кухарка! А меня — хвалит!

В глазах Гейры снова странным образом сочетались ясность и темнота, сводя бывшего стражника с ума совершенно точно…

Месяц, а то и два, до следующего выходного Гейры, он ждать не мог, и младшая кухарка, воспользовавшись перерывом, опять выскочила к нему из ратуши, как неделю назад. Тогда она послушала новости о работе, а потом пожаловалась, что Ингрид совсем ничего не ест. Перестала что-либо заказывать, а на принесенный со словами «просто осталось» пирог посмотрела, поблагодарила, под пристальным взглядом Гейры откусила, но так и не доела.

— Сухариками перебивается. Одни глаза остались! — Гейра всплеснула руками, фартук хлопнул и в воздухе заклубилось мучное облачко. Гейра сердито развеяла его ладонью. — Ну не силой же в нее еду запихивать!

Она уперла руки в бока, так что Гаррик невольно решил: чтобы воспротивиться Гейре, воля нужна железная. Ингрид продолжала бывшего стражника восхищать. Гейра помахала ручкой теперь перед его лицом, привлекая внимание:

— Гаррик! Ты же больше месяца был рядом с ней! Что ей нравится?

Гейра задрала голову вверх, чтобы посмотреть ему точно в глаза. «В дознании работать у неё бы тоже, скорее всего, получилось», — мелькнула паническая мысль.

— Ингрид-то? Не упомню…

Мысли, как назло, все разбежались, подсовывая только слова о восхитительных ямочках и дивных глазах. Но вряд ли бы Гейра оценила это сейчас.

— Гаррик, — взгляд Гейры ощутимо смягчился, повеселел, — что она ест?

— Да ничего не ест.

— Как⁈

— Не называть же едой эти птичьи трапезы?

Домашние пернатые, которых Гаррик ответственно кормил в детстве, ели в разы больше госпожи архивариуса. В ответ на потрясывание кулачка Гейры добавил, улыбаясь:

— Мягкие сыры, фрукты… Рыбу копченую любит! Хоть берет крайне редко.

— Нет, это покупное. Госпожа архивариус сразу поймет и откажется!

Гейра поджала губы, раздосадованная и задумчивая. Глаза-вишни в немой надежде обратились к Гаррику.

— Она еще любит все творожное! — осенило его. — Говорила, дядя пристрастил к запеканкам. Вот только… — прибавил покаянно, со вздохом, почему-то за Ингрид извиняясь, — она привередливая. Сказала, что больше не готовит, так как без цедры запеканка — не запеканка.

Как запеканка может не быть запеканкой оставалось за гранью Гаррикова понимания, но для Гейры секретом не являлось.

— Ох, Гаррик, Гаррик… Где взять теперь эту цедру раньше осени?

Карие вишни стали такими печальными, что Гаррику захотелось где-то эту самую цедру взять, и немедленно.

— Разве у винира, но… Гаррик, нет!

— Нет, я не гожусь. Чтобы похитить золото у чудовища, нужно другое чудовище!

Пойманный на выходе из ратуши Бэрр на слова бывшего стражника ничего не сказал, только потемнел глазами, как всегда при упоминании Ингрид, посжимал гневно челюсти. Но поняв, в чем беда, вскорости пришел сам в съемное жилье Гаррика, принеся три плода, которые теперь гордо лежали в широкой ручке Гейры, напоминая яркой желтизной маленькие солнышки. Выглядел Бэрр при этом таинственным и чуть менее мрачным, чем обычно.

Проникнуть в вотчину винира в его отсутствие было делом невозможным, рвать мандаринки на виду винира, который даже протирать листочки своего обожаемого деревца не доверял никому, кроме себя, было делом смертоубийственным.

Как первый помощник умудрился их достать, осталось загадкой. На расспросы Гаррика ответил: «Как садок обчистить!» и небрежно провел рукой по отросшим спутанным волосам, что, согласно всему опыту Гаррика на посту стражника, давало понять — Бэрром по спасению Ингрид от голодной смерти была задумана и разыграна целая партия, куда входило, по всей вероятности, хитроумное отвлечение винира, разметка не очень заметного места на пушистом кусте, молниеносное срывание плодов, запрятывание их под одежду и быстрое исчезновение из личного кабинета градоначальника под благовидным предлогом, пока дерево не наябедничало. Что оно может, не сомневался ни один айсморец.

Появившийся на плече Бэрра белый крысенок пискнул, давая понять, что он не только участвовал, а может быть, даже и разрабатывал план.

Правда, на предложение Гаррика отдать Ингрид запеканку самому, произнесенное с крайне простодушным и невинным видом, Бэрр опять полыхнул темными глазами не хуже, и ушел — как от бывшего стражника, так и от разговора. Приди Бэрр к Ингрид, она бы съела что угодно, это Гаррику было понятно.

Что же, придется пока обходиться тремя мандаринками.

Гейра, подумав, сказала, что подготовит все дома.

— А то камни ратуши донесут своему каменному господину о творящемся тут безобразии! Нам нет никакого дела до его холодного золотого сердца, но мы покусились на саму его душу!

Гейра прищурилась, лицо непривычно и опасно заострилось, пальцы согнулись, будто нащупывая эту самую душу. И все равно Гейра была прекрасна. Потом, видно, вспомнив не о себе, а о ходивших по ратуше слухах, продолжила:

— Или злобное деревце решит сжить своего любимца со свету, скинув разом все свои листья — и всё в сторону Бэрра!

Спиральки волос возбужденно подпрыгнули, когда Гейра снова задрала голову и возвысила голос. Быстро улыбнулась, стряхнула с плеча застывшего Гаррика воображаемую пылинку, удерживая серьезное выражение лица, деловым тоном добавила:

— Господину первому помощнику, конечно, не привыкать переживать падение листьев, но зачем рисковать?

— И правда, незачем!

— А меня отпустили, — заглядывая ему в глаза и отпустив веселье, осторожно сказала Гейра, заправив особо надоедливую пружинку за ухо. — У винира встреча, важная настолько, что в ратуше оставили одних стражников. Мне нужно к маме, я знаю, ты работаешь, но я могла бы хоть проводить тебя!

— Это я прокачу тебя!

Гаррик перехватил руки Гейры, сжал в своих, притянул к груди, девушка покраснела от этого жеста больше, чем от всех поцелуев, вместе взятых. Он оглядел причал — у ратуши всегда было привязано несколько лодок в ожидании выхода знатных горожан. Лодок резных, изумительно нарядных, даже щегольских, украшенных разноцветными полотнами и разрисованных цветами по бокам.

Он пошептался с лодочником, усадил удивленную Гейру на нос одной из них, с самыми яркими цветами. Осторожно работая веслом, повел лодку по главному каналу, достаточно широкому даже для барж.

Затем выхватил с соседней лодки круглый букет из редких здесь, темных, почти черных ирисов, кинул монетку серебра вдогон и подарил цветы удивленной и обрадованной Гейре.

— И ещё, — по-деловому кивнул сам себе, смутился видом заинтригованной Гейры, но протянул все же сюрприз.

Вечно он промахивается с подарками! Но пара крепких румяных прошлогодних яблок, присланных Гаррику из дома, славно легла в руку. И он не смог удержаться — темно-бордовые бока опять напомнили ему Гейру. Гейру, невероятно далекую от земли, но неуловимо напоминающую о ней — жизненной силой, искрящимся озорством и верой в лучшее.

Хотя та порадовалась гостинцу настолько бесхитростно, что Гаррик расстроился. Расстроился оттого, что мало дарил ей. Так ведь не все возьмет.

Он осторожно греб то слева, то справа от лодки — в тесноте городских каналов обходились одним веслом. С воды Айсмор смотрелся совершенно по-иному. Вода была по-прежнему темна, но здания казались более красивыми. Они словно тянулись ввысь, к хмурому пасмурному небу.

Два главных моста были опущены, но лодки легко проходили под ними. Их разведут лишь ночью.

— Гарри-и-ик, — потянула Гейра, глядя то на него, то на цветы. Потом с хрустом надкусила яблоко.

— Плотницкому делу в большей или меньшей степени обучен каждый береговой. Смотри — не зря тут лиственница, — указал он на опоры вокруг. — Она любит воду, вода ласкает ее, упрочивает, и сваи будут стоять вечно. Воткни сосну… — поморщился, переложил весло в другую руку. — Сосна смолистая, но сырость не очень любит, сгниет быстрее, чем проживет одно поколение, — недовольно прицокнул языком, покачал головой, вся его хватка кричала о необходимости делать один раз и накрепко. — Ну, два, только на ремонт денег уйдет немерено. Деревья с побережья прочны, только сердцевина у них гнилая. Потому и разрушаются быстро, словно они уже давно умерли. Разве кап прекрасен, твердый, как камень, растущий вопреки всему. Он диво как хорош, только редко встречается, да и мал размером.

Гаррику казалось, что есть и люди такие в Айсморе — вот эти вот черненькие. Черненькая Гейра молчала, то оглядываясь по сторонам, то глядя в темную, почти черную воду, словно задумавшись о своем.

— На каждую вещь нужно свое дерево. В кедре не заведется моли, а гладкая липа не дает заноз и не выделяет смолу… — спохватился, что вряд ли это интересно девушке, немного покраснел, подытожил: — Мы привыкли делать, чтобы вещь служила долго и без ремонта.

— Это же прекрасно! — словно очнулась Гейра. — Но…

— У вас все иначе! Принято мастерить из рук вон, чтобы хватило ненадолго! Головой не думают, что та же плохо сделанная табуретка может сломаться и причинить вред.

Табуретка была упомянута Гарриком не случайно. Это, можно сказать, был один из символов Айсмора. На табуретках сидели в жару под полотняными навесами, их выставляли за двери лавочники, проводя на них немало времени, на них чистили рыбу веселые рыбачки, даже на рынках часть продавцов торговала, сидя на табуретках. Широкие длинные скамьи подходили только для ратуши или для главной площади. Где собирались трое, там появлялись чай и табуретки. Они были всюду, и выражение: «Ты еще со своей табуреткой приди», стало нарицательным.

— Это и правда нехорошо, — слабым эхом отозвалась Гейра, опять, похоже, задумавшаяся о своем. О чем-то невеселом, судя по прикушенной нижней губе.

— Ну вот. А когда мой начальник обвинил меня… — бывший стражник собрался с духом, стараясь сделать свой голос как можно более равнодушным, но получалось все одно сердито, — не в чем-либо, не в плохой работе, а в растранжиривании денег! Я ушел сам. Материал, мол, я мог и похуже брать, заказчик бы не заметил! Заплачено за добрую липу, а я, вишь ты, нахал этакий, из неё и сделал! А надо было сорт взять похуже, с сучками, или вовсе ольху подсунуть. Сунулся в Гильдию… Эх, — махнул он рукой беззлобно. — Не вышло из меня настоящего плотника! Не могу я так. Работу надо делать хорошо или не делать вовсе. Наработался вдосталь, нахлебался упреков от водных… Ладно, рассчитались, хоть и не полностью.

— Гаррик, ты очень хороший, — тихо сказала Гейра, отчего-то не поднимая головы. Букетик ирисов крутился в пальцах, словно наскучивший или позабытый. Он не знал, что хуже. — Тебе будет трудно жить, но ты все делаешь правильно. Так правильно, что…

— Похож на безумца? — поторопился закончить за неё Гаррик, чтобы только не услышать подобных слов из этих уст. Миру за ними следовало оставаться нетронутым, как в песнях, пусть даже Гейра его не полюбит.

— Похож на настоящего человека.

Не успел Гаррик подумать, что Гейра все же хорошо к нему относится, раз так беспочвенно хвалит, но тут она неуловимо быстро оказалась рядом, прижалась губами — и он ощутил вкус вишни. Так же быстро отстранилась.

— Смотри мы где!

— Я!.. — он чуть не дал петуха, но успел оборвать себя. — Я не специально, честно! — Гаррик покраснел аж до корней волос.

Они находились под тем самым Кружевным мостом, куда влюбленные парочки привязывают платочки и полоски материи. Проезжая под ним, положено было целоваться.

Но Гейра не рассердилась. Наоборот.

— Гаррик, — она жестом фокусника вытащила платок из рукава, необычный — весь в дырочках, но очень красивый. — Привязывай!

— Ты не против⁈ — все треволнения с плотницким ремеслом отступили так далеко, что Гаррик бы не поверил в это пять минут назад, а теперь их вытеснили мост, поцелуй, платок и Гейра.

Гаррик, торопливо поднялся (пока Гейра не передумала) так, что лодка чуть было не хлебнула воды, накрепко привязал к нижнему краю платок, чтобы и не думал отвязываться.

Платок с победным видом заполоскался на ветру.

— Эй, ты! — крикнули с моста. — Ты, лопоухий! Хватай свою бабу за…

За что Гаррику предложили хватать Гейру, тот решил не дослушивать. Схватил надкушенное яблоко и запустил наглецу в лоб. Тот исчез с проклятием, не договорив.

— Гейра, прости, пожалуйста!

Та лишь улыбнулась в ответ. Потом сказала совершенно спокойно:

— Таких всегда полно. Не стоило обращать внимания! — досадливо повела плечиком, хотя он видел, ей приятно. — И тебе не нужно просить прощения за весь город.

Гаррик направил лодку в объезд, так было проще попасть к дому Гейры, подъехав к соседнему с ним каналу.

И сразу пожалел о своей идее. Потому, как только они въехали в Нижний, их с Гейрой лодку атаковали горожане, взглядами, советами и предложениями. Каждый норовил вставить свой медяк:

— Ну надо ж, любовь зла, и чернявая парня нашла! — радовались за Гейру одни.

Не успевал Гаррик повернуть голову — это кто там такой жалостливый выискался? — как слышал выкрик с другой стороны канала:

— А парень-то светленький, жаль его!

Гаррик краснел от смущения, досады и желания намылить сочувствующим шею, подобно зловещему первому помощнику винира — в ближайшем канале, желательно, особо засоренном, а Гейра хохотала над ним, совершенно не тушуясь от всеобщего недоброжелательного внимания.

Наконец две старушенции, что гребли в одной лодке (Гаррику издалека казалось, что гребли они вдобавок в разные стороны), бросили весла и уставились на них, начав обсуждать:

— Ох, черненькая какая! — проводила пружинки взглядом с прищуром. — Не зря, ой не зря у моей дочери бок давеча тянуло, знала, что не к добру!

— Да раньше все буквально черными были! — тут же оживилась вторая. — Поголовно! — решительно махнула, очерчивая примерно полгорода.

— Это когда это? — взвилась и подскочила первая, качнув лодку и чуть не упустив весло. — Когда⁈

— Да во время великого пожара. Одна вон головешка осталась!

Указующее весло поднялось, но тут же было перехвачено другим. Теперь Гаррик понимал, отчего лодка старушек никуда не двигалась — не только весел, но и единственно правильных мнений тут было ровно два.

— Нет, не одна, еще черный, ну, этот!.. — на последнем слове старушка, подняв руки к небесам, скорчила жуткую рожу.

Ответило ей не небо молнией, а ее напарница.

— Какой такой черный?.. Так ты про Бэрра⁈ Да вовсе не черный! Опять ты, плотва безмозглая, за старое взялась!

Гаррик плеснул веслом посильнее, уплывая от говорливых женщин. Ну не драться же с ними? Они и между собой прекрасно подерутся.

Гейра молчала всю оставшуюся дорогу по Нижнему, и Гаррик уже решил было, что чем-то огорчил ее.

Привязал лодку у причала. Затем, немного не дойдя до дома Гейры, заскочил в соседнюю мелкую лавочку.

Вышел оттуда, неся за спиной табуретку. Заказ был большой, одну он сделал про запас, и это тоже послужило поводом для недовольства. Вернее, поводом послужило то, что он отдал деньги за дерево, которое взял себе, и вернул скидку со всей партии. Теперь на него еще и мастеровые плавники растопырили. Не изготовить что-либо для себя из материала заказчика, не унести за день хоть горстку гвоздей считалось зазорным и попросту глупым. Вроде как, день потерян! Глупым в очередной раз назвали и Гаррика. А теперь качеством дерева, допустимым размером остатка и несданными барышами заинтересовалась сама Гильдия.

Гаррик сам удивлялся, как ушел без тумаков и на своих ногах. Беда в том, что теперь его точно не возьмут ни в одну Гильдию, связанную со стройкой. Новости о неудобном работнике распространяются быстро.

— Это глупо, конечно. Не цветы, не украшения, — выставил табуретку перед Гейрой. — Но это все, что осталось от моей работы.

Выставленная перед Гейрой табуретка выглядела очень прочной. И еще она казалась Гаррику очень красивой — по краям он вырезал волны, подчеркивающие структуру дерева. Заовалил края и отполировал так, чтобы ладонь радовалась, дотрагиваясь до нее.

Хотя теперь эта вещь показалась ему неуместной.

Непонятно, что показалось Гейре, но она… — у Гаррика аж дух перехватило — неожиданно заплакала. Так горько, что Гаррик растерялся. Совершенно тихо, просто слезы катились и катились из глаз.

Он прижал ее к себе, закрыв от болтливых соседей, любопытных прохожих, от всего города. Он хотел бы укрыть ее от всех бед и огорчений, но — не мог. Не получалось. Оставалось только обнять.

— Хочешь, я немедленно выкину ее? Это глупо, так глупо! — не понимая ее совершенно, шепнул на ушко Гаррик.

— Нет, это совсем не глупо, — вытерев слезы, ответила Гейра. — Совсем не глупо! Моя мама неудачно упала… Как раз с подобной. Только сделанной кем-то без души и умения, вот ножка и не выдержала. Лежит теперь который месяц, встать не может.

Губы опять задрожали, но Гейра глубоко вздохнула и вскинула на него блестящие от слёз глаза. Гаррик прижал её ещё крепче.

— Ты прости меня, Гаррик. Спасибо тебе.

И ушла совершенно расстроенная. Ладно хоть взяла злосчастную табуретку, а букет темных ирисов, оброненных Гейрой, так и остался на деревянной мостовой. Гаррик поднял их, отряхнул и вложил в приоткрытую створку — может, еще возьмет?

Вот уж порадовал так порадовал! Ему очень захотелось найти того бракодела и не только руки, но и ноги ему повыдергивать. «А хвост пришить!» — вспомнил он одно из любимых выражений Бэрра.

Но Гаррик пошел искать работу.

* * *

За огромными, никогда не закрывающимися окнами дома первого помощника винира пылало солнце. Отражалось в глади озера, по которому очень осторожно, но неумолимо начинали наползать первые лапки тумана.

— Садись, что стоишь, как неприкаянный, — Бэрр со скрипом подвинул табуретку, глянул блестящими темными глазами.

Гаррик отцепился от окна, подошел к очагу, уселся на предложенное место, уцепился руками с двух сторон за края и от души покачался.

— Говори уже, — заторопил первый помощник винира. — Работу-то нашел?

— Нашел, — согласно кивнул Гаррик.

— И потерял? — догадливо спросил Бэрр.

— А то. Что-то не липнет ко мне работа. Или я к работе.

— Сколько продержался?

— Две недели в охране, эхм… Да я рад даже. Если эту скотину прибьет кто-то, это будет уже без меня. Зато, — Гаррик вздохнул, — пущай с моего благословения.

— Поэтому смурной такой?

Гаррик молчал, гладя теплое дерево.

— Гаррик, — позвал его Бэрр. — Знаешь, скоро я мало чем смогу тебе помочь, так что, если нужно — говори сейчас.

Отломил и протянул крысу кусок сыра. Белый зверек покосился на гостя, потом — на Бэрра, тот кивнул, мол «доверять можно», и лишь тогда крыс начал есть, сжимая в крошечных розовых лапках лакомство.

— Чего это не сможете-то? Я, это… — Гаррик совсем смутился, а уши наверняка полыхнули, как два паруса.

— Давай, говори, как есть.

До Литона они дошли быстро и молча. Доктор, давно превративший один дом Нижнего Айсмора в лечебницу, всегда был на месте.

Бэрр переговорил с лекарем один, затем втолкнул смущенного Гаррика. Он рассказал, как мог и что знал, про мать Гейры.

— Ходила, значит, — покачал головой Литон. — Ходила и хромала.

— Что, очень плохо? — Гаррик не смог скрыть беспокойства.

— Да уж ничего хорошего. Перелом наверняка есть, он только усиливался, разрывая все рядом с собой. А раз уж она и вовсе легла, — Литон вздохнул, — уже не встанет. Если, конечно… — переглянулся с Бэрром и замолк.

— Если что? Что, господин доктор⁈ — Гаррику мигом представилась грустная Гейра, заплаканные карие вишни глаз и опустившиеся ее руки.

— Ну давай, говори, — поторопил доктора Бэрр.

— Нет, я так не могу! — вскинул руки Литон. — Как это можно? Ставить диагноз, да еще и назначать лечение в отсутствие больной⁈ Да вы все под девятую волну попали!

— А пойдем, — потянул его Бэрр. — У тебя же, обход вроде как закончился? Значит, все по дороге.

Литон поправил галстук и выпрямился воинственно.

— Ко мне даже из Верхнего Айсмора больных привозят! Сами добираются, не считаясь с опасностями и затратами, — несколько сник. — Правда, тут самое страшное, если ограбят или плохо станет в пути, но тут уж на все воля вод.

— Ли-и-итон, тут случай исключительный, — помощник Винира к вечеру тоже выглядел усталым, а потому его уговоры приобретали дополнительный вес. — Я бы ради обычного просить не стал, ну подумай.

— Хм, — свел кончики пальцев лекарь. — Дело же не в случае. Стоит лишь создать возможность, и остальные мигом станут требовательными, что этого не могут, этого не хотят и вообще при смерти. А у меня таких же целая лечебница, Бэрр!

Сердитый доктор очень Гаррика напугал, устоять на месте было сложнее, чем во время сражений, хотя там и щит, и меч — все вооружение на страже хозяина.

Бэрр, наоборот, словно бы расслабился: ссутулился и плечи опустились, руки на груди сложенные расцепил. Переступил с ноги на ногу — но он-то точно не от волнения! Наверняка стоять устал, а присесть им сердитый доктор и не предлагал даже.

— В долгу не останусь, Литон, ты меня знаешь. А тут — три жизни на кону, — вздохнул шумно. — Девчонка-то хорошая, подле матери убивается, а Гаррика тебе представлять не надо, тоже…

— Знаешь, Бэрр, ты как заноза в заднице! — лекарь подпрыгнул на своем кресле, будто бы действительно мягкое место повредил. — Я завершил работу! До завтрашнего утра! И ты не заставишь меня нарушить сразу все уклады, которыми живет мой дом. Во-первых, сегодняшняя работа вышла. Во-вторых, болящие ко мне сами все добираются. В-третьих…

— В-третьих, ты почти согласился, Литон, прекрати ломать комедию, будто я тебя не знаю, — Бэрр голоса не переменил, отчего звучало ну страшно просто убедительно.

Хотя Гаррик на всякий случай примолк, ожидая взрыва негодования, но Бэрр лишь усмехнулся.

— Кстати, репей в хвосте мне нравился больше, я говорил уже? — посерьезнел, нахмурился. — Ну что, Литон, ты согласен?

Не удостоив важного человека ответом, лекарь заворчал и стал что-то по комнате выискивать. Бормотал негромко, но сердито, поэтому Гаррик спросил потише на всякий случай, чтобы не беспокоить больше.

— Я, это… — начал Гаррик. — Не знаю, как Гейра-то.

— Сейчас она дома? — уточнил Бэрр, нимало, кажется и не взволновавшись.

Литон принялся собирать сумку, забрасывая туда что-то найденное, и заворчал громче.

— Дома! — обрадовался Гаррик и тут же опечалился. — Только она страсть как не любит, когда ей помогаешь.

Бэрр отчего-то поотстал и хмыкнул еще, захотелось на него тоже лекарю пожаловаться, но Гаррик не стал. Уж уговорить помощника винира принять вспоможение он и без чужого совета сможет. А вот Гейру…

— Помогать надо умеючи, — пояснил по дороге Литон. — У нас, милый друг, есть правило, приходить помогать тем, кто не может подняться. Только не смотрите на меня такими большими глазами, мы ходим, только редко и повод надо. Вот соседка, к примеру. Есть ли у Гейры соседка?

— Не знаю, — смутился Гаррик, перескакивая следом за доктором и помощником винира очередной вонючий канал с мутной более обычного водой.

— Хорошо, а подруги у этой почтенной женщины имеются? — доктор ходил очень шустро, почти как Бэрр, хотя ноги обычный длины были, Гаррик едва поспевал.

— Тоже нет, господин лекарь, одинокие они, тут, понимаете, суеверия всякие водные силу имеют, — покосился на молчаливую фигуру Бэрра. — Гейра ж темненькая, волосы пружинками, глаза вишенками, рот розами алыми, но темненькая, вот их и сторонятся все почти.

— Хм, да, случай непростой, — тоже на Бэрра глазами стрельнул почему-то, — ну, а сам-то? Ты-то, стражник Гаррик, не сторонишься?

Гаррик подумал, что даже если Гейра его прибьет за неумеренную помощь, пусть она его прибьет после визита доктора Литона, а потому смело подтвердил: да общается, нет не сторонится.

Гейра, высунувшись на стук, и правда сердито сверкнула глазами. Но тут вперед выступил Бэрр.

— Доброго дня, сударыня Гейра. Благодарю вас за вашу заботу! Разрешите нам проведать вашу матушку?

Гейра, растерявшаяся от подобного визита, да еще вечером, мявшая в руках платок, кивнула и пропустила пришедших мужчин вперед.

— Как зовут больную? — спросил Литтон. — Сколько лет? Давно лежит, то есть не поднимается?

— Имоджина, — торопливо ответила Гейра, убирая остывший чай со стола. — к пятидесяти годам дело, господин лекарь, а лежит так с месяц, кажется, не припомню точнее.

Пахло ромашкой, но этот свежий, деревенский аромат все же не заглушал запах лежачей больной. Глаза у матери Гейры, были водянистые, в красноватых прожилках, лицо тонкое, осунувшееся, покрытое сухой кожей. Оно было неуловимо похоже на лицо Гейры, и Гаррика кольнуло жалостью. Рядом с постелью лежали вязаные носки. Видно, Имоджина помогала дочери, чем могла.

— О, Гейра, это твои друзья? — голос у женщины тоже был сухой и ломкий. — Ты не предупредила, что у нас будут гости.

— Ах, мама, это очень хорошие люди, — Гейра заулыбалась лучисто, только слезы в глазах стояли. — Я и сама не знала, что придут, не предупредили.

— Разве это хорошо, дочка? — женщина смотрела укоризненно и виновато одновременно.

— Что за странные беседы, — Литон вклинился, как нож или меч, неожиданно и резко. — Ну-с, больная, надо осмотреть вашу немочь, да не переживайте, я лекарь, я на своем веку всякого повидал, вот вы пробовали роды с двойняшками принимать? А я пробовал и принимал! Занятное дело, скажу я вам!

Под отвлекающие разговоры господин доктор их всех из комнаты выставил, и теперь оттуда слышались глухо два голоса — его и несчастной мамы.

Бэрр увлек Гейру в крохотную кухоньку. Там тихо расспрашивал о житье-бытье, да так, что Гейра торопливо отвечала, а потом тихонько заплакала. Гаррик, оставшийся промеж обеих комнат, в маленьком коридорчике, задумался. Почему у него так никогда не получалось? Размышления прервала открывшаяся дверь в комнату, лекарь их впускал обратно и позвал отдельно Гейру.

— Почему так долго за помощью не обращались? — сердито спросил Литон после осмотра, повыше натянув залатанное одеяло на смущенную женщину.

— Мама… — вытирая глаза, вскинулась Гейра, — она всегда лечилась у одного врача.

— Да, это я к мастеру Гронибу хожу, то есть раньше ходила, — голос подала уже увереннее, живее как-то, а потому не так страшно.

— Врач! — сердито выговорил Литон. — Коновал, а не врач. Бэрр, выйдем, разговор есть.

— А я? — спросил Гаррик.

— И ты, и Гейра, — решил за всех Бэрр. — А вы не беспокойтесь, сударыня Имоджина. Мы еще с вами танцевать будем.

Пожилая женщина молча качнула головой и прикрыла глаза.

Поговорить вышли на пятачке подле канала. Бэрр вздохнул недовольно, рассматривая тротуар. Доски тут почти прогнили и явно нуждались в замене.

— Вот что, — сухо и отрывисто начал Литон. — Совсем кость ходуном ходит. Оперировать надо. Иначе… все только хуже станет.

— Сколько? — спросил Гаррик о главном.

— Работа бесплатно. Только суставы соединить надо. Не первый случай у меня, — вздохнул Литон.

— И как? — встревожилась Гейра. — Помогло?

— В том-то и дело, что опоздали, — недовольно ответил лекарь. — Но изделие, должное соединить сломанные кости, уже готово. Опасно это, но и оставлять как есть еще опаснее. Воспаление обеспечено, а там и… всяким закончиться может.

Гейра не плакала, только глаза потемнели до черноты, а лицо в окружении темных спиралек волос стало белым-белым.

— Литон, не томи. Говори, что делать надо, — произнес Бэрр. — А то сейчас Гейру до обморока доведем. За работу платы не надо, а за устройство?

— Беда в том, что золото хоть и хорошо тем, что не вызывает заражения, в данном случае слишком мягко. Железо слишком быстро ржавеет, — ходил вокруг да около Литон. — Сплав есть, только очень дорогой.

Лекарь назвал цену, от которой у Гаррика по спине побежали мурашки.

Гейра совсем побледнела, и Гаррик ей ненавязчиво плечо подставил. Она привалилась, да и не заметила того вовсе.

— Даже если выгрести все, что есть и меня и у Гейры… — прикинул Гаррик и огорчился.

— Литон, делай что нужно, деньги я найду. — решил Бэрр. — Будет тебе переживать! — и улыбнулся Гейре.

— Рано пока делать, слаба она, — привычно ворчал Литон. — Тебе бы все торопиться! Вот через неделю… Вот список, чем поить и чем кормить, — сунул он бумагу в руку Гейры.

— Но как же, а на что же… Приготовить я сумею, но этим же месяц семье питаться можно!

— О деньгах не переживай, — Бэрр выгреб из кармана монеты, приложил к рецепту, даже не глянув, сколько именно. — Потом еще будет, пока все по бумаге делай.

Гейра судорожно свела ладони, чтобы ничего не потерять и бумажку-то замяла, но не вникла. Гаррик ее по плечам погладил, чтобы расслабилась.

— Я все верну! Верну вам, честно! — а в голосе слезы заслышались.

— Э, нет, девушка, все нам возвращать не надо, вы о маме своей позаботьтесь, вот и довольно с вас, — Литон совсем посерьезнел, но не сердился. — Как в бумаге написано! А теперь домой и готовить!

Гейра всхлипнула, хотя заплакать не успела, кивнула, порывисто Гаррика обняла и вернулась в дом. На улице без нее словно еще потемнело и совсем промозгло стало.

— Вечно с тобой, Бэрр, какие-то истории происходят, репей ты на хвосте, — Литон проворчал и первым двинулся в обратную дорогу.

— Имоджина — жена стражника, так? — втолковывал Бэрр Гаррику по пути. — Делаем подписной лист и собираем недостающее. А если не соберем, я выгребу что есть. Сейчас я тебе деньги отдам… Хотя нет, давай до Литона вместе пойдем. Еще ограбят тебя, лопоухого.

— А почему вы говорили, что скоро помочь не сможете? — осторожно спросил Гаррик.

Бэрр дернул плечом, не желая отвечать.

Внезапно налетел ветер, зашевелил медные вывески, поиграл веревками, протянутыми между домами, всколыхнул стоячую воду.

Вот так и Гаррика болтает волной. А уж куда прибьет, кто знает.

— Спасибо за помощь, — с трудом выговорил Гаррик, и горло перехватило.

— Не в деньгах счастье, — махнул рукой Бэрр. — Но иногда они помогают.