Даже самые холодные снега не могли охладить металлической кожи Дельты, как не могут согреть ее лучи солнца. Ее поврежденной лодыжке лучше не становилось, каждый шаг отзывался болью. Она шла, отказываясь признать себя побежденной болью. Она смотрела на мир внимательным лицом без глаз. Развертывающаяся панорама вокруг нее поражала ее красотой.
Зазубренные пики гор виднелись на горизонте. Зеленые долины скрывали на своем дне серебристую неразбериху сливающихся и высыхающих потоков. Камни, от крошечных голышей до гигантских гранитных монолитов, стояли не двигаясь, но тем не менее видоизменялись час от часу рисунками солнечных теней.
Труды рук человеческих, казалось, находятся в гармонии с природой. Дома, сохранявшие людей и тепло, сохранялись небом и долинами. Дороги сдерживали движение, но естественно струились вверх и вниз по горам. Высоко в небе прямо пролетали самолеты, ближе к земле зигзагом летали птицы.
Но люди носили оружие, которое направляло их ненависть по прямым лини ям. Из уст в уста распространялось предупреждение: металлическая женщина, нагая и безнравственная, бродила по дьявольскому наущению. Городок Рамсхорн был разрушен. Одиннадцать мужчин и женщин ждут отмщения.
Ледяными ночами, когда снежные хлопья затрудняли видимость, а звезды казались точками бессильной злобы на враждебном небе, Дельта прислушивалась у окон. Она видела, как фермер принимал по телефону сообщение.
Металлическая женщина. Стрелять, чтобы убить. Детей держать дома.
— Властям бесполезно звонить, — соглашался он. — Возможно, вызовет смех.
«Смех, должно быть, ужасное оружие», — подумала Дельта.
— Этого воздушные силы нам не скажут? — спросил он.
Ответа Дельта не услышала. Фермер согласился с умным видом.
— Черт побери. Не одно, так другое. Помнишь, медведь гризли год… три года назад? Будь он проклят, этот «вымирающий вид». — Человек рассмеялся, показывая ряд чистых белых зубов.
Дельта почувствовала симпатию к этому человеку, этому фермеру, чьи глаза и руки тянулись к оружию с такой же готовностью, как к жене. Человеческим взаимодействием правили недоразумения. Только недоразумение сделало ее врагом этого человека. Она знала, что она не враг. Она хотела постучать в дверь и объяснить:
— Я не нанесу вам ущерба. Я не могу сделать этого. Пожалуйста, поймите меня…
Это не поможет. Это не сработает. Те несколько раз, когда она смела обратиться к людям и говорить о мире, показали, что они слушали, соглашались и втайне докладывали шерифу, который пытался арестовать ее.
«Меня не следует задерживать. Я ищу другого».
День за днем, шаг за шагом она опускалась со своих гор. Погода и климат становились теплее и суше. Но другая цепь гор поднялась перед ней, и она вынуждена была совершить восхождение.
Она была нагой, одинокой, с поврежденной лодыжкой. Но ее согревала красота этого мира и трудолюбие людей.
Люди были настроены против нее, они пытались задержать ее, но она знала, что они честны, работоспособны и всегда поступали так, что в конце концов оказывалось правильным.
Омикрон был впереди в четырехстах милях на юго-запад. Она всегда знала, где он, но больше ничего о нем.
«Выглядит ли он так же, как и я? Внешность очень важна в этом мире, где она содержит информацию». Она хромала вперед.
На вершине горной цепи она почувствовала Омикрона, чувство было таким же, как всегда, но к нему что-то примешивалось.
Это было новое поразительное ощущение, почти пугающее. Сначала она ощущала его как боль, затем — как дезориентирующее чувство, совершенно отличное от всего того, что она испытывала на Земле. Как будто ее визуальное поле раскололось надвое, мир был экспонирован дважды. Как будто говорили два голоса, два различных голоса, произносящих одни и те же слова. Новый голос был в восьмистах милях на юго-восток. Пару секунд ее существование было сфокусировано на двух перпендикулярных осях, а она не знала, куда повернуть.
Затем вселенная встала на место. Омикрон был перед ней. Она пошла, щадя поврежденную ногу.
Омикрон мог двигаться быстрее, чем она. Шли недели, и она была вынуждена менять направление своего путешествия много раз. Омикрон был на юго-западе, затем на юге, позднее — на юго-востоке. В один ужасный день он был на севере от нее, и она должна была пересмотреть свой путь. Она не приходила в отчаяние. Этого свойства не было в ее устройстве. Она, однако, понимала, что перед ней стоит трудная задача. Беспокоили результаты, раз в три или четыре дня возвращался новый голос, деливший мир надвое.
Север и юг, восток и запад были искусственными направлениями. Она понимала их, но о своем местоположении судила не по ним. Было единственное направление: она шла за Омикроном. Когда же говорил новый голос, моментально образовывалось два направления. Это беспокоило как появление нового измерения в пространстве. Ее разум был неспособен к адаптации. Интервалы между этими появлениями были длительными, а эффект кратким. Дельта пыталась глубоко разобраться в этом. Посторонний голос шел из фиксированного места. Когда она шла на восток, он шел в направлении более к югу от нее. Когда она шла на запад, он отклонялся к юго-востоку. Но двигалась она, но не он.
Омикрон же двигался с потрясающей свободой. Раскалывающий мир голос оставался на месте.
Дельта приняла решение: эффект должен что-то значить для нее, иначе он бы не существовал.
«Я ищу другого. Но я изучила язык в изоляции у старой женщины, я изучила поведение в этом мире от человека с ору жием. Это должно научить меня чему-то новому».
Она продолжала идти по горным це пям. Ее дневное продвижение могло быть измерено менее чем двадцатью милями. Ее мог перегнать любой тренированный альпинист. У нее не было потребности в еде и сне. И то, и другое было неестественным для нее. Но она училась. Кролики спят. Рысь кушает.
Мужчины охотятся.
Омикрон был далеко на востоке, какое-то странное дело позвало его туда. Источник нового голоса был впереди.
За ней шла пара мужчин в тяжелой одежде против холода. У каждого за плечами болталось ружье. Один щурился в бинокль, медленно обшаривая сектор горы перед ним. Небольшой отблеск света привлек его внимание. Может, это вода, отблескивала солнце?
— Данкен? — он отнял бинокль от глаз, снял ремешок с плеч и протянул инструмент другу.
Данкен Кантрел поднял бинокль к глазам и сощурился:
— Я вижу.
— Проклятый робот. Сделанный, как шлюха в Лас-Вегасе.
— Мой друг Энди не мог ничего узнать о ней. Кто-то предложил ему показать следы ног, но он ничего не мог сказать об этом определенного. Он полагал, что они были поддельными.
— Энди всегда испытывает подозрения.
Двое постояли еще, пуская клубы дыма. Было безветренно, и облака, затемнявшие небо, были высокими и серыми. Горы вонзались в них пурпурным цветом.
Эти двое шагали и сокращали расстояние между ними и Дельтой, подходя к ней сзади. Их ружья отягощали не столько их плечи, сколько их разум.
День проходил. Дельта обнаружила, что она царапает каменистую осыпь скалы. Там, где скала уходила в землю, росла щетка мха. Дельте приходилось соразмерять каждое тяговое усилие с болью, которой оно ей стоило. На фоне бледных скал и темного кустарника ее фигурка то ясно высвечивалась, то пропадала. Она медленно поднималась вверх. Двое мужчин продвигались быстрее, будучи знатоками дела.
— Четыре часа, — сказал Данкен, глядя на часы. Он опустил закатанные рукава куртки и заправил манжеты в перчатки.
— Да. Скоро стемнеет. И мы довольно близко.
— Близко для последнего броска?
— Да, близко к этому.
Они не смотрели друг на друга. Их страхи были спрятаны глубоко, возможно, от них самих. Сказать было нечего. Этот предмет убил одиннадцать человек в Рамсхорне. Это не человек. Они имели право убить его.
Сначала Данкен, потом они оба перешли на бег трусцой. На бегу они сняли ружья и держали их в руках. Через кусты и скалы они двигались к атаке. Дельта услышала их, повернулась и увидела их.
— Стой на месте, — закричал Ханк.
Дельта замерла. Раньше по телевидению она видела, на что способны ружья. Она не понимала, что происходит, но у нее хватило разума остановиться перед людьми и поднять руки.
Задыхаясь от бега, люди подбежали к ней, но остановились на расстоянии в двадцать футов. Данкен повернул шапку козырьком назад, обнажив черные волосы.
Ханк с лицом, раскрасневшимся от холода, заряжал магазин своего оружия.
Некоторое время все молчали.
— Кто вы? — спросил Данкен. Его голос был мягче, чем он хотел того.
— Я — Дельта.
Данкен выругался. Ханк держал ружье на изготовке.
— Вы — женщина? — Данкен потряс головой. — Говорящий робот? Детские игрушки из кино?
— Данкен, — сказал Ханк. — Посмотри на ее колени и локти. Внутрь не влезешь.
Он говорил с большим усилием. Данкен почувствовал, что волосы шевелятся у него на затылке, а руки дрожат. Он снова выругался.
— Данкен, — Ханк был близок к панике.
— В порядке… Ничего не предпринимай. — Он посмотрел на робота. Высокий, с красивыми формами, привлекательный, как изысканный манекен в универмаге. Но у него не было лица, глаз, только рот и металлические губы. — Вы — Дельта?
— Я — Дельта.
— Что вы еще скажете?
— Я вам не враг.
— Черт побери, вы — робот или… что? Почему вы убили всех в Рамсхорне, Вай оминг. За что? — Последний вопрос он прокричал.
Дельта помолчала, потом ответила:
— Я не знаю, о чем вы говорите. Вы пытаетесь задержать меня?
Данкен подумал, не выглядит ли он таким дураком, каким он чувствовал себя. Он взглянул на Ханка и почувствовал странное облегчение от того, что его партнер балансирует на грани страха.
— Мы задержим вас, это правильно. Если, конечно, вы не захотите испытать свою неуязвимость от пуль.
— Неуязвимость от пуль?
— Данкен, — прошипел Ханк. — Погляди на ее ноги.
Данкен отступил на шаг и посмотрел вниз. Ноги Дельты были босыми. Они выглядели как человеческие, но оставались механическими. Своеобразными были сочленения пальцев. Энди мог бы побольше рассказать про ее отпечатки ног.
Затем он увидел искажение формы и царапины на ее правой лодыжке. Не оставалось ни малейшего сомнения, что чело век не мог влезть в эти формы. Это была машина с начала и до конца. Он невольно отступил еще раз.
У Ханка отказали нервы, и он выстрелил. Дельта прибегла к единственному средству защиты: она увеличила жесткость металла своего тела.
Пуля отскочила рикошетом в воздух.
Дельта упала на ягодицы и на подставленные за спину руки. Ужесточая кожу, она придала ей отсутствие тяжести. Она начала скользить вниз, теряя с таким трудом набранную высоту.
Данкен и Ханк посмотрели друг на друга с удивлением. Затем они пустились преследовать ее.
Дельта слышала слово «достоинство», но ей недоступно было понятие недостойного бегства. Не имея трения, она скользила вниз, высоко подпрыгивая в воздух и ударяясь о скалы, набирая скорость в направлении каньона. Мужчины спускались осторожнее. Вдруг, не сговариваясь, они остановились.
Солнце садилось. Каньон был уже во тьме. Звуки падения становились все менее слышными.
— Черт побери! — пробормотал Ханк.
— Дьявол! — помотал головой Данкен.
При изменчивом свете заката они осмотрели места возможного падения Дельты.
— Будет что рассказать старому Энди, — пробормотал Данкен.
— Давай… давай запалим костер, — предложил Ханк тихо и неуверенно. — Она может вернуться после наступления темноты…
— Я думаю, надо еще походить немного… Но….. — он выругался. — Мы что, и завтра будем охотиться за ней?
— Ты спрашиваешь меня?
— Да, я спрашиваю тебя.
Ханк сидел на холодном камне, держа ружье как ребенка в руках:
— Давай поговорим об этом завтра.
Дельта шумно приземлилась почти на дно ущелья. Усилием воли она оставила поверхность без сопротивления, сознавая опасность дальнейшего падения, но больше думая о том риске, которому она подвергает себя, если она не предпримет этой меры предосторожности. Она соскользнула еще немного, но вскоре остановилась на скале. Восстановив трение, она попыталась встать. Ее поврежденная лодыжка отказалась принять на себя вес тела.
Она потрогала лодыжку руками. Сустав был поврежден еще больше. Ступня торчала в сторону под странным углом.
Расстроенная, она села. В ущелье было темно, но она еще различала зубцы гор на фоне неба.
«Я охочусь за другим». Она собралась с мыслями и уселась прямее. Она перекрестила правую ногу с левой голенью и схватила лодыжку обеими руками.
Сила ее хватки не подвергалась испытаниям никогда. Она вцепилась в свою лодыжку изо всей силы, пытаясь выпрямить ее.
«Я — не то же самое, что мое тело. Оно — лишь моя оболочка». Боль была стихией, силой, которую она не могла проигнорировать. Это было как свет и тяготение, как скалы и человечество. Она не сдавалась, применяя всю свою силу.
«Я не хочу зависеть от оболочки. Моя воля свободна и безгранична, подчинена моему выбору».
Металл лодыжки издавал непослушные звуки. Но она знала, что, если необходимо, у нее хватит силы оторвать ступню полностью и ходить с обрубком ноги. Она прибудет на место назначения хоть на четвереньках.
«Я охочусь за другим». Мысль была определяющей и заключающей.
Ее сустав щелкнул и стал почти нормальным. Она выждала, затем попыталась встать. Ее лодыжка держала ее, хотя боль была сильнее. Она сделала несколько шагов, припадая на одну ногу.
«Таков мой выбор».
Ее выбор был — идти ночью, соблюдая осторожность в выборе пути.