Призрачный свет

Ужас Хортон Хауса

Хортон Хаус был особняком, стоявшим на опушке леса в Уилтшире. В то время, когда мы рассказываем о нем, ему исполнилось около двухсот лет, и все это время в нем жила одна и та же семья. Несколько поколений Хортонов провели свои дни в этом старом семейном доме.

Это было странное место, похожее на лабиринт, с коридорами в неожиданных местах и комнатами, спрятанными в углах. Заблудиться было легко, и не один посетитель бродил по верхней части дома, пока почти не отчаивался найти дорогу вниз к завтраку утром.

Джон Хортон, нынешний владелец, любил это место. Он любил его не только потому, что это был дом его предков, но и потому, что дом просто подходил ему. Ему нравился просторный старый особняк, и, когда после смерти отца он стал принадлежать ему, Джон потратил много денег на то, чтобы его основательно отреставрировать и привести в порядок. В ходе реставрационных работ выяснилось несколько интересных вещей.

В толстой стене столовой был обнаружен потайной ход, и вход в него открывался при помощи панели, отодвигавшейся в сторону, когда кто-нибудь нажимал на резную ручку. Но самое странное было то, что этот проход, который был так искусно спрятан, казалось, был бесполезен. Он никуда не вел! Он тянулся на небольшое расстояние, а затем упирался в глухую стену. Джон потратил немалые деньги на то, чтобы исследовать стены и обнаружить тайну прохода, если таковая существовала, но все это закончилось безрезультатно. И все же проход существовал; и человек, который его сделал, должно быть, имел на него какие-то планы.

Рядом со столовой находилась еще одна большая комната, раньше служившая гостиной, а теперь превратившаяся в библиотеку. Именно здесь Джон Хортон проводил большую часть времени, когда бывал в доме. Здесь также были сделаны интересные открытия. Стены, покрытые штукатуркой и бумажными обоями, были обшиты тонкими панелями из старого дуба. Но в панелях не было спрятано двери, и за ними ничего не было сокрыто. Однако в них имелась одна любопытная деталь. Над камином была обнаружена надпись, глубоко вырезанная в дубе. Она гласила:

«Пусть Хортон живет, пусть Хортон умрет;

Но пусть, ради Господа, ужас не придет».

Что это значило, никто не знал. Джон Хортон очень тщательно просмотрел все старые бумаги, принадлежавшие его предкам, и навел справки во всех доступных источниках, но не нашел ничего, что могло бы пролить свет на странную надпись.

Что это за ужас? Очевидно, кто-то из прежних хозяев дома опасался его прихода, и было также очевидно, что это каким-то образом связано с семейством Хортонов. И все же не существовало семейной легенды, которая могла бы пролить на это хоть какой-то свет. Ни один из его предков не испытывал опасений, что он может с этим столкнуться.

Особняк не имел репутации дома с привидениями, что казалось довольно любопытным, поскольку это было как раз то место, о котором можно было бы рассказать хорошую историю о привидениях. Он был стар; он был уединен; он был несуразен; в нем было много длинных коридоров, по которым мог бродить призрак; было хорошее эхо, готовое уловить и повторить звук вздохов, стонов и лязга цепей; но ничего подобного в этом месте никогда не случалось. Насколько было известно, там никогда не происходило трагедий; в семье не имелось ни одного злодея, которым можно было бы похвастаться; на ней не лежало проклятия, — ни на каком-либо из ее членов; на самом деле, там вообще ничего не было. Хортоны были тихими, респектабельными, богобоязненными людьми, и сама мысль о каком-либо ужасе или тайне, связанной с ними, казалась совершенно абсурдной.

И все же, Джон Хортон был отнюдь не удовлетворен. Он настаивал на том, что в надписи должен присутствовать какой-то смысл, и хотел выяснить, в чем он заключается. Если бы он знал, что ему предстоит узнать, и каков был тот ужас, чью тайну он пытался раскрыть, он, конечно, предпочел бы оставить все в забвении. Но он не знал, и именно это привело к трагедии.

В тот вечер, когда начинается эта история, он сидел у камина в своей библиотеке. Был холодный вечер в конце октября; он почти весь день охотился в каких-то зарослях неподалеку; и теперь после ужина сидел с трубкой и газетой перед камином, изредка поглядывая на новости, но чаще лениво глядя в огонь, и ни о чем не думая.

Потом его взгляд упал на надпись над камином:

«Пусть Хортон живет, пусть Хортон умрет;

Но пусть, ради Господа, ужас не придет».

Он снова задумался, что бы это могло значить, и ему захотелось, чтобы ужас пришел, и он смог узнать, что это такое. Вдруг, что-то показалось ему странным. В надписи было что-то необычное. Слово «ужас» выглядело не так отчетливо, как обычно. Казалось, что-то изменилось в нем, когда он посмотрел на него. Две буквы были уже не так четко обозначены, как раньше. В каждой было что-то неясное, озадачивавшее его.

Затем он вскочил со стула с тревожным восклицанием. Вместо двух букв он увидел два глаза, и глаза эти не принадлежали ни одному из известных человеку существ. В зеленых кругах сияли два зрачка тусклого красного огня! Но это был разумный огонь. Глаза были живыми, и взгляд их свидетельствовал о злобе, которой следовало опасаться, и глубину которой нельзя было измерить.

Джон Хортон содрогнулся от этого взгляда ужаса. На мгновение он опустил глаза, а когда посмотрел снова, то не увидел ничего необычного. Надпись была такой же, как и прежде, и слово «ужас» было таким же, как всегда. Он протер глаза и попытался убедить себя, что все это ему приснилось. Но он знал, что это не так: он все время бодрствовал. Его трубка не погасла.

Нет, он не мог списать это на сон, но, с другой стороны, и не хотел верить в реальность. Таких вещей не бывает, как известно каждому здравомыслящему человеку. Он мог только приписать это игре воображения или галлюцинации. Но он не принадлежал к людям, которые предаются фантазиям или видят то, чего нет. Ничего подобного с ним раньше не случалось. Он начал думать, что ему, должно быть, нездоровится, хотя никогда в жизни не чувствовал себя лучше. Лучше всего было бы лечь в постель и постараться обо всем забыть.

Итак, он лег в постель и, вопреки своим ожиданиям, спал крепко и не видел во сне ни глаз, ни ужасов. Утром он внимательно изучил надпись, чтобы понять, может ли какая-нибудь тень, брошенная на слово «ужас», вызвать появление глаз вместо двух букв, но ничего подобного не обнаружил. Теперь в этом слове не было ничего особенного.

Он забрался на стул и тщательно ощупал панель, чтобы проверить, нет ли возможности, что кто-то мог сыграть с ним злую шутку. Но та оказалась довольно прочной и целой. И он знал, что стена за ней крепкая, потому что ее частично перестроили во время реставрации дома, чтобы укрепить дымоход. Поэтому он оставил эту проблему как неразрешимую и решил больше не думать о ней.

Но через неделю или две ему снова пришлось к ней вернуться. На этот раз он сидел перед камином довольно поздно вечером и снова поймал себя на том, что смотрит на надпись и гадает, какую тайну она скрывает. В доме было очень тихо, потому что он жил один и сказал дворецкому, что никого не ждет. Он курил последнюю трубку перед сном, когда ему показалось, будто он слышит что-то в столовой, которая, как мы уже упоминали, была соседней с библиотекой комнатой. Он прислушался и отчетливо услышал хихиканье, как будто кого-то это забавляло. Но это был неприятный звук, наводивший на мысль, что человек, который хихикал, вовсе не был настроен дружелюбно.

Он услышал это во второй раз. Потом тихо встал и вышел в соседнюю комнату посмотреть, кто там. Он никого не нашел, но скользящая панель, ведущая в потайной ход, была открыта!

На мгновение ему показалось, что там кто-то из слуг, но коридор оказался пуст. Он был немного раздосадован, так как теперь был убежден, что потайной ход был показан какому-то посетителю без его ведома, — чего он никогда не позволял, — и решил навести справки утром. Но как только он закрыл панель, он отчетливо услышал смешок снова; и на этот раз звук доносился из коридора. Это было так ясно, что он открыл панель и снова осмотрел его, но проход был пуст.

Утром он упомянул об этом дворецкому, но тот заверил его, что дверь была закрыта, когда он убирал комнату и гасил свет после ужина, и что никто не мог войти туда после этого. Все это было полной загадкой, а Джон Хортон не любил загадок.

Он еще больше встревожился, когда то же самое произошло несколько дней спустя, и на этот раз было, о чем. Он только что закрыл панель, подумав, что было бы неплохо повесить на ней замок, когда заметил что-то похожее на следы пары очень грязных пальцев сбоку панели. Это довольно ясно указывало на какого-то назойливого человека с немытыми руками, и он решил на следующий день сказать об этом слугам несколько очень простых слов.

Но когда наступило утро, он уже не был так уверен в этом. Приглядевшись повнимательнее, он увидел, что следы оставлены не немытой рукой, а горячей! Дерево слегка обгорело в том месте, где его коснулись пальцы; и еще одна примечательная вещь заключалась в том, что на руке, казалось, было пять пальцев в дополнение к большому! Там, где должно было быть пять, имелось шесть отметин.

Джон Хортон решил не упоминать о случившемся при слугах. Вряд ли кто-то из них был виноват, хотя более чем вероятно, что они захотели бы уехать, если бы узнали, что произошло. Они были хорошими слугами, и он не хотел их отпугивать.

В тот же вечер он заснул в кресле у камина, напрасно пытаясь заставить себя читать неинтересную книгу, и ему приснилось, что он снова видит огненные глаза, глядящие на него со слова «ужас» над камином. Вздрогнув, он проснулся и почувствовал легкий запах горящего дерева. Это испугало его, потому что он испытывал здоровый страх перед огнем в старом доме, построенном в основном из дерева. Он позвонил дворецкому, который тоже почувствовал запах гари. Они оба осторожно обошли дом, но не нашли ничего подозрительного.

Но на следующий день Джон случайно взглянул на вырезанную надпись и увидел, что слово «ужас» перестало читаться четко. При ближайшем рассмотрении он обнаружил, что две буквы были выжжены огнем, — точно так же, как отпечатки пальцев на панели в столовой. Запах гари все еще ощущался, когда его лицо находилось близко к дереву.

На следующий уик-энд старый друг по колледжу провел с Джоном короткий отпуск и имел опыт, который не стоило бы описывать, если бы не его очевидная связь с загадкой, приводившей хозяина в смущение. У него была очень беспокойная ночь, и он сказал Джону, что видел один и тот же сон дважды, что является несколько необычным случаем.

Ему снилось, что он сидит в столовой один, напротив входа в проход в стене, который Джон показал ему днем. Пока он сидел, панель отодвинулась, и он сразу почувствовал сильный запах гари. Затем он увидел, как из темноты появилась рука, — и она была в огне! Пальцы были длинными и похожими на когти, и маленькие синие огоньки играли на них. Рука схватилась за край панели, и он увидел, что дерево слегка обгорело. Именно тогда он заметил, что на руке, казалось, было больше пальцев, чем обычно.

Рука на мгновение слабо дрогнула во мраке темного входа в коридор; затем она внезапно указала на большую картину Джона Хортона на противоположной стене; а затем она, казалось, просто погасла, как когда задувают свечу; и панель скользнула на свое место.

Гость проснулся и заметил, что еще темно. Он зажег свет и увидел, что уже половина третьего. Потом он снова заснул, и ему снова приснилось то же самое во всех подробностях. Здесь следует упомянуть, что Джон ничего не сказал ему о странных происшествиях, которые беспокоили его в последнее время.

Джон предпочел пошутить на эту тему, но потом, когда он обдумал ее, ему стало не по себе. Именно после этого случая он начал вести записи, которым дал зловещее название «Пришествие ужаса»; и именно этим записям мы обязаны знанием подробностей тех событий, которые развивались до тех пор, пока не достигли ужасной кульминации.

Следующее происшествие, которое он зафиксировал в записях, произошло ранним утром. Джон Хортон собирался порыбачить перед завтраком и поднялся с этой целью около четырех. Поспешно одевшись и позавтракав, он взял удочку и вышел. Но не успел он пройти и нескольких ярдов, как случайно оглянулся на дом.

Висел легкий туман — один из тех ранних утренних туманов, которые часто указывают на жару позже в течение дня. Но когда он оглянулся на дом, ему показалось, что тот скрыт больше, чем можно было бы объяснить легким туманом. Он посмотрел еще раз и увидел, что не туман, а дым заслоняет вид. Он вернулся и обнаружил, что дым поднимается от стены дома. Других признаков пожара не было, но дым, казалось, шел сквозь стену как раз в том месте, где в ее толще скрывался проход. Очевидно, дом горел!

Джон бросился в столовую, но не обнаружил там никаких признаков пожара. Когда он открыл панель, ведущую в потайной проход, то обнаружил, что там пусто и все как обычно. Но можно было уловить легкий запах огня, а внешняя стена была теплой. Всякая мысль о рыбалке была теперь отброшена, и он провел следующий час в тщательном осмотре помещения. Но безрезультатно: все было в порядке, и стена столовой скоро совсем остыла.

Вся эта история была в высшей степени запутанной. Все указывало на то, что в коридоре что-то горело. Он видел дым, чувствовал запах огня и жар. Он не мог отрицать очевидность своих чувств. Но что могло гореть? Это был вопрос, на который он не мог ответить. Он оставил в коридоре деревянное ведро с водой на случай, если пожар вспыхнет снова.

На несколько дней после этого его оставили в покое, и тревога почти оставила его, когда он случайно подумал, не уронил ли в потайном проходе перочинный нож, который потерял. Он пошел посмотреть, и увидел то, чего не ожидал. Ведро с водой было пусто, и оно сильно обуглилось от огня!

Примерно в это же время Джон Хортон отсутствовал дома в гостях у родственников в течение трех недель, и, по-видимому, сразу после его возвращения произошел следующий инцидент. Ложась спать, он зашел в столовую, думая, что оставил там книгу, и отчетливо услышал смешок в потайном коридоре. Он прислушался и услышал его во второй раз. У него не было недостатка в отваге, и он сразу же пересек комнату, отодвинул панель и заглянул внутрь. Коридор шел вдоль стены комнаты, так что свет из комнаты достигал только того его конца, который находился сразу за панелью. Остальная часть коридора была погружена в полную темноту, и в дальнем конце он увидел два блестящих глаза. Они светились красным в зеленых кругах и, по-видимому, были теми же самыми, что он видел, глядя на надпись над камином в библиотеке.

На мгновение Джон был ошеломлен. Он быстро повернулся, чтобы зажечь свет и прояснить тайну, когда его рука оказалась в объятиях огня! Это длилось лишь мгновение, но он закричал от потрясения и боли. Потом горящая рука отпустила его, и сверкающие глаза исчезли.

Рука причиняла ему сильную боль, которая лишь отчасти облегчалась лекарствами, имевшимися в доме. Утром остались какие-то уродливые волдыри, и, увидев их, доктор заметил, что ожог очень сильный. Джон не стал рассказывать, как это произошло, но сказал, что обжегся, уничтожая старые письма, — объяснение, которому доктор явно не поверил, хотя и был слишком осторожен, чтобы сказать об этом.

Прошло целых две недели, прежде чем рука зажила, и за это время, по-видимому, не произошло ничего необычного. Но Джон все обдумал и пришел к выводу, что, возможно, огонь и есть тот самый «ужас», о котором говорится в надписи. С этой мыслью он еще раз прошелся по истории Хортонов, чтобы узнать, есть ли что-нибудь, подтверждающее это. Он нашел очень мало, за исключением того, что в первые дни истории дома был пожар, который повредил некоторые из нижних комнат. Вполне возможно, что надпись была вырезана уже после этого случая. Но доказать это было нечем: так что эта идея не имела большого значения, да и далеко не объясняла происходившие странные вещи.

Следующее, что он заметил, было странное поведение горничной, которая попросила разрешения уйти, не предупредив об этом заранее. Она прекрасно справлялась со своими обязанностями и жила в этом доме уже несколько лет, так что он изо всех сил старался уговорить ее остаться. Он предложил повысить ей жалованье или сделать что-нибудь еще в разумных пределах, если она передумает. Уговорить ее остаться ему не удалось, но, в конце концов, он добился от нее объяснений. Ей очень нравилось это место, она хорошо ладила с другими слугами и чувствовала себя очень уютно, но она не могла выносить «происходящего».

Джон, естественно, спросил, что она имеет в виду, и та с некоторой неохотой рассказала ему странную историю. В ее обязанности входило первым делом подметать и вытирать пыль в столовой, и она несколько раз испугалась, услышав в потайном коридоре что-то вроде сдавленного смеха. Она поговорила об этом с экономкой, и над ней просто посмеялись за ее старания. Экономка вывела ее в коридор и показала, что, когда дверь закрыта, там не может быть никого. Смех, однако, продолжал быть слышен.

Но то, что, в конце концов, заставило ее подать заявление, произошло несколько дней назад. Она вытирала пыль в комнате и случайно на мгновение прислонилась к краю скользящей панели. Она сразу же почувствовала запах горящего белья и обнаружила, что сзади ее платье обгорело в том месте, где оно касалось щели сбоку панели. Она рассказала об этом экономке и получила резкий выговор за то, что сказала неправду, поскольку было совершенно ясно, что она сожгла свое платье, прислонившись к плите. Итак, она решила уйти; и она хотела бы уйти, не дожидаясь конца месяца, пожалуйста.

Действительно, этот потайной ход приносил все больше неприятностей. Тайна его происхождения и предназначения так и не была раскрыта. Казалось, он был сделан в ту пору, когда был построен дом, но никто не мог предложить ему никакого применения. Для шкафа он был слишком длинным, а для кладовой — абсурдным. Кто-то начал думать, что это «священное убежище» в дни религиозных войн, но против этого был тот факт, что Хортоны не были старой католической семьей.

Во всяком случае, потайной ход был не просто бесполезен, а прямо-таки вреден, и его следовало уничтожить. Поэтому Джон Хортон, пусть и довольно неохотно, принял решение засыпать проход и укрепить стену за раздвижной панелью. Он написал записку строителю, чтобы тот приехал на следующей неделе и договорился о работе. Но когда прибыл строитель, Джона Хортона не оказалось.

В его дневнике была обнаружена еще одна запись. Оказывается, вечером он пошел в потайной ход с какой-то целью, о которой не упоминает, и пока стоял у входа, снова разглядывая обгоревшие отпечатки пальцев, в коридор вошел кот. Мгновение спустя он издал пронзительный вопль, а затем закружился в воздухе, словно брошенный невидимой рукой. Он выскочил из комнаты и из дома, а когда через час вернулся, то заметили, что шерсть у него сильно опалена.

На этом дневник заканчивается, и тайна остается неразгаданной. Когда через несколько дней строитель прибыл, чтобы заняться коридором, он нашел домашних в замешательстве. Джон Хортон пропал. В последний раз дворецкий видел его накануне поздно вечером, но утром, когда его позвали, он не ответил. Потом выяснилось, что в его постели никто не спал. Возможно, он вышел, но это казалось маловероятным, так как ни одна из его шляп не пропала, а все его ботинки были в доме.

Слуги были сильно озадачены, но надеялись, что их хозяин скоро появится. Тем временем дворецкий сказал, что строитель мог бы сэкономить время, посмотрев на коридор, который должен быть заделан. Двое мужчин вошли вместе. Их встретил странный запах гари, а на полу они обнаружили груду обожженных костей, которые, по словам доктора, принадлежали человеку. Ужас Хортон Хауса все-таки пришел.