12. В которой я притворяюсь туристом

И небеса твои, которые над головою твоею, сделаются медью, и земля под тобою железом;

Второзаконие. Глава 28, строфа 23

Любить незнакомые места легко: мы принимаем их такими, какие они есть, и не требуем ничего, кроме новых впечатлений

Макс Фрай «Волонтеры вечности»

Музыка

Пикник© — Инкогнито

Пикник© — Инквизитор

Покинув цепкий плен Морфея, я поднялся с постели. Небольшая комнатка, три на четыре метра. Аккуратная обстановка теплых синих и лиловых цветов. Полочки с разными вещами. Рядом на упругой постели сопела синей задницей кверху Ози. Я задержал взгляд — красота обнаженных форм — одна из немногих действительно хороших вещей в этом мире. И Сила. Весьма удобно быть эмпатом, и верно направлять свои усилия в нужном направлении. И не только в танце, но и в постели. Может поэтому джедаям и не разрешают слишком много внимания уделять половым нуждам? А то увлекутся…

Я глянул на наручные часы — древний раритет, найденный в коробке с подобным ему мусором у Травера, затем опять на аппетитную попку. Затем опять на часы. Затем на попку. В это время по моим нейронами прошелся целый ураган из волн активности, взвешивающих все за и против. На одну строну весов легло краткосрочное предвкушение такого же краткого, но сочного удовольствия. Не столь уникального, но такого близкого! На другую сторону падал страх отрицательного подкрепления, вплоть до страха испытать сам страх. Не успеть не менее важные и полезные вещи.

Неисчислимые паттерны активировались и гасли, пока все они не сложились в суперпозицию и сознательная часть, гнездящаяся в префронтальной коре не «решила», что время все же дороже. И это почти галактического масштаба событие, заключенное в микрокосмосе черепной коробки промелькнуло так быстро и так незаметно, что милосердно оставило сознанию иллюзию того, что оно каким-то образом за него ответственно. Ситуация и опыт, как реальный, так и воображаемый сложили дважды два, а «мне» лишь оставалось в дальнейшем делать оценку этого решения. Как-нибудь потом.

Я пробрался в душ, где с трудом выбрал один из тридцати представленных сортов жидкого мыла. Тут проблема выбора встала в полный рост — эмоционального отклика на эти разноцветные баночки я не имел. Класть на весы лимбической системы было нечего и пустые чаши уныло качались туда-сюда. Маркетологи не ставят своей целью упростить нам жизнь, а вот увеличение прибылей — их единственное фанатичное устремление. И в нем они добились недостижимых высот. Добавь в жидкое мыло немного какой-нибудь херни, назови по-другому и можно поднять цену в два раза, заодно сбив с толку покупателя. Может эта дрянь и полезная, но того как правило не стоит.

Ози успела проснуться, пока я шумел в душе. Но еще валялась в постели — я сумел ее вчера утомить. Да и сам устал — молодой и возможно еще растущий организм уже требовал питания.

— Зачем тебе столько вещей? — она показала на забитую предметами мою сумку. Нагота ее совершенно не стесняла — традиции как минимум этой планеты были далеки от средневековых христианских ценностей.

— Все нужное в дороге. И для выживания.

— Тяжелая сумка. Ты уже уходишь?

— Вроде того. Меня ждет еще множество дел.

— Не задержишься? — Она обиделась? У нее самой было чем заняться — я был абсолютно в этом уверен.

— Нет. Иначе останусь здесь навсегда.

— Ты мог бы и остаться, — предложила она. Секс без обязательств не все, что ее интересует?

— Я увидел еще не все.

— Что ты еще не видел? — нагишом она смотрелась весьма соблазнительно, — может, я тебе покажу?

— Нет. То, что я хочу увидеть и понять, лежит за пределами этого города. Далеко за его границами. Может, за границами обычного миропонимания.

— Тогда удачного пути, — она отвернулась. Обиделась.

— Спасибо, — все равно ответил я. — Всего наилучшего. Вряд ли мы когда-нибудь встретимся. — Я поцеловал ее на прощание. Произошло все без особой горячности.

— Прощай.

Я вышел в коридор общежития. Или гостиницы. Трудно сказать, как правильно именуется это заведение. Почти все жители Корусканта не имели собственного жилья и снимали в зависимости от своего достатка карликовые квартиры, микроскопические комнатки или спальные ячейки в ночлежках. Клаустрофобия, верно, была смертельным заболеванием в столице. Квартира, привычная землянину, была шиком, доступным самым обеспеченным гражданам. При том, что другие услуги и товары строили смешные деньги. Но места тут на всех не хватало — и включался более древний, чем само человечество механизм ограничения численности популяции. Индивидуумы, оставшиеся без своей собственной «охотничьей» территории и, следовательно, без перспектив привлечь брачного партнера, не участвуют в размножении.

Разумеется, сексом это заниматься не мешает, — популярная в цивилизованных частях Республики безусловная контрацепция очень этому помогает. В нее включается все методы, которые стопроцентно не дадут завести детей до тех пор, пока с этой целью специально не обратятся к врачам. Один из самых удобных способов у носительниц XX-хромосом заключается в том, чтобы сдать свои зиготы на хранение в одну из множества клиник по «планированию» семьи. Благо заморозка в карбоните надежно защищает их от разлагающего влияния энтропии. И бич современного земного общества — увеличение с возрастом женщины шанса на генетические отклонения у ребенка минует тех, кто заблаговременно сдал «свое будущее» на хранение. Да и презервативы из более удачных материалов, нежели латекс — не оценить по достоинству нельзя.

Но, видимо на Набу эти достижения контрацепции не завезут и через тысячи лет.

Мое насквозь техногенное мышление, легко позволяет понять, как устроена и по каким законам эволюционировала местная техносфера и как ее можно использовать не хуже местных. Или же то, как они сами могут ее использовать. Но только предполагать — истина, далекая от рациональной оптимизации может быть бесконечно далекой от моих предположений.

Привычка нестандартно мыслить в просторах изометрии технических сооружений и обостренная математическая интуиция не способны помочь мне понять устройство этого общества. Я чувствую себя, как рыба, выброшенная на берег. Не знаю ни местных законов, ни табу и негласных правил. Привычный мне набор образов и правил, благоприятную атмосферу, которая всегда меня окружала, удалили в одно мгновение — и утрата столь привычной вещи, что ее уже перестаешь замечать ударила по мне взрывной декомпрессией, превращая ткань легких в рыхлый поролон… Но один мой знакомый пилот это пережил, хотя это его и сломало. Но он все равно упрямо хромал, несмотря ни на что, к своей жуткой цели. Оставалось впечатляться его целеустремленности, и брать с него нездоровый, но сильный в своем безумии пример.

Я не жаловался команде на это ни разу, да и Травера, кажется, все равно интересует только то, что я хожу на двух ногах, говорю на основном и способен нажимать на триггер бластера. И то, что я не болтлив — когда это касается наших дел. Но все равно я чувствовал себя не в своей тарелке, не понимая, что почем. Капитана это только забавляло, и он не спешил мне помочь, наблюдая за мной и не лишая сомнительно удовольствия познания мира на собственном опыте. Я, как выброшенный из гнезда птенец должен был либо разбиться, либо научиться летать.

Что еще хуже в тесной каюте корабля я чувствовал себя в безопасности, пусть даже и запертый в тесную раковину с одним единственным выходом. Здесь же в Корусанте я никак не мог смириться с постоянным ощущением взгляда, скребущегося в затылок. Камер в мегаблоке было столь много, что числом они значительно превосходили его население. Включая те, что каждый носит с собой вместе с микрофоном.

Носишь с собой смартфон в чистоплотности производителя которого ты не уверен — веди себя так, словно бы ты в прямом эфире. Даже если он выключен. Здоровой и не очень паранойей меня заразил Травер, но он относился к конспирации специфически — пока ты не покушаешься на чей-нибудь кошелек, ты никому не нужен. До тебя есть дело только корпорациям держащим копирайт — им до всех есть дело, но ровно до тех пор, пока это приносит дополнительные прибыли, а не становится убыточной войной с мельницами.

Мне Травер советовал по этому поводу не запариваться — излишняя и не умелая конспирация лишь привлечет внимание, говорил он. Лучший рецепт оставаться незамеченным — это искусный блеф. Изображай неуловимого Джо в обычной ситуации, а когда ведешь дела, щедро корми свою паранойю. Но соблюдать полную анонимность постоянно — в корне неверная стратегия. Где-нибудь да проколешься обязательно — пусть будет канал для контролируемого слива информации. Деревья ведь надо прятать не в степи, а в лесу?

Но я не мог ничего не бояться и спокойно шагать, изображая благонравного горожанина. Злой червячок грыз меня за мозжечок постоянно. Хотелось что-нибудь сотворить эдакое. И одновременно с тем я боялся привлечь к себе внимание.

Взять бы и отключить все камеры в блоке. Сжечь все продолжения любопытных глаз, повсюду проросшие фасеточными линзами! В блоке… само название звучит почти по-тюремному. Но ломать — грубо и примитивно, путь обмана сложнее, но куда интереснее.

Ко мне направился дроид-полицейский. Патрульный ИскИн. Ищейка администрации. Или ее ловчий — множество более мелких и многочисленных репульсорных дронов, оснащенных голокамерами сновали по блоку, дополняя стационарных вуайеристов — голокамеры и устройства неразрушающего контроля, заглядывающие прохожим в сумочки и карманы.

Встречи с механическими агентами системы я старательно до этого избегал. "Душа" ушла в пятки, а в голове быстро рождались и припадочным пульсом метались мысли, ища выход из почти закрывшейся за мной камеры. Будущее взбунтовалось, подняв мутную взвесь со дна и снижая видимость до нуля.

Мое нахождение в ползучем переплетении стен и коридоров Корусанта было лишь условно законным. Если бы не глупость, которую я совершил в порыве неуемного любопытства, при получении паспорта гражданина Республики, все было нормально. Но я уже спустил курок — смятый свинец давно сорвался с нарезов и я, не в силах ничего изменить, лишь наблюдал полет кувыркающейся пули. Начал стрелять — ловко проворачивай барабан, будь самым быстрым и метким. Или станешь всего лишь обычным мертвым. Иного уже не дано.

— Гражданин, предъявите ваш документ, — прохрустел механический голос.

В чем же дело? Или я показался ему подозрительным — это же гребаный ИскИн, ему ничего не стоит вычислить скрывающегося преступника по мимике, выражению глаз — даже по походке. И если это и не так я должен исходить из худшего.

Легко прибыть на Корусант — нет для частных лиц ни препон ни таможни. Но его стены настолько насыщены датчиками и сканерами, что кто-то мог сопоставить набор в моем рюкзаке или еще что-то для меня неперспективное. Нет, мне нельзя позволить быть отслеженным этой системой! И у меня нет обязательного медицинского освидетельствования! Обязательной санитарной карточки, вернее. Сделать это можно было совершенно бесплатно за полчаса в любом медцентре, но я создал себе проблемы на ровном месте. Травер так торопился на Корусант со своим драгоценным грузом, что не нашел, где бы за взятку получить этот файл, заверенный электронной подписью аккредитованного медучреждения. Хотя сделать это — задача нетривиальная; кто же пожелает рискнуть карьерой и лицензией медика?

Этот документ во временной форме мог оформить даже сам капитан — медотсек нашего корабля превосходил возможностям своего оборудования среднюю отечественную поликлинику. А диагностическому и операционному ИскИну я доверял больше, чем провинциальным коновалам. Но ему для этого не хватало всего одного звена — к электронной подписи капитана нужно было приложить еще и подпись, сформированную на основе лицензии уже самого корабля.

Медкнижка — мелочь, отделаюсь штрафом, но это может потянуть за собой целый ворох ненужных мне событий… Мне известно, что я прибыл сюда на корабле полном оружия, нелегального контента — да и сам корабль был дорогущей летающей и многопунктно незаконной пушкой. И он еще здесь — на Корусанте. Дроиду это не может быть известно. Но вдруг?

— Ваш документ? — еще раз требовательно сказал дроид. — У вас нет его с собой?

В голове, яркой волной пробежавшись по синапсам, родилась рискованная идея.

— Да, пожалуй, забыл, — сказал я, изображая поиск его по карманам. Уже само то, что я не имел вживленного радиочипа, из гражданина превращало меня в непонятный биообъект.

— Тогда вы должны проследовать за мной для удостоверения личности до ближайшего гражданского терминала. Или я могу это сделать на месте?

— Я все равно собирался воспользоваться терминалом, — нашелся я. Никогда не мешает почистить оружие перед тем, как из него застрелиться.

— Идите за мной.

В этот миг я благодарил неуемную тягу к размножению всех подвидов Homo — в этой галактике почти сто триллионов «людей». И весь могучий ИИ, заключенный в бронированный корпус этого «робокопа», не мог определить кто я именно, даже имея доступ ко всем базам данных. Да и голограммы — чрезмерно тяжеловесные файлы для их анализа.

Вернее, мощности, необходимые для этого превосходили всякие разумные рамки. Сравнить десять в одиннадцатой степени голографий на схожесть с моей рожей — это даже не искать иголку в стоге сена без неодимового магнита под рукой. А магнит излишне дорог для выявления подозрительной личности случайного прохожего. Но кого я успокаиваю?

— Гражданин, не пытайтесь сорвать процедуру удостоверения личности, — предупредил меня дроид. — В противном случае я имею право применить к вам силу для задержания.

Он еще что-то вещал о моих правах и обязанностях, но я его почти не слушал — пытался собраться с мыслями и промыть ему мозги, как я это уже делал на Кореллии. Получалось не очень.

«Не передавай никаких данных телеметрии по любым каналам связи!» — сформулировал я приказ и мысленно талдычил ему, раз за разом. Без толку. Так не пойдет, — решил я, — не все символы и ритуалы соблюдены, я и сам бы не воспринял это как приказ. А что я бы принял, как приказ? — Приказ! Какой вопрос такой и ответ. Очевидный. Значит надо придать значимости этому указанию.

— Не передавай никаких данных телеметрии по любым каналам связи! — сказал я дроиду вслух, вложив всю ту немногую жажду власти, что текла по моим венам и зиждилась в самой моей природе.

Он никак не отреагировал, но в Силе — нейроядро вспыхнуло, и ярко засияло, как деформированный метал, раскаленный от сильного удара.

— Отвечай! — сказал я ему еще раз. Не меняя тона.

— Сейчас я не передаю ничего по гиперволновому и радиопередатчику. Телеметрия обязана передаваться, мои функции повреждены… — дроид начал резко двигаться, я, не зная его намерений, оборвал его порывы взмахом руки.

— Стой! Стой на месте и не дергайся! — дроид послушно замер. Затем он опять начал своевольничать — сбой был ликвидирован перезагрузкой ИскИна, его дополняли вполне простые программные алгоритмы, но и это не ушло от моего внимания.

— Не перезагружаться! — рявкнул я. — Вот так… хорошо, — довольно сказал я. Интересно, что-там Реван говорил про обратные связи? У меня скоро осыпется шифер и я обзаведусь армией машин-убийц? Сомневаюсь.

Я дал себе почти сутки — направив его на бесполезное патрулирование коридоров, после чего я внушил этому бездушному рабу закона сброситься с самой высокой известной ему точки города головой вниз. Хоть на краткий промежуток времени его «жизнь» станет прекрасной в своем стремительном и неизбежном движении вниз, хотя и примет самый трагический оборот.

— Свет мой, Зеркальце скажи, да всю правду доложи, (рус.) — подошел я к панели справочной службы. Она содержала карты, оказывала помощь в навигации и могла ответить почти на любой вопрос, посвященной работе администрации и коммунальных служб. Полезная вещь. От вандалов ее защищало око, прикрытое транпарстилом, и нацеленное мне прямо в лицо. Я же взглянул на нее в ответ — как умею, не только на ее внешний вид. Что я точно мог сказать, так это то, что все камеры, установленные на видных местах, имели более ощутимый налет намерения. Люди, замечавшие их, знали об их назначении и оставляли на них отпечаток своего к ним отношения. Предмет, о котором знают многие легче найти в Силе — больше тончайших шелковых ниточек ведет к нему. Потяни за одну из них у увидишь сокрытое.

Сила — чудовищная паутина связывающая все со всем. Но, наполненная только тем, что возможно понять человеческим разумом — привычными образами и взаимоотношениями. Сам наш разум развился, чтобы решать вопросы социального взаимодействия, но это не означает, что ничего более в ней нет. Во всяком случае, я не имею права делать такой вывод. Но для того, чтобы найти в Ней это запредельное, нужно совершить эксперимент над собственным сознанием, расширив его пределы. Сделать шаг за грань обусловленности, своей ограниченности. Поставить себя на край, но не сорваться с него.

Я всегда был уверен, что будущее наше за рационализмом, хотя он всего лишь одинокий и мертвенно тусклый маяк в океане хаоса. Надеялся увидеть terranova, очищенную от необоснованных идей и авторитетов, безумия веры, и размытых невероятно широко трактуемых образов, безудержно чтимых человечеством вот уже не одну тысячу лет.

Но вступив в этот новый мир, чьи острова жизни раскинулись меж самих звезд, я нашел в нем все ту же власть сказок и древних мифов. Наивность и невежество, граничащие с безумием. Я еще не успел притронуться к мыслям философов Галактики, но боялся утонуть в пост-постмодерне.

И вместо того, чтобы осторожно обойти это омерзительное улье, множественными своими провалами затягивающее в отвратительное скотское состояние по широкой дуге, я вставал на древний и хрупкий мост оккультного познания мира — занятие одинокое и опасное для душевного здоровья.

Мало того, что вероятность построения ложных теорий значительно увеличивается в случае индивидуальной практики, так еще и ее результаты не верифицируются в принципе. Эксперимент над собственным сознанием ненаучен по определению. Бесполезен — полученная таким образом информация — мусор. Какие ни строй теории, а без толики странного и абсурдного — веры в собственные ощущения, не сдвинешься ни на шаг. А если и сдвинешься, то по этому узкому как выщербленное лезвие жертвенного ножа мосту пройдет только тот, кто избавился от иллюзий и заблуждений — а я на подобное претендовать не могу.

Неудивительно, что сам факт наличия камер повсюду я воспринимал через Силу буквально физически, как иголки, воткнутые в мой череп. И как любой сумасшедший, слышащий голоса, или наблюдающий галлюцинации не был способен от них избавиться. Осталось привыкать к этому, как к обычному шуму, к примеру, вентилятора, гоняющего воздух через радиатор видеокарты, раздражающего только при концентрации на нем внимания.

Хорошо замаскированные камеры имели ощутимо меньшую аудиторию осведомленных лиц. Продолжая мысль, камера, установленная лицом, искушенным в Силе могла быть мной и не замечена. Если оно скрывало свои намерения, устанавливая ее. Эта теория нуждалась в проверке. Великий Древний! Мне нужна тысяча — другая помощников, желательно, так же как и я, чувствительных к Силе. И также как и я, готовых ограничить себя научной методологией и соблюдающих чистоту эксперимента. Жаль только, что как только в одном месте соберется больше четырех человек — как по волшебству включатся стадные инстинкты, что исказит и обесценит почти любой внутренний опыт над своим сознанием.

Уточнив маршрут тех достопримечательностей в столице, которые я собирался посетить открыто, я отошел от терминала. Остатки денег с металлопластиковой карты с «наличными» ушли на оплату билетов. Я посчитал это более разумным, нежели воспользоваться своим «смартфоном».

Шагая по бесконечным коридорам, я никак не мог избавиться от ощущения, что за мной кто-то наблюдает. И что было тому виной в первую очередь — Сила или же мой встревоженный разум было уже не столь важно, по сравнению с тем, насколько сильно это меня раздражало. Найти такое место, укрытое от посторонних взглядов было недостаточно — вся эта дрянь назойливо маячила в периферии, а то и в ближайшем будущем.

Я взмахнул рукой, навсегда сжигая ближайшую камеру, запаса эмоций хватило с лихвой — зрачки расположенные даже в сотне метров отсюда ненадолго мигнули от вспышки моего гнева. В меня впилось на камеру меньше. Но оставшиеся острые и любопытные жвала в моей голове стали чувствоваться еще отчетливее. Желание избавиться от этого нового чувства ничего не давало, я как словивший сильнейший кислотный трип видел звуки, рожденные в непредназначенных для этого частях мозга и слышал запахи. Образы невиданным и искаженным образом отражались во всех моих чувствах. Перегруженное сознание бунтовало от натиска информации. Сливающийся в гул шторма поток коротких замыканий в моей голове сводил меня с ума.

Я сжал виски и впечатал лоб в холодную и шершавую стену. Затем затравлено оглянулся по сторонам — никто не видел этого акта временного умопомешательства.

Стараясь скрываться от наблюдения за собой, как делал это ранее еще в метро, я добрался до отделения Банка муунов. Пусть и потакая паранойе, но иначе я не мог. Недолгая процедура оформления счета напомнила регистрацию паспорта, но вопросы, интересующие банковский персонал касались моей физиологии, а не личности. Им была важна только надежная привязка счета к моей биометрии. Не соотнося ее с моей личностью и паспортными данными. Еще одна карта в колоде — возможности игры расширяются. Возможность оформить обезличенный, номерной оффшорный счет прямо в столице меня позабавила, но вместе с тем удивило полное попустительство официальных властей.

Мимо автоматического ателье я прошел не останавливаясь, хотя и собирался обновить свой гардероб. Делиться биометрическими данными с посторонними непроверенными организациями я не спешил. Вряд ли здесь так уважают право на неприкосновенность такой информации, как в Кореллии.

Привязав счет к своей биометрии, я хотел было выслать его Траверу по комлинку. Отстегнув от пояса коммуникатор, соседствовавший с клеткой Фарадея для паспорта и прочих карт, оснащенных радиочастотной идентификацией я начал поиск беспроводных сетей.

«Ваше устройство связи не имеет требуемого сертификата соответствия, не внесено в список одобренных для безопасной коммуникации, его использование может повести к нежелательным последствиям вроде заражения вирусами и непреднамеренному использованию нелицензионного ПО… бла… бла… и так далее». Сообщение было более чем красноречиво. Также меня информировали, что у меня нет цифрового ключа идентификации для использования бесплатных общественных сетей. Но я не спешил набрасывать на себя поводок раньше времени.

Голонет, что официальный, что его темная шифрованная часть в равной мере развивались по простым и диким законам естественного отбора. Согласно которым ничто не создается с нуля, а лишь приспосабливается к новой ситуации, мутируя, видоизменяясь и заимствуя чужие гены в ходе горизонтального переноса. И, практически, останавливаясь в развитии, коль скоро это всех устраивает. Все новые решения, как матрешки содержат в себе старые, поддерживают давно и безвозвратно устаревшие протоколы, таская за собой мусорную ДНК, состоящую из старых вирусов и паразитов, обрастают подпрограммами и чужими алгоритмами. И как бактерии в кишечнике в них роились многочисленные скрипты, подчас шпионские и даже глисты социальных сетей, внимательно запоминающие, какие же страницы вы посещаете и рекламу какого рода вам надо подсунуть. Голонет давно уже не представляет собой набор документов и простых протоколов связи — нет, каждый сайт это уже огромная программа как умелый паразит сжирающая ресурсы любого устройства, на котором его откроют. Но ровно настолько, чтобы пользователь этого не замечал раньше времени. Иначе говоря, гигантские скорости связи и производительность датападов и серверов расходовались на страницы, распухшие от голографических картинок и бездарного высокоуровневого кода галактической протяженности. А то и собранные не обращаясь к их внутренней структуре — в инструментах для ленивых. И всех это устраивало.

Что же касалось даркнета Галактики — ему мешали жить так конкретно, что он вынужденный выживать в более тяжелых условиях не мог обзавестись эволюционным излишеством вроде павлиньего хвоста или развесистых оленьих рогов. Хитрая, невзрачная крыса-мутант, способная проникнуть куда угодно и питаться крафтбумагой и машинным маслом — вот чем он был. И это меня устраивало — ничего лишнего.

Но выйти в него здесь было не так просто. Для этого нужно «вредоносное» или «нежелательное» ПО. Которое нельзя установить на устройство, которому дозволено выходить в эти контролируемые, ухоженные шпионами публичные сети. Искать же обходные пути не было времени.

Особенно тяжело это было делать в этом колючем окружении, порождавшем самим своим устройством бессильную черную злобу. Которая сама лишь усиливала чувствительность ко все глубже и глубже вонзающимся в виски раскаленным иглам. Прижавшись лбом к холодной стене медленно и неглубоко дыша, я постарался успокоиться. Насколько это было возможно — подумать о чём-то приятном и не столь сильно ранящем сознание — это получилось. Приступ, вызванный столь грубым и неумелым обращением к Силе начал постепенно стихать, хотя и не отпустил меня насовсем.

Я торопливо вышел к внешним парковкам блока и не без помощи Силы нашел бомбилу. Водила спидера не передавал в центр сведения о моих перемещениях, да и вообще работал он нелегально, что было мне на руку. Копы могли запросить в дорожной сети маршрут владельца летающего авто, но не список его пассажиров. Но в элитные кварталы Корусканта он меня везти все равно не согласился. Пришлось ловить такси-автомат в другом, удаленном от центра блоке, где я заодно плотно пообедал. Пусть джедаи ломают голову над причиной моей остановки в этом блоке. Сознательно заплатив таксисту без лицензии, я сам нарушал законы. Совершил сделку, не уплатив налогов. Но за это обычно никого не наказывали — трудно доказать то, что ты не «жертва мошенника». В Республике даже дача взяток, и прочие потакание преступлениям были наказуемы. Как и сокрытие информации о готовящихся преступлениях, имеющих высокую социальную опасность. Но и это было достаточно трудно доказать.

На сегодня я составил для себя культурную программу. И даже навязчивые видения, от которых я никак не мог избавиться не могли этому помешать. Первым делом я направился в Галактический музей. От наплыва туристов его надежнее спиралей Бруно, тех самых, на которых застревали куски плоти, отбрасываемые взрывами тяжелых снарядов под Верденом, защищала цена билета. Даже забронированный заранее он был не по карману пособикам. Всего в музее было более тысячи крупных экспозиций. И еще больше мелких. Полтора часа в экспозиции, посвященной освоению галактики, и еще час в зале, посвященном Великой Гиперпространственной войне стоили мне восемь тысяч кредитов. Остатки выигранного у джедая. Место я забронировал за день, хотя оплатил и сегодня, иначе это обошлось бы бы еще дороже. Обратная пропорция стоимости билета от числа желающих посетить выставку — единственный способ контролировать их численность в допустимых пределах. Так управлялся наплыв толп абсолютно всех массовых сборов и концертов. И политических митингов. Даже туда допускали по билетам! Бесплатных концертов не было вообще, реши кто-нибудь выступать даром, ему бы пришлось вводить лимит на посещение и все равно регистрировать билеты, пусть и дармовые и пропускать на акцию исключительно по ним. В противном случае миллионные толпы раздавили бы сами себя. Вводить ограничение по прописке было тоже невозможно — за ее полным отсутствием. Государство общалось с гражданами через специальный почтовый ящик и не интересовалось их физическим местом пребывания. Во всяком случае официально или до решения суда. Воинского учета тоже не было. То, что меня удивляло на первых порах — отсутствие санитарного контроля, границы и таможни для отдельных граждан было в Корусканте… эх я деревенщина! — в Корусанте было нормой.

Пройдя досмотр и оставив сумку и куртку в камере хранения (тоже с кусачими ценами) я прошел под высокой каменной аркой, которой было более двадцати одной тысячи лет. Музей был сверстником Республики. В Силе он весил, как наковальня. Сам воздух был тяжел от свидетельств вершившейся истории, собранных в нем.

Тысяча разумных проходила под ней за минуту. Я поднял взгляд вверх —высеченная в камне надпись на высшем галактическом гласила: «Здесь хранятся доказательства человеческого гения и невежества. Смотри и запоминай». Пока специально не задерешь голову, проходя под ней — ее и не заметишь. Особенно если смотреть только под ноги.

Запомним.

Выданный мне автоматом билет служил проводником, доведя до входа в залы, посвященные освоению галактики. Ими служили пустые отсеки древних кораблей. Удивительно, но ракеты для первых выходов в космос ни в Корусканте, не в Дуро, или Кореллии не использовали. Первый зал был отсеком «спального» судна, экипаж которого, в виде шоковой заморозки, летел тысячи лет к своей цели. И как брокколи положенные в микроволновку, должен был прогреться и ожить, добравшись до цели. Я отключил назойливого звукового экскурсовода, его голос раздражал, отвлекая от созерцания. Читал я быстрее, чем вещал научно-популярно, даже слишком популярно экскурсовод. Согласно описанию первых колонизационных кораблей более половины из них все еще в дороге, летят разогнанные за сотни лет пути до субсветовых скоростей. Они затеряны не только в пространстве, но и во времени. Для них самих время сжимается, подчиняясь СТО. Они движутся по маршрутам не пересекающимися с гиперпространственным вот уже тысячи лет, и не имеют гиперволновых приемников. Вдобавок, скорость их движения в реальном пространстве такова, что перехватить их уже невозможно. Последний раз такое судно было замечено триста лет назад, но не вышло на связь. Огромные суда все еще неумолимо приближаются к своим целям. При этом многие из этих миров уже освоены. Однажды колонистов встречал сам Канцлер Республики, как героев освоения Галактики. Они были, мягко говоря, удивлены.

Посмотрел на первые скафандры-трехболтовки и гиперприводы. Одна из первых действующих моделей была вмонтирована в стену зала, или же ей и служила и превосходила размером наш легкий фрахтовик. Рядом находился его предок, созданный инопланетной, не людской цивилизацией, на основе которого был создан человеческий инструмент покорения Галактики. Во всяком случае, это была одна из версий, представленная гидом, были и куда менее фантастические, но истина давно была безвозвратно утеряна во мраке прошедших тысячелетий.

Так или иначе, понадобились сотни лет для того, чтобы понять, как он работает, или же для того, чтобы кто-то его разработал. И еще двадцать чтобы заставить его работать правильно. Не обошлось без Силы, как утверждают джедаи. Затем соединив его с кораблями, уже тысячи лет бороздившими просторы Кореллианской системы человечество отправилось в самое свое захватывающее путешествие. Во всяком случае так его тут называли.

Я подошел к двигателю поближе. Он скорее напоминал гигантскую папку, чем движитель звездолета. И Сила в нем, несомненно, была. Множество ярких точек, соединений, цепей и целых элементов в нем несли следы вмешательства. Настолько яркие следы, что затмили и на минуту рассеяли назойливые сигналы от неприятных мне элементов техносферы, которые все еще донимали меня. Хотя уже и не так сильно. И воздействие это было очень могущественно, коль скоро за это время отпечатки воли создателей еще не растворились в Силе, окружающей двигатель.

Гиперпривод… Гипердвигатель. Что в имени твоем? Мы живем как минимум в одинадцатимерном пространстве и наше трехмерное — всего лишь проекция. Одна из мириадов иных ей подобных. И это устройство позволяло перемещаться по неведомой от Ньютона и вплоть до Римана части этих координат.

Известно, что расстояние до предметов в трехмерном мире постоянно, но это не выходя за серые рамки трех пространственных измерений. Плюс время. В картине гиперпространства, не отданной в багетную мастерскую, это выглядит несколько иначе. Вектор расстояния спроецированный в четырехмерном пространстве до того или иного объекта зависит от нашего расположения по координатам в других измерениях[1]. Гиперпривод позволял вырваться из нашей браны, «плоской» проекции мира, путешествуя по невообразимым для человека местам и пространствам, пересекая все и ничто одновременно. В то же время эти координаты-величины на самом корабле не изменяются, он остается на месте — это мир вокруг него изменяется. Парадокс движения? Нет, всего лишь относительность движения и в иных координатах. С точки зрения стороннего наблюдателя корабль, уходивший в гиперпрыжок, исчезал из нашей реальности. Но с точки зрения экипажа мир вокруг нас невообразимо преобразовывался. А экипаж корабля продолжал пить каф. А я воду — мне эта горячая моча уже опостылела.

Отношения со временем на борту корабля регулировал застаиватель поля времени, не позволявший замедляться течению времени на корабле. Он сохранял скорость течения времени на корабле соответствующей стандартной. Вы спросите, а можно ли его замедлить? Так, чтобы для нас проходило во время прыжка меньше времени, чем за время нашего отсутствия в Галактике? Такая возможность была, но это приведет только к тому, что вы прилетите к точке назначения позже. А для вас за прыжок пройдет столько же времени. Вынырнете в далеком будущем, к своему удивлению. Для реальной же экономии времени необходимо лететь в иных пространствах быстрее.

Для ускорения перемещения было два пути. Первый, интенсивный, заключался в увеличении скорости дрейфа в гиперпространстве, для чего увеличивали в размерах и энергопотреблении ту его часть, которая отвечала за разгон корабля в гиперпространстве[2]. Использовать его, как двигатель в нашей проекции было затруднительно, оттолкнуться им было не от чего. Потребляла эта часть двигателя совершенно неприличные объемы энергии и за каждый шаг увеличения скорости плата возрастала. Второй путь, экстенсивный, заключался в подборе более короткого маршрута. Простейший путь выбора маршрута заключался в том, чтобы найти наиболее короткий путь через подбор оптимального значения каждого измерения в отдельности, а затем скумулировать их. Построив ряд векторов в шестимерном пространстве, если так проще. Но более сложный маршрут заключался в сложных перестроениях по аурек, крэш и форн[3] координатам. Но с ростом их числа падала точность прыжка. А постоянный выход из гипера и вход в него для уточнения координат в свою очередь замедлял движение. Поскольку делалось это ради точности очень медленно, также как и вывод ядерного реактора на мощность. Или установка его корпуса на опорное кольцо.

Самое сложное было в том, что простые координаты всех объектов в галактике по декартовым осям x, y, и z, или иначе радиус-вектор были всем известны и занесены на астронавигационную карту с учетом постоянного движения всех звезд, планет, и их систем и в галактике. С потрясающей точностью. Ничего сложного в картографии Галактики не было. Но занести на карту пространство еще по одной координате было на порядок сложнее. Еще одна координата создавала сложности еще на порядок бо`льшие. В тысячу раз. Третья координата «форн» завершала апофеоз гипернавигации.

Гиперпространство изучалось тысячи лет миллионами исследователей. Но области, исследованные во всех трех координатах, или наоборот, все три координаты, ведущие в каком-либо причудливом направлении сквозь галактику в «реальном» или беш-пространстве[4] были малы. Их по очевидным причинам называли торговыми маршрутами. И пять крупнейших из них были огромными хайвэями Далекой. Три из них, пересекавших пол галактики, упирались в Кореллию, затем с еще двумя они пересекались в Корусанте. Первая система была величайшим доком и перевалочной базой в галактике, вторая — столицей Республики. Из одного конца в другой галактику по такому маршруту можно было пересечь и за час, а вот лететь в соседнюю захолустную систему, через двадцать световых лет, несколько суток. Это при везении, бывало, путь занимал и несколько месяцев. И никто не мог помочь в этом жителям такой планеты, кроме них самих. Или корпораций, собиравшихся прибрать их богатства к своим рукам. Исследование гиперпространства было делом затратным и требовало специальной квалификации, коей кореллианцы и немногие их конкуренты делиться не спешили. Дело усложняли эгоизм и жадность первооткрывателей. Сведения о таких путях стоили баснословно дорого и часто держались в секрете, подобно закодированным лоциям португальцев, ведущим в Японию в семнадцатом веке[5]. Они давали коммерческое и что, не менее важно, военное преимущество.

В среде исследователей гиперпространства царила атмосфера недоверия и нездоровой конкуренции. И риск быть убитым или информационно ограбленным не уступал возможности исчезнуть в неведомых измерениях и никогда из них не вернуться. Но все новые и новые смельчаки отправлялись в неизведанное, как ночные мотыльки увлеченные яркими огнями, сулящими невиданное богатство при удачном исходе.

Но риск со временем снижался и тому, как это происходило, и был посвящен следующий зал. Человечество вышло в «открытое море». Теперь в нем надо было научиться ориентироваться. Первые гиперпространственные путешествия были смертельно опасны. Входя в гипер, корабль теряет всякую связь с реальным миром (Беш-пространством) и может только принимать сигналы гиперпередатчиков. И то не всех, а исключительно мощных. Первые гипердвигатели не имели достаточной точности и не могли переносить корабль по аурек, крэш и форн координатам согласно программе прыжка в несколько заданных шагов. И тем более вернуть его обратно в «реальность», не зная, насколько силен был дрейф по гиперкоординатам. Для оценки своего положения требовались гиперпространственные маяки. Они сильно ограничивали область возможных путешествий радиусом действия своего сигнала. Да и стоимость подобной инфраструктуры не позволяла летать с полупустым трюмом, слишком дорогим удовольствием это было.

Затем с развитием конструкции гиперпривода и маяки утратили свою актуальность, хотя многие из них еще продолжали свою работу. Несмотря на свою кажущуюся ненужность, они все еще повышали точность прыжков и снижали аварийность. Вдоль хорошо освоенных маршрутов.

Но звездолет все еще не стал самодостаточным средством для путешествий. Огромный массив данных о разведанных областях гиперпространства, гипернавигационные карты остаются необходимыми элементом для межзвездных путешествий. Они составляются и регулярно обновляются Республиканским космическим бюро. Эта организация находится в состоянии «холодной войны» с Кореллианским братством штурманов. Она мало того, что посягает на их доходы и тайные знания, так и Республика посредством ее наличия обосновывает «дорожный налог» в виде капитанских лицензий и лицензий на грузовые и пассажирские перевозки — как необходимую оплату за использование актуальных карт гиперпространства.

В Кореллии, разумеется, не любят тех, кто претендует на монополию, особенно их собственную, хотя и ничего поделать не могут. До тех пор, пока опять не выйдут из состава Республики.

Полюбовавшись на статуи «Великой пятерки», трех человек, дуроса и дролла, создавших математический аппарат для описания гиперпространства я прошел дальше. Толку-то от железа, если нет четкого плана по его использованию?

Следующий зал был посвящен древним путешественникам и цивилизациям, странствовавшим среди звезд, и до «эпохи открытия гипертехнологий». И такие были. Хотя учитывая размеры зала и число материальных свидетельств — это больше походило на легенды. Причудливые корабли и конструкции, согласно противоречивым сведениям были предназначены для совершения путешествий без гиперпрыжка. Но доказательств тому было столь мало, что, скорее всего они служили приманками для туристов, а не являлись подлинными артефактами, свидетельствующими о чьих-то скитаниях по Галактике.

Примером таких технологий были То-Йоры, корабли-зиккураты, используемые Орденом джеʼдайи исключительно для сбора одаренных по всей галактике. По одной версии предтечи Ордена джедаев владели знаниями о перемещении в пространстве. Но не спешили делиться маршрутами и технологией с жителями посещаемых планет. Или Мастера-джеʼдайи не могли это сделать по причине полной зависимости технологии от Силы. Причем делали они это за десять тысяч лет до открытия гиперпривода и людьми и дуросами. Что характерно, выбрали они для базирования Ордена и исследования Силы планету Тайтон в глубоком ядре галактики, что говорит само за их знания о гиперпространственных путешествиях. Или о безумии. Существовала версия, что эти корабли сами собрали одаренных и отвезли на Тайтон, где стали на вечный прикол. Т.е. кто-то организовал этот тур по всей галактике и построил для этого специальные корабли, по легендам тысячи лет дожидавшиеся вылета с Рилота, Шили, Коррибана (sic!), Манаана, Катара, Кашиика, и неизвестного мира, заселенного людьми и совершившие рейс на еще нескольких десятков миров.

Открытие каждого нового крупного маршрута, как правило, знаменовалось новой масштабной войной, так открытие перлемского маршрута привело к контакту Республики и Благородного союза Десевро и Тиона, что почти привело к разрушению столиц этих государств. Видимо, именно поэтому в современном Ордене джедаев никто не занимался прокладыванием новых маршрутов. Или они об этом молчат. Учитывая, откуда родом Реван.

Полюбовавшись на странные конструкции и элементы сооружений, некоторые из которых превосходили возрастом человечество, я перешел в следующий зал, в котором были собраны свидетельства первопроходцев «исследователей гиперпространства», их корабли и инструменты. Многие из них были лицами легендарными, но мне не знакомыми.

Человек, впервые проложивший хайдианский путь сделал это случайно, путешествуя на корабле с неисправным гиперприводом. Именно этот агрегат возвышался передо мной. Гипернавигационные карты по сути представляют собой расширенные данные об обычных координатах звезд в трехмерном пространстве, варианты их положения в зависимости от гиперкоординат места. Как трехмерная карта против двухмерной. Только каждое измерение из трех гиперкоординат дополняло еще на один ранг размерность трехмерной карты Галактики. Составляются они, как правило, экспериментально и с определенным шагом. Вроде бы просто. Стой на месте и перемещайся по гиперкоординатам, да фиксируй расположение звезд при этом. Но при этом сами звезды, как объекты исчезают, заменяясь на другие. Расположенные в других местах. В зависимости от этих самых заезженных координат Мир меняется настолько сильно, что понять, где же ты почти не возможно. Только по гиперсвязи и маякам. И то в исследованной области. И такими мелкими шажками столь длинные и протяженные маршруты не могли бы быть проложены при всем желании.

Возвращаясь к этому счастливчику. После того, как он отмотал в неизвестном направлении, примерно за полчаса, полгалактики, его двигатель выкупили на Дуро за десять миллионов кредитов и изучали десяток лет, чтобы понять по какому-же маршруту он двигался. Его измерили до микрона подетально, просветили всеми излучениями каждый винт и провод. Разобрали каждый чип по атому. И нашли-таки отвертку забытую в нем при сборке этого агрегата. Отвертка (часть сборочного дроида) лежала рядом с этим несчастным гипердвигателем на специальном постаменте. Та самая хайдианская отвертка.

Чтобы посмотреть на нее выросла целая очередь желающих. Сам я это сделать не успел, поскольку электронный гид напомнил о заканчивающемся времени посещения.

Я вышел перекусить в кафе, перед тем, как идти на следующую экскурсию. Подумать только. Отвертка! Так бы и не узнала Галактика о существовании дагов и множества других экзотов без нее.

В следующий зал ходили люди иного склада, чем я. Половина, посещавшая зал принадлежала к касте меднолобых. В отличие от множества провинциальных военно-исторических музеев и выставок, посвященных Великой Отечественной, или иным войнам этот музей не был просто заставлен древними инструментами убийства, выпускаемыми тысячами и миллионами в одной серии. Каждый предмет здесь имел свою историю. Трагическую или героическую. Хотя и мог выглядеть на первый взгляд непримечательно.

Были среди них и маяк, прилепленный к кораблю Звездокол-12[6], угнанному из ареста проходимцами братом и сестрой Гэвом и Джори Дарагонами, приведший Флот ситов в сектор Корос, ныне известный как Тета. Да и самому кораблю нашлось место в экспозиции. Это было специальное судно для исследования гиперпространства. Сенсоры и ионные двигатели торчали из его уродливого корпуса во все стороны, как плавники причудливой глубоководной рыбы. Сразу видно, что этот корабль создавался вовсе не для полетов в атмосфере.

Рядом с ним стояли фигуры самих первопроходцев. Драная одежда и короткие плащи едва прикрывали их тела, открывая множество золотых на вид украшений. На голове симпатичной девушки был самый настоящий венец, гравированный чеканкой замысловатых геометрических фигур. Крылатый обруч прикрывал дисками виски, а скулы металлическими лепестками. При этом он служил не только шикарным украшением, но и гарнитурой.

Определенно стильно.

Мода тысячелетней давности в системе Корос, мне нравилась. Было в ней нечто, отдававшее древним Шумером и Азией. И когда я успел стать неравнодушен к блестящим украшениям? Видимо кровь ситов сказывается. Как сообщала их история, они практически попали в долговое рабство. То, что было на них, ни в коем случае не было золотом. Я уточнял. Тяжелые металлы также были редки и в этой галактике, хотя стоили они дешевле, поскольку добывались из более удобных источников, вроде астероидных полей или небольших планет, сила тяжести на которых не спрятала все плотное поближе к их ядру.

Наиболее ценные артефакты, были подвешены в антигравитационном поле внутри одиночных цилиндрических ячеек из транспарстила. Так они были доступны для рассмотрения с любой стороны.

Мечи джедаев, сражавшихся за Республику соседствовали в выставочных ячейках с испещренными крючковатыми символами вдоль дол широкими клинками воинов Ситов. Строчки заклинаний покрывали тусклые долы тяжелого оружия. Немногие надписи я мог прочитать. Написанное было ахинеей, или имело грамматические ошибки. Были и «световые мечи ситов». Мечи джедаев того времени были несовершенны и без внешнего питания не могли проработать дольше нескольких минут, потребляя в сотни раз больше энергии, чем современные, бывшие кстати развитием ситских. Грубые и тяжелые они, тем не менее, не требовали соединять их кабелем с энергоячейкой весом в пару килограмм, которую носили на поясе. Как это делали джедаи. Но большинство ситов, несмотря на это предпочитало использовать холодное оружие.

Все эти мечи были искусными подделками. Ни один из клинков ситов не был настоящим. В них не было ни капли Силы. В световых мечах, все же бывших настоящими, не было кристаллов, хотя я ясно ощущал, что некогда они яростно пылали, сокрытые в рукоятях и готовые извергнуть из себя всепрожигающее пламя. Виной тому был видимо Орден Джедаев, «обезвредивший» это оружие. Мечи джедаев, напротив были истинными историческими реликвиями.

Я осмотрел образцы стрелкового оружия, используемого обеими сторонами. Огнестрельное оружие преобладало над плазменным и различными иными видами баллистического, как-то электромагнитное или рельсовое. Химическое оружие, яды также были почитаемы в армиях Ситов. Но мощь их армий держалась на магии, искусстве обращения с Силой. Каждый рядовой воин легионов Наги Садоу был знаком с определенными техниками ее использования. И огнестрельное оружие зачастую было против них бессильно. Ситы, предпочитавшие рукопашный бой устраивали мясорубки на захватываемых планетах. Но ни одна их сухопутная операция не была осуществима без поддержки с орбиты.

Каждая битва на поверхности сопровождалась сражением флотилий в космосе над вступившими в смертельный бой войсками на поверхности. Малочисленный, по сравнению с силами Республики, флот одного военачальника Наги Садоу почти раздавил Республиканские войска. История рисовала его этаким чудовищем, развращенным Темной стороной, единственным желанием которого было сделать из каждого жителя Республики своего раба. А джедаев, героями, их всех спасшими. Причем в духе голливудского кино. По их заверениям этот сит был способен даже дестабилизовать ядра звезд и устроил взрыв сверхновой — сами по себе они раньше срока не взрываются, особенно если на их орбите есть вражеские флоты. Также он был способен усилием воли влиять на сражение, идущее в соседней системе. Еще одно очко Ордену ситов. Но эта единоличность их и подвела. Потерпев поражение, в Республике лорд ситов вынужден был ретироваться на родину, где был нелюбезно встречен своими конкурентами. Разразившаяся гражданская война ослабила Империю ситов, а к этому моменту наспех восстановленный флот Республики пришел к ним в гости. То, что произошло дальше, следует называть геноцидом, массовой бойней, военными преступлениями…, но преступление совершили только Ситы. Проиграв войну, которую начали первыми.

— «В ходе битвы биосфера была безвозвратно повреждена и Ситы покинули этот мир» — прочитал описание сражения, которому была посвящена миниатюра и стеллаж с предметами. — Миленько (рус.), — одобрил я решительность Республиканских военачальников. Цивилизациям тоже иногда надо преподавать уроки.

Как не старались «сторонники света», но то, что зовут Темной стороной: питающее гнев, яростное и необузданное, и… одновременно коварное и притягательное, все это все равно пронизывало предметы, служившие Ситам верой и правдой как оружие или для иных целей. Я подошел к богато изукрашенной книге, открытой посередине. Та же ахинея. Но почему здесь ощущается Сила? Я закрыл глаза, заглянул в нее и увидел, как наяву, картину прошлого:

Два человека, молодой парень и девушка в неприметной одежде забирают ее под видом реставраторов. Обманули охрану музея, как детей. Восхитительные ушлепки! И ушли довольные с книжкой наперевес. Отчасти я понимаю Джедаев, унесших после этого все интересное куда подальше и заменивших бутафорией настоящие реликвии ситов. Если для той пары одаренных ограбить музей, как сходить в магазин за продуктами, то хранить здесь ценные предметы не разумно. Да и охрану после этого усилили. Сила стала яснее после небольшого представления, устроенного для меня. Я долгое время вглядываясь в тени, оставшиеся от уже потухших огней стал видеть отчетливее. Как тогда, рядом с Реваном. Жаль, что это опять ненадолго.

Недалеко от выставки доспехов я заприметил странную фигуру, не замеченную мной до этого. Что было достаточно странно. Почти исчезающе прозрачный призрак бродил вдоль выставки… Общаться с призраками становится моим хобби. Я подошел поближе к нему. Он заметил мой интерес.

— ТЫ…— он упер в меня указательный палец. — Ты видишь меня?

Гуманоид говорил на языке ситов — и так хорошо, что было ясно — этот язык для него родной. Простые темно-красные доспехи, лицо прикрывает маска. Не военачальник. Офицер.

— Вижу, — подтвердил я тихо — А остальные нет?

— Нет. Ты первый кто заговорил со мной за… не знаю сколько лет. Ты одарен, в отличие от этих рабов и жалких наемных воинов, чьи толпы приходят поглазеть на свидетельства нашего краха. Жалкие подобия настоящих воителей — они не берут силой причитающееся им, и даже не защищают свою собственность! Нет, они служат торговцам, охраняя их богатства, как какие-то цепные животные. Или рабы, которым доверили в руки оружие.

— Окружающие наверно думают, что я разговариваю с воздухом. — я улыбнулся, представив насколько нелепо смотрюсь. — Может, отойдем в сторону?

— Как будто тебе до них есть дело! — взмахнул сит когтистой ладонью.

— Нет. Их мнение мне безразлично. Но за мной следят. Тут уйма камер, я наблюдаюсь как минимум парой десятков, но есть еще и датчики звука…

— Камеры, — потянул он, словно пробуя слово на вкус — Да, ваше изобретение. Постоянно друг за другом подсматриваете, шпионите. Нам оно было не нужно. Вздумал бы кто из слуг замыслить измену, как тотчас бы лишился головы. Сит же, позволивший за собой следить — ничтожество.

Я отошел к стеллажу, делая вид, что рассматриваю ланварок[7], так, чтобы ни одна камера не смотрела мне в лицо.

— Так я думаю, наш разговор не привлечет нездорового любопытства, — сказал я проследовавшему за мной воину.

— Наверное. До этого места я еще могу дойти.

— До этого места? — спросил я с интересом.

— После смерти я решил сохранить свой дух, разум и волю, в отличии от тела, в сохранности. Но дело пошло не так. К этому надо готовиться и долго. Желательно возвести толковую гробницу, не пожалев костей жертв в основание. В хорошем месте. А тут, да еще без подготовки… Сторонние мысли, знаешь. Лишние эмоции. Ни один сит не смог взять и освободиться от плоти просто так.

— Они привязывают тебя к чему-то материальному? Чему-то в музее?

— Обычно это, что-то важное, значимое. Иначе не выбрав одно, начнешь думать о многом, рассредоточишь эмоции и растворишься в пустоте. Умрешь окончательной смертью.

— И ты привязал свой дух к предмету, выставленному в музее.

— Да. Обычно связывают себя со своим телом, останками. Но я решил привязать себя к своей маске, полагая, что эти недоумки не удосужатся меня захоронить по всем традициям.

— И зачем это делать?

— Чтобы не умирать, естественно! Но это… я скорее рад буду умереть, чем смотреть на толпы идиотов! — Почти кричал он в отчаянии. — Я раньше гордо не боялся смерти, идя в битву как это должно, но в последний момент, почти у черты запнулся. И вместо того, чтобы уйти в небытие, как того заслуживал, брожу среди этих… трофеев.

— И как ты здесь оказался? Вернее сохранился? Мне казалось, что джедаи не оставили никаких значимых артефактов в зале.

— Ленивый падаван-кретин просмотрел. Или я его обманул, — он безумно хохотнул. — В итоге я здесь. Как еще один экспонат. Хожу кругами и смотрю на толпы зевак.

— Нравится? — не сдержал я ехидства.

— Умеешь же ты плюнуть в душу. Я бы лучше умер, чем влачил бы дальше это жалкое существование.

— Что-то мешает это сделать? — я осмотрел призрака.

— Я теперь ничего не могу. Был слаб при жизни. Сейчас еще слабее. Но вот стать духом, как Лорды смог. Но видимо настолько слабым, что меня не то что неодаренные, джедаи, что изредка здесь бывают, не видят. Но ты увидел. Как?

— Хорошо вижу.

— Ты бы мог стать великим. Уничтожить всех этих ничтожеств. Или сделать их своими рабами, чего они и заслуживают. Как те двое, что забрали записки старого Симуса, но не заметили меня. Хотя, я думаю, они могли и это сделать. Но слишком были увлечены друг другом. У них, говорят, это получалось неплохо. В этом музее есть целый зал, им посвященный. Или ты можешь стать великим владыкой, как Нага Садоу.

— Не интересует. Добиться того, чтобы для тебя в музее отвели место… Пфф. — пренебрежительно фыркнул я. — Но личное могущество для личной же свободы… это мне интересно.

— Так настоящей силы не добьешься! — сказал он пренебрежительно — покоряя всех вокруг, покоришь и Мир и его правила.

— Я бы хотел быть свободен от правил этого мира. Но не править им. Это еще одна форма рабства, на мой взгляд.

— Только стоя у власти, ты сможешь сделать это! Либо повелеваешь ты. Либо управляют тобой. Иное не дано.

— И где теперь Нага Садоу? — спросил я его. — Со своей идеей покорить Республику?

— Он сделал многое. И после этой войны. И за порогом смерти. Он был учителем Фридонна Нада. А уже он учил Экзара Куна. Джедаи думают, что сокрушили и его, — он расхохотался.

— Это не так?

— Ни один Лорд ситов не исчезал бесследно. Всегда будут последователи. Сама Сила, направляемая Их волей, к этому приведет. Это как закон природы. И джедаи это понимают. И боятся! — довольно проскрипел он. — Эти мутные слабаки до сих пор страшащиеся самого нашего имени бывает, копаются здесь. Выискивают, чтобы еще можно забрать. Они уже почти вынесли все ценное, но все еще возвращаются… интересно зачем? Или они так ничему и не научились за тысячу лет и копаются в наших инструментах, пытаясь постичь искусство алхимии? — начал делиться со мной наболевшим призрак.

Я посмотрел на часы. Мое время в зале заканчивалось.

— Стой. Не уходи! — окликнул меня призрак, опасаясь остаться здесь в одиночестве еще надолго.

— Что тебе еще нужно, кроме как поболтать? Впервые за тысячу лет?

— Убей меня! Разорви связь с маской!

— Скажи мне, как достичь бессмертия. Настоящего. Тогда я подумаю над этим.

— Я не знаю! Никто из ситов этого не знает! Плоть разрушается, но можно сохранить свой дух.

— Не уверен, что он существует вне контекста наблюдателя. Может помедитируешь над этим еще некоторое время, и найдешь ответ?

— Ты бы хотел быть свободен? Да?

— Да.

— Одно слово. Найди Тайтон! Место, откуда все началось. Может там ты найдешь ответы на свои вопросы? Не наш кенотаф — Коррибан. Там лишь скрипящий песок и старые призраки, давно ушедшего золотого века. Большего я не знаю, — извиняясь, развел он руками.

— Я подумаю, что можно сделать. Где, говоришь твоя маска?

Он отвел меня к стеллажу, на котором лежала тяжелая черная, местами покрытая красным лаком изукрашенная золотом фигурная маска. Часть шлема, прикрывавшая лицо в бою. Пафос — неотъемлемый элемент древних ситов. Но учитывая, сколь важны для использования Силы символы, и учтя мнение Ревана, это может быть практичным решением. Интересно, что будет с тем идиотом, который ее нацепит на себя?

— Ты видишь то, что меня связывает с ней? — спросил сит, почти мне в ухо.

Я кивнул. Я понимал, что это было. Маска содержала в себе часть Силы воина. А он связанный с ней нес ее отпечаток. Просто…, но я видел лишь это. Он каким-то образом смог запечатлеть все то, чем он был при жизни в этом предмете. Было, что-то еще, что ускользало от меня, но я знаю что можно сделать.

— Можешь что-нибудь сделать?

Я вновь кивнул. Затем подошел к призраку и рывком снял с него маску. Она клубилась у меня в руках ледяным, обжигающе холодным туманом. Холод проходил через всю руку, сами кости словно застывали от близости к клубящемуся туману. Даже оторвать руки не было возможности — они словно бы примерзли к маске. Я развернулся и с размаху бросил этот «предмет» в витрину. Он прошел сквозь стекло и слился с металлом забрала. Я торопливо оглянулся.

Призрак, ощупывал свое лицо, больше не прикрытое изогнутой пластиной.

— Я чувствую, что таю, исчеза… — все тише и тише говорил он, постепенно растворяясь в воздухе.

Он медленно исчез, пропал, как стертый в планшете ластиком рисунок. Даже следа от него не осталось. Пикнул гид, намекая, что оплаченное время почти истекло.

Я направился к выходу из экспозиции, мимо всего того, что не увидел из-за этого странного призрака. Малозаметного. Теперь и вовсе растаявшего. И почему со мной всегда случаются всякие странные вещи? Сила. Почему я решил сходить в этот музей? Именно сюда? Не подумав, не проанализировав? Было ли это мое решение, или Сила, откликаясь на мои желания, вела меня, ни разу не оглянувшегося, словно поводырь в царстве Аида. Но было ли моим желанием встретить его? Нет. Но узнал ли я что-то новое? Да. Значит смысл был. Зиост… Что это? Вновь загадки.

Я вышел из музея. Вышел по-настоящему. Впервые, наверное, за все время, проведенное в Корусанте, надо мной простиралось небо, а не потолок. Власть над ним еще принадлежала дочери Хаоса, но света хватало и без присутствия на небосклоне дневного светила. Мерцавшие во мраке далекие маяки вселенной были лишены своего гордого одиночества.

Достроив вавилонскую башню, человек обосновался и на захваченных им небесах. Множество обитаемых сфер, платформ и спутников сверкало и мигало шляпками гвоздей, вбитых в небесный свод над моей головой. И они отражали свет звезды на город и без того освещенный фонарями, и огнями бесчисленных спидеров. Ночь приближалась к своему логическому завершению, но еще царил томительный и смутный час, предвосхищавший приход Гелиоса.

Корускант не находился в глубоком ядре Галактики, но будучи достаточно близко к самому плотному скоплению звезд в галактике имел гораздо более богатое звездное небо, чем та же Земля. Но различить какой огонек — далекое светило, а какой могучая орбитальная станция — не вооружившись телескопом, было нельзя. Но что было понятно, как впрочем, и всегда в жизни — иллюзорные звезды были красивее и светили ярче настоящих.

Все это создавало донельзя шикарный вид, который я рассматривал, вдыхая прохладный свежий воздух. Проживание в элитных кварталах дает преимущества и в рафинированной атмосфере, которой лишена остальная часть планеты.

Я постарался очистить голову от мыслей и вопросов, ответы на которые могли и подождать, рассматривая ночное небо. Заодно и окончательно избавился от того нездорового и навязчивого внимания датчиков и голокамер. Еще совсем немного и заалеет восход.

В приподнятом духе нанял такси-дроида просто посмотреть на центр города, увидеть недавно достроенное здание сената, в котором Палпатину суждено кричать «Аб-со-лют-на-я влааааааасть!!!» и похоронить Республику под гром аплодисментов, и молодой еще Храм джедаев, возведенный менее ста лет назад. Седьмая битва при Руусане еще не случилась. Бэйн еще не обвел вокруг пальца всех, включая себя. До событий оригинальной трилогии целая уйма лет. Хотя и не у меня. Оставалось лишь сожалеть, что я почти ничего не знал, что происходило до Бэйна и введения правила двух. Эти знания могли бы мне помочь, но мне оставалось положиться на судьбу и не задаваться вопросами, что же свершится завтра.

Огромный маятник провернулся и из-за плотного частокола зданий, как небоскребов стоящих отдельно, так и сросшихся в конгломераты вроде мегаблоков, показались первые лучи солнца. Как наконечники копий засверкали вершины башен — блистая своей зеркальной поверхностью.

Я знал, что это всего лишь способ контролировать климат планеты — отражать большую часть солнечного света обратно, но менее прекрасным отполированный город, купающийся в лучах своего светила это прозаичное знание не делало. Не зря этот город сравнивают с граненым драгоценным камнем.

Издали грибок Сената, расположенного посреди огромной площади — проспекта Основателей, смотрелся обманчиво небольшим. Но его купол был в диаметре более двух километров. Как семислойный щит Ахилла прикрывавший его от любой опасности.

Ранее это было большое светлое здание с огромными окнами, выглядевшее, как огромный величественный храм. Построенный тысячи лет назад на заре основания республики он не был так технологичен, как нынешняя крепость, без единого окна. Ивендо говорил, что дух старой республики погиб вместе с ним. Он вообще много что говорил. Такого.

Строительство нового сооружения не впечатлило никаких врагов Республики, за их почти полным отсутствием, но повергло в ужас налогоплательщиков. Дело было в том, что для его уничтожения потребовалось бы и уничтожить пол планеты заодно с ним. После того, как Экзар Кун оставил на месте предыдущего здания сената дымящуюся дыру, предварительно устроив в нем впечатляющее выступление, сенаторы всерьез озаботились своей безопасностью. Выжившая их часть. Так как деньги были не их личные, то на строительство их не пожалели. Несмотря на размеры постройка сотни мегаблоков обошлось бы дешевле. Купол Сената был сделан из нейраниума. Этот материал не брала ни радиация, ни световой меч. Сила не желала спокойно обтекать это место. Тугой, пульсирующий вихрь задевал своими протуберанцами весь округ. Они тянулись много дальше, через всю Галактику. Следует только присмотреться, проследить их путь и станет ясно, что именно сюда стекалась воля миллионов облеченных властью и исходила уже отсюда на огромные расстояния. К тысячам миров и триллионам разумных.

Центр паутины, в котором когда-нибудь расположится жирный паук, отслеживающий каждое ее колебание. Палпатину верно импонировало играть эту роль.

Спидер нес меня все дальше по проложенному мной маршруту.

Храм джедаев был полной противоположностью этого места. Сила равномерно, стекалась к нему и протекала через зиккурат, увенчанный башнями, вверх, в небо. Могучий поток, но спокойный. Не горная речка, но гордая полноводная река, несущая свои волны в безбрежный океан. Хорошее, умиротворяющее чувство. Но стремящее растворить тебя в своих водах. Такой поток и камни размоет со временем. Моя песчинка личности создавала пенящиеся волны пересекаемая этим потоком.

Подальше отсюда!

Мой путь привел меня в блок, равноудаленный и от «счастливой шлюхи» и от блока Фарланда и от Храма также. Настало время залечь на дно. Стать тенью человека, каких множество здесь. И попытаться перестать отбрасывать ее в Силе.

Пусть каждый носил яркие цвета, но в огромной толпе все они смешивались в некий грязный оттенок, как в давно используемой палитре неряшливого живописца. Монотонный бег гомогенной толпы подавлял мышление. Связность мыслей терялась. Даже Сила текла как-то монотонно, без интереса. Я вырвался из толпы и встал в нише под фонарем.

Надо сконцентрироваться на цели. Но не так, как на несчастных камерах… зря я это даже вспомнил!

Найти место, где можно переночевать и не быть найденным не составило труда. Сила привела меня в один из множества ульев, заполненных человеческой и не очень биомассой, жившей «на пособия». Место, заселенное не любящими слежки за собой, иначе говоря, людьми, не ведшими честный образ жизни. Никаких пропусков на входе не потребовалось. Администратор получил порцию наличности и выдал магнитный ключ-карту от ячейки 331.

С фактом хождения наличных денег безуспешно боролась Корусантская администрация. Она ничего не могла сделать с тем, на окраинах Республики никто не мог обеспечить достаточную безопасность финансовых операций с использованием банковских карт и паспортных счетов. Мало установить кабинку для доступа к своим деньгам и документам. Недостаточно защитить шифрованием соединение и установить в этой кабинке биометрические сканеры, которые обмануть при всем желании невозможно. Надо быть уверенным, что ее не разберут на части любопытные хакеры. И не соберут в совсем иной конфигурации обратно.

В связи, с чем чемоданы кредиток были актуальны и в век звездолетов. И легальны. Охрана проводила меня подозрительными ощупывающими взглядами, но не стала задерживать. Сила, я сделал ошибку, но где?

Комфортабельный гроб с мягкой пружинящей поверхностью обошелся всего в сотню кредитов. Внутри спальной ячейки я нашел микроскопический шкафчик для личных вещей с кодовым замком, монитор с выходом в голонет и таблички с правилами проживания на трех языках. Безлимитный доступ к внутрисистемной сети и строго лимитированный в галактическую сеть. Мне был доступен общий туалет и душ. Последний за дополнительную плату. Вещи в стиральной машинке или вручную не стирал никто, для этого были прачечные. Слишком дорого стоила расходуемая при этом вода. Готовить тоже не было нужды. Питаться в общепите было дешевле. Доступны были разогреваемая готовая еда, или пакеты с готовым питанием. Жизнь в этом месте напоминала поездку в купейном вагоне. Становилось дурно от одной мысли, что миллиарды людей проводили так всю свою сознательную жизнь.

На восемь спальных мест приходилась одна микроскопическая гостиная. Выход в нее прикрывали символические шторки, раздвинув которые я понял, что в секции в которой я оказался жило еще пять разумных. В сон пока не тянуло. Я выбрался наружу в тесную гостиную. В ней пил дымящийся остро пахнувший напиток старичок. Человек.

— Здравствуйте, — поприветствовал я.

Он долго рассматривал меня, чуть прищурившись.

— Малец, ты явно не на своем месте.

— Это временно. Что вы пьете, если не секрет?

— Стим-чай. Откуда ты свалился?

— Издалека.

— Ха! Тайны. Но мне не интересны твои секреты. Но точно не из нашего блока.

— Это очевидно, — не стал отпираться я.

— Ты не похож на человека, скрывающегося от регистрации. Или живущего на базу. Хотя и одет более чем странно. Я может и старый человек, но это определяю на раз. — немного напугал он меня.

— Недоработка, — сожалеюще согласился я.

— Тебя никто не ищет? — поинтересовался он участливо. — А то мне не нужны неприятности.

— Эти люди далеко от Корусканта. Но не хочу давать им шансов, — успокоил его я. — И это не правоохранительные органы.

— Это не важно.

— Для тебя нет.

— Все равно скрываться здесь, в столице…. Нет! Более глупой идеи я не слышал. Но мне нет до этого дела. Если не секрет, откуда ты? — спросил он, противореча сам себе.

— С планеты под названием «Земля», эти места тут зовут «Неизведанными регионами», или как-то так, — я помахал ладонью, указывая на максимальную неопределенность этих слов.

— И далеко же тебя забросило!

— Невероятно далеко. Тут все для меня в новинку. Непонятно ни-че-го. Как так можно жить?

— Как, «так»?

— Так плотно. Неужели билет на рейс до любого свободного мира стоит дорого? Вещей-то у всех не больше одной сумки.

— А сам-то зачем приехал? — изрезанные морщинами лицо старика издевалось надо мной — Увеличиваешь плотность населения?

— Я проездом. Мне столица не понравилась.

— Значит, ты был не везде. Вверху вполне себе приличная жизнь. Можно ни разу в жизни не спускаться ниже сотого уровня и предполагать что нет более райского местечка, чем Кор.

— Был там?

— Почти вверху. Работал в одной «корпорации» в молодости. Но меня сократили в рамках оптимизации персонала. Второй раз работы я не нашел. А уезжать не захотел. Привык, знаешь ли жить в цивилизованном мире.

— И поэтому выбрал для жизни такое место? Ничего не скажешь — оплот цивилизации.

— Тут есть своя неповторимая атмосфера. Все время останавливаются новые люди из самых необычных мест. Обычно такие, которые не хотят, чтобы их нашли, — сказал он с усмешкой.

— И кто хочет с ними свидеться? Полиция или более загадочные лица?

— Копы? Да с чего ты взял, что от них можно здесь укрыться? Верховный администратор города настолько задушил банальную преступность, что такие места остались только как заповедники. И то в них устраивают рейды, как на диких зверей для пополнения зоопарка.

— Неужели здесь никто не нарушает законы? — спросил я недоверчиво.

— Ничего серьезнее нелицензированной наркоторговли или проституции. Никакого тебе разбоя, торговли оружием, черными имплантами или органами. Скукотища. — заметил он со скучающим видом. — Банальные нарушения, требований по общественной и пожарной безопасности. То, что подпадает под штрафы и дисциплинарные наказания, — он задумался — Дебоши и драки только иногда еще случаются. И некоторые идиоты изредка воруют чей-то контент… вернее палятся на этом.

— Да не верится! — сказал я громко.

— Нелегальные услуги нейрохирургии, генетиков и биомехаников в другую кассу. Контрабанда биологически-активных материалов. Это несколько иной уровень. Надо быть важной шишкой, или иметь кредиты, чтобы хотя бы услышать о них.

— Значит вот, оно лицо современной преступности? У меня на родине лидирует коррупция.

— Коррупция не самостоятельный вид преступления, а катализатор. Ну еще его может выполнять присутствие хаттов или район, заселенный экзотами, мм… определенных видов. А так у нас лидирует работа и оказание услуг без соответствующих лицензий, мошенничество, подделка документов, кража материальных ценностей, воровство цифровой информации, взлом защищенных сетей и прочие шалости. — перечислил он.

— Ты случаем не в суде работал?

Он улыбнулся.

— Близко. В полиции.

Я постарался сохранять спокойствие.

— Всегда интересна реакция. Я там занимался уборкой помещений, пока меня не заменили дроидом.

Я расслабился. Он не лгал. Или был очень в этом уверен.

Тут вошел человек с сумкой наперевес. В виске его наблюдался интерфейс. А под глазами мешки.

— А вот и наш журналист, — поприветствовал его дед.

— И в правду журналист?

— Без лицензии. Отобрали, — пояснил дедок.

— Это вообще-то личная информация. — заметил мужчина, отреагировав на обсуждение его персоны.

— Секретная? — спросил я.

— Нет, — ответил он.

— Просто я настолько дикого мира, что у нас лицензия на работу журналистом не требуется, — объяснил я.

— И каков процент достоверных новостей у вас? — спросил он.

— Процент. Думаю.

Дедок хохотнул.

— Я спросил, сколько процентов? — повторил вопрос «журналист».

— Я и ответил. Один процент. Полностью правдивых и не конъюктурных новостей.

— Ожидаемо, — мрачно сказал он.

— У вас без лицензии нельзя публиковаться?

— Можно, но ни одно приличное СМИ не возьмет у тебя статью даже на рецензию.

— Похоже на цензуру.

— Это она и есть. Общественная цензура.

— И что надо сделать, чтобы получить лицензию?

— Ничего выдающегося. Можно даже не учиться на журналиста, сдать группу тестов и она в кармане. Рейтинга она только тебе не даст. Но в местечковые газетенки писать можно. Потерять ее намного проще.

— И за что отбирают? За несогласие с ведущей ролью партии?

— За клевету или ложь. Намеренное искажение информации. Призывы к нарушению законов, или экстремизм. Видизм. Человекоцентризм, в частности. Про этот список целый роман можно написать.

— А судьи кто? — задал я животрепещущий вопрос.

— Судьи и есть. Отобрать лицензию можно, только доказав факт наличия такого нарушения в судебном порядке. Только подать на тебя может кто угодно, а процесс суда открытый и транслируемый в голонете. Мы частенько просиживаем штаны в суде. В основном журналистов отпускают. Но недовольные найдутся любой статьей. Хорошо истца заставляют оплачивать услуги суда и следователей, и компенсацию подсудимому, если он попусту отвлек людей, — злорадно закончил он.

— Это так принято проводить суды над журналистами? Показательно и общедоступно, чтобы о зажимании свободы слова не возмутились? — я все еще искал подвох. Он обязательно должен быть!

— Так все суды в Республике проводят. Ты не знал? Откуда ты?

— Меня постоянно это спрашивают. С неизведанных регионов.

— Это интересно. Я бы мог взять у тебя интервью, если ты не против.

— Это будет, чем-то для меня новым, — подумал я. — Но ты же нелицензионный мастер стила?

— В Сети за кредиты публикуюсь помаленьку. Не жить же на одни пособия.

— Тоже верно. Только возьму я тоже чая.

Жидкость эта имела исключительно химическое происхождение и разливалась за копейки в автомате. Зуко-чай. Удивлю желудок с печенью крепкой смесью кофеина и ароматизаторов. Зато горячий.

Я вернулся, прихватив заодно пачку каких-то печенек. Ощущение поезда усилилось. Поезда размером с целую планету.

В помещение проскочила двухцветная кошка. Фелинкс, как называли их в Галактике. Может кошкой он в действительности и не является, но похож был до безобразия. И мяукал также.

— Привет киса, — поздоровался я с животным.

— Вернулся, Бандит. — сказал дед.

— Отчего Бандит? — задал я вопрос дедку.

— Не зарегистрирован. Видишь ошейник? — он показал, гладя ластящееся животное, на тонкий обод, закрепленный на его шее.

Я кивнул.

— На нем написано, где искать владельца. Но в самом фелинксе нет чипа с регистрацией. А он дышит. Потребляет кислород. Поэтому за него надо платить налоги. Заводить на него паспорт. Платить за медрегистрацию и прививки. Раз в полгода обязательный осмотр у ветеринара. И все это платно.

— Бесплатная медицина на домашних питомцев не распространяется? — хмыкнул я.

Фелинкс требовательно мявкнул. Вот, кто в Силе прост. Никаких задних мыслей, только здесь и сейчас. Счастливая тварь.

— Нет. Если все по закону делать, то на его содержание уйдет больше, чем я трачу на себя. А с туалетом огромные проблемы.

— Штрафуют? — догадался я.

— Если твой питомец нагадит где-нибудь, кроме специально отведенного места, то влепят штраф в пять среднемесячных доходов. И оплатишь еще услуги санитарной службы.

— Ну, знаешь. У меня на родине многие держатели домашних животных выгуливают их в парках, или у детских площадок. Когда смотришь на их животное, занятое дефекацией в их присутствии, людей зачастую приличных и обеспеченных, возникает мысль о том, что и для них самих вполне допустимо сесть посрать на людной улице.

— Это же фелинкс. За ним не уследишь. Убежит погулять утром, вернется вечером. Но меня за это не оштрафуют.

— Не найдут хозяина? — я кивнул на ошейник без чипа.

— Ага. Поймают Бандита и отвезут в питомник. Вывесят объявление, и в течении пары недель будут ждать меня за ним. И за всеми штрафами и неоплаченными налогами за компанию.

— А если не придешь за ним в срок?

Я взял кота на колени, почесал за ухом. Животное благовоспитанно не сопротивлялось.

— Усыпят и утилизируют биологические отходы. Станет котлетой в общепите. — Зверь счастливо мяукал, не подозревая о угрозе, нависшей грозной тенью над его пятнистой шкурой — Фелинксу может повезти и он попадет в питомник, спонсируемый благотворителями, уходящими от налогов. Но в нашем блоке его скорее поймают и съедят гаммореанцы или хатты, чем случится такое невероятное событие.

— И кто-нибудь официально содержит животных? — полюбопытствовал я.

— Богатеи всякие. Кому уже кредиты девать больше некуда. Но рабы не намного дороже.

— А у вас не так? — спросил журналист.

— Да ничего не нужно. У нас небо из каждого окна видно. — вздохнул я. Это переплетение метала неожиданно сильно начало давить на меня, когда я вспомнил про родные просторы.

Мы сидели и болтали, владелец лицензии на создание новостей делал заметки и записывал иногда мои рассказы на диктофон. Удивительно, но жизнь на земле для людей Корусканта виделась как нечто невообразимо примитивное и средневековое. Печальный мрачный мир экзотов. Отравленные океаны и экологический вандализм. Он даже сказал, что будет вынужден заменить в рассказе гуманоидов на кого-нибудь экзотичнее, а то совсем неправдоподобная история складывается.

Мы засиделись до самой поздней ночи, судя по часам, разумеется. Дед уже улегся спать, остальное население ячейки просыпалось и уходило по делам, или напротив приходило спрятаться от лучей искусственного освещения в высокотехнологичный гроб. Я же постарался уснуть — завтра предстоит сделать еще многое.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Если вам не понятна эта фраза, перелистывайте сразу две страницы. Но вы многое теряете. Примерно, как Травер, нажимая нужные кнопочки на навикомпе.

[2] Это не нечто отдельное и единственное, как некая параллельная реальность, а часть мира более сложно устроенная и более наполненная явлениями и объектами, чем наш закуток пространства. А может и нет.

[3] Названия дополнительных измерений даны мной на основном по названиям букв аурубеша.

[4] То есть в обычном трехмерном пространстве галактики.

[5] Подробнее читайте «Сегун» Джеймса Клавелла, там неплохо показана ценность таких заметок.

[6] Крушитель звезд-12, вроде, более каноничный перевод, хотя я не уверен в этом. Но «icebreaker» — это по-русски ледокол, а не крушитель льда, а судно Дарогонов называлось «Starbreaker 12». Учитывая, что это не боевое судно, а исследовательское для прокладки новых маршрутов, то я использовал именно название «Звездокол-12».

[7] Наручное оружие, предназначенное для метания отточенных лезвий круглой формы, полет которых можно корректировать с помощью Силы. Очень актуально для владеющих телекинезом. Может быть установлено и на древке, наподобие секиры.

Загрузка...