Принцип неопределенности

10. Связующая прошлое с будущим

Любое событие неизбежно, иначе оно бы не случилось. — О. Ж. Грант.

Трасса 60

Музыкальное сопровождение:

© Nexus VI — Flight

© Пикник — падший ангел — сын греха

©Nautilus Pompilius «Негодяй и ангел»

Я бесцельно шагал в такт обезумелому оркестру людей — в основном людей. Тысячи ударов ног и тысячи социально обусловленных личностей сливались в общий фоновый шум. Раз-два, раз-два… шшш… В унылом тяготении столичной планеты я почти летел над поверхностью, хотя и привычно не отрывая подошв от земли — гравитация делала мою походку нелепо милитаристичной.

Вслед за мной развевались полы тяжелого и неказистого плаща, должно быть придающего всей моей фигуре вид воинственный или комичный. Из него все ещё можно было выбить щепоть-другую колючих жёлтых песчинок — вовсе и не алых, как казалось тогда под красным, как огни Ородруина, светилом Коррибана.

Вязкий поток людей замедлил меня, подхватил и вынес к платформе магнитного метрополитена, и я не задумываясь, вновь сел в вагон. Течение на то и течение — куда-нибудь да вынесет, ко всему прочему бесполезному мусору. «Интересно, как они определяют, оплатил ли я проезд?» — подумал я, смотря на пластину, прикосновением паспорта к которой свершалась оплата. Несколько таких располагались прямо в вагоне — чтобы не создавать скопление людей в одном месте. Платить можно было как в вагоне, так и на входе на перрон — удобно. Поднеся документ к такому же устройству ещё раз, но на выходе с перрона совершался финальный шаг — сумма оплаты зависела от протяжённости маршрута. Никто на первый взгляд не следил за оплатой проезда, но ни один пассажир и не пытался проехать зайцем.

Что здесь служит для слежения за людьми? Желая узнать это, я окинул взглядом вагон в поисках установленных с этим намерением устройств. Сим-сим, откройся. Сила связывает все в этом мире. Причины и следствия. Намерения и желания. Поступки и их самые далекие последствия. Во всяком случае, это мое ее восприятие, самой Силе могут быть и «неведомы» такие категории. Пусть никто живой, или дроид не наблюдал за мной и я не мог это почувствовать, но инженер, спроектировавший вагон установил голокамеры и ещё что-нибудь с явным намерением. Он осознавал, зачем они нужны. Разумный, создавший сами камеры аналогично понимал их назначение. Значит, их можно найти, выследить по запаху. Они нечто большее, чем просто матрица и оптика заключенные в полимерную раковину. Полный вагон цветастой публики создавал помехи, как жрущие попкорн посетили кинотеатра. Шуршащие обертками и упаковками. Ага, вы спросите, а как же проникновенная речь про эгоизм? А есть еще и элементарная вежливость — взаимно выгодное поведение. Возможно, я не совсем безнадежен.

А вот и камера над входом! Она посылает сигнал в голову состава, там программа, вероятно… ах нет! — очень даже точно, сравнивает число зашедших и вышедших из загона. Датчики объема самого разного рода и сканеры биополя на входе дополняют систему. Зашедшего измеряют и отслеживают до тех пор, пока он не выйдет, отдавая затем эстафету отслеживания иным камерам и системам. Что будет с «зайцем»? Кондуктора я не видел. Может его зафиксируют на выходе и передадут объект дальше на слежку на перроне? Думаю так. Сила подсказывает, что я правильно думаю. Хорошо, что она не заменяет мозги. И не всегда дает ответы. Молчит до тех пор, пока сам не нарисуешь часть картины. Так честнее. Я радуюсь несовершенству инструмента как настоящий средневековый мистик — идиоты недостойны такой халявы. Может мне стоило поступать как Тари Онори, помедитировать и ждать озарения свыше? Нет, я не джедай слава всем богам, причастным к этому. Сила дает мне ответы, но сначала надо задать Ей правильные вопросы.

Но ясного ответа на вопрос, как отсюда выбраться, не подняв лишнего шума, я не получил. Плохо слушаю, наверное. Я потянулся Силой к камере. Сгори презренная шпионка! Гори синим пламенем! Плата, процессор — хрупкие вещи. Они недолго сопротивлялись моему гневу. Хотя я и не склонен к гневу вообще — я привык воспринимать мир таким, какой он есть. Но здесь случай отдельный — не люблю, когда за мной наблюдают.

Фонарик голокамеры погас, свидетельствуя о гибели прибора, с тонким едва различимым звоном лопнула струна, как зрительный нерв тянущаяся к своему мозгу.

Впервые я смог воздействовать Силой на что-то в простом мире прямого восприятия! И пусть это стало разрушение, но я был рад и этому достижению — тем более оно зачастую предшествует акту творения. Оно породило эхо в Силе, разбегающееся по глади времени во всех направлениях. Я с, медленно крадущейся вдоль позвонков, дрожью, осознал, что ощущал это эхо еще задолго до того, как решил избавиться от слежки — неосознанно осязая в будущем свои собственные действия .

Со скрипом съезжала крыша, открывая простор для совершенно нового и иррационального видения мира. То, что казалось невозможным и нелогичным еще вчера, в этот миг стало для меня реальностью. Но я не мог быть уверенным в том, что видел и слышал — даже моё прошлое было только лишь неточным воспоминанием — надо обзавестись диктофоном. Как всякий сертифицированный безумец.

Люди, механизмы, роботы и искусственные интеллекты, камни и деревья — я не вижу четкой границы между живым и неживым — она тает под лучами объективного понимания как лед, выставленный под июльское солнце. Сила явственно видится мне чем-то большим и глубоким нежели «энергетическое поле, связующее все живое».

Неудивительно, что находятся и те, кто относятся к ней как к божеству. Для меня же и наличие бога, будь я в этом уверен, не станет поводом к поклонению.

Люди и нелюди продолжали входить и выходить из прозрачной со всех сторон ампулы вагона. Никто и не подозревал, что более ничто не записывало, платил кто из них, а кто нет. Пара остановок и я мог выйти, смешавшись с толпой. Массивы данных о вошедших и вышедших без сопровождения их объемной картинкой стали бесполезны. Линейная система, где уравнений моими стараниями стало меньше, чем неизвестных. Узнать о наличии «зайца» можно было постфактум, сравнив суммарное число вошедших и покинувших вагоны, после того, как уроборос закончит движение по маршруту. Но, затушив лампочки остальных голокамер, я могу привлечь внимание к своей скромной персоне. Значит, их надо отключать на время. Это сложнее. Потренировавшись немного на светящихся глазах Старшего Брата я, сжег еще одну камеру, но научился вырубать их на короткое время. Не до конца понимая как это работает, я научился закрывать и размыкать Ему веки.

Какова вероятность того, что в одном вагоне сгорят две камеры и какова вероятность, что кто-то обратит на это внимание? Пустые вопросы. Возможность для существования чего-либо еще не предполагает его наличие, разумеется. Но привычка додумывать угрозу без лишней нужды — моя и без того встревоженная паранойя развернула свои кольца. Апофения оскалившись, зашипела.

Накинув капюшон, я вышел из вагона, проведя по проему платежного терминала картой пазаака. Спокойно я прошел вдоль перрона в незнакомом районе. Сила молчала. Мне ничего не угрожало, во всяком случае, прямо здесь и сейчас. Или моей чувствительности не хватало для того, чтобы уловить начавшуюся охоту на правонарушителя? Нет, и в правду преследования не было. Алгоритм не выловил нарушения или не выловит в будущем — я живу одновременно в этом размазанном во времени пространстве, Хотя две камеры и пали жертвой моего неприятия контроля, а записи других камер имели пробелы. Чувствуя себя хулиганом, разбившим из рогатки уличные ртутные лампы, я старался покинуть место «преступления».

Я намеревался приобрести кое-что подозрительное в своем сочетании, и не собирался делать это сам, тем более расплачиваясь картой, оставляя так свой автограф. Поэтому мой путь вел меня все ниже и ниже, на дно блока, к самому дешевому жилью и нищему населению, где власть закона неизбежно ослаблена, ведь мораль — груз неудобный для тех, у кого пусто в карманах.

Они, должно быть, считают, что им не повезло, что жизнь несправедливо обошлась с ними, но их нахождение там вовсе не случайно. В наличие справедливости я не верю — как и в существование чьей-либо вины как таковой.

Я вышел на двадцать восьмом уровне. Отсчитывая с гипотетического дна. Один из самых нижних уровней и изначально нежилой. Ниже только река Коцит. Нечистоты с километровой высоты стекались туда к очистным сооружениям. Последние, учитывая пятидесятимиллионное население блока, внушали ужас. Хотя иной сантехник и назвал бы их величественными. Вот уж точно бездна бездн. Москва-река могла впадать в эти потоки, не изменяя их консистенции ни на один стокс. На уровне было душно, грязно и жарко. Пахло немногим лучше воздухоочистной станции. Стены украшали сочные краски наскальной живописи. Пещера была обитаема и густо заселена. Экзоты, странные существа, мрачные люди — все они шли по своим делам, но никуда не спешили. Разумные троглодиты Корусканта, покинув свои норы, выбирались на поиски продовольствия и средств к существованию. Здания, что были возведены не как самострой, выглядели обветшало. Проходы были узкими, заваленными как техногенным так и самым обычным мусором. Трущобные же постройки и корявые вывески захватили остатки свободного пространства, оставленного вовсе не для проживания плебса, а для обслуживания множества технических устройств, расположенных прямо на этом уровне. Я заприметил питейное заведение. Покосившаяся вывеска, не претендовавшая на изящество «закусочная Дозко, есть все» не была даже подсвечена. Надпись была повторена чуть ниже еще на пяти языках.

Внутри было еще гаже, чем снаружи. Посетители нажирались, просто ели, и ширялись в одном обширном объеме. Но Сила сходила с ума в этом месте. Она кричала о скором событии. Я прислушался. Смертью не пахло, стоит задержаться. Я пришел сюда не просто так — вновь Сила направила меня, даже не спросив о необходимости сомнительного одолжения. Не следует давать Ей собой управлять. У барной стойки сидел, сгорбившись чужак с гладким безволосым черепом — неймодианец. Я подошел к нему, игнорируя изучающие взгляды отребья.

Чем дальше ты от нормы, тем интереснее происходящие события — касается это норм социальных или же физической удаленности от мест проживания среднестатистических людей. Будь то вершины для сильных мира сего или же его дно для неудачников — они равно привлекательны для моего любопытного взора.

— Вода есть? Чистая. Не из технической линии. — спросил я. Вода питьевая и та, которая поступает в душевые, посудомоечные и в сантехнику имеет различные источники. Это не Россия, где безудержно берегут природные ресурсы, а дерьмо в унитазе смывают питьевой водой.

— Есть. налʼичные, человʼек? — прокряхтел резиномордый. Он взял свою «купюру» и набрав на ней нужную сумму положил на стол оптическим портом вверх.

— Наличные. — подтвердил я, кладя на свою карту сверху и подтверждая нажатием тугой кнопки на боку этой пластины перевод денег

Оптический чип передал данные с карты на карту. На моей карте на энергонезависимом экране, подобном электронной бумаге, незамедлительно обновилась сумма на счету. Никаких паролей для проведения операций не требовалось — по мнению создателей этих смарт-карт это должно было предотвратить их использование для хранения больших сумм. Но они кардинально ошибались в силе чувства самосохранения граждан Республики. Впрочем, как и всякий считающий, что жизнь вообще может быть разумной.

— Скажи страждущим, что есть возможность немного подзаработать. — попросил я его.

— Мʼне с того что? — проскрипел инопланетянин. Неймодианцы весьма умны, но подчинили свой разум строго меркантильным интересам, что в моих глазах его почти обесценивало. Наглядный пример быстро идущей эволюции, где мемы[1], получившие в лабораториях власть над генами, перебороли природные факторы отбора и привели к тому, что целый вид разделился на две, культурно, внешне и психологически различные ветви — неймодианцев и дуросов. Дуросы считали неймодианцев бесчестными, эгоистичными и даже трусливыми созданиями, лишенными вдохновения и благородных порывов… неймодианцы же считали дуросов идиотами. Обе точки зрения имели право на существование.

— Наличные. — я вновь положил «кредитку» на стол, введя готовность к транзакции небольшой суммы. Неймодианец глянул на сумму и с явным удовлетворением забрал причитавшуюся ему, как посреднику, долю.

— Бʼизнес пойдʼет. — кивнул он.

Взяв бутылку, я занял свободное место у стены. Кружку мне неймодианец предложить и не подумал — он, похоже, избегал излишних затрат во всем. Официантов в забегаловке также не было. Не прошло и десяти минут, как ко мне подсел мужичок с длинными сальными волосами, желтыми зубами и вонью изо рта.

— Я слышал про возможность поднять немного кредитов.

— Нужно просто купить это — я отдал ему кусок фримси со списком.

— Ни хера нелегального. — сказал он, просмотрев его. — но набор очень подозрительный. Что мне будет за то, что я поспособствую твоим недобрым замыслам?

В него входили перчатки, мини-баллончики с разной краской, в том числе и цветов республики: золотистый и коричневый, две карты пазаака, маленький кухонный вибронож, изолента, кусачки и несколько других простейших инструментов. Пачка фримси и немного разной мелочевки, почти мусора. Пара бутылок питательного раствора почти целиком состоящего из смеси углеводородов для одного вида экзотов, одно только название, которого неблагозвучно для человеческого языка, а внешний вид еще более омерзителен. Далее шли пара пачек удобрения для такой же неземной флоры, хотя и содержащие привычный всем растениям и горным инженерам нитрат аммония. Если их не будет, то аммиачная селитра входила в состав другой подкормки. Кусок мыла и алюминиевая банка с газировкой завершали список.

— Дам сумму на покупку. Принесешь все по списку, дам еще столько же. Не жмоться, не покупай самое дешевое, иначе денег не дождешься. Тебе самому это будет не выгодно.

— Понял, не дурак. Дело торопит?

— За час успеешь? — я знал, что пара часов до события, чья тень будоражила настоящее, у меня есть. Похоже, что знание будущего не позволяет свободе воли стать чем-то большим, чем иллюзия — оно попросту расширяет возможности, но я не прочь ими воспользоваться.

— Если брать первое попавшееся. — он показал обломки зубов.

Поразительно. Это при бесплатной медицине. У него вдобавок шалили сердце и печень. И почки. Я отгородился от него в Силе, как от пораженного лепрой.

— Часа два-полтора. Придешь позже, денег будет в два раза меньше.

— Деньги?

Я сунул ему семьсот кредитов, отложенных отдельно в кармане. Осталось подождать ушедшего проходимца. Мои познания еще школьной программы позволяли подсчитать химический потенциал смеси веществ и сравнить энергию, выделяемую при окислении одной составляющей адской смеси с затрачиваемой на разложение другой компоненты — источника кислорода. Баланс был приятно положительным. И в этой вселенной эта романтичная парочка, воспетая Джокером и Талибаном, оказывала исцеляющий от морщин эффект.

Неприятный болезненный человек принес сумку с заказом через час. Еще через час зашел тот, ради кого я все еще торчал в этой дыре. Сила оповестила о его прибытии заранее, всколыхнувшись, как воздух, раздираемый ударной волной. Звучал торжественный салют с причала в честь линкора вернувшегося из дальнего похода. Эхо из далекого будущего возвестило — я не зря дожидался гостя. Каково же было мое удивление, когда в зачуханный кабак вошел неприметный парень человеческого вида. Мой сверстник. В биологическом смысле.

Ничего в его внешности нельзя было назвать исключительным, за исключением немного неопрятной прически. Особые приметы не спешили себя обнаружить — обычная бесцветная ветровка, штаны, ботинки. Я с большим усилием, сквозь внезапно охватившую апатию сфокусировал свой взгляд на его лице — желание исчезало словно бы само собой, но я смахнул наваждение и всмотрелся в овал лица. Абсолютно ничего примечательного. Я уже начал было сомневаться в равнозначности того, что, преломлял мой хрусталик и картины, возникающей в моем сознании. Но внезапно меня озарило, что более ничего не давит на мое сознание и то, что я вижу — наконец соответствует реальности. И в действительности он также ничто необычного из себя не представлял — как сказал бы всякий, видящий в человеке, прежде всего его тело.

Парень окинул взглядом пространство, заполненное потерявшими ориентиры личностями, подошел к хозяину заведения. Я отвернулся, посмотрел вновь — и с трудом вообще смог найти его среди нескольких существ у барной стойки! Странный парень обладал невероятным талантом казаться столь прозаичным, что почти растворялся на фоне всего лишь нескольких человек. Перемолвившись с немногословным неймодианцем парой слов, он направился к столам для пазаака, на которые, посасывая пиво, лениво бросали карты, несколько лиц уголовной наружности.

Я из-под прищура смотрел на игру. Лицо, очевидно связанное с Силой, выигрывало чаще, чем проигрывало, слишком часто — ставя теорию вероятности в коленно-локтевую позу. И нарывалось на нож. Но ничего, казалось, его не страшило. Неудивительно, под просторной ветровкой был спрятан световой меч. Его кристалл ярко мерцал в Силе, грозно предупреждая не связываться с его хозяином. Но эти люди, терпевшие неудачи в партии за партией этого знать не могли. И не видели они ни ножа, ни бластера. Ничего другого из оружия парень при себе не имел — это, как красная тряпка на быка действовало на неудачников, дотянувшихся сегодня до колоды. Когда их агрессия уже начала обжигать мое сознание, я подошел к столу.

— О чем спор? — громко спросил я, привлекая внимание.

— Мудила мухлюет. Но пиздит, что играет по честноку. Херов фокусник. — сказал самый важный в компании. В его взгляд не таилось ни намека на тормоза. Пустой взгляд скользил через предметы и лица. Знакомое выражение лица.

— Позволь мне проверить это. — улыбнулся я в ответ. — Я неплохо разбираюсь в фокусах.

— Лишнее бабло? Поделись с братанами. Мы, видишь, пострадали денежно. На пиво не хватает. Выручишь? — компания поддержала его конским ржанием.

Я молча сел за стол напротив игрока. Его сложившееся ситуация все еще не волновала, скорее печалила.

— По каким правилам идет игра? — спросил я.

— По самым обыкновенным. — он вновь избежал внешней оригинальности.

— Согласен играть по правилам ситов. — заявил я.

Легкое удивление оживило на миг почти погребальную маску лица. Но также быстро скрылось за внешним спокойствием, внутренний же его мир в Силе был слепой зоной.

— Не слышал о таких. — ответил он.

— Каждую партию ставка удваивается. — пояснил я свою мгновенную выдумку. — Игра идет до тех пор, пока у одного из игроков не закончатся деньги. Или то, что он готов поставить на кон. И никто не встает из-за стола до тех пор, пока не одержит полную победу. Или поражение.

— Рискованные правила. Но я согласен. — он достал уже убранную колоду и принялся ее перетасовывать.

— Ставлю два кредита. — предложил я.

Подвыпившая компания засмеялась.

— Сойдет для начала. — улыбнулся одними краями губ мой противник. Он, должно быть и хлопает в ладоши также — касаясь ими друг друга и не производя ни единого звука.

Я обратился к Силе. Группа лиц, не умеющих считать, отвлекала.

— Игра будет честнее, если нас не будут отвлекать. — сказал я.

— Не вопрос. Но мы посмотрим. — сказал вождь стаи.

Они заняли свободный столик недалеко от нас. Стало проще, меньше сгустков жизни вблизи со мной. Примитивная музыка, лишенная души, мелодии и содержащая в себе только биение сердца аритмика, перемежавшаяся воплями сексуально неудовлетворенных неандертальцев, отвлекала, но я смог поймать будущее за хвост. Я без сожаления слил партию, проиграв моему оппоненту все три раунда.

— Мы же говорили! — Крикнули из-за стола, звеня бутылками, потерпевшие фиаско в прошлом раунде. — А ты не поверил. Можешь просрать ему все свои деньжата, мне то похер, хотя я с удовольствием посмотрю, как именно у него это получается.

Следующую партию я продул один к двум. И еще одну.

— Я предлагаю тебе завязать, если ты не очень хорошо играешь, — вежливо предложил мой противник. — Иначе ты рискуешь потерять все свои деньги до последнего кредита.

— Спасибо за милосердие, — я ухмыльнулся левым краем губ, наклонив голову в сторону, смотря ему в глаза. — но тебе я такого не предлагаю. Или ты забыл правила?

Он лишь вздернул брови. Улыбнулся в ответ. Не напугал.

— Восемь кредитов. Ты записываешь?

— Да, — я водил ручкой по листу фримси, отмечая счет игры

Ничья. Еще одна ничья. Вновь ничья. Я заглянул времени в зрачки, увидел, как в них отражается игральный стол.

— Неплохо играешь, — одобрил он.

— Я разминаюсь, — сказал я после того, как выложил подряд три двадцатки.

Я отстукивал картами о край стола слышный только мне ритм, выдергивая нужные карты, не глядя из колоды. Еще девять раз я собрал круглые значения.

— И кто из нас шулер? — спросил он, оглядываясь на группу угорающих четких поцов.

— Да вы оба, — сказал старший.

— Неправда. В пазаак мы играем честно. Но игра же идет не только в него? — я обратился к джедаю.

— Не только и даже не столько, — он сказал это, как само собой разумеющееся. Он сосредоточился, желая взять реванш, — Сто двадцать восемь кредитов. Продолжаем.

— Хорошая ставка, — ухмыльнулся я. Легкая головная боль сообщила о начинавшемся перенапряжении.

Он проиграл еще несколько раз. А я стал богаче на четыреста кредитов. Проиграл я лишь раз, пытаясь сопоставить свои действия с вероятными моего визави, что оказалось совершенно невозможным. Я видел его будущее — а он мое.

И то, что я предвидел уже в следующий миг, меняя свое собственное грядущее, действиями и намерениями в настоящем, создавало резонанс образов, взрывающий мое расширенное до боли сознание. И так вновь по кругу. Вновь и вновь. Вместо ясной картины мы вступали в жуткую битву умов и самой Силы. Теряясь в бесконечном коридоре отражений, созданном парой стоящих напротив зеркал.

Но сбился не я один — мы оба, пытаясь учесть действия противника, создавали это безумие. И никто не собирался уступать ни шагу. Я поднялся на ступеньку выше, изменяя свои карты под воздействием пытающегося их разгадать джедая — и изменяя их, силясь разгадать его самого.

Я погружался и погружался в Силу столь глубоко, что воспринимал мир только через нее, не смотря, не слыша и даже не осязая, лишь припадочно выдергивая из веера карт нужную.

Он играл также механистично, как и я, каждый раз, перед игрой набирая новые главную и боковую колоды. Но он не мог подряд, раз за разом собирать двадцатки, без единой ошибки, искажая Силу и пронизывая ее своим взором в совсем иной манере, чем я.

Я набрал семнадцать очков и сдал пас. В горле стало сухо, как в Коррибанской пустыне, я допил остатки воды.

— Решил взять перерыв? — спросил он, слегка пугая меня своим расфокусированным взглядом.

Но он не был рад. На лице постепенно проступало потерянное выражение, сожаление о событии еще до того, как оно свершилось. Он подождал мигающую лампочку и получил двадцать шесть. Ожидаемо для нас двоих.

— Не хочу делать лишних телодвижений. — Я всплеснул руки. — Пересчитай сумму того, что должен, может у тебя уже столько нет? — я сунул ему фримсипласт с записями. В конце стояли восемь тысяч сто девяносто два в мою пользу.

— Я могу заплатить по счетам. Но может быть, мы прервемся? — предложил он, смотря по сторонам.

— Ты же слышал правила. Сам сказал, что у тебя еще есть деньги. Никто тебя за язык не тянул.

— Это нечестно. Ты не можешь столь ясно видеть будущее. Ты не джедай!

— Верно. Я даже не слышал о вашем ордене до недавних пор. Но нельзя же быть такими эгоистами. Не одним же джедаям должны быть подвластны трюки с Силой.

— Орден джедаев не эгоистичен. Это противоречит нашей сути. — не смог пропустить он такое.

— Именно поэтому ты здесь. — я закрыл лицо рукой. — Или падаванам так мало дают на карманные расходы?

— Я здесь… — он осекся.

— Это секрет? — я оглянулся, компании наскучило смотреть на почти механические движения рук, мы были одни.

— Нет. Мой учитель считает, что я недостаточно хорошо предвижу приближающиеся события. Те, которые подвластны изменениям, разумеется. Недостаточно для своего потенциала, — уточнил он.

— Сравнительные эпитеты без точки отсчета и шкалы измерения хороши только в поэзии. — хмыкнул я… — И вот поэтому ты играешь в пазаак? Не могу не согласиться, что тренировка неплохая. Особенно в том, чтобы предсказать, когда нужно остановиться до того, как твой череп раскроят кастетом. Но зачем это делать в таком месте?

— Мой мастер… неортодоксальна. Она считает, что лучше всего знания усваиваются на практике и самые комфортные условия при этом вовсе не являются самыми продуктивными. Мне велели не возвращаться, пока я не выиграю на самых глубоких уровнях Корусканта сто тысяч кредитов.

— Оригинально. Я мало знаю об Ордене, но предполагаю, что обычно у вас учат иначе.

— Как правило, да. Выкидывать падаванов с верхней площадки Храма, ожидая, что они научатся летать до того, как достигнут стоп четырех основателей действительно не принято…, но если мастер уверен, что это пойдет падавану на пользу, почему бы и нет? Сам я не против такого обучения. Мой мастер открыла для меня очень многое. Ее знания очень обширны, а техника работы с Силой поражает. Но понять мыслящего иначе человека бывает очень трудно. — он вздохнул. — Осознать некоторые вещи можно, только сделав их самому.

— Тогда терпи, но мы еще не закончили. — я успел в несколько мгновений бездействия собрать небольшой карточный домик. Исключительно, чтобы не терять связи с Силой — это не самое простое действие.

— Да, ты прав. — сказал он обреченно.

Еще пять минут принесли мне остатки его средств. Более двадцати тысяч кредитов.

— И чем занимаются джедаи после такого обучения? Срывают кубок в более изящных играх, навроде кубка саббака на Нар-Шадаа?

— Нет, это было бы как минимум нечестно. Я хочу пойти работать в комиссию по искусственному интеллекту. — с треском порвал шаблон джедай.

— А я думал, что вы путешествуете по всей галактике с мечом наперевес, причиняя добро и нанося справедливость.

— Только рыцари. — он грустно улыбнулся. — И мне это тоже грозит.

— Не хочешь быть рыцарем? — удивился я.

— Каждый джедай волен сам выбирать себе занятие. И в то же время у него нет никакого выбора. И в этом и заключается его выбор. — хмыкнул падаван.

— Свобода — иллюзия, пусть и полезная для душевного равновесия. — сказал я.

— Верно, и я уже сделал свой «выбор» — согласился он. — Я джедай и поступаю с наибольшей пользой для окружающих, а вовсе не для себя. Поэтому по-настоящему я хочу быть рыцарем, иначе бы и ноги моей не было бы в Ордене. И да, мне нравится работать с ИИ и я был бы не против делать это и дальше. Но вместо этого я шляюсь по корусантскому дну. И уверен, что не просто так.

Я пришел сюда влекомым судьбой, ты, я уверен, тоже. Наша встреча не случайна и важна для нас обоих. И, разумеется, была неизбежной.

— Иначе бы не случилась. — кивнул я.

— Разумеется. Мы достаточно хорошо друг друга понимаем. — согласился джедай.

— Так все таки почему ты хочешь стать рыцарем? Хочу узнать конкретику.

—Мы служим обществу и желательно направлять свои усилия на это сообразно своим талантам. И совет уверен, что мечом я пользуюсь намного лучше, чем программирую нейроядра. Поэтому «хочу» я одного, а делать буду другое.

— Ордену не нужны ледорубы и программисты? — удивился я. Способности к Силе можно же приспособить где угодно.

— Нужны. Те, кто следят за испытанием и контролем интеллектов дроидов, а особенно за созданием неконвенционных ИскИнов обеспечивают безопасность всей галактики. Важно не дать обмануть комиссию корпорациям и частным лицам. Но считается, что с этим справляются и не самые чувствительные к силе служители Силы.

— Убеди их, объясни, что тебе не по душе сражения. Неужели так необходимо отрицать свои амбиции? Нельзя ли совмещать приятное с полезным?

— Это шаг на весьма скользкий путь. И Совет мудрее. Ученик не должен подвергать сомнению приказы учителя, и это в целом разумно. И Совета также.

— Я уже рад, что не состою в твоем Ордене. — сказал я.

— Если не видишь своего пути в служении, то это так. Но мы рады приносить пользу всем разумным.

— Установленным советом способом? — подзуживал я его.

— Совету виднее. — тяжело вздохнув, повторил он. — Большинство из них очень умные люди. И мудрые.

— А форму, почему не носишь? «Каждый член Ордена представляет собой его часть. Смотря на него, разумные должны понимать кто перед ними. А каждый его член в свою очередь должен всегда осознавать, что на него смотрят, как на весь Орден сразу».

— Где такое написано?

— В учебнике по культурам галактики.

— В общем-то, верно. Но представь себе ситуацию, джедай заходит в подобное заведение с намерением спустить деньги в пазаак. Крайне подозрительно.

— И тебе ничего за это не будет?

— За ошибки падавана отвечает его мастер. А она будет мной недовольна только, если я зажгу меч в людном месте.

— Удобная позиция. — прокомментировал я.

— Вовсе нет. Мы вообще редко бываем в «удобной» позиции. Любая ошибка это удар по всему Ордену, а одна из самых ценных вещей, которые у нас есть — наша репутация. Причем для всех будет лучше, если она будет на высоте — и нам и тому, кому мы хотим помочь.

Он уже начинал потихоньку раздражать меня своей правильностью, доходящей до праведности.

— Хочешь отыграться? — спросил я его.

— Хочу. — я вселил в него новую надежду на реванш. — но каковы ставки?

— Я собираюсь спустить все твои деньги в кантине. Но в одиночестве это делать невесело. Выигрываешь — возвращаешь все свои кредиты. Проиграешь, идешь со мной. В принципе ты вообще не проигрываешь.

— Я согласен при условии, что ты объяснишь, как так играешь.

— Идет. Но прежде скажешь, как это делают джедаи. Академический интерес.

— Я просто позволяю Силе направлять меня. Я стремлюсь выиграть партию и открываю себя Ей, для того, чтобы она указала мне как это сделать.

— Какие карты выбирать и когда сдавать? — уточнил я, не узнав ничего нового.

— Правильно. Но мир подвержен переменам, и достаточно быстро. А действия генератора случайных чисел не поддаются осмыслению. Слишком на многое Она указывает одновременно. И чересчур часто меняется то, что она подсказывает сделать. Использовать Силу интеллектуальными или осознаваемыми, как хочешь, техниками при игре в пазаак почти невозможно. Хотя мы оба на что-то да годимся, верно? Нужно иметь связь с Силой абсолютную, быть ведомым ей, ее инструментом чтобы собирать двадцатки подряд, как ты. — он смотрел на меня вопросительно.

— Это не так. Я не ее инструмент. — я скривился. Перед глазами все еще плыло. Меня мутило — неожиданно сильно захотелось съесть что-нибудь сладкое.

— Сила направляет тебя. — сказал он сомневаясь. — Ты совершаешь выбор карты и поступаешь так, просто потому что так надо. Движение, поступок и восприятие едины и неразрывны. Ни одной задней мысли и всё выходит само собой.

— Нет. Еще раз нет. — ответил я ухмыляясь. — Я не спрашиваю, что мне делать у Силы. Не жду указания, как мне поступать. Я спрошу, что будет, если я поступлю тем или иным способом. Какие карты выберу. Посмотрю на результат. Оценю шансы и сюжет игры. А затем выберу как-нибудь сам, что именно мне делать. Из разных вариантов.

— Так… не получится. Джедаи не «придумывают, что делать дальше», и не «вырабатывают план». Подобные действия противоречат бытию джедая. Мы позволяем Силе течь сквозь нас и следуем ее течению, несущему к миру и справедливости[2]. И ты также не властен над миллионами вероятностей, в чем заблуждаются даже многие рыцари-джедаи. Во всяком случае не более, чем любой другой разумный, едва чувствующий Силу. Но ты всегда можешь следовать Ее подсказкам и получить тот результат, которого Она желает. В том заключается наш путь ее познания.

— Звучит почти религиозно. — фыркнул я. — И «познание» у вас такое же однобокое. Можно ли считать полученные вами знания о Силе достоверной информацией, если для того, чтобы прийти к такому выводу для начала следует Ее использовать определенным, регламентированным образом?

— Они получены в ходе чувственного опыта, когда человек напрямую прикасается к Силе и это самым убедительным образом, показывает верность подобных представлений. Через медитацию приходишь к внутреннему знанию, которое невозможно подвергнуть сомнению — сам искренне улыбаясь сказанному и явно выражая не свои мысли, ответил джедай. — Не воспринимай это всерьез, — добавил он с усмешкой, — но так считает большая часть Ордена. Нейрофизиология у нас не в почете.

— Ах да, оно же самое точное! — оскалился я. — И человек не может обманывать сам себя и полученные им ощущения не могут никак зависеть от того, как работает его сознание. Никогда. Ага! Глюки, архетипичные переживания и то, что всякая внешняя информация существует для нас в опосредованном виде, записанная на нейронную сеть нашего мозга не в счет.

— Мои мастера бы сказали, что твои речи опасны и напрямую ведут к Темной стороне, но я не могу с тобой спорить. — не стал отрицать мое утверждение падаван. — Строгие научные методы познания действительно не используются в нашем Ордене, но наука и не дает ответов в области нравственности, добра и зла. И не даст мне ответа, зачем сохранять баланс и мир в галактике. Поэтому то, что исследовать Силу с помощью незаинтересованных и не имеющих предубеждений приборов никак нельзя не так сильно меня расстраивает, как могло бы.

— Объективный результат опыта всегда одинаков, в то же время его практический результат и сделанные выводы напрямую зависит от того, кто и с каким багажом знаний его осуществляет. Я бы сконцентрировался не на том, какое Сила дает знание и к каким побуждает действиям, а на том, почему это вообще происходит. — ответил я.

— Возможно это и верный подход в установлении истины. Но правила поведения и использования Силы это не просто глупые традиции. Это мудрые традиции. — сказал джедай.

— Ты только что говорил о научной методологии, а сейчас упоминаешь традиции. Довольно противоречивое сочетание, — протянул я.

— Миссия нашего Ордена требует того, чтобы он имел значительный авторитет, а уважать нигилистов или злорадных скептиков не принято. Тем же, кто принимает чужие традиции такими, какие они есть и имеет не менее богатые свои собственные, куда легче заработать уважение. К тому же духовную организацию не построить на строгих рациональных принципах. Не ты первый это говоришь, мне известны проблемы и недостатки нашей методологии познания, хотя они и не интересуют большинство членов Ордена. У нас есть разные философские течения, но все джедаи уверены насчет единой цели Ордена — использовать Силу методами, полученными в ходе многотысячелетнего опыта для того, чтобы сохранять мир и баланс в галактике. И для осуществления этой задачи не зазорно придерживаться традиций, имеющих глубокие и пусть неясные на первый взгляд корни.

— А почему не подойти к исследованию Силы с научной точки зрения? Эти «философские течения» должны обсуждаться в такой же манере, как, скажем и физические или другие научные теории. Ведь все они претендуют на то, что описывают реальность.

— Последний раз, когда авторитеты оспаривались всерьез, назывался «Великая война ситов», а до того «Третий раскол ордена». Поэтому Поиск истины на повестке дня не стоит — у нас совсем по-гуманитарному царят авторитеты. И я не могу с этим не согласиться, в тех вопросах, которые мы, джедаи, как правило, разрешаем, опыт и мудрость куда важнее, чем горделивое отрицание любых истин и авторитетов.

— Сдаюсь, — развел я руками. — Чтобы выполнять свою иррациональную моральную задачу ваше устройство может быть и неплохим. Но оно неприемлемо для того, кто находится в поисках Истины.

— Я рад, что ты что-то понимаешь. Но прими к сведению: то, как ты используешь Силу несколько противоестественно. Заметь: я нисколько не устал, а ты выжат и без дозы глюкозы скоро хлопнешься в обморок, но никак не прекратишь при этом со мной спорить. Да и еще продолжаешь держать себя на взводе, чтобы не потерять связь с Силой. Мои же возможности всегда со мной.

— Но ведь работает. Научный критерий истины. Эксперимент! — я обвел стол — подтверждает теорию. Так что, партия?

— Партия.

Он продул один к двум. Я же получил еще одну порцию головной боли.

— Знаешь какую-нибудь приличную кантину? Но в меру, не излишне порядочную.

— Нет, я же джедай, какие кантины?.., но думаю, что найти не проблема.

Мы вышли из забегаловки и пошли к лифту, ведущему на верх. Я не мог понять, опечален он проигрышем или рад этому. Высказал вопрос вслух.

— Джедаи не ходят в кантину развлечься. — ответил он мне. — Тем более на деньги, выигранные у несчастных жителей городского дна. Но ты не оставил мне выбора.

— Выбор был. — не согласился я. — Я имею ввиду то, что им обычно зовут.

— Оставить эти деньги у тебя?

— Да.

— Это было-бы еще не справедливее, — он искренне улыбнулся.

— Олег, — я протянул ему руку.

Такое приветствие было не принято в Республике. Как антисанитарное.

— Реван. — он закрепил знакомство рукопожатием.

ПРИМЕЧАНИЕ

[1] Не эти ваши глупые картинки с котиками и выпученными лицами, хотя они и тоже подпадают под определение мема. Воспользовавшись Википедией: Мем (англ. meme) — единица культурной информации. Мемом может считаться любая идея, символ, манера или образ действия, осознанно или неосознанно передаваемые от человека к человеку посредством речи, письма, видео, ритуалов, жестов и т. д. Концепция мема и сам термин были предложены эволюционным биологом Ричардом Докинзом в 1976 году в книге «Эгоистичный ген». Кстати я лично считаю эту его книгу и саму эту идею, куда большим вкладом в развитие человечества, чем вся его антиклерикальная деятельность, напоминающая физический труд греческого гражданина Сизифа.

[2] Цитата Мэйса Винду из книги «Уязвимая точка». Точнее не скажешь.