Прием Чаплина

Глава 5

Мария — тетя Федора Горта

Евгений — старший сын Марии.

Арсений — средний сын Марии.

Дмитрий — младший сын Марии.

Сьюзи — младшая дочь Марии.

Екатерина — старшая дочь Марии.

Федор сидел за столом и размеренно, но быстро чистил картофель. Шкурки под его ножом выходили тонкими и ровными. В отличие от Кэт, что с недовольной миной, постоянно шипя и ворча себе под нос, счищала кривые и толстые полоски. Девушка уже дважды заматывала палец бинтом.

— Сьюзи, милая, бульон почти готов, — произнесла стройная женщина, двигающаяся по кухне словно хозяйка, и глянула на дочь, что уже закончила с нарезкой капусты.

— Картофель еще не готов, — произнесла она и глянула на Екатерину, что продолжала что-то ворчать себе под нос.

— Ничего страшного, — ответила та. — Начнем с капусты. И возьми готовый картофель у Фёдора. В принципе и его хватит.

Парень дочистил последний клубень и положил к остальным. Сьюзи, подмигнув, забрала у него очищенную картошку и отошла к раковине, начав ее споласкивать.

— Екатерина, — тем временем сложив на груди руки, развернулась от плиты женщина и уставилась на девушку. — Могу я услышать, что произошло в мое отсутствие?

Кэт недовольно зыркнула на Федора, затем на Сьюзи и, вздохнув, произнесла:

— Я прогнала курьера…

Когда Федор стоял посреди гостинной в полном смятении, вниз спустился Евгений — старший сын тетушки Марии. Он-то и начал выяснять, что происходит. Катя, как только Федор назвал свое имя, кто он и откуда, смылась наверх. А вот Евгений…

Парню было около двадцати лет, выглядел он статно: высокий, широкоплечий с русыми волосами. Одетый в брюки и жилетку поверх белоснежной рубахи, он напоминал какого-нибудь мелкого дворянина. Да и манеры у него были схожи.

— Горт — уважаемая семья, — произнес он тогда. — А ты больше на бродягу какого-нибудь похож. Трутся такие на рынке. Деньги клянчат, но могут и карманы обнести.

Федор тогда сильно обиделся.

Да, ушел из дома, поссорившись с отцом. Да, пытались ограбить. Да, попал в поезд к аристократам и там вообще началось что-то необъяснимое и невероятное. Да даже Константин его за животное говорящее держал, хотя старший Кузнецов для чего-то его с собой тянул.

— Я не вор! — сквозь зубы тогда прорычал он.

— Так на лице у тебя не написано, — пожал плечами Евгений, продолжая его рассматривать.

Вот тогда Федора и прорвало.

По-настоящему, словно плотину снесло.

И он все рассказал.

И про отца с его несправедливостью, про убийц, от которых бегал на вокзале, и богам молился, чтобы не зарезали, про поезд, где лишний раз газы пустить боялся. Рассказал про Константина, про то, что его за тварь говорящую держали. Про то, как попутчик Кузнецовым продал, про то, как сюда пешком добирался и если бы не торговка газетами, черт его знает, когда, да и вообще добрался бы.

— А теперь ты мне в лицо тыкаешь, мол, вор я! — выдал Федор в окончание, когда немного успокоился. — В рожу бы плюнул — не так обидно было.

Евгений после отповеди был немного растерян, поэтому появление Сьюзи и ее объятия с Федором воспринял с облегчением. Девушка признала Федора и умудрилась отчитать брата за то, что тот собственного двоюродного брата не узнал.

В итоге, оставшееся время до вечера парень провел в компании Сьюзи и самого младшего члена семьи — Дмитрия. Парень откровенно скучал, поэтому появление двоюродного брата воспринял как отличное развлечение.

— Могу я узнать, зачем ты это сделала? — внешне спокойно произнесла тетушка Мария, глянув на старшую дочь.

Кэт потупила взгляд, отложила картофелину, а затем нехотя произнесла:

— Он плохой человек.

— А какое это отношение имеет к тем документам, что он должен был отнести? — спокойно поинтересовалась женщина. — Ты знала, что он должен был отнести документы компании твоего брата?

— Ну, я… — начала было Екатерина. — Тут… В общем, он собаку свою бьет. Ногами.

— Это повод мешать работать твоему брату? — стараясь изобразить строгость, произнесла женщина и глянула на Сьюзи, что уже нарезала картофель и высыпала его в кастрюлю. — Я понимаю, что ты не простая и «Дурной глаз» дает свое, но мое терпение не безгранично. Ты мешаешь Евгению и лезешь в его дела.

Кэт втянула голову и уперла взгляд в пол.

— Прости… просто… Он бьет дома супругу, собаку… Я видела, как она шла к нему, виляя хвостом, а он ее ногой… Он страшный и жестокий человек.

— Это не отменяет того факта… — начала было мать, но тут вмешалась Сьюзи.

— Кэт, то, что он плохой человек, не значит, что от него должны страдать другие, так?

Екатерина глянула на сестру, затем на мать и неуверенно кивнула.

— А то, что работа не выполнена — это не хорошо. Ты ведь не понесешь документы вместо него. Так?

— Ну, как бы… — начала было Кэт.

— Тогда в следующий раз ты не будешь его гнать, а будешь предупреждать Евгения о том, что это очень плохой человек. Думаю, он не будет против, если иногда… Будет прислушиваться. Я думаю, для него не проблема попросить, чтобы ему прислали другого курьера. Так? — девушка глянула на мать.

— Не вижу в этом никакой проблемы, — кивнула та.

— Я закончил! — объявил мальчишка на другом конце стола, что с высунутым языком резал морковь. — Смотрите, какие солнышки!

Мальчишка сделал на прямой морковке прямые борозды, вырезав из корнеплода полоски, после чего тонко нарезал ее, получив в результате приличное количество морковных солнышек.

— Молодец, — кивнула ему Мария и глянула на Сьюзи. — Лук?

— Готов, — кивнула младшая дочь и, забрав у мальчишки получившиеся поделки, достала сковороду для поджарки.

— Итак, — тем временем взглянула мать на старшую дочку. — Надеюсь, мы с тобой договорились? Прежде, чем что-то делать, особенно если это касается дел Евгения, ты должна с ним об этом поговорить. Понятно?

— Понятно, — поджала губы девушка и кивнула.

— Хорошо, — вздохнула женщина и взглянула на Федора, который с задумчивым видом слушал все это. — Федя, как у тебя дела? Расскажешь, по какому поводу приехал? Надеюсь, Никодим не решился на…

— Я один, — подал голос Горт. — Я сам приехал.

Женщина, что уже отвернулась к кастрюле, удивленно замерла, не донеся ложку до кипящего бульона, и спросила:

— Он знает, что ты здесь?

— Наверное. Братья сказали, — ответил он, заметив, что спустился Евгений и встал облокотившись на столб, что визуально отделял гостевую от кухни. — Я сам… ушел.

Тетя Мария повернулась и, с тревогой глядя на племянника, спросила:

— Что случилось? Он распускал руки? — спросила она. — Никодим иногда бывает очень жестоким, но не со зла. Он…

— Он меня не бил, — мотнул головой Федор и чуть более слышно добавил: — Бил бы, не так обидно было бы.

Мария Прокофьевна недовольно сжала черпак, глянула на старшего сына, что молча спустился к ним, после чего спросила:

— Почему ушел?

Федор шмыгнул носом, утер его кулаком и принялся рассказывать:

— Он и раньше шибко-то на меня не смотрел. Ни дела не поручал, ни разговаривал толком. А тут… С полгода от него ни слова не услышал. Ругал бы, так рад был, а он… Вроде как и нет меня. Вроде чужой прибился. А тут… — Федор вздохнул и покосился на Сьюзи. — В общем, он решил меня сапожнику нашему местному отдать.

— Сапожник —это тот, кто делает сапоги? — подал голос Дмитрий, смотрящий на двоюродного брата с жалостью.

— Он самый. Только вот платы за учебу нет. За еду и кров по сути работаешь, — кивнул Федор и глянул на тетю. — А по весне прошлой Дубовая по селу ходила. Всем чашку совала с отваром и дуть на него заставляла.

— Зачем? — растерялась Мария Прокофьевна.

— Силу искала, — вмешалась Кэт. — Ведуны так проверяют, есть ли сила у человека. У тебя же пар синий пошел, да?

— Угу, — кивнул Федор. — Только Дубовая молчит. Не сказала, есть ли сила у меня или нет. И сколько — не говорит. Словно тайна это великая.

— Занятно, — подал голос Евгений, стоявший позади. — А здесь ты зачем?

Мать тут же недовольно глянула на старшего брата, но ничего не сказала.

— Я в сапожники не пойду, — буркнул Федор, оглянулся и с вызовом глянул на парня, что с сомнением его рассматривал. — Я магом буду!

Евгений тяжело вздохнул, покосился на мать и произнес:

— Я не слежу за учебой в магическом университете, но по-моему, набор не скоро. Отсюда вывод, что ему надо где-то жить, что-то есть. Не думаю, что у него есть деньги на съем жилья и питание, — кивнул он на Федора.

— У твоего двоюродного брата, — поправила Мария Прокофьевна. — У твоего двоюродного брата скорее всего нет денег на съем жилья и пропитание.

— А это значит, что мой двоюродный брат рассчитывает, что он будет жить здесь и питаться за наш счет, — стараясь держать нейтральный тон, произнес Евгений и глянул на Федора. — Я правильно понимаю?

Горт быстро смекнул, к чему ведет старший сын тети, вздохнул, опустив взгляд и кивнул.

— От одного лишнего рта мы не обеднеем, — вмешалась Мария Прокофьевна. — На пятерых готовить или шестерых — разница не принципиальная. Финансово мы это и не заметим.

— И где же он будет жить? — вздохнул Евгений.

— Чердак, — пожала плечами мать. — Там тепло и достаточно светло. Надо только прибраться. Старый топчан там вроде бы был, даже одеяла старые там же найти можно. Не вижу проблемы.

Евгений вздохнул, поглядел на Федора и произнес:

— Мам, я тебя искренне люблю. Съездила в родную деревню — не вопрос. Не с пустыми руками? Ладно. Однако, твоя тяга помогать всем и вся иногда… иногда выходит за рамки того, что можно считать нормальным состраданием.

— Это. Твой. Брат, — отчеканила Мария Прокофьевна. — Ты откажешь в помощи брату?

— В помощи нет, но хочу напомнить, что львиная доля денег в бюджете семьи состоит из сотрудничества с Никодимом. А этот… Федор ушел из дома. Явно без одобрения отца.

— С Никодимом я сама поговорю, — отрезала Мария. — Это наше с ним дело.

— Ладно, — кивнул Евгений. — Ничего не имею против. До поступления он может жить тут.

Парень отпрянул от столба и спокойно направился наверх, к себе.

Мария же глянула на Сьюзи, что уже вовсю жарила морковь с луком на шкворчащей маслом сковородке.

— Тёть Мария, я… как бы не хотел, чтобы… — начал было Федор.

— Не обращай внимания, — отмахнулась та. — Женечка — не крохобор. Просто он очень радеет за нашу семью. Он один тянет дело с Никодимом. По сути он нас и обеспечивает. Сьюзи, думаю, пора.

Женщина приняла сковородку у младшей дочери и, взяв лопатку, принялась высыпать в уже доходящий суп поджарку.

— Не обращай на него внимания. Он пусть и взрослый член нашей семьи, но порой тоже слишком держится за правила.

Федор молча кивнул и вздохнул.

— Так, давайте накрывать на стол, — скомандовала тетушка. — Пять минут, и у нас будет изумительный суп.

— Я принесу скатерть! — подал голос Дмитрий.

— Я расставлю тарелки, — поднялась Екатерина.

— Нет! — тут же отрезала мать. — Посуду расставляет Сьюзи. Катенька — принеси нам хлеб и сыр из кладовой.

— Вот и стоит десятку у груди держит, — заканчивал рассказывать Лев Павлович. — И смотрит на мальчишку этого. Ну, я глядь на того, а в нем злоба так и кипит. Ну, и от греха подальше денюжку забрал и чемоданы в дом потащил.

Семен Гаврилович, слушавший рассказ прикормленого слуги, недовольно сморщился.

— Чувствовал ведь, что не так что-то, — пробормотал он. — Дальше?

— А дальше он ушел, хотя Светлана Семеновна и остановить его пыталась. Я за ним потом поехал, высматривал, но тот словно в воду провалился.

Мужчина умолк и с надеждой смотрел на главу рода Кузнецовых. Тот с прищуром смотрел на картину на стене и не замечал взгляда. Спустя секунд двадцать тишины он глянул на Льва Павловича и подался к столу.

— Хорошо поработал, — произнес он.

— Ну, так… было бы лучше, если бы выловил его, когда тот ушел, — начал принижать свои достижения тот.

— Если все так, как ты говоришь — не поехал бы он с тобой.

— Так, скрутил бы, чего уж тут…

Семен Гаврилович, доставший из стола полтинник, положил его на стол и глянул на подкупленного слугу чужого, пусть и дружественного, рода.

— Я тебе прямо сказал — без рукоприкладства. Чтобы все по согласию было, — произнес он.

— Так, скрутить, то разве рукоприкладство? Это так… — мужчина оскеся, заметив недобрый взгляд Кузнецова, и добавил: — Но я же, как вы сказали, заговорил и к вам привез.

— Ступай, — пододвинул к нему деньги Кузнецов. — Если понадобишься — я дам знать.

Лев Павлович забрал деньги и моментально убрал во внутренний карман.

— Благодарствую, Ваша светлость, — поклонился он и покинул кабинет.

Кузнецов же встал, прошелся по кабинету и уставился в окно. С минуту он размышлял, после чего громко крикнул:

— Харитон!

В кабинете тут же появился невысокий, сгорбленный мужчина с сединой в волосах.

— Господин, звали?

— Харитон, где сейчас Константин?

— Так это… На заднем дворе, на веранде. Со Светланой Семеновной изволят чай пить.

— Хорошо, — вздохнул глава рода, сложил руки за спиной и уверенным, целенаправленным шагом направился прочь из кабинета. — Пойду тоже… чаю попью.

Константин усмехнулся, глядя в спину удаляющейся служанки, и покосился на Светлану, что сидела рядом.

Девушка откровенно наслаждалась приятным ароматным чаем и сидела в кресле, полуприкрыв глаза.

— Ежевичное варенье, — задумчиво произнесла она и хохотнула. — Неплохо.

— Последнее время меня начинает раздражать ее неутолимая тяга угодить, — произнес брат, нагнулся к столу и взял сушку, которую макнул в клубничный джем. — Что на нее нашло? Последние пару месяцев она чрезмерно…

— Папенька перестал ее звать к себе в кабинет для проверки расходов и доходов домовладения, — пожала плечами Светлана.

— А разве этим не Харитон занимается? Вроде бы, он управляющий и…

Заметив, как взглянула на него сестра, парень умолк, несколько секунд помолчал, после чего произнес:

— Я понял. Там ни о каком учете речи не шло. Однако разве это…

— Она не молодая девушка, Костя. Да и место хорошее. А вот взять новую служанку себе в фаворитки папенька вполне может. Вот и пытается привязать нас к себе.

Константин тяжело вздохнул и произнес:

— И вся чернь живет вот этим… Теплым местом, едой и плотскими утехами.

— Думаешь мы сильно от них ушли? — с вызовом приподняла одну бровь Светлана. — Или ты думаешь, что среди высшей знати по-другому?

Видя, как задумался брат, девушка продолжила:

— Ничего нового ты там не увидишь, Костя. Та же тяга к хорошей еде, алчность, похоть и жажда власти. Разница лишь в том, что там действуют тоньше, незаметнее и аккуратнее. Тот еще серпентарий. Там выживает не тот, кто честнее, а тот, кто хитрее и наглее.

— С твоих слов, наш отец как раз такой же, — с легкой усмешкой произнес Константин.

— А разве нет? — взглянула на него с интересом Светлана. — Только не говори, что его слова о чести, долге и слове дворянина…

Теперь уже Константин смотрел на сестру с легким удивлением.

— Нет конечно. Я, по-твоему, совсем идиот и ничего не вижу? — усмехнулся Константин и умолк. Секунд пять он молчал и нехотя произнес: — Просто…

— Что?

— Ничего, — отмахнулся Константин.

— Боишься, что твоего яда не хватит для этого серпентария? Или?‥

— Иногда слова о долге, чести и достоинстве можно… Трактовать по-разному, — задумчиво произнес брат.

Повисла небольшая пауза. Девушка снова пригубила чаю, стрельнула взглядом из-под полуприкрытых век на брата и спросила:

— Чем тебе не угодил тот фермер? Федор, кажется.

Константин тоже спокойно пригубил чаю, после чего произнес:

— Наглый, грязный, бедный и, что самое главное, простолюдин, — спокойно произнес Константин и взглянул на сестру. — Этого мало?

— Ты неисправим, — вздохнула Светлана и посмотрела в сторону дома, откуда к ним приближался отец. — Как думаешь, он чаю решил попить или все же тот слуга тебя сдал?

— Разумеется, сдал, — хмыкнул Кузнецов младший. — Ты в этом сомневалась?

— Нет. Если ты знал, что сдаст, то зачем?

Константин вздохнул, кинул взгляд на сестру и развел руками.

— Не мог отказать себе в малом удовольствии. Я ведь не железный.

Светлана закатила глаза и театрально вздохнула.

— Отец, — поднялся Константин, когда Семен Гаврилович оказался рядом.

— Папа, — привстала Светлана.

— Садитесь, не на церемонии, — буркнул он, усаживаясь за стол. — Как чай? Чья глупость с ежевичным вареньем?

Светлана улыбнулась и глянула на брата.

— Мы со Светланой поспорили, есть ли у нас вообще в городе ежевичное варенье, — подал голос Константин. — По моему сугубо личному мнению, если существует сладкая ягода, то скорее всего из нее делают варенье.

— Ежевика не имеет собственного яркого вкуса, — тут же подхватила девушка. — Это глупо — делать просто сладкое варенье. У нас и ежевику-то еще поискать надо, а варенье… тем более. Поэтому я уверена, что даже у нас в столице такого не найти.

— В столице есть все, — уверенно заявил Константин и покосился на отца. — Ну, или почти все.

— То есть вы опять за старое, — кивнул он своим мыслям. — Сначала не та скатерть, потом самовар грязный, а закончили… ежевичным вареньем.

Семен Гаврилович откинулся в кресле, оглядел детей и упер недовольный взгляд в Константина.

— Я объяснял свое дело. Объяснил, что мне нужен этот Горт. Нам необходимо договориться. Однако ты… — начал было отец и умолк. Стараясь не показывать гнева, он втянул носом воздух и продолжил: — Ты, своим поведением и поступками пустил все коту под хвост. Я хочу услышать хоть одну вескую причину, по которой ты рушишь мои планы. Хотя бы одну.

Константин не торопясь взял чашку, пригубил чай и посмотрел на родителя.

— То, что ты не знал — неуместно. Я прямо тебе объяснил, что и зачем я делаю, — стальным тоном произнес Семен Гаврилович.

— Во-первых, я не оскорблял, не угрожал, не трогал пальцем и не просил наносить какой-либо вред этому простолюдину, — спокойно произнес Константин. — Во-вторых, то, что ему не нравится быть чернью, это его дело. В третьих…

Тут парень поставил чашку на стол, выпрямился и упер жесткий взгляд в отца. Глаза в глаза.

— В-третьих, это дело чести. Он вошел в купе в поезде и не поклонился. Чернь вел себя с нами, как с равными. Я знаю, что были прецеденты, и чернь основывала рода. Да, было. Может и этому свезет, но он не стремился подняться до нашего уровня. Напротив… — тут Константин изобразил суровую физиономию и продолжил: — Он опустил нас до своего уровня. А это прямое…

— Ты передергиваешь факты, — рыкнул Семен Гаврилович.

— Император! Честь! Достоинтво! Слово! — перебил его сын. — Чьи это слова? Кто неоднократно повторял мне это и кто вбивал в меня это с пеленок⁈

Кузнецов вскочил с кресла, сверкнув глазами, отвернулся, секунд десять постоял, после чего принялся выхаживать по веранде.

— И я напомню, что пальцем его не трогал, не оскорблял и не подстрекал к его наказанию, — уже спокойно произнес Константин. — Будь на моем месте кто-то из знатного рода, этого нищеброда отхаживали бы плетью.

— Хорошо, — прохрипел Семен Гаврилович. — Ладно…

Он еще раз глянул на сына, развернулся и направился к дому.

Константин же кашлянул, взял чашку и откинулся в плетеном кресле. Секунды три он провожал отца взглядом, после чего шумно, словно простолюдин, отхлебнул из нее чаю.

В этот момент раздались легкие хлопки.

— А ты хорош, — уважительно произнесла она, даря брату аплодисменты.

Константин поджал губы, глянул на сестру и одобрительно кивнул, наслаждаясь моментом.

— Евгений дела ведет, он важный, — со знающим видом сообщил Дмитрий, сидевший у деревянного ящика, в котором были навалены елочные игрушки. — Постоянно куда-то ходит, с кем-то говорит. Часто просто так ходит, но иногда приходит довольный и пьяный.

— Чем хоть он занимается? Что за дело у него? — спросил Горт, поправляя ящики, на которые положил доски от топчана. Тот оказался с гнилыми ножками и кроме досок с него было нечего взять.

— Он торгует корнеплодами и другой едой, — ответил Дмитрий, достав небольшую блестящую еловую шишку. — Он держит лавку, но там продавцы работают. Он хотел как-то Кэт туда устроить, но та ни в какую. Я еще мал, а Сьюзи мать не отпускает.

— Почему? Мала или не годна?

— Мама говорит, что за нее боится и что та для этого не подходит, — пожал плечами мальчишка.

— А ты как думаешь? — спросил Федор, перетаскивая старый, слежавшийся матрас на доски.

— А я думаю, что мама без Сьюзи по дому не справится, — ответил младший сын и отложил игрушку, достав красивую снежинку.

— А почему Катю Кэт называют? — спросил Федор, обернувшись в поисках простыни, что ему выдала тетушка.

— Она попросила. Сказала, что духи ее так называют. А Женя говорит, что по-англицки Кэт — это кошка, — ответил Дмитрий, отложил снежинку и глянул на Федора, что застилал простынь. — Ей подходит.

— Гибкая? Или за мышами охотится? — хмыкнул Горт.

— Не, — мотнул головой Дмитрий. — Она сама по себе. Вроде как и с нами, а вроде как и нет. Все с духами своими ходит. Себе на уме.

— Что за духи? Она ведунья? — взглянул на мальчишку Федор. — Я думал, она придумывает все.

— Не, у нее «Дурной глаз». Она духов видит и иногда видения всякие.

— Так она ведунья? — нахмурился Федор.

— Не-а. Она не ученая и учится не хочет. Мать хотела ее отдать в ученицы к ведунье. Но та сказала, что одного «Дурного глаза» мало. Надо еще и силу кое-какую иметь.

— У Кати силы нет?

— Есть, но какая-то не такая, — пожал плечами Дмитрий. — Я не знаю, какую надо, а еще та, как узнала, скандал устроила. Не хочет быть ведуньей.

Федор достал одеяло начал его засовывать в пододеяльник.

— А ты? — спросил он. — Ты-то чем занимаешься?

— Ничем. Мне ничего нельзя, — буркнул он, глядя на Федора, и спародировал голос Сьюзи: — Ты еще маленький, не дай бог что-то случится!

Федор хохотнул, встряхнул одеяло и положил его на постель.

— А мне двенадцать уже, — буркнул Дмитрий. — Двенадцать лет, а мне даже нож в руки дают только на кухне и только под присмотром.

Федор взял подушку, пару раз хлопнул по ней и кинул в изголовье. Глянув на парня, он кивнул и произнес:

— У меня почти так же было. Туда не суйся, это не трожь.

Федор с задумчивым видом достал стеклянную белочку из коробки и спросил:

— Ты поэтому из дома ушел?

— Нет. Так худо-бедно жить можно.

— А почему тогда?

Федор вздохнул, глянул на мальчишку и произнес:

— Потому что отец в меня не поверил.

— Это как? — нахмурился Дмитрий.

— Старшему брату Арсению — все земли и хозяйство. Среднему — учеба и дело по душе, а мне… — тут Федор горько усмехнулся. — А меня в ученики сапожнику отдать хотели. Вроде как учиться, а на деле — работать за еду.

— Это сильно плохо, да? — заметив, как помрачнел двоюродный брат, спросил мальчишка.

— Сильно — не сильно, но… за мной сила есть. И отец за то знает. Не мог не знать. Но учиться меня не послал. В ученики сапожнику определил… — Федор тяжело вздохнул, поднялся и, расправив плечи, глянул на Дмитрия. — Потому я сам пошел учиться. Выучусь на мага — большим человеком стану!

— Маги магомобили делают и чинят, — закивал Дмитрий.

— Это самые слабые маги. Те, у кого сил не хватило больше ни на что, — со знанием дела произнес Федор. — А я сильным магом буду. Таким, что на приемы приглашают и права, как у аристократа. Чтобы по весне на бал к императору ходить.

Мальчишка задумчиво глянул на Федора и уважительно кивнул.

— Дмитрий! — раздался голос тетушки.

— Дмитрий, почему ты еще не в кровати? — слово в слово повторил Дмитрий за матерью и поднялся. — Мне идти надо.

— Если надо — иди, — кивнул Федор, но тут же спохватился. — Слушай, а где у Кэт комната? Поговорить с ней хотел.

— Как спустишься, сразу справа, — пожал плечами Дмитрий, помахал рукой и спустился по крутой лестнице вниз.

Федор же оглядел чердак, подошел к своим пожиткам и хотел было переложить их, но тут заметил, как внутри блеснуло перо.

Парень вздохнул, почесал голову и засунул его за пазуху, после чего притулил вещи рядом с кроватью.

Парень спустился по лестнице и осторожно подошел к двери в комнату Кэт. Постучав костяшками, он выждал секунд двадцать, прежде чем слегка приоткрыть дверь, но тут же замер на пороге.

Екатерина была у кровати, в полуприседе так, словно она собиралась сесть, да замерла на полпути.

Федор оглядел коридор, прислушался к ворчанию тетушки, что укладывала Дмитрия, и сделал шаг в комнату.

Осторожно подойдя к Кате, он присмотрелся и растерялся от увиденного.

Девушка смотрела куда-то в сторону окна, рот был слегка приоткрыт, словно она что-то говорила. А короткие волосы замерли в воздухе. Часть прядей торчали вперед, словно замерли в полете.

Федор растерянно глянул в коридор, затем снова на девушку и уже собирался звать тётю Марию, но тут почувствовал, как теплеет стальное перо за пазухой.

Горт сглотнул, достал перо и, сделав пару шагов назад, взглянул в отражение на Екатерину.

Девушки не было.

Кровать была, комната была, следы на постели были, но в отражении ее не было.

Федор взглянул на девушку, затем на зеркальце и сглотнул.

— Видение что ли, — произнес он.

Парень еще раз проверил, затем переложил валявшийся ботинок у кровати на постель и снова взглянул в зеркало.

Ботинок был.

А двоюродной сестры Кати не было.

Окончательно запутавшись, Федор подошел и кончиками пальцев коснулся девушки.