Превзойти себя самого. Том 1 (СИ)

Глава 4. Блестела в солнечных лучах золотая кайма, тончащий фарфор светился изяществом

Нечто вязкое холодным коконом опутывает тело, упрямо прилипает к рукам и ногам. Прежде, чем нечто проникнет под кожу и заполнит собой пустоту, тело покроется сотнями трещин. Оно — повреждённый сосуд, что через миг рассыплется в прах.

Обращённые в камень конечности почти потеряли чувствительность. В непроницаемом мраке невозможно понять, как они расположены. И только вязкое нечто продолжает их обволакивать, настойчиво вбирая в себя остатки тепла.

Под слоем тяжёлой усталости скрывается боль. Иглой сожаления она впивается в душу, бередит свежие раны при каждой попытке вспомнить хоть что-то. Тьма, поглотившая время, растворяет границы сознания. Стоит сосредоточиться на своих ощущениях, и уже не понять, где кончаешься ты, а где начинается мгла. Липкое нечто больше не касается кожи, тело теперь парит в пустоте.

А затем… что-то тёплое легло на живот, пробудило от мёртвого сна. Согревающий свет возвратил способность к движению и, заструившись по духовным каналам, навсегда остался внутри.

Приложив немного усилий, Цайхуа разглядела зверька. Свернувшись в рыжий клубок на её животе, детёныш огненной лисицы безмятежно посапывал, и шерсть его мерцала расплавленным золотом. Биение сердца лисицы, гулкое и неторопливое, совпадало с ритмом дыхания Лу Цайхуа.

Точно первые весенние цветы, в душе вдруг распустилось нежное чувство, и всё вокруг потеряло значение. Есть только она и этот светлый комочек, что спас её жизнь. Рука потянулась к искрящейся шерсти. Однако схватила лишь пустоту.

***

Едва открыв глаза, просветлённая рывком вскочила на ноги и сразу же пожалела об этом. Незнакомые стены поплыли цветными разводами, в голове раздался оглушительный звон. Словно столкнувшись с незримым препятствием, Лу Цайхуа рухнула обратно в кровать. Она успела понять только то, что очутилась в доме богатой семьи.

Постельное бельё, сшитое из мягкого шёлка, приятно охлаждало кожу. Тонкий аромат благовоний успокаивал разум. Хотелось расслабиться и забыть обо всём, однако события недавнего прошлого всплывали на поверхности памяти одно за другим, поднимая вместе с собой неприятный осадок.

После беседы с наставником она простилась с Юньчжи и покинула окрестности горы Лунхушань. Весь путь занял чуть больше недели, однако сейчас он казался длинным настолько, будто Лу Цайхуа провела в нём целую жизнь.

Люди, которых она повстречала, вели себя одинаково независимо от положения в обществе: вечно всем недовольные, они часто препирались друг с другом, и многие из них уже поддались влиянию демонической ци.

Порождения мрака вели разгульную жизнь. Пользуясь тем, что простой человек не способен их видеть, они превращали народ в источник тёмной энергии. Поглощая её день за днём, демоны становились сильнее. В попытке их уничтожить, девушка истратила большую часть талисманов, вот только справиться со всеми в одиночку она не могла. С того момента, как Цайхуа покинула родные края, ей не встретился ни один просветлённый. По сему оставалось только гадать, известно ли об этой беде в кругах совершенствующихся.

Последние дни путешествия выдались особенно тяжкими. Дорога лежала через пустынное море холмов, просить еды было не у кого, а внезапный бой с демоном истощил её окончательно.

Кажется, силы покинули Лу Цайхуа, когда она спускалась к деревне. Как она очутилась в доме богатых господ и почему по её духовным каналам течёт светлая ци — эти вопросы стали загадкой, и ей предстояло в них разобраться. Хотя эта светлая ци, возникшая в теле неизвестно откуда, едва восполняла десятую часть утраченных сил, её было достаточно для восстановления всего организма.

Вспомнив свои ощущения перед потерей сознания, Цайхуа содрогнулась. В голове не укладывалось, как простые люди живут без духовной энергии. Беспомощность перед лицом неизвестности — вот что она тогда испытала и к чему никогда бы не хотела вернуться.

Как только голова перестала кружиться, девушка осторожно приподнялась на локтях и осмотрелась. Просторная комната была предназначена для приёма гостей. В убранстве её, богатом, но сдержанном, Цайхуа не смогла найти ничего, что выражало бы принадлежность к хозяевам дома.

Чистый халат, расшитый тем же узором, что и постель, невесомо облегал тело девушки. На маленьком столике у изголовья кровати, прижатые ножнами, лежали её талисманы. Их сухая поверхность немного бугрилась, однако особые знаки сохранили свои очертания — все иероглифы, вышедшие из-под кисти Юньчжи, никогда не теряли свой вид, в чём заключалась их особая ценность.

Нежные цветы в фарфоровой вазе равнодушно роняли на стол лепестки. Помимо щебета птиц за окном, до слуха не доносилось более ни единого звука. Должно быть, сейчас раннее утро.

Цайхуа собиралась помедитировать, чтобы восполнить часть утраченных сил, но так и не смогла сконцентрироваться. Смутные предположения захватили рассудок, томительное беспокойство, расплескавшись в душе, помешало зафиксировать тело в позе для медитации.

Ждать, пока к ней придут с объяснениями, стало невыносимо. Уж лучше изучить обстановку самой, а там, как знать, может и ответы найдутся. Прихватив с собой талисманы и меч, девушка бесшумно проскользнула за дверь.

Внутренний двор, по периметру усаженный клёнами, наполнялся ароматом приготовленной пищи. Стоило Лу Цайхуа раз вдохнуть, как чувство нестерпимого голода накатило на неё с удвоенной силой. С ходу угадав расположение кухни, девушка помчалась к ней со всех ног.

Вихрем добравшись до кухни, просветлённая столкнулась в дверях со служанкой. В момент, когда та испуганно вскрикнула, Цайхуа успела её поддержать, однако тяжёлый поднос ничто не спасло от падения. Звякнув при столкновении с полом, он безжизненно замер в окружении опрокинутых чаш.

— Госпожа, простите!

Служанкой оказалась невысокая девочка, на вид лет четырнадцати, с живыми чертами лица и аккуратно подстриженной чёлкой. Простенькое платье цвета осенней травы ей было мало. Грубая ткань, стянувшая тело, заметно подчёркивала все недостатки детской фигуры, но в то же время не мешала работать.

Упав на колени, служанка принялась убрать разбитую утварь.

— Вообще-то виновата я, — Цайхуа опустилась рядом, чтобы помочь.

В полупрозрачной луже отвара, очевидно целебного, блестели осколки фарфора. Лишь одна чашка осталась в сохранности. Подняв её с пола, Цайхуа удивилась сильнее: пальцы будто коснулись поверхности льда.

— Ты несла это мне?

— Нет, госпожа, — забрав уцелевшую чашку из рук просветлённой, девчонка вернула её на поднос. — Прошу, не утруждайтесь. Я приберу здесь сама.

Одного взгляда на неё было достаточно, чтобы понять: разбитый фарфор её ничуть не расстроил. Неужели владельцы этого дома богаты настолько, что могут позволить себе подобную роскошь? Цайхуа усмехнулась. Скорее всего этой юной служанке просто спускают с рук все оплошности.

— У вас кто-то болеет?

— Молодой господин, — отряхнув юбку небрежным движением, она схватила две другие пиалы и спешно наполнила их новым лекарством. — Вы подождите, я к нему сбегаю, и мигом обратно. А пока что поешьте, раз уж сами пришли.

Лу Цайхуа не успела и слова сказать, как девчонка уже убежала.

Недолго раздумывая, девушка последовала совету служанки. Ознакомилась с содержимым котлов и остановила свой выбор на незатейливых блюдах: рисовой каше да супе с лапшой. Воодушевлённо орудуя палочками, Цайхуа не заметила, как мысли её обратились к той самой не разбившейся чашке.

Предметы, так или иначе связанные с демонами, на ощупь всегда казались холодными. Поверхность их сочилась струйками тёмной энергии, которую видел любой просветлённый. И хотя эта чашка на вид казалась обычной, Цайхуа смутно чувствовала: определённо с ней что-то не так. Вот только шанс проверить догадку она уже упустила.

Помыв за собой всю посуду, девушка решила не ждать, когда вернётся служанка. Конечно, было бы неплохо узнать все подробности о своём появлении здесь, но это не столь важные сведения. Новая одежда годится для выхода в свет, чувство голода больше не мучит, а значит, в этом месте её ничто больше не держит.

Цайхуа покинула кухню и, подставив лицо тёплому солнцу, блаженно прикрыла глаза. Раскинуть в стороны руки, набрать свежего воздуха в лёгкие и улыбнуться, всем естеством погрузившись в настоящий момент — вот он рецепт неподдельного счастья. Сделаешь это, и сердце сразу преисполнится верой. Она обязательно станет сильнейшей. Школа Чэнсянь, жди героя!

Нужно было незаметно пробраться к главным воротам. Благо, внутренний двор по-прежнему оставался безлюдным. Проскользнув под круглым окном чьей-то комнаты, Цайхуа не смогла не прислушаться к доносившимся оттуда рыданиям.

— Мы делаем всё возможное для вашего сына, — мужской голос прозвучал неуверенно. — Нам остаётся только ждать

— Ждать его смерти?!

— Простите, но мы не нашли ничего подозрительного. Мы правда не знаем, почему тёмная ци до сих пор в его теле, — отозвался молодой женский голос.

Любопытство одолело Цайхуа окончательно, и она заглянула в окно.

— Сами же сказали, что демоны ломятся в наши ворота! Они и мучают его!

Несмотря на отчаяние, женщина в расшитом золотом платье сохраняла прямую осанку. В уголках её губ залегли резкие складки, макияж смотрелся неестественно на исхудавшем лице. Взгляд глаз, покрасневших от слёз, был обращён к лежащему в кровати бледному юноше.

— Просветлённые их убивают, — вздохнула сидящая напротив плачущей матери девушка. — Активность демонов в деревне возросла, это так. Но ваше поместье под надёжной защитой. Здесь нет ничего, что могло бы ему навредить.

— Вы же ученики школы Чэнсянь! В конце концов, вы целители! Так сделайте что-нибудь! — женщина повысила голос. — Он умирает, неужели не видно?!

Юноша, всё это время державший запястье больного, закончил слушать его пульс. Обменявшись хмурыми взглядами, просветлённые синхронно сложили пальцы в ручную печать и направили потоки светлой энергии в тело лежащего. Цайхуа знала: они не обязаны жертвовать своей светлой ци для исцеления простого человека. И решение помочь таким способом заслуживало уважения.

Ситуация сложилась по-настоящему странная. Насколько поняла Цайхуа, сын хозяев этого дома пострадал от воздействия демонической ци. Причём ни одно снадобье, обычно очищавшее тело от тёмной энергии, ему не помогло. Более того, с каждым днём ему становилось лишь хуже. И если лекарства оказались бессильны, то светлая ци просветлённых могла его исцелить.

Удивляло же девушку следующее: раз эти ребята являлись целителями, наверняка их пригласили на гору Тайшань из школы Чунгао, в которой создавались лучшие лекарства на свете. Поэтому в качестве снадобий, которыми поили больного, Цайхуа не сомневалась — они однозначно подействовали. Далее, рассуждала девушка, просветлённые ежедневно истребляют демонов по всей округе, поэтому исцелившийся парень просто не мог попасть под влияние тьмы. Напрашивался вывод: рядом с ним всегда присутствует источник тёмной энергии. Но разве это возможно, чтобы просветлённые его не нашли? Единственным доказательством предположения девушки служили демоны, которые, по словам госпожи, постоянно ломились в поместье. Очевидно, что-то их привлекало. И это что-то было надёжно скрыто от глаз просветлённых.

Блестела в солнечных лучах золотая кайма, тончащий фарфор светился изяществом. Молочно-белая чашка, стоящая меж опустевших пиал, вновь завладела вниманием Лу Цайхуа. Просветлённые из школы Чэнсянь, вероятно, не удостоили поднос и взглядом: посуда как посуда, ничего необычного. Но Цайхуа, прежде всего, доверяла своей интуиции, а та ей подсказывала — здесь что-то не так. И, кажется, она знает, что именно.

— Вот вы где, госпожа! — звонкое восклицание раздалось прямо над ухом. — А я вас ищу везде! Уже и воду вам согрела для купания и одежду приготовила.

Девушка вздрогнула. О существовании этой девчонки она уже успела забыть. Цайхуа хотела было шикнуть на служанку, но хозяйка этого дома опередила её своим лаконичным приказом:

— Чуцзин, подойди!

Просветлённая вздохнула с облегчением — её не заметили. Ненадолго скрывшись в покоях, служанка вышла оттуда с подносом и позвала Цайхуа за собой.

Сбросив с себя покрывало безмолвия, поместье пробудилось от сна. Усердные слуги приступили к выполнению своих поручений, и внутренний двор наполнился звуками жизни. По каменной дорожке, взметнув вверх ворох листьев, пронёсся серьёзный мальчишка, две рослые девушки, болтавшие под сенью деревьев, с неохотой принялись подметать. В отдалении слышался чей-то заливистый смех, в соседней постройке с глухим стуком что-то упало. Новый день начался.

Поравнявшись с Чуцзин, Цайхуа не смогла сдержать изумления. На губах служанки цвела довольная улыбка, большие глаза её светились от счастья.

— Твой господин умирает. Чему радуешься?

— Тому и радуюсь, — честно ответила девочка. — Мой господин — плохой человек.

— И чем он тебе насолил, что ты ему смерти желаешь?

Цайхуа чуть нахмурилась. Ранее ей приходилось общаться со слугами разных господ, но все они, как один, были тише воды, ниже травы. Чуцзин же ей напоминала княжну, избалованную и привыкшую без страха высказывать всё, что придёт в её голову. Тем не менее, для Цайхуа особенность девочки была только на руку: у чрезмерно болтливых людей можно выведать всё, что угодно.

— Если бы только мне, — служанка пренебрежительно хмыкнула. — Моей госпоже он всю жизнь испоганил!

Они снова оказались на кухне. Служанка взялась заваривать чай, а Лу Цайхуа, усевшись за стол, где был оставлен поднос с грязной посудой, решила молчать до последнего. Подталкивать девочку не было смысла: скорее всего, она сама продолжит рассказ.

Как и ожидалось, её голос вскоре нарушил молчание.

Мать Чуцзин была личной служанкой хозяйки поместья. Прослужив ей больше пятнадцати лет, она погибла при родах. Госпожа Чан Си воспитывала дочь любимой служанки, как своего ребёнка: обучала её и, порой, баловала. Но более всего она любила старшего сына — Юншэна.

Выросший в богатстве и роскоши, Юншэн привык, что ему ни в чём не отказывают. С каждым годом характер его становился несноснее, издёвки над служанками переросли в приставания, и дурная слава его вскоре прогремела на всё поселение. Чан Юншэн, бездельник и пьяница, в свои юные годы был озабочен лишь тем, чтобы на столе его стояло вино, а в кровати лежала очередная красавица.

Так, дом семьи Чан был запятнан позором. Каждый житель деревни порочил имя безответственной матери, не сумевшей воспитать ребёнка как следует.

Разгневанный отец хотел было выгнать Юншэна из дома, да только Чан Си не позволила — три дня и три ночи, терпев унижение, стояла на коленях с мольбой пощадить неразумного сына.

Как раз в тот период Юншэн заболел. Потеряв контроль над собственной жизнью, предавшись пустым развлечениям и причинив боль окружающим, юноша без помощи демонов осквернил свою ци. Тёмная энергия ослабила его организм, и при должном лечении Юншэн легко бы поправился, но по неизвестным причинам состояние его резко ухудшилось. Теперь же он, совершенно беспомощный, увядал у всех на глазах.

— Наконец-то он получит по заслугам, — подвела итог Чуцзин.

— Ты права, он сам себе могилу выкопал, — немного подумав, ответила Лу Цайхуа. — Но так скоро он не умрёт. Просветлённые его исцелят, и он продолжит в том же духе. Если, конечно, отец не вышвырнет его из дома.

На самом деле будущее Юншэна заботило девушку меньше всего. Такие, как он, никогда хорошо не заканчивали. А вот беспокойство за жизни других обитателей этого дома возросло многократно. Источник тёмной энергии однажды привлечёт в поместье семьи Чан большую беду. И сейчас Лу Цайхуа была единственной, кто мог спасти ситуацию. Осталось только проверить догадку.

— Такая красивая, — Цайхуа подняла чайную чашку из горы грязной посуды. — Не знаешь, где такую купить?

— А? — смена темы озадачила девочку. — Обычная чашка. Купила на рынке в городе Тай.

— Целое состояние стоила, да?

— Нет, — окончательно растерялась Чуцзин. — Торговец отдал за бесценок.

— Попалась.

Девчонка не успела испугаться, как Лу Цайхуа достала талисман и с торжествующей улыбкой налепила его на фарфор. Особый знак мгновенно отозвался сиянием, и вскоре квадратик бумаги, израсходовав силу, осыпался пеплом к ногам юной служанки.

Примечание автора:

Огненная лисица — так в Китае называют красных панд. Вообще, у красной панды есть и другие названия, например: малая панда или кошачий медведь. Но название «огненная лиса» мне понравилось больше всего. Обязательно посмотрите фотографии красных пандочек! Они невероятно милые!

初静 (Чу Цзин) — «чу» переводится как начинать, «цзин» как спокойствие.

常曦 (Чан Си) — «чан» переводится как дисциплина, «си» как солнечный свет.

永生 (Юншэн) — вечно живой; живущий в веках.