Превзойти себя самого. Том 1 (СИ)

Глава 29. Изнанка светлого образа оказалась ужасающе грязной

Чэньсин, всё это время наблюдавший за боем, незаметно подошёл к просветлённой. Клинки учителя и ученицы оставались скрещёнными, когда юноша, будто случайно задев пальцы Лу Цайхуа, перехватил рукоять своего меча.

Прикосновение длилось мгновение. И девушке хотелось бы верить, что оно ей почудилось, вот только чувства подтверждали обратное. Сердце, обернувшись огненной бабочкой, взволнованно затрепетало в груди, лицо обдало лихорадочным жаром. Словно обжёгшись, Цайхуа резко отдёрнула руку и отошла от Чэньсина на безопасное для неё расстояние.

То, что она начинала испытывать к юноше, всерьёз её обеспокоило. Прежде девушка не сильно задумывалась об их отношениях, так как они просто не складывались. Казалось, Цайхуа и Чэньсина разделяет непреодолимая пропасть. Ей, импульсивной и прямолинейной, было трудно понять просветлённого, чьи помыслы являлись загадкой. Но чем дольше он рядом с ней оставался, тем сильнее Цайхуа сомневалась: так ли уж много между ними различий? Пусть Чэньсин замкнутый и молчаливый, его действия говорят красноречивее слов. В душе юноши полыхает огонь, и Цайхуа, ощущая в нём нечто родное, больше не может его игнорировать

— Вы оба, — нарушил неловкую паузу сереброволосый бессмертный. — Зайдите-ка в дом. Надо поговорить.

Жилище учителя Чжао в полной мере отражало царивший в его душе хаос. На полу, устланном увядшей травой и засохшими листьям, на уставленных склянками полках и даже на его измятой постели лежали коты. Всех возможных цветов и размеров они мирно дремали под пение птиц. Солнечный свет, пробиваясь сквозь щели в бамбуковых стенах, тёплой пыльцой оседал на разбросанных всюду листах писчей бумаги. Вела на крышу деревянная лестница, прямо под ней располагалось рабочее место бессмертного.

— А вот и чай, — радостно потирая ладони, Чжао уселся за стол.

Привыкшая к странностям учителя Цайхуа безучастно наблюдала за тем, как тот сгребает со стола гору ненужной посуды, а затем ловко разливает по чашкам ароматный напиток. Окружающий беспорядок ничуть не беспокоил мужчину. Более того, Чжао находил его очень уютным и вдохновляющим. Лишь здесь, среди десятка котов и поражающей своим разнообразием утвари, он мог расслабиться полностью.

— Ифэю приспичило отправить меня на обход, — начал бессмертный, когда ученики сели напротив. — Вернусь я только к завтрашнему вечеру. Но это не значит, что теперь вы можете делать всё, что захочется. У меня есть для вас пара заданий.

Залпом опрокинув в себя содержимое чашки, Чжао принялся шарить рукой под столом.

Пока учитель что-то искал, Цайхуа тоже решила выпить свой чай. Однако сразу же пожалела об этом: напиток, остывший и перезаваренный, обволок язык вяжущей горечью.

Тем временем Чжао протянул ученице потрёпанный свиток:

— Эту технику я написал вместе с кем-то из школы Каймин. Думаю, тебе она будет очень полезна. Как вернусь, покажешь мне, чему научился. И учти, замечу ошибку — побью. А ты, — обратился мужчина к Чэньсину, — продолжай работать над мантрой усмирения чувств. И повтори по сто раз все свои техники. Если завтра сможешь стоять на ногах, я тебя тоже побью, даю честное слово.

Чжао потянулся за чашкой Чэньсина, к которой тот благоразумно решил не притрагиваться, и с наслаждением её осушил.

— Ах, да, мальчик мой, — спохватился мужчина, когда его взгляд зацепился за рваный порез на рубахе Лу Цайхуа. — Сходи к ответственному за снабжение нашей горы, пусть подберёт тебе одеяния. Негоже ученику этой школы в чём попало расхаживать.

Цайхуа, с головы до ног мокрая и ощутимо замерзшая, обрадовалась возможности переодеться сильнее, чем наконец-то сбывшейся мечте. Да, теперь ей дозволено носить алые одежды школы Ли, но какой в этом прок, если она заболеет? Ей стоит как можно скорее найти человека, о котором сказал Лунху Чжао, но перед этим Цайхуа должна кое с чем разобраться.

— Учитель. А где я буду жить?

— Что за глупый вопрос? С Чэньсином, конечно.

— …

Сердце пропустило удар. А затем, одолеваемое противоречивыми чувствами, забилось с неистовой силой. Тело будто облили кипящей смолой, мысли смешались в липкую кашу, но Лу Цайхуа не забыла: она всё ещё зла на Чэньсина.

— Учитель, Вы меня извините, но с ним я не хочу иметь ничего общего, — уверенно отчеканила просветлённая.

Лунху Чжао от удивления перелил чай через край. Жидкость растеклась по столу тёмной лужицей, намочив рукав просветлённого, несколько капель упало на пол.

— Думай хоть, прежде чем говорить подобные вещи. Не знаю, что вы не поделили, но этот мальчишка из-за тебя вчера подрался со мной. В том, что он оказался побитым, есть и твоя вина. И вообще, забыл уже, сколько всего он для тебя сделал? Ай-я, да ты благодарить меня должен за то, что я вас вместе поселил!

Не желая верить услышанному, девушка перевела взгляд на Чэньсина. До этого момента она избегала смотреть в его сторону, но теперь, увидев ссадины на неприкрытых одеждой частях тела парня, Цайхуа не смогла отвести от него глаз. Выходит, она была не права. Чэньсин не бросал её, а просто решил заступиться, и эта мысль вдруг вызвала в ней жгучее чувство стыда.

Смущённая девушка и иронично приподнявший бровь юноша продолжали смотреть друг на друга, пока не раздался голос бессмертного:

— Всё, мои драгоценные мальчики, выметайтесь отсюда. И не забудьте о тренировках!

После того, как они покинули хижину, Чэньсин достал меч и, указав на него, поинтересовался у соученицы:

— На этот раз не будешь отвергать мою помощь?

Щёки покраснели сильнее. Стараясь не думать, как глупо она сейчас выглядит, Цайхуа спрятала в ладонях лицо и позволила юноше поднять себя на руки. А когда ноги коснулись меча, поспешно шагнула вперёд. Лишь освободившись от объятий Чэньсина, она могла спокойно вздохнуть и привести мысли в порядок.

— Ты не против, что я с тобой буду жить? — решилась спросить просветлённая.

— А у меня есть выбор?

Голос Чэньсина звучит слишком ровно, чтобы понять, что он чувствует. И это заставляет девушку забеспокоиться вновь.

Меч стремительно летит над рекой. В её зеркальной поверхности Лу Цайхуа видит события, о которых предпочла бы забыть. Юноша в алом прижимается к девушке в чёрном, и та, не в силах справиться с охватившим её пламенем чувств, полностью им отдаётся.

Воспоминания настолько отчётливы, что Цайхуа теряет связь с реальностью. Наваждение длится мгновение, но этого достаточно, чтобы девушка, потеряв равновесие, неловко качнулась и…

Чэньсин не даёт ей упасть. Снова оказавшись в плену его жарких объятий, просветлённая испуганно замечает, как её тело начинает гореть. Цайхуа не обращает внимания на смех просветлённого. Всё, чего она хочет, — поскорее спуститься с меча и убежать от этого парня и связанных с ним переживаний.

К счастью, долго ждать не пришлось. Преодолев ещё несколько чжанов, оружие медленно спланировало к расположенному на холме домику. Со всех сторон окружённый густым хвойным лесом он напоминал одинокого странника, что утратил надежду отыскать нужный путь. Покатая крыша его сплошь поросла мхом, у крыльца примостился самодельный очаг.

Хотя внешний вид хижины не вызвал ничего, кроме жалости, внутри она оказалась довольно уютной и чистой. Единственная комната была разделена ширмой на зоны: большую, предназначенную для работы и отдыха, и маленькую, где стояла огромная деревянная бочка.

— Здесь живёт тот, кто отвечает за снабжение школы? — осведомилась Лу Цайхуа.

— Здесь живу я.

Просветлённая потеряла дар речи. Беспомощно оглянувшись по сторонам, она на всякий случай отступила к двери.

— Тогда зачем ты меня сюда притащил? Мне же нужно сходить за одеждой.

Чэньсин не торопился с ответом. Открыв дверцы шкафа, он достал из него стопку алых одежд и только затем произнёс:

— Нет необходимости.

Глаза просветлённого лучились особенным светом, когда он отдавал одеяния девушке. Уголки его губ приподнялись в смущённой улыбке, во взгляде промелькнула робкая радость.

— Я носил их, когда мне было пятнадцать. Думаю, тебе будут как раз. Не беспокойся, они чистые.

Оставив растерянную Лу Цайхуа наедине с её сумбурными мыслями, парень вышел из дома.

И что это было?

В последнее время Чэньсин вёл себя, как её близкий друг. И хотя Цайхуа успела привыкнуть к тому, что в нужный момент он всегда приходит на помощь, чрезмерная забота с его стороны сбила девушку с толку. В прочем, это ей не помешало обрадоваться. Ещё в школе Чэнсянь она поняла, насколько приятно носить одежды Чэньсина. Теперь же Лу Цайхуа сможет ходить в них всегда.

Переодевшись, она осмотрелась в поисках зеркала. Увы, кроме кровати, стола, размещённого у резного окна, расписанного хризантемами шкафа и стеллажа в помещении ничего больше не было.

Внимание просветлённой вдруг привлёк портрет незнакомого юноши, притаившийся на полке за палочками благовоний. Вьющаяся длинная чёлка обрамляла лицо, изящное и одухотворённое, серые глаза полнились нежностью. Окружённый ореолом любви и печали, он напоминал божество. Слишком светлое для мира, который успел причинить ему боль.

Завороженная его красотой Лу Цайхуа не сразу заметила покоившиеся рядом с портретом письмо и осколки меча. Пожелтевший конверт был запечатан при помощи незнакомой ей техники, а один из осколков ржавым налётом покрывала засохшая кровь. Когда она потянула к ним руку, фрагменты клинка вспыхнули мягким мерцающим светом.

В тот же миг чьи-то пальцы перехватили запястье. Чэньсин снова подобрался к ней незаметно.

— Не трогай.

Любопытство Лу Цайхуа мгновенно угасло, стоило ей уловить в голосе юноши болезненные нотки. Возможно, этот меч для него многое значил, поэтому она не решилась спросить, почему он вдруг засиял. И хотя девушка не хотела бередить душевные раны Чэньсина, она не могла не указать на портрет:

— Это…?

— Это Лао Тяньшу.

Пребывание у лика наставника, казалось, причиняло ему невыносимую боль. Словно не желая её больше испытывать, он потянул просветлённую к выходу:

— Идём, ты голодная со вчерашнего дня.

Все эти годы Чэньсин жил ради Лао Тяньшу. Обучение в Ли, визиты на соседние горы и даже развитие навыков приготовления пищи — всё это было нужно ему, чтобы научиться защищать и заботиться о Лао Тяньшу, когда тот вернётся.

Восемнадцать лет пролетели, как миг, а наставник по-прежнему не напоминал о себе. И пусть Чэньсин верил в его возвращение, в душе, точно колючий сорняк, проросло ощущение собственной бесполезности. Без Тяньшу всё становилось бессмысленным. Никому не было дела, насколько искусный воин Чэньсин и хорошо ли он умеет готовить.

С тех пор как наставник погиб, в нём никто не нуждался. И только рядом с Лу Цайхуа он вновь смог почувствовать себя нужным и значимым.

Усадив просветлённую на крыльцо, парень поставил ей на колени поднос с довольно внушительной миской лапши. В его алых одеждах, взъерошенная и немного растерянная, она вызывала в Чэньсине желание спрятать её от целого мира, защитить от всех возможных опасностей.

Ещё толком не сознав свои чувства, он наслаждался их пьянящим теплом. Впервые за долгие годы на сердце Чэньсина стало легко и спокойно.

— А почему не в столовой? — с набитым ртом поинтересовалась Лу Цайхуа.

— А тебе что, не нравится?

— Нравится, нравится, — поспешила заверить его просветлённая. — Просто спросила.

И лишь когда она закончила трапезу, Чэньсин наконец-то ответил:

— Не доверяю местной еде. И тебе не советую.

После обеда девушка спустилась с холма, чтобы найти уединённое место для тренировки. Убедившись, что поблизости нет домов просветлённых, она расположилась в тени раскидистых сосен. Хвойный аромат действовал на неё успокаивающе, и уже после непродолжительной медитации Цайхуа смогла сосредоточиться полностью.

Свиток учителя Чжао был испещрён мелкими символами. Подобно хаотично расползшимся по поверхности насекомым, они не образовывали ровные строки, и чтобы понять их, девушке пришлось затратить немало усилий. Однако оно того стоило. С техникой, которую ей наказал разучить Лунху Чжао, она выйдет на новый этап совершенствования. Оставалось только её отработать.

Поднявшись с ковра сухой хвои, Цайхуа встала в стойку и закрыла глаза.

Ци тонкими нитями пронзает пространство вокруг. Границы тела стираются, и сеть духовных каналов находит своё продолжение в потоках внешней энергии. Нечто похожее она испытала, когда повторяла технику Мао Шуая. Но вместо того, чтобы впустить в себя силу природы, Цайхуа сливается с ритмом трёх незнакомых сердец.

— Эй, новенькая! — раздаётся слева от девушки. — Ты кем себя возомнила? Будешь пропускать занятия, пока к тебе не придут с приглашением?

— В следующий раз ты обязана явиться на них, — второй голос звучит за спиной, и по сравнению с первым буквально сочится угрозой.

Цайхуа не открывает глаза. Она вошла в состояние, в котором сможет использовать новую технику, и чтобы его сохранить, ей следует оставаться спокойной. Она не позволит этим самодовольным парням испортить свою тренировку.

— Утром была интересная битва, — ехидно смеётся третий из них. — Но ты не расстраивайся. Мы поможем тебе восполнить упущенное.

Не успели слова прозвучать до конца, как ученики школы Ли одновременно атаковали Лу Цайхуа.

Выдох. Время замедляет свой ход. Ци неторопливо опутывает тела просветлённых, позволяя девушке оценить их сноровку и силу. Цайхуа не представляет, как они выглядят, но отчётливо слышит каждый их вдох, чувствует каждый шаг, заставляющий хвою разлетаться в разные стороны.

Девушка легко уходит от каждого выпада. Какими бы сильными они ни являлись, Цайхуа не проиграет. Она — быстрая тень, способная от них ускользнуть лишь затем, чтобы нанести ответный удар. Техника учителя Чжао удивительно мощная, и сейчас Лу Цайха им покажет, как хорошо она её выучила.

Стук сердец становится громче. Напрягая мысленный взор, просветлённая отслеживает каждое действие юношей. Прежде чем они успевают ударить её, Цайхуа встаёт в защитную стойку и в то же мгновение проводит контратаку. А затем, пользуясь замешательством учеников школы Ли, бьёт прямо в их жизненно важные точки. Она недостаточно опытна, чтобы убить таким способом, но этого хватит, чтобы противники потеряли сознание. Большего ей и не нужно.

Девушка открывает глаза и с удовольствием разглядывает распластавшихся на земле просветлённых. Она одержала победу. Осознание этого заставляет душу Лу Цайхуа искриться всепоглощающим счастьем.

Она действительно победила.

Сама.

***

Глубина бочки была идеальной. Погрузившись в воду до подбородка, Цайхуа с наслаждением вдыхала аромат мыльной пены. Точно такой же запах был у Чэньсина. Едва уловимый, но заполняющий сердце нежными лепестками цветов.

Вместе с напряжением девушку покинули и все ненужные мысли. Более ничто не смущало её, не вызывало желание провалиться под землю. Она спокойна и собрана, и отношения с другими людьми не заставляют её беспокоиться.

Получая удовольствие от омовения, она снова и снова прокручивала в голове момент своей первой победы над учениками из Ли. Пульсация ци в духовных каналах, сладкое ощущение своего превосходства, а после блестящий и такой долгожданный триумф. Освой Цайхуа эту технику ранее, она ни за что не сдалась бы в бою с Лунху Ифэем.

К слову, о нём…

— Чэньсин, — громко позвала просветлённая и, не дожидаясь ответа, продолжила, — мне кое-что кажется странным. Почему Лунху Ифэй так просто ушёл, когда наш учитель его победил? Он же глава, разве ему не плевать на чужие условия? Или учитель Чжао здесь на особом счету?

Сперва из-за ширмы не доносилось ни звука, но когда Цайхуа снова окликнула юношу, тот, наконец, отозвался.

— Можно и так сказать, — голос Чэньсина звучал неуверенно, как если бы он испытал крайнюю степень смущения. — В нашей школе есть правило: если кто-то побеждает главу, его признают новым лидером. А Чжао очень силён. Я бы сказал, во всём клане Лунху ему не найдётся достойных соперников. Если говорить напрямую, он представляет собой угрозу для власти Ифэя. И они оба прекрасно знают об этом.

— Выходит, наш учитель этим радостно пользуется?

Лу Цайхуа задумчиво подула на пену. Вот значит как. Защищая её, учитель угрожал главе школы Ли, и кроме как отступить, у того не было выбора. Попытайся Ифэй навредить Цайхуа, сереброволосый бессмертный публично бы рассказал о его поражении, вызвав для подтверждения на поединок. Тогда Лунху Ифэй лишился бы поста главы школы, а это в его планы отнюдь не входило.

— Именно. Чжао сходит с рук очень многое, и всё потому, что он намного сильнее Ифэя. Думаю, ты уже успела заметить: наш учитель игнорирует правила школы и живёт ото всех обособленно. Глава закрывает глаза почти на всего его причуды, лишь бы только Чжао не трогал его. Но не думай, что у учителя полностью развязаны руки. Если Ифэй сильно захочет, он найдёт способ расправиться с ним. В конце концов, он ведь убил прошлого главу нашей школы.

Лу Цайхуа ошарашенно выдохнула:

— Убил?!

— Да.

Сделав короткую паузу, юноша продолжил рассказ.

Предыдущий глава был одним из немногих, кто имел репутацию сильнейшего просветлённого. У него было много последователей, под его руководством школа боевых искусств процветала. Поэтому, когда Хо Ифэй, на тот момент ещё не вступивший в клан Лунху, бросил вызов главе, всех это лишь рассмешило.

Вот только во время их поединка в пору было лить слёзы. Внезапно ослабевший глава школы Ли не смог отразить первый удар. Ифэй пронзил его сердце мечом и благополучно занял освободившийся пост. А все, кто выступили против него, в одночасье исчезли.

Это было предупреждением. Поэтому выжившим ученикам и наставникам осталось лишь молча склониться перед новым главой. Так Лунху Ифэй всего за несколько дней подчинил себе гору Лунхушань.

Девушка с трудом осознавала услышанное. Школа Ли занимала в душе Цайхуа особое место и представлялась ей обителью достойнейших из просветлённых. Доблестные воины в алом, практикующие боевые искусства ради защиты людей. Она восхищалась ими с тех пор, как поселилась у подножия горы Лунхушань, и даже не представляла, что на её лесистой вершине могло произойти преступление.

Изнанка светлого образа оказалась ужасающе грязной. Школа Ли больше не соответствовала тем идеалам, которых стремилась достичь Цайхуа.

— Но зачем всё это Ифэю? — потерянно прошептала она.

— Хороший вопрос, — отозвался Чэньсин. — Вряд ли он провернул это ради одной жажды власти. Честно говоря, я считаю его ещё более чокнутым, чем учителя Чжао. Поступки Ифэя непредсказуемы и нелогичны. Но кто знает, какими мотивами он руководствуется. Так или иначе, расслабляться нам точно не стоит.

Погружённое в ночной полумрак помещение казалось ещё более уютным, чем днём. Танцевали на стенах размытые тени, услаждали слух всплески воды. Лениво наблюдая за пламенем десятков свечей, Цайхуа потеряла счёт времени, однако это не вызывало у неё беспокойства. Пока за окном мерцают далёкие звёзды, она может позволить себе не проводить каждый миг с пользой.

Чэньсин, отправившийся приводить себя в порядок сразу же после Лу Цайхуа, не торопился выбираться из бочки. Все его вещи аккуратно висели на ширме, и от нечего делать Лу Цайхуа решила снять с неё алую ленту.

«Превзойти себя самого». Проведя пальцами по иероглифам, девушка тихо вздохнула. Хотя эта вещь и принадлежала Лао Тяньшу, в его существование ей верилось слабо. Юноша, несравненно прекрасный и обладающий удивительной силой, жил лишь в легендах да на портрете, скрытом в доме Чэньсина. Идеальный герой, созданный неведомым автором, чтобы поддерживать в людях веру в добро, — вот каким видела его Лу Цайхуа. Разве мог быть на свете такой человек?

— Насмотрелась?

Полураздетый Чэньсин тенью скользнул к ней за спину и ухватился за ленту. На его левом запястье Лу Цайхуа вдруг обнаружила шрам: продольный и очень глубокий. Но спросить о его происхождении она не успела. Замотав след своего тяжёлого прошлого лентой, алой, как свежая кровь, Чэньсин с размаху плюхнулся на постель.

Подобного развития событий Цайхуа не ждала. Она была уверена в том, что Чэньсин ей уступит кровать. Но теперь, когда реальность разошлась с её ожиданиями, просветлённая разозлилась.

— А мне где спать?

Губы Чэньсина тронула озорная улыбка. Заняв удобную позу, он нарочито вежливо предложил:

— Бочка свободна. Если хочешь, можешь спать в ней.

Насмешливый взгляд просветлённого становится последней каплей в чаше терпения девушки. Задыхаясь от гнева, Цайхуа в один шаг сокращает разделяющее их расстояние.

— Разбежалась.

Скрестив на груди руки, она прыгает на свободную половину кровати и отворачивается. Она никуда не уйдёт. И если Чэньсин не собирается ей уступать, пусть продолжает лежать здесь, пока не помрёт от смущения. Ей же до этого просто нет дела.

Примечание автора, (добавленное уже по завершении книги):

Ай-я (哎呀) — данное китайское междометие обычно переводится на русский как «Ай-яй!», но я не удержалась от того, чтобы написать, как оно слышится на самом деле (āi yā). Данное восклицание можно услышать в основном тогда, когда человек испытывает удивление, раздражение или даже отвращение.