11
Старший майор Госбезопасности Кобелев, 26 ноября 1941 года
Кажется, Берия чуток смягчился в отношении меня. Может, сказались неплохие отзывы обо мне из Крымского Управления подчинённого ему ведомства, а может, ещё что. По крайней мере, во время беседы с ним Лаврентий Павлович не смотрел на меня, как на гниду, которую собирается вот-вот раздавить.
— Мне хотелось бы услышать ваше личное мнение о структуре, которая в вашем мире называлась «СМЕРШ».
— Совершенно необходимая и, я бы сказал, назревшая структура в мире этом, товарищ Генеральный комиссар государственной безопасности. Если речь идёт о её создании в ближайшее время, то данное решение абсолютно правильное.
Ох, неспроста завёл этот разговор «палач всех времён и народов», как обожают его называть либералы и «демократы» всех мастей! Хотя, говоря эти слова, я ничуть не кривил душой. Нет, чуть-чуть всё-таки кривил: вопрос о создании «СМЕРШ» не только созрел, он даже перезрел. Я считаю, что его следовало создавать буквально в первые дни войны. А ещё лучше — за несколько месяцев до её начала, чтобы кадры успели обучиться и подготовиться к выполнению своих обязанностей.
— Не нам с вами судить о том, насколько правильные решения принимают ТАМ, — ткнул нарком пальцем в потолок.
Ага. «Знай своё место!»
— А как вы считаете, может ли в вопросе выявления вражеских агентов оказать помощь такой прибор, как… э… полиграф? Или, как его ещё называют, «детектор лжи».
Да помню я, помню оба названия этого некогда распиаренного прибора, которым нас пугали ещё в годы учёбы в Высшей школе КГБ. Правда, потом, уже после завершения «эпохи диалектического материализма», пришлось познакомиться с полиграфом лично: «контора» закупила некоторое количество устройств, и прогнала через них практически всех сотрудников. Кроме тех, кто подал рапорты об увольнении, не дожидаясь этой проверки.
— Насколько мне известно, товарищ… Берия, — поменял я обращения после нетерпеливого взмаха руки шефа. — Полиграф — это не панацея. Хорошо подготовленный к проверке человек способен обмануть и его. Но только хорошо подготовленный, знающий, какие именно параметры считывают датчики. Ну, или умеющий безукоризненно владеть собой. А ещё — люди с некоторыми психическими отклонениями.
— И какой процент людей, способных преднамеренно обмануть «детектор лжи»?
— Не могу ответить точно. Какие-то тысячные или даже десятитысячные доли процента. Единицы из миллионов. Но поскольку сейчас нет таких людей, которых бы специально тренировали обманывать этот прибор, то ещё меньше. Пожалуй, я бы назвал их феноменами.
Судя по мелькнувшей на губах Берии усмешке, анекдот про феномена и мудозвона он слышал довольно недавно…
— То есть, процент выявления лжи фактически равен ста.
— Так точно. За исключением…
Над пенсне приподнимается бровь.
— За исключением случаев, когда человек сам себя невольно оговаривает.
— А такое возможно?
— Вполне. Спрашивают, например, проверяемого о контактах с представителями иностранной разведки, а он в этот момент вспоминает о конфликте с вредной тёщей, которую его так и подмывает «сдать» органам, чтобы она больше не трепала ему нервы. Или о запланированном свидании с любовницей, на которое он опаздывает. И пугается того, что его могут ещё и «прищучить» за аморалку. А прибор фиксирует отклонение от нормы, которое может трактоваться как ложь. Такое, конечно, легко перепроверяется повторными вопросами, но это уже тонкости в работе оператора установки.
— Хорошо, — после недолгой паузы произнёс народный комиссар внутренних дел. — Я понял вас. И хотел бы ознакомить с приказом о переводе вас в Отдел контрразведки «СМЕРШ» Наркомата внутренних дел, созданный на основании приказа Председателя ГКО от вчерашнего числа.
Берия жестом указал на стул у стола совещаний и протянул мне две папки. В одной — приказ о моём назначении, а во второй — о создании Отдела.
Так, читаем, чем будет заниматься новое подразделение.
Проведение оперативно-розыскных мероприятий, направленных на борьбу со шпионской, диверсионной, террористической и иной подрывной деятельностью иностранных разведок в частях войск НКВД и среди их окружения;
Борьба с антисоветскими элементами, проникшими в части войск НКВД;
Изучение и проверка военнослужащих, зачисленных на службу в войска, бывших в плену и окружении противника;
Борьба с предательством и изменой Родине, дезертирством и членовредительством в частях войск НКВД;
Проведение через командование профилактических мероприятий для предупреждения противоправных действий военнослужащих и происшествий с их участием;
Осуществление расследований по фактам противоправных действий, гибели военнослужащих войск НКВД, сотрудников и агентов контрразведки «СМЕРШ»;
Возбуждение уголовных дел и проведение следствия по делам, отнесённым к компетенции органов «СМЕРШ» НКВД;
Обеспечение безопасности в войсках в период проведения государственных праздников и важных политических событий;
Выполнение специальных заданий Народного комиссара внутренних дел.
— Под специальными заданиями Народного комиссара подразумевается, в том числе, проверка высокопоставленных сотрудников других наркоматов, партийных и хозяйственных деятелей на местах, — сориентировавшись, до какого места я дочитал документ, вставил реплику Лаврентий Павлович. — И именно это будет непосредственно вашей главной задачей.
Понятно. Значит, влиятельных врагов я обрету — видимо-невидимо.
Но читаем дальше.
Для осуществления этих задач Отдел контрразведки «СМЕРШ» и его органы на местах имели право:
вести агентурно-осведомительскую работу;
производить в установленном законом порядке выемки документов, обыски и аресты военнослужащих войск НКВД, а также связанных с ними лиц из гражданского населения, подозреваемых в преступной деятельности;
проводить следствие по делам арестованных с последующей передачей дел по согласованию с органами прокуратуры на рассмотрение соответствующих судебных органов или Особого совещания при Народном комиссариате внутренних дел СССР;
применять различные специальные мероприятия, направленные на выявление преступной деятельности агентуры иностранных разведок и антисоветских элементов;
вызывать без предварительного согласования с командованием в случаях оперативной необходимости и для допросов рядовой и командно-начальствующий состав войск НКВД, а также других лиц, находящихся в разработке.
Дословно не помню, насколько всё это совпадает с соответствующими задачами и правами Отдела «СМЕРШ» НКВД в моём прежнем мире, но впечатление такое, что почти на 100%.
А вот приказ о назначении меня не порадовал. Очень не порадовал. По одной простой причине: звание сотрудников службы приравнивались к общевойсковым. Напомню, что звания в Госбезопасности сейчас на две ступени «отстают» от армейских Так, лейтенант ГБ на самом деле соответствует армейскому капитану. А моё, старшего майора Госбезопасности, «болтается» где-то между полковником и генерал-майором, соответствуя бригадному генералу иностранных армий. Приказом же меня «опустили» даже не в полковники, а в подполковники.
Ай, да Лаврентий Павлович, ай, да товарищ Берия! Сукин сын! Нашёл-таки, способ проявить своё негативное отношение ко мне! И при этом сидит, ухмыляется, изучая мою реакцию. Ну, просто сама невинность: он же мне великое доверие оказал, назначив ответственным за выявление «окопавшихся врагов» в довольно высоких эшелонах власти. Целым 10-м отделом ГУКР «СМЕРШ», отделом специальных заданий, руководить поручил.
— Ознакомились? Подписывайте!
Не дрогнув ни единым мускулом на лице, ставлю подпись.
— Вопросы имеются?
— Только один, товарищ Генеральный комиссар Государственной безопасности, — встаю я и вытягиваюсь в струнку. — Когда приступать к выполнению обязанностей?
Похоже, нарком ждал несколько другого вопроса, и в его глазах мелькнуло даже что-то похожее на уважение к моей выдержке: надо же, я никак не отреагировал на понижение в звании. А какой смысл реагировать? Приказ об уравнивании званий сотрудников Госбезопасности с армейскими званиями не специально ради того, чтобы меня унизить, «изобрели». Насколько я помню, так и в «моей» истории было.
— С завтрашнего утра. Сегодня оформляйте необходимые документы, а завтра явитесь в распоряжение комиссара Госбезопасности Юхимовича Семёна Петровича, который доведёт до вас штаты вашего отдела, которые вы и начнёте заполнять. Срок на формирование отдела — десять дней, и ни днём больше.
12
Джон Смит, 30 ноября 1941 года
Пожалуй, это можно назвать началом катастрофы.
Нет, речь идёт не о Советском фронте и даже не об Индии, в которой дела у нас тоже развиваются… не очень-то удачно. Хотя шансы поменять ситуацию очень неплохие. Нужно только ускорить переброску австралийских и новозеландских частей, чтобы нарастить группировку войск, действующих против мятежников. И действовать ещё более жёстко: аресты родственников видных бунтовщиков, уничтожение деревень, поддерживающих бандитов, расстрелы заложников, концентрационные лагеря. Это — проверенная веками практика борьбы с мятежами в той же самой Индии и других наших колониях, применяя которую мы всегда добивались своей цели. Какой такой гуманизм? Разговоры о необходимости применения гуманных методов уместны, когда речь идёт о действиях наших противников, а не о ситуациях, в которых нам приходится защищать интересы Британской империи.
Нет, речь идёт о Юго-Восточной Азии, где «азиатский тигр», как называют Японию, вдруг взбесился и принялся кусать европейцев. Очень больно кусать.
Зная численность японских войск, задействованных в операции по захвату Голландской Ост-Индии, мы предполагали, что бои в джунглях затянутся надолго, и японцы, завязнув на острове Ява, не осмелятся распылять усилия, пока не захватят весь остров. Оказалось, мы ошибались, недооценив важность нефти для Японии.
26 ноября под прикрытием самолётов с авианосцев они высадили воздушный десант на острове Суматра. И не где-нибудь, а в районе нефтеперерабатывающих заводов города Палембанг, принадлежащих концерну Royal Dutch/Shell. То есть, нанесли удар по интересам Великобритании, как вы можете понять по тому, что в него входит британская нефтяная компания «Шелл». Точнее, даже два десанта. Один на аэродроме Пангкалан Бентенг, где базировались голландские самолёты, а вторую — в непосредственной близости от нефтеперерабатывающего завода.
Немногочисленная голландская авиация не смогла противостоять истребителям «Накадзима Ки-43 Хаябуса», а зенитное прикрытие аэродрома было подавлено двухмоторными бомбардировщиками «Мицубиси Ки-21». В результате около 180 человек из 2-го парашютно-десантного полка японской армии под командованием полковника Сэйити Кумэ без серьёзных потерь захватили аэродром. Все голландские самолёты, находившиеся на земле, были захвачены либо повреждены в ходе боя, и это практически предопределило успех дальнейших действий оккупантов.
Почти одновременно с действиями первого десанта почти такая же по численности группа парашютистов была выброшена в непосредственной близости от нефтеперерабатывающего завода. Действовала она решительно и даже нагло. Частная охрана завода вступила в бой, но была быстро смята, отступила, и её загнали в бомбоубежища. Ей не удалось ни взорвать установки по переработке нефти, ни поджечь хранилища с уже готовыми продуктами переработки, как это предусматривалось планами действий при угрозе захвата. Попытки отбить предприятие направленными для этого подразделениями голландских колониальных войск оказались неудачными, поскольку несколько часов спустя японцы выбросили близ завода ещё около 90 десантников.
На следующий день отряд голландских кораблей в составе трёх лёгких крейсеров «Де Рюйтер», «Ява», «Тромп» и семи эсминцев под командованием адмирала Карела Доормана попытался предотвратить высадку морского десанта на побережье острова Суматра, атаковав японские десантные силы. Эсминец «Ван Гент», выполняя боевое маневрирование, сел на мель в проливе Гаспар и позже был уничтожен. Получили повреждения и были вынуждены отступить многие другие корабли, не единожды атакованные самолётами с авианосца «Рюдзё», а также бомбардировщиками так называемой авиагруппы «Каноя», базирующейся в настоящее время в Батавии. Неудача голландцев позволила десантным кораблям японского флота войти в устья рек, текущих в окрестностях Палембанга, и в течение двух дней завершить захват города, нефтепромыслов в его окрестностях и нефтеперерабатывающих мощностей.
Но дело даже не в неудаче европейской державы, хоть и не являющейся нашей союзницей, но довольно дружественной Великобритании. Дело в том, что своими действиями японцы затронули наши интересы: компания «Шелл» понесла и ещё понесёт огромный ущерб, лишившись крупного актива. А ущерб «Шелл», если перефразировать известный афоризм о том, что выгодно Америке, это ущерб всему Соединённому Королевству.
Возможно, дипломатическими способами ещё удастся ликвидировать конфликт британо-японских интересов, хотя горячие головы уже кричат о том, что Империя должна «примерно наказать обнаглевших обезьян» военными методами. Надеюсь, правительство проявит благоразумие и не пойдёт на поводу у этих горлопанов: не хватало нам ещё и войны с японцами в дополнение к Ирландии, Индии и неудачам в Крыму.
Насколько мне известно, французский Генеральный Штаб, направляя флот к берегам Голландской Ост-Индии, рассчитывал, что ему будут противодействовать лишь силы японского Флота Южного района и части 4-го флота (Соединения внешних морей), состоящих, преимущественно, из лёгких крейсеров, миноносцев, канонерских и подводных лодок. Именно корабли этих соединений были задействованы в операции по вторжению в голландские колониальные владения. Для современных европейских кораблей такой передовой державы, как Франция, это действительно не противники.
К сожалению, наши союзники слишком много внимания уделили газетной шумихе, освещая помощь голландцам в отражении агрессии. В результате, даже без приложения особых усилий, японская разведка была отлично осведомлена и о перечне французских кораблей, идущих через Индийский океан, и об их сильных и слабых сторонах, и о графике движения флота. Поэтому в Зондском проливе, неподалёку от печально известного вулкана Кракатау, французов ждали вовсе не те силы, которые они собирались легко разогнать. Шесть авианосцев, пять линкоров, два линейных крейсера, семь тяжёлых крейсеров, три лёгких крейсера, двенадцать эсминцев. Не считая множества кораблей поддержки и подводных лодок.
Во второй половине дня 28 ноября охранение из эсминцев на подходах к острову Энгано обнаружило и обстреляло из зенитных орудий японскую летающую лодку. Поскольку огонь из зенитных автоматов вёлся на предельной дистанции, самолёт повреждений не получил и благополучно ушёл в сторону Суматры. Флот продолжал двигаться прежним курсом, намереваясь к середине следующего дня войти в Зондский пролив и к вечеру оказаться уже в Яванском море.
Каково же было удивление французских моряков, когда их «неожиданное» появление в водах южнее острова Суматра ознаменовалось атакой быстроходных торпедных катеров под японским флагами. А вслед за этим в небе над идущими полным ходом линкорами и крейсерами завертелась карусель из пикирующих бомбардировщиков «Вэл», торпедоносцев «Накадзима B5N» и истребителей «Зеро». Им пытались противодействовать палубные «Моран-Сольнье», которыми практически перед самым походом перевооружили единственный французский авианосец «Беарн», но численное превосходство и более высокая скорость японских палубных истребителей «Зеро» сыграли решающую роль: авиаотряд «Беарна» был практически полностью истреблён. Это позволило японским лётчикам почти безнаказанно атаковать и этот авианосец, и гидроавианосец «Командант Тест», и другие крупные корабли. А вскоре в сражение вступили японские линкоры и крейсеры…
Итог морского боя стал разгромным для наших союзников. После нескольких попаданий авиабомб «Беарн» полностью выгорел и затонул. Торпедированный гидроавианосец перевернулся и ушёл под воду в течение получаса. Полузатопленный и горящий линкор «Дюнкерк» сумел дотянуть до побережья Суматры и выброситься на отмель, линкоры «Бретань» и «Ришелье» пошли ко дну. Как и оба тяжёлых крейсера, «Дюкен» и «Алжир». Та же участь постигла лёгкие крейсера «Жанна д’Арк», «Ламот-Пике», «Глоре» и «Монкальм». Спастись бегством удалось лишь четырём эсминцам. О потерях японского флота пока ничего не известно.
По сути дела, наш основной союзник вчера в Зондском проливе лишился своего морского флота. И как это скажется на внутриполитической обстановке во Франции и ситуации в Юго-Восточной Азии, остаётся лишь предполагать. По крайней мере, уже вряд ли что сумеет предотвратить полный захват Японией Голландской Ост-Индии.