Помнят польские паны. Преодоление

Фрагмент 11

21

Джон Смит, 27 января 1942 года

Кажется, я начинаю понимать любовь герцога Мальборо к крепким напиткам — виски, бренди, коньяку. Конечно, британскому джентльмену не к лицу давать волю эмоциям и заливать негатив крепким алкоголем, но ситуация складывается так, что сдерживаться становится всё сложнее и сложнее.

Шотландия считается территорией с очень суровым климатом. Но, в сравнении с русской зимой, по-настоящему сильных морозов там не бывает. Да, высокая влажность и сильные ветра делают условия жизни на севере нашего острова очень сложными. Но когда температура минус четыре градуса по Фаренгейту и ниже стоит месяцами, а глубина снега превышает целый ярд, это просто невыносимо, а ведь это — нормальное явление на значительной части России.

Похоже, именно из-за того, что русские, в отличие от цивилизованных людей, привычны к такой погоде, они и начали свою серию контрударов именно в конце декабря, когда даже обширные болота Белоруссии замёрзли, и по ним стало возможно перемещаться не только пешком, но и на технике. Даже на бронетехнике. Отсюда и их успех в наступлении на Ригу. Пять-шесть дней, и русские танки заняли окраину этого города. А покрытый льдом Рижский залив не позволил обороняющимся польско-канадским войскам рассчитывать на артиллерийскую поддержку боевых кораблей.

Помимо прочего, большевики выставили на острие удара марионеточную «освободительную армию Германии», германских наёмников из числа беженцев, испытывающих особенно острую ненависть к Польше. Впрочем, и среди латышей нашлось немало подонков, считающих поляков и их союзников оккупантами и угнетателями, а из-за этого симпатизирующих русским и немцам. К тому же, в силу исторических процессов, в этой молодой стране немало этнических немцев, живущих там со Средневековья.

Совпадение всех этих факторов привело к настоящей катастрофе. Рига была захвачена едва ли не сходу: городские бои затянулись всего на пять-шесть дней (в зависимости от того, как считать). А 1-й германский мотострелковый корпус, участвовавший в стремительном броске из района Верхнедвинска, воспользовался сохранностью мостов через Даугаву, развернулся на юго-запад и на плечах отступающих польских войск продвинулся на тридцать миль от Риги.

Попытки рассечь русский клин провалились: наступавшие во втором эшелоне дивизии большевиков немедленно захватывали плацдармы на левом берегу Даугавы-Двины и без особого напряжения отражали попытки наших союзников прорваться к окружённой группировке. Другие русские части, пользуясь слабостью польских тыловых подразделений, расширяли коридор прорыва в направлении на северо-восток. В итоге ни попытки прорвать кольцо окружения изнутри, ни перегруппировка окружённых войск не привели ни к какому существенному успеху. А резко увеличившиеся потери и нехватка боеприпасов вынудили окружённых поляков капитулировать. Войско Польское единомоментно потеряло свыше семидесяти тысяч солдат только сдавшимися в плен. Семьдесят тысяч поляков, около трёх тысяч канадцев, до полутора тысяч добровольцев из стран Северной Европы…

Этим наши неприятности (я говорю «наши», поскольку Польша является всего лишь орудием британской политики, направленной против Советской России) в Белоруссии не закончились. Едва польский Генеральный штаб перегруппировал войска для контрудара по прорвавшимся к Риге большевикам и деблокады окружённых, Красная Армия начала новое наступление. На этот раз в Южной Белоруссии. Русские танковые и механизированные части ударили из района Бобруйска на Слуцк, обходя Минск с юга. А после того, как вышли к бывшей польско-советской границе, их ударные части развернулись на юг, в сторону Припяти, отсекая сосредоточенные восточнее польские дивизии. После того, как была перерезана железная дорога из Пинска, идущая по северному берегу Припяти, для их снабжения осталась пригодна единственная железнодорожная ветка, проходящая по территории Украины.

Но это, как оказалось, ненадолго. Третий «Сталинский удар», как назвала коммунистическая пропаганда эти зимние наступления, начался 20 января из района населённых пунктов Иванков и Малин под Киевом. Упомянутая железнодорожная ветка была перерезана сразу в двух местах, в районе Овруча и Коростеня. Русское наступление ещё продолжается, но уже сейчас можно совершенно определённо заявить, что без снабжения польские войска, прижатые с севера к Припяти, долго не протянут и будут вынуждены отступить на юго-запад, бросая технику: увы, климат в тех местах не столь суровый, и болотистая местность просто не выдержит не только танки и грузовики, но даже артиллерийские орудия, буксируемые лошадьми. К тому же, буксировать пушки и гаубицы по снегу — далеко не лучшая затея.

Пожалуй, из всех направлений фронта борьбы с Советами наибольший оптимизм внушают действия румын, итальянцев и еврейских добровольческих формирований близ Одессы. Хотя наступательная операция, направленная на захват этого города-порта, и была приостановлена из-за ожесточённого сопротивления большевистских фанатиков, но перспективы для окончательного успеха неплохие. Румыно-итальянские войска и батальоны еврейских боевиков, которых мы столь удачно отвлекли от перспективы борьбы за независимость на нашей подмандатной территории в Палестине, сумели неплохо продвинуться, сжав кольцо блокады вокруг Одессы. Пусть блокады неполной (существует узкий сухопутных коридор, простреливаемый артиллерией, а также снабжение города по морю), но то, что еврейские добровольцы уже выходили к Чёрному морю, подтверждает наличие неплохих шансов для полной блокады. А потом и силы обороняющихся иссякнут.

К сожалению, провалилась операция по смене руководства Ирана. Заговорщикам не удалось сразу убить шаха Резу Пехлеви, поэтому многие части иранской армии отказались присягать его юному сыну Абдулу. А потом вмешался русский десант, пришедший на помощь верным шаху войскам в Тегеране. Абдул был арестован, а Реза-шах перед смертью успел объявить преемником более старшего сына Мохамеда.

Одновременно с атаками на наши базы в Ираке русский авиации, перебазированной из Закавказья и Средней Азии в Иран, поддержанные большевиками иракские курды подняли мятеж на севере от Багдада. И, судя по вялым действиям иракского правительства, режим Рашида аль-Гайлани долго не продержится под ударами воинственных курдов. Тем более, в центральных областях Ирана советские дивизии, переброшенные из Туркменистана, не задержались и уже ведут бои с нашими войсками на ирано-иракской границе. Командующим же направлением назначен русский маршал Будённый, в годы Великой войны сражавшийся именно на Багдадском фронте. Именно это назначение говорит о том, что большевики не собираются останавливаться на границе между Ираном и Ираком. А у нас просто нет сухопутных войск, которыми можно остановить натиск русских в этом регионе.

Но всё перечисленное — ещё не катастрофа. Катастрофа — это действия, предпринятые командующим британскими войсками в Индии генералом Уэйвеллом. К сожалению, он сдержал данное им слово расстрелять арестованных и заключённых в Красном Форте руководителей Индийского национального конгресса в случае попытки штурма Форта. Сдержал, несмотря на предупреждения о недопустимости этого шага.

Если до этого то, что происходило в «жемчужине британской короны» можно было назвать ужасным пожаром, способным уничтожить британское присутствие в Индии, то последствия случившегося сравнимо со взрывом самого крупного порохового склада. Если нам и удастся погасить мятеж, то только чрезвычайным напряжением усилий, использованием всех имеющихся в Великобритании войск.

Я вижу единственный выход из складывающейся ситуации в немедленном вступлении в войну против России и Японии Соединённых Штатов Америки. Только это поможет нам устоять против японцев в Юго-Восточной Азии и разгромить большевиков, что является нашей главной целью данной войны. Но, если действовать по дипломатическим каналам, добиться подобного решения от Рузвельта мне не представляется возможным. То, что реально может подтолкнуть кузенов к вступлению в войну, лежит в компетенции Секретной разведывательной службы Его Величества.

22

Капитан госбезопасности Воскобойников, 8 февраля 1942 года

После того, как дивизия генерал-майора Кривошеина отбыла в Киевский особый военный округ, здесь, в Чебаркуле, всё постепенно начало сводиться к рутине. И обучение красноармейцев, и работа по моей линии.

Нет, прежним городу уже не быть никогда. Хотя бы потому, что Чебаркуль теперь — не село, а именно город. Хоть небольшой, но промышленный центр, поскольку строящийся в нём металлургический завод вот-вот начнёт выдавать продукцию — высококачественные стали, которые пойдут на производство оружия для фронта. Город, значительно подросший после того, как на улице Ленина выросло целых два ряда двухэтажных многоквартирных домов для будущих металлургов.

Снизился и уровень секретности вокруг военных лагерей. Это уже не сверхсекретный объект, а просто секретный, поскольку здесь ведётся обучение личного состава пользованию новейшими образцами боевой техники, выпускаемой на наших, уральских заводах. В том числе, сделанных на основе чертежей, привезённых из будущего.

Многое, конечно, по этим чертежам советская промышленность пока воспроизвести не в состоянии из-за неподготовленности технологической базы и низкой квалификации рабочих: увы, и грамотных специалистов, и, чего уж греха таить, ответственности у некоторых работников для этого недостаточно. Но, если сравнить то, что было в лагерях до той памятной ночи, когда меня похитили и отвезли в будущее, и нынешнее положение дел, то это небо и земля. Руководство страны и партии поступило мудро, не бросая неподготовленных бойцов на едва освоенной технике в мясорубку начального этапа войны. Самый мощный натиск врагов отразили кадровые дивизии, снабжённые устаревшими танками, пушками и самолётами. И лишь когда в войсках закончились эти «отрыжки Тухачевского», в бой пошло то, что создавалось уже позже, в 1939 и последующие годы. И люди, обученные обращаться с ним.

Несмотря на снижение уровня секретности, сидеть без дела мне тоже не пришлось. Врагам достаточно быстро стало известно, что именно у нас, в Чебаркуле, происходит обучение всему новому. Вот и поехали по железной дороге мимо нашего городка иностранные шпионы, надеясь, кто рассмотреть в окно поезда, а кто и поселившись в нём или его окрестностях, что-нибудь разнюхать.

Из окна поезда это сделать очень сложно, поскольку для доставки техники и боеприпасов на станции Мисяш проложили дополнительные пути, отделённые от главных целым рядом пакгаузов. И ветку, ведущую непосредственно на полигон. Именно там, в тупике, происходит разгрузка и погрузка всего, что не должны видеть «лишние» глаза. Ну, а каждый новый человек, поселившийся в районе, обязательно изучается моими подчинёнными. Кстати, вовсе не излишняя предосторожность, как оказалось. Но о результатах подобных мероприятий я распространяться не буду: они тоже подпадают под категорию секретных сведений.

До Южного Урала сведения с фронта доходят также, как и до любого уголка страны: по радио либо из газет. И намного реже — с ранеными красноармейцами или очень редкими отпускниками. Среди таких в начале января оказался капитан Дмитрий Новиков, которому после ранения предоставили двухнедельный отпуск.

Как известно, в экипаже Т-55, на котором в составе дивизии прорыва воюет Новиков, целых два красных командира среднего звена — командир танка и механик-водитель. Второй обычно — либо младший лейтенант, либо лейтенант. Ну, а Новиков дослужился до заместителя командира батальона. Но и боевые машины командного состава батальонов ходят в бой и получают повреждения. Вот и получилось, что капитан был ранен осколком мины при восстановлении ходовой части танка. А после выписки из госпиталя трижды орденоносцу разрешили две недели восстанавливать здоровье в кругу семьи, с женой и почти двухгодовалой дочкой, которые не видели его с весны прошлого года.

Разве могли в военных лагерях упустить возможность услышать мнение боевого командира, отличившегося не только в Финской войне, но и в нынешней, Отечественной? А поскольку я прекрасно знаю и Дмитрия, и Инну, его супругу, то не мог упустить возможности тоже прийти на встречу фронтовика с курсантами и инструкторами: к сожалению, мне дорога на фронт закрыта навсегда, а душа за Родину болит.

Да, Новиков и его жена — именно из «тех», бежавших к нам из мрачных 1990-х годов. Люди, очень сильно отличающиеся от нас образом мышления. Но капитан сумел поразить даже меня. После вступительного слова замполита, он вдруг возразил ему.

— Позвольте не согласиться с вами, товарищ полковой комиссар. Вы сказали, что долг каждого бойца и командира Красной Армии — умереть за Родину. На мой взгляд, это неправильно. Долг каждого бойца и командира Красной Армии — сделать так, чтобы умерли враги, вторгшиеся на нашу Родину.

Несколько секунд напряжённого молчания, на протяжении которого политработник побагровел, и зал гарнизонного Дома Культуры взорвался аплодисментами.

А потом Новиков привёл примеры того, как бездумное руководство во время боевых действий приводило к тому, что гибли десятки и даже сотни людей, при этом срывались боевые задачи, поставленные даже тем подразделениям, которые добились успеха.

— Такая гибель за Родину никому не нужна! Именно поэтому я обращаюсь к вам, будущим командирам отделений, взводов, расчётов, экипажей, батарей: действуйте в строгом соответствии с Уставами. Они пишутся кровью тех, кто их не соблюдает, их подчинённых и бойцов соседних подразделений. Каждый бой ведите так, словно от него зависит, быть или не быть нашей Родине. Кто знает, может быть именно так это и есть, ведь даже маленький камешек может вызвать целую лавину.

Вспоминал он, конечно, и героические фронтовые эпизоды. Но предупреждал слушателей:

— Никогда не надейтесь на превосходство нашей боевой техники. Да, она действительно превосходит лучшие польские, французские, английские образцы. Пока превосходит, поскольку наука, техника и производство не стоят на месте. Воюет не техника, а люди, ею управляющие, воюют командиры, ведущие этих людей в бой. Польская армия получила громадный боевой опыт ещё до нападения на СССР, англичане и французы тоже кое-чему научились в боях с итальянцами. Все они — сильные противники, с которыми нельзя расслабляться.

Конечно, капитан не всегда говорил то, что хотели от него услышать политработники, но всё, сказанное им, жёсткая правда, фронтовая правда.

Как он сказал при прощании со мной, две недели отпуска пролетели, словно один миг. Но на Украине уже начиналась новая наступательная операция, и Новиков рвался на фронт, к боевым товарищам.

— Вы, Иван Васильевич, только присмотрите, чтобы мою Инну никто не обижал, — пожал он на прощанье мне руку.

Обидишь такую! Мало того, что Новикова — женщина довольно крупная, так ещё и комсомольская активистка, привыкшая не плакать от обиды, а действовать.

Впрочем, именно об Инне я первым дело и подумал, когда мне пришёл приказ передавать дела и готовиться перебираться на новое место службы. Не очень далеко, всего-то километров на семьдесят севернее. Но для прояснения конкретики требовалось побывать в Москве, на приёме у Народного комиссара внутренних дел товарища Берии.

Товарищ Генеральный комиссар госбезопасности высоко оценил итоги моей работы по обеспечению безопасности «объекта» в Чебаркуле.

— А поскольку вы успешно справились с этим заданием, значит, должны справиться и с более масштабным. Работа будет примерно та же самая: обеспечение безопасности сверхсекретного химического производства и строящегося города при нём. Начинать предстоит буквально на пустом месте. А от того, насколько быстро и тайно нам удастся всё сделать, зависит судьба Союза Советских Социалистических Республик в послевоенное время. Среди сотрудников, привлекаемых к данному проекту, будут и те, с кем вам уже доводилось сталкиваться — люди из будущего. Поэтому я разрешаю вам привлекать к работе тех знакомых вам служащих, кому вы доверяете. Желательно — разбирающихся в химии и металлургии.

Да, мне по роду службы доводилось слышать от людей из будущего, что в районе Кыштыма в их времени находился мощный химический комбинат, связанный с урановой проблемой. Значит, аналогичный комбинат и будет объектом приложения моих сил?