Позывной «Леший»

Глава девятая

Под чутким руководством англичанина Адель буквально преобразилась. Не зря кто-то из великих… или умных сказал, что женщина – это холст, на котором можно нарисовать все, что угодно. От ангела до беса включительно. Хватило бы средств, таланта и желания. В магазин готовой одежды входила, выскочившая на минутку из школы, миловидная школьница, а выходила – очаровательная девушка. Одетая не вызывающе, скорее даже неброско, но так, что не оглянутся ей вслед мог бы только слепой.

Темно-синяя юбка из джерси, мягко подчеркивала стройность бедер и ног, а приталенный жакет из того же материала – тонкость талии. Это со спины. Спереди же, белая блузка с высоким глухим воротником не столько прятала от мужских глаз, сколько увеличивала объем того, что демонстрировал в вырезе двубортный покрой жакета.

Но при этом Адель выглядела не вульгарной кокеткой, а обычной городской девушкой, одетой чуть более празднично, чем обычно. Если придерживаться школьной темы, то именно так нарядилась бы молодая учительница первого сентября или двадцатого апреля.

– Отлично! – я показал большой палец, чем заставил ее слегка покраснеть.

Ненадолго… Похоже, девушка начинала верить, что ее действительно не хотят обидеть. Потихоньку привыкала и вживалась в новую роль. Так что даже когда я открыл перед ней дверцу, Адель приняла это без смущения, как обычный жест вежливости в отношениях между мужчинами и женщинами, без оглядки на положение в обществе.

Гестаповец, взирая на эти манипуляции только плечами пожал. Не зная истинной причины моих поступков, он считал, что я все затеял, чтобы добиться благосклонности понравившейся девушки. И не понимал, зачем нужны такие сложности, если она уже была в моей власти? Но, у начальства свои причуды, так что гауптштурмфюреру хватило ума, обойтись без комментариев. И только сев в машину, бросил насмешливо:

– Похоже, в Берлине предпочитают сложные решения…

– Объясни? – не понял Митрохин.

– Впервые вижу, чтобы уже раздетую девчонку, одевали для того, чтобы снова раздеть.

Фашист был капитану неприятен, так что Митрохин только плечами пожал.

– Рад, что наши мнения совпадают, Густав… – перешел на более фамильярный тон гестаповец. – Если надумаете, буду рад видеть вас. Малышка Гретхен тоже. И, клянусь честью, никаких фотоаппаратов.

– Я принимаю ваше предложением, – не стал отказываться капитан, помня, что мы в любом случае собирались еще раз наведаться в секретный особняк. – И, как только господин полковник захочет уединиться со своей новой секретаршей, я непременно воспользуюсь случаем заглянуть. Если пообещаете, что ваша протеже к тому времени сохранит вчерашнюю свежесть.

– Договорились… – прижал ладонь к груди немец. – Другому бы не обещал, но для вас, сохраню в первозданном виде.

Громкий смех подтвердил, что договоренность достигнута.

– Отлично… – повторил я англичанину, недоуменно оглянувшегося на хохот, доносящийся из "Хорьха". -Генрих, я вот еще о чем подумал. Мне бы тоже не помешало переодеться. Все же рядовой, в компании офицеров…

– Желаете штатский костюм?

– Нет… Слишком часто придется вынимать документы. А вот мундир… Скажем, оберштурмфюрера… думаю, будет в самый раз. Стоя у вас за спиной, я вообще стану невидимкой, а в ваше отсутствие – благодаря очарованию Адель.

Идею англичанин оценил, и мы вернулись в магазин. И пятнадцать минут спустя, я уже красовался в новенькой форме.

– О! – весело воскликнул гестаповец. Найдя общий язык с Митрохиным, Адольф с ходу предложил принять еще по паре капель и теперь пребывал в приподнятом настроении. – Господин Иоганн. Как это понимать? Вас повысили? Или понизили? Тои, тои, тои…

– На рассмотрении, – вместо меня ответил Хорст, одновременно придерживая дверцу. – Поехали… Весельчак…

Дальнейшая дорога сюрпризов не преподнесла. Как и предупреждал Зельтцер, у самого подножья горы, откуда уже виднелись башни замка, стоял первый пост. Деревянная будка, шлагбаум, оборудованная из мешков с песком пулеметная точка. Возле будки полугусеничный бронетранспортер SdKfz 251. Sonderkraftfahrzeug 251, он же "Ганомаг". А это еще, как минимум, один пулемет…

Один человек в кузове броневика, двое – за бруствером. Еще двое возле шлагбаума. Завидев приближающиеся автомобили, солдаты подтянулись и насторожились. Автоматчики заняли места по обеим сторонам дороги, так чтоб не мешать друг другу. Старший поста – унтершарфюрер, держа правую руку на кобуре, шагнул вперед и подал знак левой остановиться.

Но, увидев, кто сидит в первой машине, и наверняка, узнав начальство, он быстро шагнул в сторону и вскинул ладонь в нацистском приветствии. За мгновение до этого подав сигнал подчиненным, поднять шлагбаум.

– Останови машину… – попросил я Хорста.

Англичанин скомандовал шоферу. Тот притормозил. Наш маневр заметил и водитель гестаповца, так что остановились мы почти одновременно.

Я выбрался наружу и небрежно привалился к дверце. Адель выйти помог Хорст. По пути, девушке вкратце была изложена легенда о моей контузии, так что молчаливость "главного" начальника больше не вызывала вопросов. Что было вполне понятно, если вспомнить о ранениях ее отца.

А остановить машину я попросил, поскольку, примерно на нечто подобное рассчитывал и разработал совместно с Митрохиным, очередную заготовку.

– Что случилось? – гауптштурмфюрер направился к нам, но капитан его опередил его. – Почему остановились?

– Вы спрашиваете, что случилось, дружище? Давайте я сам вам объясню. А если будет мало, штандартенфюрер добавит… – и не давая произнести гестаповцу ни слова, рявкнул: – Унтершарфюрер! Ко мне!

Тот подбежал трусцой, немного растерялся, видя что перед ним всего лишь лейтенант, но так как гауптштурмфюрер молчал, вскинул руку и доложил:

– Унтершарфюрер Гольдман, господин лейтенант.

– Вы старший наряда?

– Яволь, господин лейтенант.

– Тогда доложите, почему нарушаете устав?

– Виноват, господин лейтенант! – вытянулся в струнку унтер.

– Это само собой… Но я жду объяснений… Почему не были остановлены машины и не проверены документы у пассажиров. Разве мы въезжаем не на закрытую территорию?

Гольдман неуверенно поглядел на гестаповца.

– Так это… Вы же с господином гауптштурмфюрером. А его я знаю в лицо. И водителя… Да и машину тоже.

– Это вопиющее нарушение устава, унтершарфюрер. Но, на первый раз я ограничусь устным взысканием. Объяснить за что?

– Если не затруднит, господин оберштурмбанфюрер… – недовольно проворчал гестаповец. Обращением по званию подчеркивая, что ему не нравится, когда при нем распекают его же подчиненного. А заодно, желая приободрить унтера. Мол, не дрейфь, командир своих в обиду не даст. Вот только результата достиг противоположного. Услышав, кто перед ним, бедняга аж позеленел.

– Машины надо останавливать, а документы требовать потому, что вы не можете знать, по собственной воле едет на объект ваш командир или его захватили диверсанты и держат под дулом пистолета! Понятно?

– Яволь!

– Ладно, ладно… – убавил жести в голосе Митрохин. – Понимаю, что мы в глубоком тылу, а не рядом с фронтом. Тем более, доктор Геббельс обещал, что ни одна нога вражеского солдата не ступит на священную землю Германии. Но… бдительность еще никому не навредила. Порядок прежде всего!

– Яволь! – щелкнул каблуками унтершарфюрер, шагнул назад и достал из кобуры пистолет. – Ваши документы господа!

Зельтцер громко икнул, дернулся к собственной кобуре, но автоматчики, подчиняясь только непосредственному командиру, дружно передернули затворы. Пришлось вмешаться.

– Ахтунг!

А когда все головы повернулись в мою сторону, я неторопливо поаплодировал.

– Браво!

Потом пробормотал Хорсту.

– Поощри старшего. Заслужил.

И уже тот произнес.

– Взыскание снимается. Унтершарфюрер Гольдман, благодарю за службу. Гауптштурмфюрер, проследите, чтобы представление о присвоении очередного звания не задержалось в вашей канцелярии.

Гестаповец, неуверенно хмыкнул, а потом не менее громко расхохотался. Подошел к Гольдману и покровительственно похлопал унтера по плечу.

– Молодец. Далеко пойдешь… Числа седьмого напомни о себе. Толковые парни мне нужны. Ну, а теперь хватит цирка. Поднимай шлагбаум.

– Но, господин…

– Отставить… Не перегибай палку. Или я усомнюсь в твоей сообразительности.

Кстати, не знаю чем это вызвано, но я заметил, что начинаю понимать по-немецки. Среда влияет, что ли? Или бонус от тех, кто сюда меня забросил? Из будущего, имею в виду. Конечно, далеко еще не все нюансы, но суть улавливаю без переводчика. Что не может не радовать… Потому что быть немым намного легче, чем глухонемым. Вот бы еще говорить научиться.

– Виноват… – унтершарфюрер спрятал пистолет, отдал честь и шагнул на обочину, освобождая дорогу.

– И не вздумай предупредить следующий пост! – пригрозил ему пальцем Митрохин.

– Яволь… – встал по стойке смирно Гольдман. Преданно пожирая глазами начальство, и пытаясь понять, что же такое он только что сейчас видел? Лейтенанта горных стрелков, которому начальник районного отделения гестапо считает, как минимум равным себе. И еще более странный оберлейтенант, чьи распоряжения озвучивает майор СД.

А когда машины тронулись дальше, лично поднял трубку полевого телефона.

– Отто? К тебе проверка… Не хочешь неприятностей, встречай как полагается! Требуй документы. Высаживай из машин. Можешь даже мордой в землю ткнуть при неподчинении. Что? Да нет же, думкопф! Еще и благодарность получишь! Похоже, ждут кого-то очень важного из Берлина. Так что старательность и усердие приветствуется. Что? Да… Удачи. С тебя пиво…

Мы, конечно же не могли знать о телефонном звонке на следующий пост, но когда нам навстречу из-за придорожных кустов выскочило шестеро автоматчиков во главе с обершарфюрером, я не смог сдержать смех. Англичанин не сразу понял причину, но когда охрана стала требовать покинуть салон и предъявить документы, шутку юмора оценил и тоже рассмеялся.

Не до смеха было только гестаповцу. Зельтцер, конечно же, тоже сообразил, что такое служебное рвение случилось не просто так. И от злости пообещал не только не повысить ушлого унтершарфюрера, но еще и понизить Гольдмана. А за компанию с ним и второго начальника поста. Еле-еле успокоили… Свели все к забавному приключению… Да и чем плохо, встряхнули охрану. Вывели из сонного состояния. Может, ненадолго, но пару дней они уж точно в оба глаза бдеть будут. А больше и не надо.

Я же всю эту кутерьму затеял с единственной целью, за оставшееся до мероприятия время, максимально примелькаться перед охраной. Чтобы у тех ни на мгновение не возникло даже тени сомнения в том, что я имею право отдавать приказы. Любые… И их надлежит исполнять немедленно, без согласования с гауптштурмфюрером Зельтцером.

И только достигнув результата по устранению этой проблемы, можно было приступать к следующему этапу. Так что, когда суета на втором посту слегка поутихла, а обершарфюрер Хильдебрант получил свою дозу разноса и поощрений, я капризно спросил, нет ли у кого пива. Мол, укачало что-то. И глоток холодного пива пришелся бы очень кстати.

– Пива? – даже растерялся Зельтцер. – Гм… Если только в город вестового послать? – и посмотрел за спину солдатам.

Я проследил за взглядом и мысленно поздравил себя с удачным ходом. Преследовал одну цель, а зацепил другую. Совершенно неожиданную. В плане маскировки немцы были выше всяческих похвал. В той стороне, куда смотрел гауптштурмфюрер, я только сейчас заметил метрах в тридцати от дороги вырытый в склоне горы и прикрытый маскировочной сеткой полукапонир. В котором стояла пара FlaK-38[21], а рядом – мотоцикл марки БМВ, без коляски.

Проведя воображаемую линию, опоясывающую гору дальше, метрах в двухстах, уже почти на изгибе, я заметил еще парочку зенитных стволов. М-да… Вот так дураков и учат. Не выйди из машины, ничего бы и не увидел. А потому что нечего барина изображать, ножками надо, ножками…

– Разрешите обратиться! – подскочил к нам обершарфюрер.

– Можешь… – кивнул Митрохин.

– Я насчет пива…

– Да?

– Прошу прощения, вы же в замок едете?

– Ну?

– Так вчера вечером в замок завезли продукты для предстоящего банкета. Мы еще не сменялись, поэтому, точно не знаю, что именно. Но, думаю, пиво там тоже есть. Старший повар обер-фельдфебель Нойер, запасливый, как еврей…

– Данке… – поблагодарил я обершарфюрера, потом негромко произнес, обращаясь к стоявшему рядом Хорсту. – Дальше идем пешком…

Если англичанин и удивился, то виду не подал.

– Господин штандартенфюрер желает размяться… Если хотите, Генрих, можете ехать вперед, а мы немного прогуляемся. Воздух здесь, особенно после Берлина, просто изумительный.

– Я с вами… – тут же выпорхнула из Опеля Адель.

Хорст посмотрел вопросительно, я не возражал.

В конце концов, даже если мы продолжим общаться на английском, это не преступление. Мало ли какие причуды у офицеров СД могут быть? Зато присутствие красивой девушки сделает прогулку именно прогулкой, и не вызовет дополнительных вопросов. А то вон как гестаповец было насторожился. Совсем не хотелось оставлять начальство без присмотра.

Но, услышав, что я не против женской компании, Зельтцер сразу расслабился. Похоже, Адольф принадлежал к тому типу мужчин, которые считают, что о делах мы можем говорить в любом месте и любой степени опьянения, только не рядом с хорошенькой девицей. Совсем другие участки мозга включаются. Если, вообще, мозга…

"Хорьх" гестаповца укатил, увозя с собой и Митрохина. За ними последовал и наш Опель. Погода и в самом деле стояла отличная. Солнце уже пригревало, но еще не жарило. Легкий ветерок, был даже приятным. Тем более, что снять мундир я не мог. И даже рукава закатать.

Девушка легко бежала впереди, время от времени сходя с дороги, нарвать цветов. Что-то напевала, показывала нам букет и улыбалась. Завидую молодости… Табличек "Ахтунг! Минен!" нет, никто не стреляет, – а все, что с ней случилось намедни, уже в далеком прошлом. Таком далеком, что и вспоминать не стоит.

И глядя на счастливое лицо немецкой девушки, мне вспомнился анекдот, когда журналисты спрашивают пожилого ветерана. "А скажите, дедушка, при ком вам лучше всего жилось? При Горбачеве, Брежневе или Сталине?" "Конечно, при Сталине", – не задумываясь отвечает седой ветеран. "Но, как же так? – удивляются журналисты. – Он же был кровавым тираном. При нем половина страны сидела, вторая – тряслась. А при Брежневе уже оттепель была. А Горбачев – демократию впустил…" "Зато при Иосифе Виссарионовиче, – объясняет дедушка, – я был молод и за девками еще бегал!"

Война, беда, горе и слезы, а жизнь свое берет. Особенно, если лично тебя от самой кровавой бойни в истории человечества отделяет более полувека. И Адель для тебя – не дочь смертельного врага, не гражданка страны агрессора, а всего лишь обычная немецкая девчонка. М-да… И не надо морщиться… Я, что ли в шестидесятые, всего лишь через пятнадцать лет после окончания Второй мировой распевал на двух языках и на самом официальном уровне:

"Дружба-Freundschaft", раскудрить твою через коромысло. Допелись… Ничему дураков жизнь не учит… Так что, мое ласкание взглядом стройных бедер и некоторая фривольность мыслей – это не измена Родине. Тем более, что я и по сторонам посматривать успеваю.

– Зенитки видел? – спрашиваю Хорста.

– Зенитки?! – тот даже с шага сбивается и начинает вертеть башкой, как потерявшийся провинциал. – Где?!

– Генрих, ау! – дергаю его за портупею. – Ты что творишь? Успокойся… Отсюда уже не видно. Будем в замке, поднимемся на башню, думаю – заметишь. А нет – покажу, когда возвращаться будем.

– Но, почему я их раньше не видел? Их что, сегодня ночью установили?

– Возможно… – не стал я отрицать и такой вариант. – Но, скорее всего, потому что ты ни разу не выходил из машины. А позиции хорошо замаскированы. Из окна двигающегося автомобиля практически незаметны.

– Черт… – выругался англичанин. – Хорошо, что ты их разглядел, Иоганн. Много?

– Я видел две батареи. Но, вряд ли ими ограничились. А ты чего так всполошился? Да-да… Очень красиво… – последнее было адресовано Адель, продолжавшей собирать букет и пожелавшей снова им похвастаться.

Количество сорванных сорняков стремительно росло и букет уже приобретал размеры охапки, грозя в самом скором будущем превратиться в сноп. Никогда не мог понять этого. Может, и в самом деле мужчины походят от плотоядных хищников, а женщины – от травоядных… эээ… антилоп?

– Была у меня мысль разбомбить объект, – неохотно признался Хорст, в свою очередь посылая немке воздушный поцелуй. – Пара звеньев ночные бомбардировщиков легко бы превратила здесь все в мелкое крошево. И никакого риска…

– Согласен, – кивнул я. – Никакого… Как и результата. Все по нулям.

– Но почему?

– Да потому, мой друг… что даже, если забыть о зенитках, то ваши асы отбомбятся по пустому замку. Максимум, похоронят в руинах роту эсэсовцев. Стоит ради этого так далеко лететь?

– Я не понимаю, – насупился тот. – Говори по делу… Твои языковые обороты не всегда мне понятны.

– Хорошо. Начнем с того, что изделие А/9 прибудет в замок Хохбург не раньше, чем за два-три часа до запуска. То есть – примерно в промежутке между третьим и четвертым часом после полудня. Это раз… Впрочем, на этом можно и закончить. Поскольку, как ты понял, ночная бомбежка ничего не даст, а днем ваши пилоты не летают. Поскольку фрицы могут сбить…

Англичанин вздохнул.

Вот чертов мистер Твистер… Все бы им дистанционно воевать. Чтоб белых перчаток не снимать. А еще лучше – чужими руками. Только нет у него к нам полного доверия. Чувствует, что не с простаками связался, вот и надумал подстраховаться. К счастью, недодумал до конца, да и я вовремя прозрел. Реально из-за чужой глупости вся операция могла сорваться.

Ладно… Решили проблему – и тут же забыли. Нечего мозги засорять. Тем более, пришли уже. Вот он – замок. Прямо перед носом подъемный мост и мощные, кованные железом, деревянные ворота. Сейчас толстые створки гостеприимно распахнуты, но только от одного их вида, а так же несокрушимой толщи стен и мощи привратных башен, жутка становится. И даже подумать страшно, что вот эту цитадель когда-то штурмовали воины вооруженные мечами. В пешем строе, без артподготовки и поддержки танков.

Зато, если оглянуться, встать спиной к замку… Господи, какая же невероятная красотища! А я, как та зашоренная лошадь, только в одну сторону смотрю и ничего вокруг не замечаю. Будь проклят тот, кто первым взял в руки оружие… не для охоты или защиты, а чтоб отнять чужое имущество и чужую жизнь.

Буквально сразу за воротами меня ждал сюрприз. В виде невысокого толстяка, в белом фартуке поверх мундира и большой пивной кружкой в руках. И, глядя на обильную и высокую пенную шапку, вопросов о содержимом не возникало.

– Битте, господин… офицер… – протянул толстяк кружку.

– Вас ист дас?

– Цвикельбир… – толстяк едва заметно причмокнул полными губами. Похоже, полнота повара объяснялась не излишним аппетитом, а пристрастием к пиву.

Ммм… Умеют, черти… До чешского, конечно, далеко, но все равно вкусно. Свежее… Пузырьки сами в нос лезут. Впечатление, что только что из погреба достали. Такое залпом не выцедишь… Глотнул еще разок и благосклонно кивнул.

– Данке…

Честное слово, так и зачесалось произнести знаменитую фразу "Жить хорошо…"

– Господин офицер желает что-то еще? – расплылся в довольной улыбке повар. Можно подумать, он сам пиво варил.

Я хотел отказаться, но посмотрел на Адель.

– Eiscreme fur Madchen…

– Яволь…

Я думал, толстяк сейчас метнется со всех ног в подвал, или где там у них холодильник оборудован. Но, похоже, повар службу знал. Он всего лишь голову повернул и подал условный знак. А меньше чем через минуту к нему подбежал солдат, тоже в фартуке, с фаянсовой креманкой, наполненной разноцветными шариками мороженого. Повар угощение перехватил и поднес его девушке лично.

Не баловала девушку жизнь. Ох, не баловала… Такой искренней радости я уже давненько не видел. Даже в глазах Алёны, когда я на втором свидании подарил ей не букет, а сережки с лазуритами. Под цвет глаз и знак зодиака… Да и, вообще, так счастливы, мне кажется, бывают только дети.

Или идиоты… Вроде меня. Опять забыл, где нахожусь. Ну, так судьба не дремлет. И отрезвляющий пинок всегда готова отвесить. Или ушат ключевой воды за шиворот.

Усиленно перегазовывая, к воротам замка подлетел мотоцикл. Резко затормозил, так что даже занесло немного. Мотоциклист в кожаной форме самокатчика, подбежал к гауптштурмфюреру, ни на кого другого даже не глядя и протянул гестаповцу запечатанный сургучом конверт. И, почти одновременно с этим, из ближайших дверей, наверно, бывшей кордегардии выскочил ефрейтор-связист и громко крикнул:

– Господин гауптштурмфюрер! Вас к телефону! Срочно! Это из Штудгарда. Майор Дитрих.

– Прошу извинить… – гестаповец мотнул головой. – Мой коллега. Если ему в участке дали телефон замка… значит, что-то важное.

– Конечно… конечно.

– Судя по номерам на мотоцикле фельдъегеря, пакет из Берлина… – сделал вывод Хорст. – А вот звонок мне не нравится. Неужели Гиммлер в последний момент передумал и изменил место демонстрации изделия?

Я спокойно допил пиво. Чего зря добру пропадать? Как говорится, война войной, а обед по распорядку. Потом вернул кружку ждущему неподалеку солдату, подождал пока тот отойдет и только потом ответил.

– Вряд ли… При столь серьезных изменениях обстановки, вас бы тоже предупредили.

– Как знать… Рейхсфюрер обожает неожиданно менять планы, никого не ставя в известность заранее.

– Ну, посмотрим… Гадать не имеет смысла. Тем более, Адольф уже возвращается.

– И, судя по выражению лица, наш приятель еще не решил – огорчило его полученное известие, или же обрадовало.

– Генрих… Не в службу, а в дружбу… намекните Адель, что ей лучше подняться на стены и полюбоваться пейзажем. Уверен, вид сверху открывается изумительный.

– Хорошо…

Хорст подошел к девушке и что-то негромко сказал. Та оглянулась на меня, получила одобрительный кивок, изобразила легкий книксен и пошла к лестнице, ведущей на стены.

– Плохие новости, дружище? – англичанин вернулся к нам, как раз, чтоб успеть перехватить, направляющегося ко мне гитлеровца.

– Сам не знаю… – в некоторой растерянности пробормотал Зельтцер, разводя руками. – Как поглядеть… Майор Дитрих сообщил, что сегодня ночью на его участке была совершена диверсия. Не такая серьезная, как в Офенбурге, но все же достаточно ощутимая. Это плохое известие… Поскольку, скорее всего, в Штудгарде работали те же диверсанты, которых мы посчитали погибшими, при взрыве на железнодорожной станции.

– И совсем не факт… – пренебрежительно махнул рукой Митрохин. – Мало ли у русских парашютистов?

– Возможно… Но есть и хорошая новость. Высланный на поимку диверсантов ягд-отряд смог их нагнать, и прижать к берегу Неккара. Кстати… У диверсантов явно был либо отличный проводник, либо очень детальные карты местности. Их, собственно, благодаря этому и удалось настигнуть…

– Загадками изъясняетесь, Адольф… – проворчал англичанин.

– Сейчас объясню, – кивнул тот. – Действительно, господа, счастливая случайность. Для нас, разумеется… Река Неккар в тех местах имеет очень крутые берега, настоящие каньоны… с каменистыми обрывами метров в пятнадцать. И переправиться с одного берега на другой весьма проблемно. Особенно в сумерках… Надо очень хорошо ориентироваться, чтобы знать, где мосты переброшены.

– Это понятно, повезло в чем? – опять перебил немца Хорст.

– Так вот именно с этим, – хмыкнул гауптштурмфюрер. – Русские шли к конкретному мосту. Единственному на ближайший десяток километров. А тот, буквально два дня тому взорвали. Какой-то недоумок заснул за рулем грузовика с боеприпасами, и… В общем, был мост и нет моста. Там их и настигли егеря. Русские сопротивлялись ожесточенно, до последнего патрона… Никто не сдался.

Митрохин так скрипнул зубами, что на него все оглянулись. Капитан стоял бледный, играл желваками и сжимал кулаки. Пришлось шагнуть к нему и положить руку на плечо.

– Да, дружище… – поддержал меня англичанин. – Жаль парней… Это ж скольких они с собой прихватили…

– Светлая память… – капитан в последний момент сдержался и отдал не воинский салют, а снял фуражку.

– Чертовски много, – дернул шеей гестаповец. – Упокой Господь их души… Это тоже плохая новость. И, к сожалению, не самая худшая.

– Еще что-то произошло?

– Увы… Мертвых диверсантов посчитали, и оказалось, что их количество не совпадает с количеством парашютов, которые мы обнаружили на месте высадки.

– И большая недостача? – усмехнулся англичанин, пытаясь свести все к шутке.

– Пять человек! – нахмурился гестаповец, всем видом показывая, что ему не до веселья. – Вы понимаете, что это значит? В зоне моей ответственности бродит пятеро русских диверсантов! И я понятия не имею, что они замышляют!

– Соберись! – проворчал я на ухо Митрохину. – Сбей фрица со следа. Хоть немного!

Капитан вздрогнул и взгляд его приобрел осмысленность.

– Полноте, дружище… – пожал плечами. – Откуда такая убежденность? Вы же гроссбух заполняете. Во-первых, – на тех пяти парашютах вполне могли спустить не людей, а грузы. Взрывчатку, например… Для диверсии на станции ее много надо. Во-вторых, – даже если их действительно было на пять больше, чем в последнем бою, откуда вы знаете, что те пятеро не погибли раньше. На той же станции, где вы думали, погиб весь отряд? Согласитесь, вы противоречите сами себе. Сперва решаете, что при взрыве вагонов и цистерн легли все диверсанты, а потом не хотите списать на него даже нескольких?

С каждым словом, произносимым Митрохиным, лицо гестаповца светлело.

– Спасибо, дружище Густав! Вы возвращаете меня к жизни! Честно говоря, я уже и не знал, что думать. Ведь и в Берлине уже все знают! Скотина Дитрих сперва наверх доклад отправил, и только несколько часов спустя, изволил предупредить… В пакете, который привез мотоциклист, как раз и был приказ, срочно доложить обстановку. И мои соображения, насколько данная ситуация может усложнить проведение мероприятия.

Гестаповец оглянулся и рявкнул:

– Аксель! Шнапс! Бегом! Господа! Вечная память героям! Почтим их память!

– Мне пиво… – поторопился я сбить градус. Поймал взгляд Митрохина и махнул рукой.

– Вот это правильно! – гестаповец взял рюмку. – Хайль Гитлер!

– Земля пухом… – невпопад произнес Митрохин, но поскольку изначально собирались пить за упокой, реплику оставили без внимания.

– Ф-фу… Отпустило… – вытер потный лоб гестаповец. – Черт… Очень жаль, Густав, что ваши предположения нельзя ничем подтвердить. А одних только догадок Берлину недостаточно.

– Согласен… – кивнул капитан. Потер подбородок и задумчиво произнес… – Было бы намного любезнее со стороны русских, если бы они дали о себе знать в самом ближайшем времени и подальше от Хохбурга. Ведь одним махом все проблемы решились бы. Да, диверсанты здесь были, но они уже далеко… Очень далеко. И это даже плюс нам всем… Поскольку говорит о том, что русские ни сном, ни духом не ведают о готовящемся мероприятии. Иначе ни за что бы не сбросили парашютистов в этом районе. А даже сбросив – не разбежались бы во все стороны, как тараканы.

Гауптштурмфюрер слушал внимательно, но ход мысли Митрохина от гитлеровца ускользал.

Я бы подсказал, но увы… К счастью, сообразил англичанин.

– Гм… А ведь неплохая идея, дружище Густав. Мои аплодисменты. Господин штандартенфюрер, ваш помощник не зря хлеб ест. Снимаю шляпу…

Зельтцер еще больше растерялся.

– Что-то из-за всех этих волнений, я совершенно потерял способность мыслить. Чувствую, что вы дело предлагаете, но никак не могу уловить смысл. Не объясните на пальцах?

– Без проблем… – кивнул Митрохин. – Но, только без посторонних глаз и ушей.

Гестаповец кивнул и поглядел вверх на стены. На мгновение задержал взгляд на любующейся окрестностями замка девушке. Вернее, на чуть развевающейся на ветру юбке. Темно-синяя, отсюда снизу, она казалась черной, как траурное платье. Сглотнул и повернулся к башне на углу противоположной стены.

– Как скажете. Но сперва, предлагаю, выпить еще по рюмке. За лучшее взаимопонимание.

– Можно… – поддержал я на этот раз предложение немца.

– А я предлагаю еще раз помянуть наших боевых товарищей, – громко произнес Митрохин. – Они не зря погибли. Мы победим! Враг будет разбит! Победа будет за нами.

– Отличный тост. Хорошо сказано… – изобразил аплодисменты гестаповец. – Душевно… Доктору Геббельсу наверняка понравилось бы. Господа, не сочтите за лесть, но я благодарен судьбе, что она свела меня с такими людьми. Ваше здоровье! Прозит!