Позывной «Леший»

Глава восьмая

Ничего еще толком не понимающую, но и не ждущую для себя ничего хорошего, девушку усадили рядом с шофером. И пока тот рычал непрогретым мотором, я быстро проинструктировал Митрохина. Так что дальнейшее действие происходило от его лица.

– Фройляйн, скажите водителю, куда вас отвезти.

– Я не понимаю? – захлопала глазками Адель.

– Что не понимаете? Не знаете, где живете или не хотите ехать домой?

– Хочу… – прошептала та, словно боялась громким голосом спугнуть удачу. В общем-то, совершенно невероятную в данных обстоятельствах.

– Тогда в чем проблема? – черствый капитан не принял душевных терзаний девушки. – Скажите водителю адрес. Ни он, ни я его не знаем…

Несколько секунд в машине был слышен только гул двигателя, потом Адель что-то пробормотала. Я не разобрал ни звука, но шофер кивнул и тронулся с места.

Машина неторопливо катила по ночной дороге, а Митрохин продолжал вербовку.

– Адель, чтоб нам не рыться в бумагах, расскажите, в чем вас обвиняли?

Девушка сжалась еще больше, но повернулась к нам боком и стала рассказывать. Немного путано, сбиваясь и возвращаясь назад. Даже носом зашмыгала в процессе, но я получил от Митрохина только сухую выжимку.

В общем, обычная и даже скучная история. Коих, с каждым годом войны, будет только больше. У девушки отец вернулся с фронта и без правой ноги. А еще его постоянно мучили боли после контузии. Которые он, как и полагается, глушил шнапсом. И все бы ничего, с этим можно было мириться, поскольку даже в хмелю он не был буйным и родных не обижал. Но, фронтовик, категорически отказывался пить в одиночестве.

Мать Адель, обремененная хозяйством и двумя младшими детьми – девятилетним братиком и шестилетней сестренкой – не могла поддерживать мужу компанию. Вот и приходилось Адель ежедневно мотаться по соседям, упрашивая их зайти в гости. Некоторые соглашались, у других приходилось за это отрабатывать – на огороде или в саду.

Но и это еще не самое плохое. Гораздо хуже, что отец, после двух-трех стаканов начинал рассказывать о войне. И далеко не то, что пишут в газетах или говорит по радио доктор Геббельс. И не хотел никого слушать, когда его просили сменить тему. Мол, он свое отбоялся и ему теперь ничего не страшно. Так что, никто особенно и не удивился, когда за ним пришли из гестапо… Видимо, кто-то из собутыльников смекнул, что лучше донести самому, чем ждать, пока это сделают другие.

Если честно, то мать даже вздохнула с облегчением. Грех так говорить, но тот человек, который вернулся с фронта ничем не походил на прежнего любящего отца и мужа. Да, его все жалели, но ждали только беды и неприятностей. Но, гестаповцы забрали не только главу семейства… На следующий день они вернулись и арестовали Адель. Обвинив ее в том, что она была связной в группе предателей-подпольщиков.

Девушка даже отрицать ничего не смогла. Она ведь и в самом деле зазывала соседей на посиделки. А ее объяснения, что она не знала, о чем отец говорит с гостями, у гестаповцев вызывали только смех. Нет, ее не били, и ничего такого не делали… Только сразу же, при первом обыске, раздели догола и все время обещали… что мол, сейчас нет времени, слишком много работы, а вот как закончат с основными подозреваемыми, тогда и позабавятся… Поскольку такой куколкой заниматься надо не спеша. А еще, у тех двоих, что прислуживали господам офицерам за столом, каждый раз когда заглядывали, либо руки были по локоть в крови, либо фартуки забрызганные так, словно те только что вернулись из скотобойни. И это действительно была кровь. Причем, свежая. Адель приходилось резать курей и кроликов, так что она хорошо знала этот запах.

А дней через пять или больше к ней пришел гауптштурмфюрер Зельтцер и сказал, что он лично ознакомился с ее делом и готов поверить, что девушка оказалась замешанной во все это случайно. Вернее, она на самом деле не знала, зачем в ее доме собираются чужие люди. Но… Поскольку и обвинение и оправдание зависят всего лишь от степени доверия к самой Адель, то девушке надо доказать, что она настоящая патриотка и верна идеям национал-социализма.

Ну, а если она не сможет этого подтвердить, то отправится в концлагерь, а вслед за ней, в пособничестве врагам, как минимум в недоносительстве, будет обвинена и мать. Младших брата и сестричку – отправят в детдом, а старшего… Курта, который сейчас служит где-то в тыловых частях, отправят на Восточный фронт.

Естественно, девушка клятвенно заверила гестаповца, что она готова на все, лишь бы ей поверили. Тот пообещал подумать, какую проверку организовать. Но, с того дня, Адель вернули одежду и стали лучше кормить.

А сегодня гауптштурмфюрер пришел снова, и прямым текстом объяснил, каких именно доказательств он требует… Конечно же девушка согласилась. Если бы ей предложили выбирать только свою судьбу, она возможно и не была бы так покладиста, но забота о младших перевесила любые сомнения. Так что, господа офицеры могут не сомневаться. Свое обещание она готова сдержать… Просто, у нее еще никогда не было мужчины и поэтому…

– Успокойся… – Митрохин деликатно прикоснулся к плечу Адель. – Все закончилось. Вот именно то, что тебе сегодня пришлось пережить, и было проверкой. Ты прошла ее успешно. Ни тебе самой, ни твоей семье больше ничего не угрожает.

– Правда…

– Слово офицера…

– Спасибо… – задохнулась от радости девушка. – Я… я…

– Но, если ты все же хочешь оказать услугу…

Радость Адель тут же померкла, а сама она печально вздохнула. А потом потянулась рукой к пуговицам на кофте.

– Да… Я понимаю…

– Ничего ты не понимаешь! Глупая курица! – вызверился на нее капитан. – Только одно в голове. Мы не из гестапо, а из СД! Нам не сиськи твои нужны, а голова. Думать ты умеешь?

От такого резкого перехода с мягкого разговора на крик, девушка побледнела и испуганно съежилась на сидении. Пришлось толкнуть Митрохина локтем. Поаккуратнее, мол. Не забывайся, у бедняжки нервы и так на пределе. После гестаповских застенков. Помягче давай…

– Извини… – проворчал капитан. – Я не со зла. Просто, времени мало. А помощь твоя нам действительно нужна.

– Я готова… правда. Честное слово, – слегка приободрилась та. – Не сомневайтесь, господин офицер. Все что потребуется.

– Вот и хорошо… Иди домой. Успокой родных… Сама отдохни. А завтра, ближе к полудню, за тобой заедет наш водитель. Оденься поприличнее. Не слишком строго, но и не как на танцы. Господин полковник приехал без референта, вот тебя он и хочет нанять на пару дней. Повторяю, чтоб была полная ясность – господину штандартенфюреру нужен расторопный секретарь-референт. И не более того. Так что спи спокойно, твоей чести ничто не угрожает. Понятно?

– Да, господин офицер… Нет, господин офицер.

– О, май Готт! Что не ясно?

– Я совсем не понравилась господину оберсту? – опустила глаза Адель.

– Что?.. – со стороны казалось, Митрохин сейчас лопнет. Но капитан сделал глубокий вдох, выпустил воздух сквозь стиснутые зубы и только после этого проворчал. – Проваливай, кэтцхен… Пока мое терпение не закончилось.

– Как прикажете, господин офицер… Ауфидерзейн… – девушка тихонько рассмеялась, выскользнула из машины и побежала к дому.

– Ауфидерзейн, майне кляйне… ауфидерзейн… – пробормотал я на автомате строчку популярной песенки из фильма "Диверсант".

М-да… Странные все же существа эти женщины. Хочешь взять – упираются, орут. Не обращаешь внимания – обижаются. Я думал, это только в моем веке так, после всех революций. Сексуальных и не слишком. А, похоже, что и полвека назад все было точно так же. Ее, можно сказать, из ада вытащили. Будь на месте нас с Митрохиным, настоящие фрицы – покувыркалась бы сейчас под четырьмя мужиками, а потом и с прислугой… Радуйся, дура. А девчонку волнует, почему господин полковник, то бишь, я не оценил ее прелести. Идиотизм…

– Домой… – велел шоферу Митрохин, а сам прислонился ко мне. – Может, объяснишь, зачем тебе понадобилось это чудо в юбках? Спасти девчонку из лап гестапо, благородно и в общем-то понятно. Но завтра она нам на кой?

– Завтра только чтобы привыкала быть рядом. Заодно, посмотрю, как держится и выглядит при дневном свете. Сам знаешь, что ночью все кошки серые, а девки красивые. Особенно подшофе.

– Чудишь, "Леший"…

– Не… Есть один важный нюанс. Потерпи чуток, будь другом. Мне все равно придется на те же самые вопросы еще и англичанину отвечать. Так давай, я уже сразу всем растолкую. А потом, мы все вместе помозгуем, что да как. Добро?

– Ты командир, тебе видней.

– Чур, без обид, Василий Семенович? – я протянул руку для пожатия. – Дай пять… Честное слово, башка от их поганого шнапса трещит. Еле-еле мозги в кучу собираю. Вот доберемся до кровати, вздремнем минуток триста, тогда и поговорим… Договорились?

– Заметано… – кивнул капитан и ответил на рукопожатие. – Но, только потом уж заднюю не включай. Изложишь, все как есть. Без обид, товарищ военспец, но хватит в темную играть. А если, не дай Бог, конечно, с тобой случится что-то? Мне тоже прикажешь пулю в лоб пустить? Или возвращаться и доложить, что задание Родины провалено, потому что капитан Митрохин не знал, зачем его забросили во вражеский тыл?

– Тише… тише… – пришлось шикнуть на разошедшегося товарища. – Водителю наши разговоры совсем не обязательно слышать. Хоть он и на Флеминга работает, но береженого и Бог бережет. Кстати, ты понял, что фрау Гершель выдала нам документы по собственной инициативе! Англичанин об этом ничего не знает.

– Серьезно?

– Нет, блин, прикалываюсь…

– Интересно девки пляшут. Если окажется, что она французская или американская шпионка, я в этой жизни уже ничему не удивлюсь.

– Не будем торопиться с выводами… Мало ли… Может, дама, в силу происхождения, терпеть не может гестаповцев. А документы… Думаю, в доме генерала разные бумажки валяются.

– С подписью и печатью Гиммлера?

– М-да… Тут ты прав… Но, уверен, всему найдется объяснение. В любом случае, она нас сильно выручила. Иначе, пришлось бы капитана грохнуть. А такая акция, перед самым мероприятием, сильно усложнила бы нам дальнейшую жизнь.

– Это да… – озабочено потер подбородок Митрохин. – Адольф сказал, завтра сводная рота ваффен-СС прибудет. Замок тройным кольцом постов оцепят. Мышь не проскочит. Так это плановое усиление. А после убийства начальника районного гестапо, сюда бы не роту, а батальон пригнали.

– Или изменили место пуска…

– Тьфу-тьфу-тьфу… – постучал по лбу Митрохин. – Не… Пусть живет, сволочь. Но, если случится хоть малейшая возможность, перед уходом, я обязательно его убью.

– Не возражаю…

Поспать, конечно же, не удалось. Вернее, не сразу. Во-первых, – наши товарищи были обнаружены глухонемым сыном экономки, и те, на всякий случай, решили взять Витолда в плен.

– А чего оставалось? – винился старшина, повернувшись плечами к связанному. Чтобы тот не видел его губ и не понял, что мы не немцы. – Ору "Хальт!", дергаю затвором, а он прет прямо на нас, как оглашенный. Вот и пришлось принять. Сперва смирно лежал, а потом мычать начал. Ну, я и рот ему законопатил. Чтобы лежал тихо и не пылил. Это его, что ли фрицы ловили?

Глухонемого мы, естественно, отпустили, еще и с извинениями. Которые Митрохин вызвался лично принести фрау Гершель. Домоправительница немного повозмущалась, но извинения приняла благосклонно. И даже предложила господам офицерам, то есть – мне и капитану, комнату в доме. Что было весьма кстати.

В свете предстоящих событий нам всем стоило хорошенько отдохнуть.

Лютый, который с наступлением сумерек закончил работы по хозяйству и уже успел придавить пару часиков в пристройке для прислуги, был отправлен в "секрет", старшина и Помело получили дана команду "Отбой". Ну, а нас ждала мягкая постель и чистые, накрахмаленные до жестяной твердости простыни.

Но, фатум бдел и расслабляться не позволял. Только-только я начал проваливаться в сладкую дрему, как фырча двигателем, во двор заехала легковая машина. А буквально несколькими минутами позже в комнату ввалился англичанин.

Что такое "уйти по-английски" я знал, а сейчас получил возможность еще и увидеть, как они "приходят". И скажу прямо, ничем особенным пьяный джентльмен от не менее пьяного пролетария не отличается. Возможно, наступив в темноте на кошку он говорит: "А, это кошка!", не знаю. А вот Хорст, когда налетел на стул, поставленный мною перед дверью, выдал фразу скорее из лексикона докеров, нежели завсегдатаев Букингемского дворца.

– Вашу матушку трижды и по всякому! – прорычал англичанин, если сделать вольный перевод с английского на русский. – Забаррикадировались? Спите? Не выйдет!

– Ты чего так быстро? – проворчал я, старательно пытаясь отрешиться от происходящего и не отвлекаться от сна.

– Быстро?! – Хорст бесцеремонно сел на стул рядом и зажег торшер. – А что мне еще оставалось делать?

Ну, учитывая, в какой компании мы его оставили, вариантов было, как минимум, два. Но, чувствуя, что англичанин реально зол, я не стал их озвучивать. Рассчитывая, что тот сам выскажется.

– После вашего намека на фотоаппараты, отъезда и глубокомысленного тоста, Зельтцер впал в такое уныние, что за все то время, пока напивался, не произнес ни слова. А пил, скотина, буквально одну рюмку за другой. На меня даже не глядел, а вот Гретхен заставлял пить с ним за компанию. В общем, и получаса не прошло, как я оказался в обществе мертвецки пьяного гестаповца и совершенно невменяемой фройляйн. Нет, вполне возможно, что кому-то именно в таком виде они больше всего и нравятся… я о девицах, а не о эсэсовце, если кто не понял. А у меня – вызывают брезгливость. На этот раз – оба.

– Сочувствую… От нас то вы что хотите? Знаете, как русские говорят? Пьяный проспится, а дурак – никогда…

– Вот-вот… – поддержал тему англичанин. – Мне тоже надоело чувстст-в-вст… тьфу, ощущать себя дураком.

– А кто мешает? – я сделал еще одну попытку повернуться на бок, спиной к Хорсту. – Ложитесь спать и все пройдет…

– Пройдет?! – вскричал тот. – Да я глаз не сомкну, пока не пойму, какую игру вы ведете?! Сейчас же выкладывайте все начистоту, или нашим договоренностям конец. Вы – сами по себе, я – тоже… Сдавать не собираюсь… союзники все-таки, но и никакой поддержки. Я ясно излагаю?

– Предельно…

Я вздохнул и сел в кровати, подсунув подушку под спину.

– Митрохин… Тут англичанин мне допрос устроил. Грозится пакт разорвать, если я ему всю правду-матку не выложу. Придется вводить в курс дела. Уж больно нервничает, мистер. Если не спишь, тоже слушай. Буду транслировать на двух языках…

– Как товарищу, так подожди… а как союзник припер – так всегда пожалуйста… – проворчал капитан.

– Хоть ты мне соль на раны не сыпь. Блин, как будто нельзя пару часов подождать… Ладно, слушайте. А то, чувствую, я от вас до утра не отделаюсь…

Оба промолчали, давая мне продолжить.

– В общем, так. Как уже всем известно, четвертого июля в восемнадцать часов состоится запуск изделия А/9, оно же "Копье Вотана". Цель – остров Манхэттен. Смысл мероприятия – акция устрашения. Чтобы всему миру стало понятно, что враги Рейха нигде не скроются от возмездия. То есть, вывод как бы напрашивается сам собой – ни в коем случае этого не допустить. Теперь – о вариантах. Первый – небольшая диверсия, которая приведет к неудачному запуску. Ракета взлетит, но упадет гораздо раньше, не долетев до цели. Например, нырнет в Атлантический океан. Не принципиально…

Англичанин и Митрохин слушали внимательно. Не перебивая.

– Что получим в остатке? Первое, – подрыв доверия руководства Германии и лично фюрера к идее "Оружие возмездия". Поскольку все это обходится рейху очень недешево, а результат, совсем не очевиден. Второе, – возможно отстранение от проекта фон Брауна и передача его другому изобретателю. Плюсы первого варианта. Полное закрытие проекта или существенная задержка в дальнейшем развитии. Минусы – он все же может быть доведен до удачного завершения. Другим ученым или повторным испытанием. А мы, в следующий раз, просто не узнаем об этом вовремя и не сможем помешать.

В комнате по-прежнему напряженная тишина. Митрохин хотел было слезть с кровати, но пружины заскрипели, и капитан остался лежать.

– Второй вариант… Диверсия более существенная и не вызывающая сомнения в том, что имело место вмешательство врагов Германии. Внутренних или внешних – неважно. Первый вариант – введение новой цели, например – изделие полетит не в США, а на Берлин. Это произведет эффект пощечины. Второй – подрыв боеголовки при старте. Учитывая количество высокопоставленных лиц, пусть и не первых особ государства, можем сравнить с ударом под дых.

Хорст задумчиво потер подбородок, Митрохин показал большой палец.

– Позитивные стороны – удар по репутации службы имперской национальной безопасности. Возможно, вплоть до опалы Гиммлера. Особенно после удачно проведенной операции "Антропоид" по устранению обергруппенфюрера Гейдриха… – я уважительно кивнул, глядя на Флеминга.

Англичанин в ответ нервно дернул шеей. Не нравилась ему моя осведомленность в тайных операциях МИ-6. Бедолага ведь не мог знать, что эта информация из будущего, а не из секретных досье, хранящихся в несгораемых шкафах на набережной Альберта.

– В общем, фюрер будет взбешен очередным провалом и, если Гиммлер, мгновенно не организует "липовое" раскрытие очередного заговора, головы полетят с самых широких плеч. Что нам, конечно же, только на руку. Но… Есть и минус. Такая заинтересованность врагов Рейха в, казалось бы, обычном испытании, укажет на то, что мы воспринимаем угрозу исходящую от изделий фон Брауна всерьез, и считаем, что за баллистическими ракетами будущее. Ведь главное, начать… А увеличить мощность заряда боеголовки, вопрос времени. Над которым, к слову, фашисты довольно давно и небезуспешно работают. И, если к разработке будут подключены еще силы и средства, нацисты в самое короткое время смогут получить не декларированное, а самое настоящее оружие возмездия. Которое уже долетит и до Лондона, и до Кремля… Благодаря нам с вами…

– Проклятье! – выругался англичанин. – Не хотел бы я оказаться в числе тех, кого потом обвинят во всем… если ваше пророчество, Иоганн, сбудется.

– Мне тоже… – Митрохин таки наплевал на скрип и сел. – Но, есть же и третий вариант? Если я правильно понимаю, это загадочное выражение на твоем лице?

– Да… Есть. И это именно то, что нам с вами предстоит сделать. Четвертого июля в промежуток между половиной пятого и половиной шестого вечера.

– Ну… – Хорст подался вперед, причем, за время разговора, он стал куда трезвее, чем был, когда ввалился в комнату. Таблетки какие-то принимает, что ли? Надо будет узнать. Пригодится.

– Мы используем второй вариант, но только с небольшой коррекцией. Изделие взорвется на старте. Более того, чтобы потери оказались максимальными, мы еще и заминируем те места, где могут оказаться самые важные персоны. Но, перед самым взрывом, кое-кого из замка выведем.

– Фон Брауна? – первым сообразил Митрохин.

– Именно. Изобретатель ракет будет считаться среди погибших, а на самом деле, мы отправим его…

– В Лондон! – не терпящим возражения голосом, перебил меня Флеминг. – Это не обсуждается! Вернер фон Браун будет в тот же день переброшен нашими агентами в Англию.

Митрохин открыл рот, но прежде чем заговорить, взглянул на меня. Я же кивнул:

– Без проблем… В Англию, так в Англию… Все равно у нас нет связи с Москвой и организовать борт мы не сможем.

– В таком случае, ммм… мистер Иоанн, можете всецело рассчитывать на мою помощь и поддержку… – прижал кулак к груди английский разведчик. Явно не ожидавший такой покладистости с моей стороны. – Это будет фантастическая операция, о которой… когда снимут гриф секретности, будут рассказывать курсантам. А военные историки и журналисты напишут сотни правдивых и придуманных историй. После войны, разумеется.

– Я даже знаю, как будет называться главный герой у одного из таких писателей. Джеймс Бонд.

– Бонд… – задумчиво повторил Флеминг. – А что, неплохо звучит. Кратко, и энергично. На звук взрыва похоже… Что ж, господа… Думаю, достаточно. Во всяком случае, до утра. Спокойной ночи. А завтра зальемся кофе и подумаем о деталях. Уверен, мы с вами устроим такой грандиозный… бонд… о котором фрицы будут помнить очень долго.

Англичанин ушел, а Митрохин, наоборот, пересел ко мне.

– "Леший", ты это серьезно? Ты собираешься отдать фрица англичанам?

– Тсс… Не пыли пехота и не лезь перед батьки в пекло. Умные люди говорят, что все будет так, как должно быть. Даже если будет наоборот. Ложись спать. Обещаю, финал истории тебе понравится.

Правду сказал Хорст. Гауптштурмфюрер Зельтцер вчера хорошенько приложился к бутылке. Мы уже не только поднялись и завершили водные процедуры, а даже позавтракали и попивали кофе, когда его "Хорьх" остановился перед воротами генеральской усадьбы. А спустя несколько минут Адольф, старательно чеканя шаг, вошел в столовую и, едва переступив порог, вскинул руку в партийном приветствии.

– Хайль, Гитлер!

Естественно, мы ответили.

– Господин штандартенфюрер… – не меняя стойки продолжил гестаповец, старательно пытаясь поймать мой взгляд. Но я упорно глядел на его левый висок. Как утверждают психологи, именно такой взгляд вызывает очень неприятные ощущения и дискомфорт у собеседника. Поскольку демонстрирует ему ваше пренебрежение.

Похоже, правду говорят. Гестаповец нервно сглотнул, но заставил себя говорить дальше.

– Господин штандартенфюрер… разрешите принести вам извинения за имевшее место вчерашнее досадное недоразумение.

Все это мы предвидели, и я коротко кивнул, как бы принимая извинение, и одновременно давая знак Митрохину, что он может действовать.

Капитан тут же шагнул навстречу гестаповцу взял его под руку и повел обратно на улицу, по пути излагая заранее оговоренный текст. Суть которого сводилась к тому, что штандартенфюрер, то есть я, абсолютно не сердится. И что в Берлине, тем кому положено, давно все известно о предприимчивости Зельтцера. Но, поскольку, "шалости" гауптштурмфюрера не вредят интересам Рейха, а даже наоборот дают дополнительный материал – на верху было принято решение, не принимать мер. Пока начальник районного гестапо справляется со своими обязанностями и не наглеет. Но, Зельтцер должен понимать, что я лично не могу сам этого сказать, поскольку получится, что его самодеятельность санкционирована вышестоящим начальством.

После получасовой прогулки вокруг дома, Адольфа, все утро прикидывающего на сколько званий его понизят если вообще не арестуют, капитан вернул обратно. Уже не такого бледного и с теплящейся во взгляде надеждой.

– Кофе? – предложил я гестаповцу, как бы подчеркивая расположение и подтверждая, что все сказанное, правда.

– Благодарю, господин…

– Иоганн… – остановил я его.

– Яволь… Благодарю, господин Иоганн… – щелкнул каблуками тот.

– Или чего покрепче? – включился в игру англичанин. – Уверен, не помешает…

Гауптштурмфюрер бросил на меня вопросительный взгляд. Опохмелиться ему сейчас хотелось больше всего на свете, аж руки дрожали, но…

– Можно… – кивнул я, ощущая себя китайским болванчиком. И погладил подбородок, давая условный знак Митрохину.

– Вы правы, дорогой Генрих, – принял эстафетную палочку Василий Семенович. – Пару капель коньяка, исключительно в медицинских целях, пойдут всем нам на пользу. Тем более, что впереди весьма трудный день.

Возможно, у Розы Карловны было другое мнение, как должно начинаться утро офицера, но она никак не проявила этого, а молча поставила на стол початую бутылку "Мартеля".

– Отлично… – потер руки Митрохин и щедро плеснул ароматного и золотистого напитка в рюмки. – За победу!

Не знаю, как остальным, а мне пошло. Сразу как-то бодрее себя почувствовал. Даже кураж легкий поймал. А вместе с ним появилась уверенность, что все у меня удастся, и я не зря здесь оказался.

– Ну, что ж, не будем откладывать неизбежное, – поднялся Хорст. – Поехали, камрад Адольф, поехали… Показывайте, как у вас все подготовлено…

– Простите? – изумился гестаповец. – Что вы имеете в виду?

– Как, неужели вы забыли, дружище? Мы же вчера договаривались вместе поехать в замок Хохбург и посмотреть, как там организована охрана.

Гауптштурмфюрер честно попытался вернуться мыслями в прошлое, но, так как вчера такого разговора не было, ему это не удалось. Но и признаться, что ничего не помнит, он тоже не мог.

– Ах, вы об этом… – протянул нарочито небрежно. – Право, господа, вам совершенно не о чем беспокоится. У меня только своих сорок солдат в оцеплении выставлено. А сегодня к вечеру, количество постов утроится. Но, если господин… эээ… Иоганн желает убедиться лично… Не вижу препятствий.

– Отлично… Тогда, по машинам.

Расселись в том же порядке, что и вчера. Митрохин к гестаповцу, а я с англичанином во вторую. По пути заехали за Адель. Увидев ее, я вздохнул. Одевшись, в ее понимании, скромно – девушка стала похожей на ученицу старших классов церковной воскресной школы. Хорошо хоть бант не прицепила. Похоже, я сильно преувеличил ее возраст.

– Не понял? – удивился Хорст. – А девчонка вам зачем? Вчера отказались, а сегодня передумали?

– Вы почти угадали. У меня и в самом деле имеются некоторые планы… Но в таком виде, она ни на что не годится.

– Гутен таг… – голосок у девушки предательски дрогнул. Адель видела, что в первой машине сидит гестаповец и не знала что думать. Может, господа офицеры затеяли с ней какую-то игру? Как кошка с мышкой. Со стороны интересно смотреть и даже совсем не страшно, но судьба мышки предрешена.

– Гутен таг, – я сам вышел из машины, взял немку под руку и провел к правой передней дверке. – Пожалуйста. Садитесь, фройляйн. И ничего не бойтесь. Слово офицера…

Разученные с помощью Митрохина фразы, а так же мое личное обаяние, произвели нужное впечатление, и Адель успокоилась.

– Данке, гер официр…

Я закрыл за ней дверцу и вернулся на собственное место. Небольшой кортеж двинулся дальше.

– Иоганн… – англичанин понизил голос и говорил склонившись к моему плечу. – Мы же договорились! Никаких секретов…

– Само собой… Просто я не успел вам вчера задать один вопрос. Вы знаете, как выглядит доктор Браун?

– Нет… – мотнул головой Хорст. – Я, кстати, тоже об этом подумал. Немцы так тщательно оберегают его, что фотографий Вернера фон Брауна за последние годы нет нигде. В газетах о них молчат, а в семейных альбомах, к которым наши люди смогли получить доступ, остались только студенческие снимки. К тому же, ему вполне могли сделать пластику лица. Немецкие хирурги очень неплохо продвинулись в этом. Но вы так уверенно говорили о похищении…

– Могу повторить. Я действительно знаю, как узнать нужного нам человека. Но, для этого я должен иметь возможность свободно передвигаться по замку, не привлекая внимания.

– И?

– И для этого мне нужна спутница. Молодая, симпатичная девушка, которая будет отвлекать на себя любопытные взгляды. Примитивная психология.

– Ах, вот оно что! – англичанин непроизвольно повысил голос. И тут же спохватился. – Теперь, понятно. Но, в таком случае, вы ошиблись. Надо было выбирать Гретхен. Блондиночка гораздо эффектнее.

– Вы не поняли, Генрих. Мне нужна девушка, которая будет отвлекать от меня внимание, а не притягивать взгляды мужчин со всей округи… А у самых горячих – вызывать зависть… – рассмеялся я, представив себе на секунду эту картину. – Но в таком виде, и Адель будет, как громоотвод в грозу. На этом мероприятии, ее полудетская наивность будет бросаться в глаза ничуть не меньше эротичности Гретхен.

Оценив девушку с такой точки зрения, Хорст был вынужден со мной согласиться.

– И что же нам делать?

– Искать магазин, в котором могли бы мою избранницу переодеть в более взрослую одежду. Есть такой на примете?

– В Фрайбурге вне всякого сомнения… В Еммендингене – не уверен. Но посмотрим. Все равно, по пути. А магазинчиков там – раз, два и обчелся. И все в центре.

Девушка пару раз беспокойно оглянулась, но, видя что господа офицеры увлечены беседой, даже если и хотела о чем-то спросить, не осмелилась. Забилась в уголок, сжалась в комок и если бы могла, то и под сиденье, наверное, залезла. Или выпрыгнула на ходу.

– Поговори с ней… О чем угодно… Хоть о погоде… – попросил я Хорста. – Мне она нужна вменяемая. А нет ничего хуже неопределенности. Видишь, как ее трясет?

– Хорошо…

Англичанин подался вперед и заговорил с Адель. Девушка сперва отмалчивалась, а если отвечала, то односложно. Но, постепенно разговорилась. А там и не заметила, как разговор превратился в монолог.

– О чем она? – спросил я тихонько Хорста.

– О своей мечте… – так же шепотом ответил тот. – Оказывается, Адель обожает розы. Хотела бы иметь свой розарий. И знает множество историй о цветах…

– Скажи, что если справится с заданием, ее мечта станет ближе.

Наш шепот сбил девушку с настроя, и она снова настороженно замолчала.

Но, мы как раз въехали на перекресток, он же центр Еммендингена. Получив указание от Хорста, водитель просигналил впереди идущей машине и сам прижался к обочине, перед дверями с вывеской "Angefertigte Kleidung". Но, благодаря, выставленным в витрине образцам одежды, перевод мне не понадобился.