Глава пятнадцатая

– Шнель! Шнель! – рявкнул Митрохин, схватил немца и Адель за рукава и потащил за собой.

Капитан не церемонился. Ногой распахнул дверь в нужную нам комнату. А фон Брауна и девушку буквально затолкнул внутрь. Меня ускорять нужды не было. Прекрасно помнил об отсрочке в три минуты. И таймеры уже тикали.

Внутри комната представляла собой сплошной разгром и хаос. Гардины сорваны, оконные рамы вышибло взрывом. Осколки стекол разлетелись по полу и, как шрапнель, посекли штукатурку. Четыре неподвижных тела под окном дополняют общую картину разрушения. Трое мужчин и одна женщина. Судя по неестественному положению, торчащих из прорех в мундирах осколках и лужах крови – помощь им уже не нужна.

– Что случилось?! – фон Браун первым делом бросился к окну. Увиденное во дворе инженеру не понравилось. И он заметно побледнел. – Это невозможно! Как такое могло случиться?

Фон Браун смотрел на нас, словно ожидал ответа. Но сейчас было не до его переживаний. Митрохин присев перед камином, нажимал на помеченный изразец, пытаясь задействовать секретный механизм и открыть проход. Адель, прижав ладони к губам, с ужасом глядела на изувеченные трупы, а я просто ждал… Мысленно ведя очередной обратный отсчет. И уже дошел до ста сорока шести…

– Нифига не получается, – выругался Митрохин. – Неужто обманул "Лесник"? В ловушку заманил?

– Сто сорок два… Ну-ка, дай взглянуть…

– Черт возьми! – вскричал немец. – Господин фон Шлоссер! Что здесь происходит?! Я требую ответа. Вы слышите?!

– Шкуру твою спасаем, господин инженер… Правда, пока не очень получается, – кратко ответил вместо меня Василий Семенович. К сожалению, не слишком доходчиво.

– Я не понимаю?

– Чего ты не понимаешь?! – рявкнул Митрохин. – Диверсия это! Саботаж! И как думаешь, кого в нем обвинят в первую очередь?

– Как вы смеете?!

– Я? – развел руками капитан. – Да мне плевать… А вот гестапо, боюсь, на слово не поверит. И поскольку никому из высоких чинов не захочется отвечать за то, что недоглядели и проморгали врагов – проще всего будет свалить ответственность с себя на ошибку изобретателя.

– Ерунда… – уже не так уверенно ответил барон. С методами спецслужб, он все же был знаком. – В это никто не поверит. Перед этим было произведено двенадцать пробных запусков. И ни одного сбоя.

– Тогда вам повезло, господин барон… – поддержал я Митрохина, не прекращая исследовать изразец. – Можете рассчитывать, что аварию спишут на магию "чертовой дюжины". И вас просто казнят. Расстреляют или повесят. Обычным способом, а не в железном ошейнике…

– В ошейнике? – растерянно переспросил фон Браун. – Почему в ошейнике?..

Вряд ли его и в самом деле волновали такие детали, но мозгу нужно было отвлечься, и он с готовностью ухватился даже за эту, в общем-то, бессмысленную информацию.

– Потому, что когда человека вешают обычным способом, смерть наступает быстро. От разрыва шейных позвонков. А если палач не садист и достаточно опытный, вообще мгновенно. Хрусть… и вы покойник. Ошейник же не позволит шее сломаться от рывка, и приговоренного ждет очень долгая и мучительная агония[32].

– Какой ужас, – пробормотала Адель.

– К счастью, никому из нас эта участь не грозит… Есть!

Я ведь не только языком молол, а тщательно ощупывал и осматривал капризный изразец. Не верить "Леснику" у меня не было оснований. Значит, если кафель не поддавался нажатию, значит, секрет надо было искать в чем-то другом.

Тщательно обследовав керамическое изделие, я заметил, что на его поверхности, вместо недостающих выпуклых виноградинок имеются небольшие углубления. И, без лишних размышлений, сунул в них пальцы. Тут же раздался похожий на выстрел треск, словно под напором ураганного ветра лопнул парус. Что-то загрохотало внутри камина, а из зева наружу вылетело густое облако черной пыли и сажи.

– Неужто, открыл? – Митрохин сделал такой жест, словно хотел перекреститься, но, коснувшись щепотью фуражки, раздумал.

Я тем временем заглянул внутрь. Медно-бериллиевого экрана, заменявшего заднюю стенку очага больше не было. Вместо него там зиял темный зев. Достаточно широкий, чтобы сквозь него смог пролезть даже очень крупный человек.

– Не спим…

Я сбился со счета, но внутренний голос подсказывал, что до взрыва "гостинцев" осталось меньше минуты.

– Господин барон…

Фон Браун недоверчиво поглядел на камин, явно сомневаясь в целесообразности таких радикальных действий. Но раздумывать Митрохин ему не позволил. Капитан, оказывается, не только изразец искал, пока я минировал ракету, но и провел весьма солидную подготовку к подземному бегству. Из платяного шкафа в углу он достал два солдатских ранца, один из которых всучил барону. Второй – забросил за спину. Мне досталась керосиновая лампа, типа "летучая мышь", и битком набитый потрепанный портфель, в котором что-то позванивало. Девушке Митрохин вручил флягу и небольшой электрический фонарь прямоугольной формы. Как у фельджандармов. У него на груди висел такой же.

– Я первым пойду… – объявил капитан, включая фонарик. – Следом – барон. Потом – фройляйн. Иоганн – ты замыкающий.

– Хорошо…

Я и сам собирался идти последним, поскольку хотел осмотреть проход, в плане закрывания его за собой. Хоть лаз в камине и не бросался в глаза, но все равно обнаружение потайного хода вопрос времени. И совсем не факт, что длительного.

Митрохин довольно шустро прошмыгнул внутрь камина, словно только этим и занимался раньше, а мгновением позже оттуда долетел его голос. Чуть искаженный объемным эхом:

– Нормально… Сразу за проломом площадка и высокий потолок. Я стою в полный рост. Лезьте!

И все же барон не спешил. Он же не знал, что в замке вот-вот все взлетит на воздух и мог позволить себе раздумье. Зато я знал и буквально ощущал, как падают последние капли на дно клепсидры.

– Адель!

Та поняла сразу, быстро встала на четвереньки и полезла в отверстие, подсвеченное изнутри Митрохиным.

– Барон!

– Но я…

– Трусливее девушки?

Приемчик так себе, но не пистолетом же размахивать или потасовку затевать. Вот-вот рванет… Неожиданно сработало… Немец проворчал что-то о хамстве плебеев, но в камин полез. Нарочно медленно… Так и подмывало отвесить пинка. И я не стал отказывать себе в удовольствии.

Не ногой, конечно, такое оскорбление не облегчило бы нам дальнейшее общение, но руками пихнул от души. Фон Браун буквально пролетел сквозь проход. Судя по взвизгнувшей Адель, повезло фрицу с приземлением. Обошлось "мягкой" посадкой.

Все это я обдумывал, торопливо влезая в камин. Толкая перед собой одной рукой портфель, а "летучую мышь" держа в зубах. К счастью, Митрохин ждал и, как только вещи оказались на расстоянии протянутой руки, забрал их, облегчив передвижение.

Громыхнуло, когда я уже встал на ноги и стал машинально отряхиваться. Мог не стараться. Англичанин ведь не знал об изменении в планах и часть взрывчатки заложил где-то неподалеку. Шандарахнуло столь мощно, что никто на ногах не устоял, а комки земли, песок и прочая труха посыпались на нас так обильно, словно наверху опрокинул кузов самосвал со строительным мусором.

– Ферфлюхтер гунд! – обозначил свое отношение к ситуации фон Браун. – Шайсе!

Митрохин тоже прибавил несколько увесистых слов на родном языке. И только Адель вела себя, как полагается воспитанной девушке. И я… Поскольку перед самым толчком наклонился и, после падения, оказался лежащим уткнувшись мордой в земляной пол. Часть которого попыталась залезть мне в рот. И участвовать в обсуждении мог только громким плеванием.

– Все целы? – луч фонарика пробежался по нам, потом по стенам и взобрался на потолок.

К счастью, никаких трещин на своде не обнаружилось и обвал нам не грозил. Умели раньше строить…

Потом свет скользнул за спину. Я оглянулся и понял, что вопрос закрывания за собой прохода снят самым радикальным способом. Не знаю, что именно там обвалилось – камин или дымоход, но завал высился впечатляющий. На фоне общих разрушений, никому даже в голову не придет разгребать. Ну, и у нас, заодно, исчезла проблема выбора. В любом случае, выход теперь был только в противоположном конце подземелья.

* * *

Поднялись, отряхнулись, включили все фонарики и пошли дальше. Митрохин впереди, Адель рядом со мной… Фон Браун – последним. А куда он теперь денется?

– И все равно, я ничего не понимаю, – сопел доктор у меня за спиной. – Зачем нужны эти игры? Раньше или позже, все равно придется давать показания. И, мне кажется, подобное поведение, только усугубит вину.

– Вы и в самом деле жаждете оказаться в гестаповских застенках, доктор? – поинтересовался я.

– А разве есть другой вариант? – вздохнул тот. – На территории Германии от них все равно не спрятаться. Или вы хотите уйти в Швейцарию? – в голосе немца зазвенела надежда. Видимо, вспомнил, что мы на юго-западе Шварценвальда и граница совсем рядом. Но, через минуту продолжил с прежним унынием в голосе. – Ничего не получится. Да вы и сами должны знать, какая мощная там сеть у наших спецслужб. И недели не пройдет, как нас найдут и доставят обратно. Вот только тогда уже точно никто не станет слушать никаких объяснений.

– Начали за здравие – кончили за упокой…

Я замолчал, поддержал пошатнувшуюся Адель. Похоже, девушке было нехорошо. Контузило, что ли. Или просто перенервничала? Ладно, позже разберемся. Не жалуется, терпит… Большего пока и не требуется.

– А если не в Швейцарию уходить? А гораздо дальше?

– Дальше?.. – немец замолчал. Начал, наконец-то догадываться или просто обдумывал варианты.

– Густав! – окликнул я Митрохина. Тишина давила на плечи, хуже всего. – Чего примолк? Что впереди?

Шли мы уже минут десять, а туннель и не думал заканчиваться.

– Все то же самое… Десять шагов, три ступеньки… Десять шагов, и снова три ступеньки. Похоже, выход будет если не у самого подножья горы, то и не слишком высоко.

– "Лесник" говорил о зенитчиках… – напомнил я. – Значит, уровень второго блокпоста.

– Ну, да… Тогда, уже недалеко… – ответил капитан и тут же присвистнул. – А вот это не есть "гут".

– Что такое?

– Похоже, пришли… – Митрохин поднял фонарь над головой, и в желтом конусе света я увидел груды земли. – Завал…

– Завал? – эхом повторил фон Браун. – Как завал? Мы что, в ловушке?

– Господин барон, возьмите себя в руки. Вы же мужчина в конце концов! Посмотрите на девушку… – прикрикнул я на инженера, и как раз в этот момент Адель потеряла сознание…

Издав полувздох-полувсхлип девушка свалилась на пол. Еле-еле успел подхватить, чтобы головой не ударилась.

– Ранена? – направил на нее свет Митрохин.

– Крови не видно… – я распустил поясок и расстегнул несколько пуговок на воротнике. – Скорее всего клаустрофобия. Воды дай…

– У нее в фляге…

Я взял флягу, открутил колпачок, нюхнул…

– Не понял?

– А где я должен был воды набрать? Но это сухое… Даже полезнее…

Выбирать не приходилось. Приложил шейку к губам девушки и тоненькой струйкой стал лить вино ей в рот. Сперва Адель не реагировала, потом сглотнула, закашлялась и очнулась…

– Живая? Вот и славно. На-ка, сама попей…

– Я не…

– После расскажешь, время будет. Сперва приди в себя, – подошел к нам Митрохин. Поставил рядом ранец. – Садись…

– Спасибо…

– Господин барон… – капитан направил фонарик на фон Брауна. – А вы чего застыли, как столб? Или у вас тоже приступ?

– Приступ? – повторил тот. – Нет… Я не боюсь закрытых помещений. Но по-прежнему пребываю в некотором недоумении. И жду, когда кто-то захочет ответить на мои вопросы.

– В любом случае в ногах правды нет… – Митрохин помог немцу снять ранец и жестом предложил садиться. – Спрашивайте?

– Данке… – фон Браун сел на ранец, посмотрел на капитана и подвинулся. – Двоих выдержит?

– Не проверишь – не узнаешь, – философски ответил Митрохин и примостился на свободной части. Ранец заскрипел, но не развалился. – Пока держит…

Увидев это, Адель последовала примеру барона, освобождая место для меня. Я не стал отказываться. Тем более, что мне по прежнему приходилось поддерживать девушку, а сидя рядом и приобняв за плечи это делать намного удобнее. Но, сперва надо было все же с завалом разобраться.

Я взял фонарик у Адель и подошел ближе. Судя по внешнему виду почвы, здесь перекрытие рухнуло гораздо раньше. Земля успела слежаться. Поковырял завал носком сапога, мягко.

– М-да… Знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Почва рыхлая, но без лопат даже пытаться не имеет смысла. Проще выждать пару суток, пока снаружи все угомониться, и выйти тем же путем, которым вошли.

– Не торопись с выводами, "Леший", – абсолютно спокойно ответил Митрохин. – Я не первый год воюю вместе с Гаркушей. И точно знаю, старшина никогда не будет сидеть и ждать сложа руки. Зуб даю, он уже обследовал выход, обнаружил завал, и парни во всю роют проход. А общее состояние туннеля позволяет надеяться, что обрушение свода локальное.

– Зачем бежать, если можно идти? Зачем идти, если можно посидеть?

– Разумно… – согласился Митрохин. – А чтобы не терять зря время, предлагаю подкрепиться. Чем господин Папке послал. Господин барон… На минуточку.

Ловко и быстро, сказывался фронтовой опыт, капитан накрыл весьма приличную "поляну". Вилок и ножей не имелось, вместо тарелок использовался хлеб, освещали трапезу не хрустальные люстры, а два карманных фонарика и одна "летучая мышь", а в остальном мы получили возможность попробовать самое вкусное из тех блюд, которые так и не попали на банкет. Хозяйственный Митрохин прихватил увесистый кусок запеченного мяса, половинку сырной головы, кусок ветчины, круг сырокопченой колбасы и даже какой-то невероятно вкусно пахнущий паштет. Все это он шинковал крупными ломтями и раскладывал по нарезанным кускам хлеба.

Потом, из того портфеля, что я тащил, на свет появилась пузатая бутылка французского коньяка.

– Посуды, увы нет. Но, как говорится, кто знает беду, тот колбасу без хлеба ест и маслом намазывает. Битте… – Митрохин протянул бутылку Адель.

Девушка не стала кокетничать, отхлебнула прямо из горлышка.

– Данке…

– Не за что… Уплочено… – пробормотал тот.

Я думал фон Браун, как и полагается аристократу, откажется. Но ошибся. Барон так приложился, что пришлось отбирать.

– Ну, за победу! – провозгласил тост капитан и сделал солидный глоток.

– За победу… – я принял бутылку и тоже отпил. Ммм… Хороший коньяк. Совсем не то пойло, которым у нас торгуют на каждом шагу, а разливают в соседних домах.

Некоторое время молча работали челюстями. На отсутствие аппетита никто не жаловался.

– Альзо… О диверсии и о гестапо я уже все понял, – первым затеял разговор фон Браун, после того, как бутылку еще раз пустили по кругу. – И о том, что оставаться в Германии нельзя – тоже. Но, я все еще не понимаю, кто вы такие, и куда именно предлагаете мне отправиться. В Англию?

– А вы действительно хотели бы там оказаться? – поинтересовался я. – Не напомните сколько ваших изделий долетело до Лондона? Ну, если забыли, уверен – англичане ведут более жесткий учет. Готовы уплатить по счетам?

– Я не запускаю ракеты. Я только инженер… изобретатель… – отвел взгляд немец. – Спрашивать надо с тех, кто отдает приказы.

– Спросят, не беспокойтесь… – пообещал Митрохин. – Дайте срок. С каждого спросят. И каждый ответит.

– Вы о Страшном Суде?

– Нет, – проворчал Митрохин. – Таких полномочий мне Господь не давал. Я говорю от имени родных и близких тех, кого фашисты убили.

– Я не наци! – воскликнул фон Браун. – И никогда не разделял взглядов Гитлера. Но, кого интересует мое мнение? Я хотел заниматься наукой и строить ракеты. Почему вы мне не верите?

– Ну, хотя бы потому, что всего лишь полчаса тому очередное ваше изделие, чуть не полетело в Америку. И хоть вы передали право запуска другому, за подготовкой к старту следили лично.

– Следил… Конечно следил… Вы сами недавно упоминали методы гестапо… Знаете, скольких помощников я потерял за эти годы? Каждый неудачный старт сопровождался тем, что из лаборатории исчезали люди. Мои знакомые, друзья, товарищи…

– Ну, вас-то они не трогали. А вот эта юная девушка лично побывала в их подвале. Хотите, послушать, что с ней сделали? Или с ее подругой?

Фон Браун бросил быстрый взгляд на Адель и помотал головой.

– Нет… Я знаю их методы. Но, если вы считаете, что мне было легче… Уверяю, это не так. Я потому проверял по сто раз каждую мелочь, чтобы запуски проходили удачно, что знал – авария вызовет очередную волну арестов.

Немец немного помолчал, мы тоже не наседали. Только Митрохин поднялся и потушил "летучую мышь".

– Альзо… Вы так и не ответили на мой вопрос, – напомнил барон. – Если вы не из Англии, то откуда? Америка?

– Опять не угадали, – хмыкнул я. – Более того, открою вам один секрет. То, что ракета взорвалась на старте, как раз заслуга американцев. И вы, если не забыли, в этот момент должны были находиться на балконе.

– Не англичане и не американцы… – подытожил немец и продолжил неуверенно. – Но тогда… тогда получается… получается, что вы…

– … из Советского Союза, – закончил вместо барона Митрохин. – Совершенно верно. А чему вы так удивляетесь?

– Это невозможно! Мы же… Вы хотите меня убить?

– Полноте, барон… – я чуть повысил голос. – Вы же аналитик. Напрягите разум. Где логика? К чему такие сложности? Вы же были обречены. Не забыли, что случилось с теми, кто остался на балконе? Так зачем же нам было вас спасать?

– Но мы же враги…

– С этим не поспоришь, – согласился я. – Но, во-первых, – сами сказали, что не нацист. Во-вторых, – в отличие от англичан, ФАУ к нам еще не прилетали, так что ваш личный счет в Советском Союзе не открыт. Ну, и в-третьих, – разве вам самому не хотелось бы продолжить работу над созданием ракет на Родине Циолковского? Поверьте, в нашей стране сумеют оценить ваше желание созидать. И если сами не станете этому препятствовать, то как знать, возможно, именно в стране Рабочих и Крестьян осуществится ваша мечта о полете в Космос.

Фон Браун промолчал. Эта новость оказалась для него более ошеломляющей, чем даже неудачный запуск.

И в наступившей тишине мы все явно услышали шорох осыпающейся земли, доносящийся со стороны завала. А еще – очень приглушенное толщью почвы, но такое родное словосочетание, которое во всем мире ни с каким иным не спутать…

* * *

– Вот и помощь подоспела… – Митрохин достал из пачки последнюю сигарету. – Можно и закурить…

В голосе капитана звучала напускная бравада, но судя по тому, как долго он прикуривал, Василий Семенович не до конца был уверен, что старшина проявит сообразительность и нас откопают.

– Так вы русские?

Адель спросила так тихо и глядя в сторону, что я даже не сразу сообразил, кто говорит и к кому обращается. Спасение немецких девушек не входило в мои обязанности и зону ответственности, но и отмахнутся от нее не позволяли моральные принципы.

– А это так важно?

Девушка промолчала. Или не знала что ответить, или не хотела обидеть.

– Ты не пленная… Как проход откроют, можешь уйти.

– Куда? – голос по-прежнему был тих и печален. – Обратно в гестапо? Господин гауптштурмфюрер будет очень рад меня увидеть снова. Вот только вряд ли я эту встречу переживу.

Угу… Ну, если судить по сложности построения предложений, она не в шоке. Просто, растерялась.

– Согласен… Но это и не нужно. Я же обещал, что не оставлю тебя. Помнишь?

– Да… Но, тогда я думала, что вы немцы… Которые против Гитлера. Или хотя бы англичане.

– Понятно… Доктор Геббельс не зря ест свой хлеб. Но, как видишь – у большевиков не растут рога. Хвоста и копыт, тоже нет… И мыло из грудных детей и невинных девиц мы тоже не варим.

Реплику о мыле Адель пропустила мимо ушей, зато вспомнила о том, что лично имела возможность убедится в отсутствии у меня хвоста и копыт. Это ее несколько взбодрило.

– Иоганн, вы действительно мне поможете?

Вместо ответа я встал и подошел к фон Брауну.

– Господин барон, я хотел бы поговорить с вами не как ученым и немцем, а как с аристократом и мужчиной.

– Слушаю? – поднял тот голову.

– Речь пойдет об этой милой девушке… Она, как и вы – немка. А еще, как я уже говорил, Адель чудом удалось спастись из застенков тайной полиции. И оставаться в Германии ей нельзя. Второй раз она оттуда не выйдет. Сперва долгие и мучительные пытки, ломающие душу и тело. А потом – казнь или концлагерь. Гуманнее пустить ее пулю в затылок прямо сейчас…

Адель вздрогнула. Немец, как раз глядевший на девушку, это заметил и протестующе поднял руку.

– Погодите. А с собой вы ее забрать не можете?

– Это как раз меньшая из проблем… – Митрохин открыл рот, видимо хотел сказать, что мы еще не знаем, какой самолет пришлют за изобретателем. Может, двухместный. Но промолчал. – Вопрос в другом… В качестве кого?

– Насколько я понимаю, фройляйн была вашей помощницей?

– Ее роль в этом деле минимальна… Даже для нашего непосредственного руководства. А у меня не столь высокий чин, чтобы гарантировать девушке теплый прием со стороны контрразведки. Мы все, конечно же, изложим в рапортах свое мнение о ее заслугах, но давайте говорить откровенно… Решение о судьбе Адель будут принимать совсем другие люди.

– А чем же я могу помочь? – развел руками фон Браун.

– Можете… Еще как можете. Причем, не без пользы для себя…

– Господин Шлоссер, или как вас там… – поморщился немец. – Вы обратились ко мне, как к мужчине и аристократу, а сами ведете себя как торговец. Есть идеи – излагайте. А покупать меня не надо.

– Прошу прощения. Идея простая. Если Адель отправится с нами в качестве вашего доверенного лица, секретаря-референта. А вы заявите, что она незаменима для успешной работы. Я не знаю… талисман, муза… Это неважно. Тогда ее защитят не только наши слова, но и ваш авторитет ученого.

– Смешно… – пробормотал фон Браун. – Вы так говорите, будто в Москве меня ждут с распростертыми объятиями. И готовы забросать цветами при встрече.

– Насчет цветов ничего конкретно сказать не могу, а самолет за вами выслали. Как считаете, господин барон, это о чем-то говорит?

Немец пожал плечами. Мол, откуда мне знать, как в Стране Советов все устроено?

– Ну, так что? – я хотел получить конкретный ответ.

– Хорошо… Мне не оставит труда. Но, мы не можем решать за фройляйн. Подобное заявление ко многому обязывает. Я не знаю, как работает ЧК, но не думаю, что их методы слишком отличаются от методов других спецслужб. И, как только я объявлю о том, что девушка важна, ее тут же включат в систему рычагов, которыми можно мной управлять… И ее судьба будет связана с моей. На долгие годы… А то и на всю жизнь.

Фон Браун помолчал, глядя на Адель, потом продолжил.

– Решайте сами, фройляйн… Скажу честно, мне было бы приятно, если бы в чужой стране со мной рядом была моя соотечественница…

– Спасибо… – девушка посмотрела мужчине в глаза. – Я согласна…

– Но я ни в коей мере не хотел бы воспользоваться вашим…

– Ох… Никто не знает, что ему уготовано, – неожиданно рассудительно ответила Адель. – Давайте не будем торопить события. Время покажет… И уж в любом случае, что бы не произошло, это гораздо лучше подвала гестапо.

– Гм… – озадаченно потер подбородок барон. – С такого ракурса мое общество еще никто не оценивал.

Поняв, насколько двусмысленно прозвучали ее слова, Адель охнула и прикрыла рот ладонью. Неловкость ситуации снял Митрохин. Капитан громко и весело рассмеялся.

– В общем, я так понял, высокие стороны договорились? Я могу указать в рапорте, что девушку прихватили вместе, поскольку вы все время держали ее за руку и не отпускали? Верно?

Фон Браун снова пожал плечами, но кивнул.

– Я в этом ничего не понимаю…

– Зато я понимаю… И вот вам мой совет. Не теряйте времени зря. За руки можете не держаться, но расскажите друг другу о себе как можно больше. Причем, о самом личном, сокровенном. Иначе вас расколют на первом же собеседовании. Можете утверждать что угодно, но даже слепому понятно, что вы совершенно чужие люди. И для того, чтобы суметь доказать обратное, у вас не так много времени… Не теряйте его зря.

Митрохин встал и указал освободившееся место рядом с инженером.

– Давай, девонька. Пересаживайся поближе и начинайте разговаривать.

Адель посмотрела на меня, слово спрашивала разрешения. Я подошел, помог подняться, потом прижал к себе и погладил по волосам.

– Ты очень хорошая, мне жаль, что так получается… Но, ничего не поделать. Другого способа нет… Война не спрашивает, что мы хотим… Я даже не знаю, вернусь ли с вами в Москву. Держись Вернера…

Адель ничего не ответила. Просто поднялась на цыпочки и поцеловала меня в губы. Замерла на секунду, потом отстранилась, и ушла.

Неприятное ощущение, честно говоря. Я даже дернулся было задержать ее, остановить. Но, судьба распорядилась иначе. Послав нам всем очень наглядную и тяжелую весть…

Послышался мягкий звук удара, а потом, сквозь образовавшееся в завале отверстие, черной змеей к нам проскользнул лом.

– А чтоб тебя подняло и шмякнуло! – внятно произнесли на той стороне. – Черт… Лом куда-то провалился. Борис, давай лопату. Так какая-то каверна.

– Смотри, какие умные слова наш старшина знает! – засмеялся Митрохин. – А ну-ка, славяне, посторонитесь.

Капитан подхватил ломик и несколькими точными и сильными ударами разворотил отверстие настолько, что в него уже можно было просунуть голову.

– Товарищ капитан! – воскликнул Гаркуша. – Живы?

– А то… Притомились ждать уже, – ворчал капитан, не прекращая орудовать ломиком.

– Таки да. Пятый час, считай, ковыряемся. Хорошо, у зенитчиков реманентом разжились.

– Что так долго? Большой завал?

– Не очень… Но для двоих многовато…

– Двоих? Кто? – машинально спросил Митрохин, хотя ответ уже был известен.

– Ромка не уберегся…

Митрохин опустил ломик, опираясь на него, как на посох.

– Как же так, Петрович?

– Не уследил… Здесь шестеро фрицев было. Троих мы сразу чисто сработали. А как вторую тройку снимали, разошлись в разные стороны. Потеряли друг друга из виду. А как вернулись с Лютым, смотрим – Ромка наш плашмя лежит. У фрица горло располосовано, в руке пистолет сжимает, а у Ромки пятно на груди расплывается. Видно, фриц в упор пулю всадил. Мы даже звука выстрела не слышали… И аккурат в сердце. Мгновенная смерть.

Старшина помолчал чуток, как бы отдавая память погибшему товарищу. Потом спросил:

– Сами-то как?

– Все целы… Лесник дал время и место?

– Так точно. Есть карта, пароль и время.

– Успеваем?

Старшина помолчал немного. Неправильный вопрос задал капитан. Нельзя так… Подумал и ответил нейтрально:

– Должны успеть.

– Тогда, чего ждем? Кому стоим?

– Ты вот что, капитан, – охладил пыл Митрохина Гаркуша. – Не шебарши… Почва рыхлая. Свод слабый… Крепить нечем. Нору сильно расширять не стоит. Обвалится… Только-только, чтобы протиснуться и руки выставить. Дальше мы вытащим…

– Чем?

– Так тем же макаром, что военспец показывал. Мы уже и приготовили ремни.

– Тогда дай лопату. Ломиком долго ковырять…

– Есть…

Старшина просунул в дыру лопату, и Митрохин быстро расширил отверстие. Потом повернулся к нам.

– Ну что, дорогие товарищи. Прошу… Как говорится, на свободу с чистой совестью. Фройляйн Адель. Вы первая… Господин фон Браун, приготовиться.

Загрузка...