Последствия старых ошибок

История восемнадцатая. «Заложник»

Момента, когда из сна исчезла Хеллека, и его затянуло в кошмар, Энрихе не уловил. Но бездна разверзлась и поглотила вдруг ставшую маленькой женскую фигурку, а пространство задышало серебром паутины.

Никогда ещё не видел Энрихе такого буйства линий. Паутина жила, дышала, двигалась. Иннеркрайта швыряло бессмысленно и бессистемно от образа к образу. Он пытался зацепиться за какие–то известные события, но линии вероятностей изменялись прямо на глазах. Энрихе тонул в этом сумасшедшем водовороте, голова невыносимо, до тошноты болела и кружилась, но сам он уже не мог выйти из паутины: в какой то миг ориентиры были утрачены, его затягивало в бездну, но… Но закрутило вдруг и выбросило наружу…

Ярость и гнев! Чужие ярость и гнев обожгли его изнутри.

Энрихе очнулся в поту, несколько секунд лежал, ощущая влажной спиной холодеющую липкость рубашки…

Сердце судорожно билось. Энрихе снова закрыл глаза, успокоил дыхание и восстановил пульс.

С волей такой магнитуды и окраски, которая испугала его во сне, иннеркрайту ещё не приходилось встречаться. Человек с такой волей мог быть, разве что одним из дома Нарьяграат, дома кровавых эрцогов. Потому что только в Альдивааре, в их родовом гнезде, Энрихе ощущал волю, уплощающую и редуцирующую душу. Не ломающую и гнущую, а именно делающую душу плоской, свободной только в двух измерениях. Третью и остальные степени свободы забирала кровавая воля. Эта воля делала обычных людей марионетками в считанные секунды. И лишь немногие могли выбраться из трясины духовного рабства…

Эрцоги дома Тёмного Королевского граната вели свой род от утраченного рода императоров, рода «выдыхающих пепел». Будучи на официальном приёме, Энрихе ощущал их презрительное, коверкающее чувства, дыхание. Блатхейн — кровавые господа, так их называли, или, кто осмеливался — хейдблаттен. Кровавые ублюдки.

И, тем не менее, Нарьяграат был одним из самых влиятельных домов, домом наследников крови Императора, единого когда–то и для Содружества, и для Империи. А эрцог дома Нарья Энсель Эйвори носил титул принца и был официальным и неофициальным главой совета Домов камня.

Всего домов было когда–то девять. Два из них считались уже не существующими — дом Инья (Обсидиана), остатки крови которого растворились на Гране и дом Разбитого камня, проклятой Кешлы, тот, чьи лорды пошли когда–то против себе подобных.

Влиятельными домами оставались на сегодняшний день всего три — Аметист, Сапфир и Тёмный Королевский гранат…

Окончательно Энрихе разбудил истошный сигнал экстренной связи с «Леденящего», сменившийся не менее истошным визгом Пфайфера:

— Энрек, у нас ЧП. Этот сумасшедший капитан имперцев высадился на шлюпке с двумя раненными и захватил регента!

— «Регента? — ещё плохо вычленяя реальность происходящего из полудрёмы, удивился Энрихе — А что регент делал на «Леденящем»?

— Мы прилетели продолжить наш утренний разговор! И этот псих свалился нам прямо на голову! Даже безоружный он сумел натворить такого!

— А охрана чем занималась. В хейк играла? — иннеркрайт резко оборвал поток пфайферовсих излияний. — Помнится, совсем недавно, ты настойчиво интересовался, как Локье попал в плен к имперцам? Что, Судьба, наконец, улыбнулась и тебе своей ледяной улыбкой? Ладно, не нужно так орать. Я поговорю с имперцами, надо же как–то вытаскивать нашего дорогого Бгоро.

— Ты не боишься лететь к имперцам? — взвизгнул Пфайфер.

— А что, есть варианты? — фальшиво удивился Энрихе, вспоминая, где он, собственно, находится. — И держи язык за зубами. Иначе скоро среди глав Домов камня станет модным посещение «Каменного Ворона». Ностальгия заест. Не могу же я всех подряд вытаскивать? Конец связи.

Энрике привел в порядок лицо и волосы и вызвал по связи начальника охраны «Леденящего».

— Что у вас там творится, Гиис?

Он слушал сбивчивый доклад обычно выдержанного и даже несколько чопорного капитана и размышлял параллельно. Размышлял о том, как вышло, что этот Пайел в одиночку смог устроить такое? Кто он, в конце концов? Ведь разве что кто–то из великих лордов мог, разозлившись, повести себя вот так, сминая психику слабых и разбрасывая вооруженных людей, словно кегли. И, судя по рассказу начальника охраны, капитан Пайел не напуган и не удивлен произошедшим. Он уже знает «зверя» в себе. Так не ведут себя неофиты, только вчера открывшие «дар». Значит, капитан, не смотря на молодость, сильный и опытный противник. Что ж, придётся принять холодный душ, чтобы проснуться окончательно. И пусть имперцы получат ещё двадцать минут форы.

— Где регент? — с порога спросил Энрихе, входя в капитанскую каюту «Ворона». И уперся глазами в имперского капитана.

Хорош, бандит. Здоровенный–то какой… На обшлагах рукавов и на груди — запекшаяся кровь. Не успел переодеться? Волосы цвета спелой пшеницы, прямые черты лица, мощный костяк. Натуральный доминат. И как похож на отца… Лицо усталое и злое. В углу рта — зубочистка или щепка, взгляд, как у взбесившейся ледяной кошки. И раздражение буквально висит вокруг него, такое плотное и явственное, что еще пара тройка шагов и…

Но Энрихе не успел ощутить соприкосновения с чужой волей, потому что мгновением раньше в нос ему ударил странный и совершенно не корабельный запах. Это был запах свежеиспечённого хлеба…

Но на военных кораблях хлеб не пекут, там его просто восстанавливают или размораживают. Интересные тут порядки…

Больше ни о чем Энрихе подумать не успел. Вошли генерал Мерис и лендслер, и капитанское раздражение, висевшее в воздухе, растаяло, как снежинка на ладони.

— Чай или кофе? — спросил капитан Пайел, насильственно растягивая губы в подобие улыбки и изображая гостеприимного хозяина. Он вряд ли успел особенно переговорить со своими.

— Всё равно, — отрезал иннеркрайт. — Где регент?

— Переодевается. Мне пришлось испортить на нём одежду. Нечаянно примотал его к креслу гермоскотчем.

Да уж, такой скотч можно снять только вместе с одеждой или вместе с кожей. Вот ведь хаго! Нечаянно устроил кавардак на «Леденящем», нечаянно притащил сюда регента, нечаянно примотал скотчем. Хорошо хоть бедолагу регента нечаянно не придушил. Хотя последнее — вряд ли случайность.

Вошёл дежурный с неуставной улыбкой на веснушчатом лице. И с подносом: чайный сервиз, сыр, мясо, зелень и …горячий, только что испеченный хлеб. А в чайнике, судя по запаху… йилан. Ничего себе, живёт Империя.

— Я смотрю, вы не бедствуете, — усмехнулся Энрихе. — Первый раз вижу, чтобы на военном корабле пекли хлеб.

— Это традиция, — тихо сказал капитан, отламывая кусочек хлебной корочки. — Ну и самоуправство… Эти хитрые сержантские морды полагают, что вот так можно впихнуть в меня завтрак. Или обед.

Энрихе понял, что капитан Пайел сегодня ещё не завтракал и не обедал. А, судя по тому, с каким интересом изучает хлебную корку — даже и не собирается. Он немного позавидовал имперскому капитану, нутром чувствуя, что его здесь любят и команда по–своему заботится о нем. В состоянии ли мальчишка, это оценить?

— Я полагаю, что времени у нас очень мало, — сказал иннеркрайт, подсаживаясь к столу. — А потому, давайте выпьем чаю… вместе, чтобы я не подумал чего лишнего, и приступим к делу. Я тоже сегодня ещё не обедал.

Нет, Энрихе не боялся, что его отравят или накачают наркотиками. Он лукавил. В целях улучшения психической атмосферы в помещении. Атмосферу следовало как–то разрядить, переговоры же всё–таки. А вот присутствующих иннеркрайт совершенно не опасался. По лицам отлично видно кто на что способен. Вот капитан Пайел вполне может придушить, но про яд он и не вспомнит. Ледслер к такой тактике просто не расположен. Мерис мог бы, будь они одни. Но они не одни…

Капитан кивнул и отправил корочку в рот. Лендслер не двинулся с места. Мерис, напротив, охотно подсел к столу и молча, стал намазывать на хлеб мясной паштет. Эти двое что, сговорились молчать?

Энрихе тоже взял кусочек хлеба, пристроил сверху аппетитный сырный ломтик и понял, что:

А. жутко голоден,

Б. несмотря ни на что чувствует себя «в имперских гостях» куда комфортнее, чем на «Леденящем» или на «Крематоре»,

В. Да провалился бы он, этот регент.

— Вкусно, — сказал он, прожёвывая бутерброд. — Попробуй мясо, капитан?

— Да ешь ты уже, не отравлю. Стоило ради этого тащить тебя сюда? — капитан Пайел провёл рукой по волосам и уставился на свою ладонь, как будто увидел её в первый раз. Что это с ним? Вечные вопросы мучают — жизнь и смерть и иже с ними?

— А ради чего стоило? Регент, как я понимаю, тоже особо не в счёт?

— Сволочь он, твой регент. Просто под горячую руку попал.

— Лед надо с собой носить, — без улыбки пошутил Энрихе. — В контейнере. Ты ешь, давай, кто же так принимает гостей?

Капитан нехотя взял ломтик дорогого прозрачного эккского сыра:

— Это ты ешь. Вполне возможно, что ужинать не придётся.

— А что, в Империи нынче ужинать уже не модно?

Вместо ответа капитан Пайел поднялся, сделал два шага назад, пробежался по пульту…

Изображение на главном экране сменилось. Энрихе увидел окрестности звездной системы Z–16, где единственно обитаемой и пригодной для жизни была четвертая планета — Плайта. Камера действительно сфокусировались на ней, планета приблизилась, заняла почти весь экран. Потом компьютер начал моделировать параметры, необходимые для исключения на планете самой возможности жизни — температура в атмосфере, температура на поверхности… Это Энрихе и сам недавно просматривал.

— Пятиминутка садомазахизма? — спросил он, разливая чай.

Капитан зло сощурил зелёные глаза, открыл было рот…

И тут Хэд принёс регента. Здешний ординарец, сопровождавший его, тут же удалился и правильно сделал. Регент, узрев официальных лиц, решил отомстить ушам окружающих за весь перенесённый сегодня позор. Его не волновало, что одному лицу плевать, а второе уже выпило столько, что скандал может воспринимать только в развлекательном смысле.

Вообще–то регент сегодня развеселил бы любого: в имперской военной форме он выглядел комично. Она ему совершенно не шла. Но присутствующие особо не слушали и не смотрели. Лендслер буровил взглядом стену. Генерал Мерис иногда косился на равнодушное лицо начальства и кривил в еле заметной ухмылке собственное. Лишь капитан Пайел жевал хлебную корочку, и всё больше мрачнел. Похоже, он единственный из сидящих здесь вникал в смысл сказанного.

Регент говорил много и разнообразно. Он обвинял имперцев во всём, начиная с развязывания текущей войны и заканчивая алкоголизацией населения приграничных миров. Впрочем, Энрике предпочёл Реблеку (Ре–блек — черный регент) обед. Хлеб вдруг напомнил ему о доме детства. Перед глазами сами собой рождались низенькие города и необъятные морские равнины, засаженные водорослями… Потому он и не уследил в какой именно момент обвинительной речи регента, капитан Пайел встал, шагнул к ораторствующему и… не замахиваясь врезал ему по морде.

Однако регенту хватило и такого удара, потому как бить открытой ладонью, капитан «Ворона» обучен не был. Раздался хруст, Бгоро припечатало к стене между пультом и расчетным блоком, а капитана швырнул назад в кресло непонятно как выросший у него за спиной лендслер. Впрочем, помогать регенту лендслер не стал — так же молча сел на своё место, даже не взглянув на него.

И регент сник. Он выплюнул осколок зуба. Стал шарить по карманам в поисках платка. Но кто бы его туда положил?

Капитан «Ворона», не вставая, протянул Бгоро салфетку. Регент шагнул к столу, некуртуазно вцепился в салфетку всей кистью, и осел в кресло.

Лендслер повернул, наконец, голову и посмотрел на капитана Пайела. Тот опустил глаза, как нашкодивший мальчишка. Потом встал, налил из кулера воды, достал индивидуальный асептический пакет, положил на стол перед регентом… Похоже, он прекрасно понимал начальство без слов.

— Я бы предложил переправить регента на «Леденящий», пока не поздно, — сказал Энрихе, пряча усмешку. — Эрцог Локьё ещё спит после операции, но в природе существуют и главы других высших домов: эрцог дома Нарьяграат, например, Энсель Эйвори. Или его сводный брат Агескел…

Бгоро посерел лицом. Золото ушло у него из–под кожи, словно его туда и не закачивали. С семейством кровавых эрцогов он был знаком получше Энрихе.

— А что, есть сведения о подобном интересе? — равнодушно спросил лендслер, снова упираясь взглядом в стену.

— Со стороны хейд.., извиняюсь, блатхейна? — переспросил Энрихе. — Да так, дурной сон мне сегодня был.

Лендслер усмехнулся. Видимо знал, что эрцогов дома Королевского граната называли в народе хейдблаттен — кровавые ублюдки. Впрочем, последнее время это прозвище узурпировал лично Агескел Эйвори.

— Я останусь вместо регента, — сказал Энрихе. — Если хотите — на правах заложника. Мое отсутствие будет менее заметным, если оно вас устроит. Но прежде мы должны уяснить, что же всё–таки решимся делать дальше, если решимся? Я имел несчастье сегодня видеть цифры, относящиеся к скорости мутации вируса. Странные они, эти цифры. Плюс возможность информационного поражения систем с искусственным интеллектом…

— «Магер» планету такой массы не возьмёт, — сказал капитан Пайел.

— Не возьмет. И взрывать нельзя. Только разнесем эту дрянь, — разрешил себе согласиться Энрихе. — Но существуют и другие средства. «Огненный шнур», например, — он оглянулся на регента, но тот молчал, сосредоточенно оттирая с лица кровь. — У меня есть инженеры, но нет подходящего корабля, способного работать вблизи инфицированной планеты. Вернее, есть алайский «Хайор», но технологию процесса мне и вам демонстрировать не очень хочется.

Регент так и не поднял головы. Он смирился с тем, что Энрихе нагло разглашает военные тайны.

— Только есть одно «но», — продолжал иннеркрайт. — На доставку и наладку оборудования понадобится не меньше пяти суток.

— Тогда мы должны изобразить начало военных действий в районе Плайты, — сказал капитан Пайел.

Лендслер взглянул на регента. Освещение в капитанской вдруг словно бы померкло. Стало так сыро и холодно, что Энрихе скользнул пальцами по подлокотнику кресла, ища автоподогрев. Сердце предупреждающе заныло, и он попытался «сместиться левее», раскачивая собственные параметры равновесия в пространстве и сползая в теплую «серость» допричинности. Капитан Пайел, как инициированный в рамках этой самой допричинности, отреагировал только формально, наклонился к браслету и приказал дежурному проверить систему освещения. Чувствовал он себя, судя по позе, вполне комфортно. Свет мигнул, но светлее не стало. Дело тут было не в скачке напряжения, а в пространственном смещении «в тень», которое генерировало сознание лендслера.

Оставалось только расслабиться и ждать. Воля лендслера погружала в ледяную воду всю каюту: спина Мериса окаменела, а на регента вообще больно стало смотреть…

— Это наглое давление, — пробормотал Бгоро, но тон его был очень, очень далёк от уверенного.

— Никто не сделает это так виртуозно, как ты, лорд Тауэнгибер, — ласково сказал Энрихе, чувствуя, что приговор трибунала у него уже в кармане. — Военные действия должны начаться словно бы сами собой. Сейчас. Потом можешь всё свалить на меня.

— Ты рискуешь, — проронил Мерис и налил себе ещё. И поднял на Энрихе совершенно трезвые глаза.

— Мы готовимся убить целую планету, — зло сказал капитан Пайел. — А кого–то ещё беспокоят эфемерные… — он порывисто поднялся, и регент вжался в кресло.

— Сядь, Анджей, — тихо сказал лендслер.

И парень послушался. Дрессированный, надо же.

— Мы отпустим регента, если заручимся его поддержкой, — уже громче продолжил командующий и, наконец, обвёл тяжелым взглядом присутствующих. Сердце Энрихе дрогнуло и провалилось в пустоту. Он очень рельефно прочувствовал теперь причины, по которым лендслер всё это время изучал обшивку каюты.

— Формально же мы заявим, что обменяли регента на другого заложника, — взгляд лендсгенерала снова остановился на Бгоро. — Что бы тебе не пообещали, лорд Тауэнгибер, использование борусов любой из сторон приведёт только к одному результату. Почти стопроцентному. Да, вакцина у нас сейчас есть. Но это не значит, что она будет действовать через два дня или через месяц. Мы отпустим тебя. Но изобразим, что по пути передумали. Тебе всего лишь надо будет открыть огонь по якобы преследующим вас кораблям. Далее, думаю, всё пойдёт само. В какой–то момент, когда операция по Плайте закончится, мы попросим перемирия и вернём вашего инженера.

Бгоро молчал. Но это было грустное молчание.

Тьма медленно рассеивалось. Напряжение в груди ослабло, и Энрихе понял, что ещё минута–две, и оно капитулирует.

— Энрек, ты сработаешься с капитаном? — спросил лендслер.

— Попробую, — усмехнулся иннеркрайт. — Если не подерёмся.

Капитан Пайел фыркнул и дёрнул плечами. Он не особо следил за внешней сдержанностью.