Глава 16

– …Твое время пришло, Сарири…

Альма не плакала, но ее глаза наполняла безграничная печаль. И скорбь той, с кем они не были одной крови, но кого он считал сестрой, пугала и огорчала больше, чем явившаяся за ним Смерть.

Смерть пришла не в виде старухи или прекрасной девы, а в образе безобразного многорукого мужчины. Его длинные нижние клыки немного загибались, как у дикого кабана. Смерть сидела в ногах ослабевшего Сарири, щелкала челюстью, едва не задевая клыками широкий приплюснутый нос, сучила руками, как жук лапками, и таращила и без того огромные глаза-тарелки.

– Ты отвергал дар, поэтому духи отказались от тебя. Ты слишком поздно приехал…

Низкий, глухой от печали голос Альмы приятно убаюкивал. Сарири уже не было страшно, наоборот, покой и смирение обволакивали его мягким одеялом. Несмотря на влажную жару, его трясло от холода, но от прикосновения сухой ладони Альмы ко лбу стало легче. Пусть уже и поздно, но он правильно сделал, вернувшись в Амазонию: умрет не в одиночестве, а на руках названной сестры, которая проводит его в нижний мир.

От разъедающей его тело болезни он долго отмахивался, а когда решил обратиться к столичным врачам, те развели руками: его кровь стала жидкой и бесцветной, как разбавленный компот. Не помогли ни переливания, ни капельницы с железом и дорогими препаратами. Тогда Сарири собрал небольшую сумку, положив в нее несколько вещей: любимую книгу, фотографию матери, смену белья. Проверил на шее подвеску – одну из семи Слез Богини, доставшуюся от бабушки, и забронировал билет. Остатки сил ушли на перелет. В родную деревню его привезли уже лежачим.

– Проводи меня, Альма, – попросил он, когда перед глазами заплясали огненные круги, а Смерть протянула одну из своих многочисленных рук. Ноздрей коснулся знакомый запах тлеющих трав, до слуха донеслось приглушенное печальное пение: Альма собиралась с ним в путь. Последним усилием он поднял руку, но не для того, чтобы ухватиться за ладонь Смерти, а чтобы сжать в кулаке бабушкин амулет.

«Ты всегда был умен и хитер, Сарири», – в полубессознательном сознании услышал он голос Аймары. Та, которая всегда возвращается, пришла, чтобы вместе с Альмой проводить его в последний путь. «Тс-с, – шикнула то ли на Смерть, то ли на него, пытавшегося что-то сказать, бабушка. – Никогда я не пыталась обхитрить ее. Но ты слишком мало пожил. Всего двадцать два года…» Аймара и Альма встали плечо к плечу и заслонили собой Смерть. Сарири лишь слышал, как та щелкала челюстью. «Я… не хочу с ней», – выдохнул он.

Бросить вызов самой Смерти – это даже интересней, чем приручить сельву. «Но потом ты можешь пожалеть о такой жизни…» – с печалью в голосе предупредила бабушка. Ему же в тот момент остро захотелось жить – вдыхать снова воздух полной грудью, впитывать взглядом красоту восходов и закатов, ощущать кожей жар солнца, холод ледяных дождей. «Я… не пожалею», – опрометчиво пообещал он.

И пожалел. Пожалел в тот самый день, час, миг, когда впервые увидел недоступное рыжее солнце и поймал ее улыбку, адресованную другому…


– …Ель в культуре славян имела важное значение. В давние времена еловый лес служил кладбищем. Покойных хоронили под корнями… – вещала поставленным артистичным голосом женщина-гид. Этот музей по каким-то своим критериям отобрала из полусотни Люсинда и не ошиблась.

Арсений украдкой покосился на девушку, которая с задумчивым видом стояла возле черно-белой картины, изображавшей нижний мир. Злостные духи болезней и души мертвых рвались наружу из преисподней – огненного портала, но разбивались об огромное корявое дерево.

– …Это картина местного художника. Занимательное… видение, – слегка улыбнулась гид и поправила очки в массивной оправе. Люсинда качнула головой, будто с чем-то не согласилась, и отступила на шаг. А Арсений украдкой проверил телефон, выставленный на режим вибрации: без сообщений и пропущенных звонков.

Гид упомянула про традицию выстилать еловыми ветками дорогу, по которой несут гроб с покойным. Люсинда заинтересованно склонила голову набок.

В этом музее они были, не считая смотрительницы и гида, одни. Может, не сезон, может, музей был так мал и скучен, что не представлял интереса для туристов и уж тем более местных. Но Люсинда перед поездкой заявила, что здесь они найдут то, что им нужно.

– …А в погребениях в Карелии была обнаружена еловая кора…

Гид строго посмотрела на Арсения, и он поспешно сделал заинтересованное лицо. Может, рассказ и был увлекателен, но мыслями шаман был далеко. В любой момент ему могут позвонить. Он нервничал из-за того, что разговор случится при Люсинде. Но чем дольше они находились в этом пахнущем воском и отчего-то еловыми ветвями музее, чем утомительней становилось молчание его телефона, тем сильнее на Арсения накатывало смирение.

– …И, рассказывая о местных традициях, я не могу не упомянуть нашу достопримечательность, которой, к сожалению, мы лишились меньше года назад, – голос экскурсовода стал печальным, будто сообщила она об утрате кого-то близкого. Люсинда со значением оглянулась на Арсения, и он подобрался. Чему быть, того не миновать. Может, Макс сегодня узнает еще один секрет… Тот самый, о котором рассказать сложнее всего.

Люсинда уже остановилась возле макета, изображавшего знакомую территорию: озеро, лес, поле. Только на макете не было туристической базы и гостиницы, зато на том месте, где сейчас располагалась парковка, высилась окруженная небольшим заборчиком ель.

– Ты это видел? – шепотом спросила Люсинда, когда он встал рядом с ней, и указала взглядом на крошечные цветные ленточки.

– Да.

Шаман, которому Арсений вчера написал, подтвердил догадку, что лента могла быть подношением местным духам. Только на второе письмо с просьбой о помощи ответа пока не было.

– …Существует легенда, что именно здесь, от озера к лесу, проходит граница между мирами, а корни этой ели накрепко ее «сшивают».

Экскурсовод еле слышно вздохнула – видимо, сокрушаясь об утрате достопримечательности.

– К этому месту съезжались не только туристы, но и местные. Приносили дары, которые бы задабривали души умерших. Кто-то молил о здоровье, кто-то – о любви. Кто-то приезжал просто посидеть под ветвями ели и получить ответ на сложный вопрос. Отсюда расходились пути в разных направлениях. И сюда же раз в три года съезжались шаманы, чтобы попросить духов о благополучии и мире.

Арсений, услышав последнюю фразу, встрепенулся. Только бы ему ответил тот малознакомый шаман и понял просьбу верно!

– Конечно, эта ель была не самой крупной, есть дерево и больше, которое претендует на звание едва ли не самого огромного дерева в России. Но, несомненно, оставалась значимой.

Гид помолчала, с грустью рассматривая макет сквозь толстые стекла очков, и закончила:

– Наша ель стала болеть, сохнуть. Ее пытались спасти, но тщетно. В одну ночь, меньше года назад, дерево рухнуло. К счастью, никто не пострадал. Теперь от нашей ценности остались только воспоминания, фотографии и этот макет.

– И парковка, – брякнула Люсинда.

– И парковка, – с горечью подтвердила гид.

На этом экскурсия завершилась.

К машине шли в молчании. Арсений уже не думал о предстоящем звонке, но мысленно возвращался к рассказу Марины, которая сейчас в компании Збаровой и под присмотром Андрея находилась в гостинице. Девушка наедине рассказала, что на базе уже были люди – полиция и кто-то из местной администрации. Марина приготовилась к тому, что ей будут задавать вопросы и о вещах придется забыть, но удивил (или не удивил!) новый сотрудник: разрулил ситуацию несколькими звонками. Разговор занял всего несколько минут, а потом Марине позволили забрать телефоны из сейфа, ключи от которого выдал один из полицейских.

Всю дорогу до парковки Арсений не мог избавиться от ощущения, что Андрея к ним направили не под начальство Макса, а для приглядывания за сотрудниками агентства. Впрочем, пока в команде работает дочь олигарха Гвоздовского, шпионам и наблюдателям быть. Ему ли не знать.

Перед тем как завести двигатель, Арсений перевел телефон в нормальный режим. Со стоянки шаман вырулил под молчаливым взглядом развернувшейся к нему вполоборота Люсинды.

– От тебя такой тоской веет, что повеситься хочется.

– Вот уж вешаться не надо! – выдавил он улыбку.

– Что случилось? – уже другим тоном – серьезным, спросила Люсинда. – С тобой со вчерашнего дня тяжело рядом находиться. Прямо бьет напряжением.

– Бьет током, – машинально поправил он. Как же от него, видимо, фонит негативом, раз молчаливая Люсинда решилась на разговор! И не просто разговор – в ее голосе явно читалось сочувствие.

– Ты и перед поездкой был весь на нервах, а сейчас так вообще… Без конца на телефон косишься, – допытывалась она. Арсений мог бы свернуть с щекотливой темы, как свернул на широкую дорогу с проселочной, но понял, что больше так не может. Как «так», он и сам не мог сформулировать: вряд ли от признания ему станет легче. Но молчать больше не мог.

– Эллина Дворцова, которую Макс вчера упомянул, на самом деле моя жена.

Люсинда не дернулась, не изменилась в лице, продолжала все так же смотреть на него, ожидая продолжения. И отсутствие реакции с ее стороны не столько огорчило Арсения, сколько подбодрило.

– Элли уже много лет находится в больнице. Не в коме, но в своем мире.

– Авария? – по-своему все поняла Люсинда.

– Нет. Другой… несчастный случай. Сильное отравление. Ее наблюдают лучшие врачи, но помочь уже, наверное, не смогут.

Люсинда едва заметно качнула головой и села ровно.

– Макс узнал все случайно. Как – ты поняла из сообщений. Сейчас я жду звонка. Нужно разрешение, чтобы Макса проводили к Элли. И, надеюсь, его дадут.

Девушка чуть поерзала на месте, но никак не прокомментировала услышанное. Молчала она так долго, что Арсений решил, будто она уже не заговорит. Но Люсинда вытянула шею, высматривая что-то вдали, и вдруг попросила:

– Останови возле того кафе, пожалуйста. Хочу есть.

Время действительно было обеденное, но они за всеми историями позабыли о еде.

– Один раз угостить тебя могу? – с напряженной улыбкой, ожидая отказа, спросил Арсений. И Люсинда кивнула.

– Тогда я выберу место поприличней, хорошо? Это не внушает мне доверия.

Небольшой ресторан, который сразу понравился Арсению, находился на въезде в следующий городок. В зале, отделанном деревянными панелями, почти никого не было. Гости заняли столик возле окна, в которое заглядывала заснеженная ель.

Опять пресловутая ель…

Люсинда выбрала грибной суп, пюре и домашние котлеты. Арсению же кусок в горло не лез, но он все же заказал жарко́е в горшочке.

Ели молча. Люсинда сосредоточенно зачерпывала ложкой суп и не поднимала глаз. Арсений пялился на успевшую осточертеть еще в музее ель. В сердце вместо былой тревоги разливалось странное облегчение. Так бывает, когда из пальца наконец-то вытаскивают загноившуюся занозу.

– Я все думала, почему не почувствовала сильный выплеск негатива, не распознала дыру. Я должна была это почувствовать! – нарушила молчание Люсинда, когда на ее тарелке почти не осталось еды. – А теперь поняла.

– И? – поднял брови Арсений. Удивительно, но аппетит к нему вернулся: жаркое оказалось очень вкусным, согревающим не только голодный желудок, но и душу.

– Когда-то я была очень счастлива, – ответила Люсинда, глядя в тарелку. – Ты, наверное, все знаешь.

Он сдержанно кивнул. В памяти снова всплыла их первая встреча: ослепительно красивая девушка, одетая в костюм и с усмиренными в гладкую прическу ярко-рыжими волосами, стоит возле картины, на которую он изначально нацелился. А потом она, не услышав адресованного ей вопроса, мельком оглядывается на вошедшего в зал молодого мужчину, и с ее губ срывается удивленный вопрос: «Ты?..»

– Я так сильно любила и так невозможно, безгранично была счастлива, что перестала чувствовать плохое.

Ее длинные пальцы стиснули стакан с водой. Погруженная не в настоящее, а в прошлое, Люсинда мечтательно улыбнулась. В душе же Арсения будто разверзлась та самая пропасть между мирами – и в душу полезли несущие тоску, боль и отчаяние демоны. Ему никогда не вызвать у нее такой любви. Но, может, так и лучше.

– В тот день меня ничто не насторожило. Не было ни предчувствий, ни холода в душе, ни дурных снов накануне. Я всего лишь сильно захотела газировки и попросила остановиться…

Она закусила губу, продолжая улыбаться такой несчастной улыбкой, что Арсению немедленно захотелось встать и вопреки всему обнять Люсинду. Но он остался на месте, по-прежнему рассматривая на дне горшочка последний кусочек говядины.

– Даже когда все произошло у меня на глазах, я не сразу осознала случившееся.

Она махом, будто водку, допила остатки воды и с неосторожным звоном брякнула стакан на стол.

– Тогда я тоже умерла вместе с ним… Но мой дар ожил и заработал с новой силой. С тех пор я чувствую даже малейший негатив…

– Но сильный негатив из расщелины не почувствовала, – вполголоса, боясь нарушить что-то хрупкое, но очень важное, продолжил за нее Арсений. Сердце замерло, а потом забилось вдвое чаще. Они одновременно подняли глаза и встретились взглядами.

– Да. Не почувствовала.

– А сейчас… – одними губами спросил Арсений.

– А сейчас я чувствую, как этой дрянью сквозит со всех сторон! – она поежилась и обхватила себя руками. – Очень плохо. Очень.

Люсинда отвернулась. Арсений не стал переспрашивать, что она имела в виду под «плохо» – обстановку или свои чувства. Он боялся обмануться и… не обмануться. Потому что в последнем случае ему стало бы еще невыносимей.

– Мне нельзя любить, нельзя быть счастливой, мне нужно постоянно пребывать во мраке! Тогда мои «радары» работают на все сто! – с какой-то шальной бравадой, улыбаясь, закончила Люсинда и резко сменила тему:

– Попроси для меня тирамису, пожалуйста! Очень хочется сладкого. Горько-сладкого, как кофейное пирожное.

Он поспешно махнул официантке рукой и, не дожидаясь, когда та приблизится, сделал новый заказ.

– Знаешь… – продолжила Люсинда, все так же обнимая себя руками и растерянно улыбаясь. – Я отчего-то иногда не могу видеть тебя четко. Словно смотрю, но вижу другого человека. А потом будто настраивается резкость – и проявляешься ты. Так странно… Не знаю, почему так.

Арсений едва заметно вздрогнул и поспешно зачерпнул ложкой остатки подливы.

– Ладно… Забудь, – спохватилась она.

Когда официантка принесла для Люсинды пирожное, зазвонил телефон Арсения. Он покосился на высветившееся имя и не сразу решился ответить.

– Это по поводу запроса Макса? – уточнила, хоть и так все поняла, Люсинда. – Возьми трубку. Все будет хорошо.

Он кивнул.

– Да, Надежда Юрьевна? Да… Передам. Сейчас позвоню ему.

Загрузка...