Последний князь удела (полная версия)

Глава 30

Пребывая после проведения вакцинации на вынужденном карантине, я размышлял о проблемах переработки шерсти. Ради моих опытов остригли, а после забили до срока несколько овец. Понимая, что чем на возможно большее количество маленьких проблем я разобью одну большую, тем скорее добьюсь её решения, я дробил процесс подготовки шерсти к прядению на наиболее короткие производственные циклы. Помогал мне плотник Савва, также одним из первых привитый Баженкой, и потому на время поселенный этажом ниже моих палат.

Этап стрижки механизировать на данном этапе казалось невозможным, поэтому единственное, что представлялось возможным это ускорение и облегчение работ, дабы мог справится с ней и ребёнок. Этого надеялись достичь внедрением деревянного станка с ярмом для фиксации овцы, да внедрением облегчённых ножниц с изогнутыми рукоятями.

Савва, правда, выражал сомнения в возможности внедрения этих новшеств:

— Юртовщики — то простые пружинчатые ножни за богатство держат. Что в Поле, что у нас, на Руси, чорный люд токмо гребнями по весне линялый волос чешет —

Ну, крутились у меня мысли, массовым улучшенное орудие труда овцеводов сделаем попозже, нам бы богатых обеспечить и то дело.

С переборкой шерсти по цветам и сортам тоже было не ясно, что можно придумать модернового. По-моему чтобы выполнить эту задачу с помощью механизмов, для них одновременно требовался в комплекте искусственный интеллект. Приходила на ум лишь оптимизация рабочего процесса, дабы каждый сортировщик не копался в своём мешке с сырьём, а работал без лишних телодвижений на аналоге конвейера из холста и деревянных валов. Вот мойку, очистку и вычёсывание представлялось вполне возможным в значительной мере освободить от ручного труда. Любой, кто видел в своей жизни работающую стиральную машинку советских времен с резиновыми валиками для отжима, да пользовался круглой проволочной расчёской для волос, был уже потенциальным инженером простейших устройств для очистки и чесания.

Конечно, оставалась куча проблем, связанных с ограниченностью доступных материалов и средств их обработки, но это уже было заботой местных кадров. Получив принципиальную схему, угличские ремесленники вполне способны были выдать работающий прототип.

Устройство чесалки с вращающимися зубчатыми валами восхитила плотника Савву:

— Ловко как, яз же два дня очей не смыкал, удумывал, как гребни к палкам приспособить, да чтоб ходили ровно, а эвона как всё просто-

— Раз тебе это просто, быть тебе механиком за мной — развесился я энтузиазму плотника, одним долотом, топором да буравом воплотившего в жизнь большую часть замыслов своего сумасбродного князя.

— Что ж се за чин? Ослобони, княже яз к древодельству более обвычен, а тута видать за Камень ехать придётся — насторожился Савва, именуемый мною по отцу Ефимовым.

— Не тужи, это не меха добывать, эт самодельные штуки творить, чтобы они сами нужные дела работали — успокоил я мастера.

— Розмыслом, значит — перевёл на свой лад Савва — такое мне, мню, по силам-

До нашего отъезда этот древоделя успел сделать еще две пары колодок с клиновым расширением, которые были оставлены бездельничающим пряхам с заданием на них пробовать вылепить обувь из войлока. Что валенки именно лепятся, и ещё обрабатываются горячей и тёплой водой помнилось мне всё из того же памятного тура по Волге, вроде бы в каком-то городке наличествовал целый музей валяной обувки.

За двенадцать дней до Рождества из Углича выдвинулось сразу несколько отрядов. Мы с кузнецом Акинфовым, Жданом и Бакшеевым с тремя охранниками двинулись в сторону Кашина. Три небольших обоза под охраной шести дворян двинулись на Москву, Ярославль и Вологду. В эти города на санях отправлялись изготовленная Акинфовым сталь, да остатки мехов из кладовых Тучкова. Слишком уж острая нужда была в деньгах, поэтому приходилось обращать в монету остатки царских подарков. В приказчики с торговыми санными поездами Ждан отрядил самых доверенных людей. На Москву еще отправился подьячий Семён Головин, бить челом о печати своего учебника арифметики. Также назначенным торговцам от удела были вручены списки того что поискать в продаже, и если и нету, то хотя бы приценится. Требовались мне практически все образцы сырья и полуфабрикаты, что можно было найти в продаже, а именно — квасцы, металлы, кроме железа, прочие минералы очищенные и в рудах, и обязательно купоросы, хотя бы для того чтобы разобраться что это за штуки.

На подъезде к Кашину нами были встречены разъезды московского войска, собиравшие фураж и провиант, для идущих к Твери полков.

— Рать уж за Новгород должна была поспеть — удивился таким сведениям Бакшеев.

— Заместничали воеводы, челом друг на дружку в отечестве били, пока их царь да бояре судили, чуть не две седмицы и прошло — охотно пояснили причину задержки войсковые фуражиры.

— Кажный божий день дорог, а наши начальные люди прю междусобойную учиняют — расстроился Афанасий — Пущай вся страна огнём горит, они с места не двинутся, лишь бы родовому счёту урона не было-

— Да бояре и окольничьи и далее бы судили да рядили, да царёв слуга Борис Фёдорович Годунов умолил государя дать им невместные грамоты. Також пообещал он пред всем войском, что ежель кто над врагом лукавством победу учинит аль хитрым, або тайным делом, не в укор то будет, и награда будет велика, можа и богаче, чем за прямой бой — поделились последними новостями словоохотливые воины.

— Вот оно как, рачительно рассудил боярин — одобрил такой наказ пожилой рязанец.

Ещё через два дня мы уже въезжали по Большой Углицкой улице в Городецк, главный город Бежецкой пятины. Встречали нас на удивление приветливо. Несмотря на крепкий мороз на улицу вывалило немало народа. Чем я так полюбился абсолютно мне не знакомым бежичанам, было совершенно не понятно. Для нашего постоя освободили хоромы городского приказчика, их начисто отскоблили и даже, кажется, обкурили ладаном. Не успели мы расположиться, как волной пошли челобитчики с дарами, опять же чем конкретно им мог помочь князь Угличский, было не ясно. Из потока просьб я понял, что посадских до смерти достала городская администрация и покрывавший её дьяк из четверти Петелина. Каждый второй просил, чтобы я бил царю Фёдору Ивановичу о пожаловании мне их городка в удел, некоторые намекали, что есть у меня на него какие-то права.

— А, слухи-то, мол, великий государь Иоанн Васильевич сыну молодшему по духовной отписал многия города, Городецк этот, Ростов, Тверь, да и ещё разные сказывают, а бояре будто скрыли грамоту ту — досадливо махнув рукой, прокомментировал эти просьбы Ждан — вот и уговаривают тебя от брата правды доискиваться, мнят, что кормить одного князя полехше будет, чем дьяков четвертных-

— Что, было такое мне завещано? — вопрос меня крайне заинтересовал. Правда, называть завещателя, царя Ивана Васильевича, отцом мне было трудно, можно сказать язык не поворачивался.

— Можа лжа сие, а можа и нет — уклончиво ответил Тучков — Батюшка твой, царство ему Небесное, переменчив нравом-то был. Он этих грамоток и десяток написать мог. Старые сжечь, вестимо, должны, но можа где в приказах и валяется какая, там сам нечистый ногу сломит —

Вид у меня стал мечтательным, только от одной мысли о возможности такого кардинального расширения удела.

— Не просил бы ты, княжич, городов сих — заметив мой настрой, предостерёг верный дядька — Скорей лиха выпросишь. Лучше хлеб с водою, чем пирог с бедою —

Очередной челобитчик оказался игуменом Введенского монастыря, тоже чем-то изобиженным от городских властей. После уже традиционных жалоб и просьб о переписи города в мой удел, он вдруг посоветовал действовать в этом вопросе через старцев Троице-Сергиевой обители, которая владела огромными вотчинами и в Угличском уезде и в Бежецкой пятине. Особо рекомендовал священник жалится о том монаху Варсонофию, довереннейшему духовнику царя Фёдора Иоановича.

— Знаю я того святого старца, дай Бог свидимся, обмолвлюсь о том с ним — произнёс я озадаченно.

Кто бы мог подумать, что виденный мной в Троице благообразный крепкий старик, есть один из тех немногих людей, которые имели прямое влияние на моего крайне религиозного царственного брата.

Выехав по утру из Гродецка я пытался узнать мнение Ждана просить о пожаловании в удел сего града через настоятеля и приближённую к нему братию Троице-Сергиева монастыря.

Менять свои рекомендации Тучков не хотел, отговорившись пословицей:

— Не буди лихо, пока оно тихо-

Еще за несколько часов до подъезда к Устюжне-Железнопольской сталоясно чтовъехали мы в металлургический край. Во все стороны от дороги, идущей по реке Мологе, курили дымы из ям в которых пережигали древесный уголь. Ближе к городу виднелись и работавшие плавильные домницы, только не вооружённым взглядом их виделось не менее двадцати, и это не смотря на совершенно не сезонный, зимний период. По въезду в Устюжну энтузиазм мой угас, двое из трёх домов стояли покосившимися и заброшенными, запустение было страшным. Встретивший нас городской приказчик Устюжны Иван Федотов, на вопрос, куда же подевались жители, пояснил:

— Да уж лет двадцать как мор был на посаде, после того народу померло изрядно, а подати подняли. Вот и бежит чорный люд прочь —

Похоже, и в этом городе присутствуют перегибы в налоговой политике.

На центральной площади перед дьяческой избой собралась небольшая кучка народа, которая яростно перебранивалась со стоящим на крыльце чиновником, тот уже криком сорвал себе голос и лишь сипел и грозил кулаком.

— Чего эт тут за брань, так гляди, и драка начнётся — полушутя — полувсерьёз произнёс Бакшеев

— Эх — махнул рукой устюженский голова Иван — Дьяк пушечного приказа царёв урок привёз новый, с ковалями рядится-

— Здаётся ряд энтот не рукобитьем, а душегубством кончится — продолжал сомневаться в нормальном течении коммерческого спора Афанасий.

— Требует великий государь к лету изготовить полтыщи пуд ядер железных — пытался объяснить ситуацию Федотов — Кузнецы работу брать отказываются, за то батогами на правеже дьяк им грозит-

— Так се измена прямая, а ты, гляжу, ей потакаешь — голос воинственного рязанца зазвенел сталью — Первым делом зачинщиков сыскать. Потом от них допытаться, кто подбил их на эдакое дело, чтоб московский пушечный наряд припасов лишить-

— Не верно яз сказывал — поправился городовой приказчик — Брать не отказываются, а бают плата вельми мала, не сделать за такую дешевизну-

— Пущай в приказ челом бьют — вступил в разговор Тучков — боярин приказной дело рассмотрит, если ваша правда — оплату повысят-

— Били уже — признал устюженец Иван — Ответ был — на Москве и Серпухове по назначенной цене делают и довольны, а вы вдвое от честной цены просите-

— Ежели иные за указанную плату припас куют, то и здешним кузнецам мочно сие — не понимал капризов устюженских мастеров Бакшеев — Удвоить оплату против прочих ковалей, на войне наживаясь — это ж воровство злое. Значит, на Устюге пироги ситные жрать будут, а московская рать о каменные стены свейских крепостей лбом долбиться, по нехватке припаса?-

— На Москве и Серпухове мастера-то все казённые. Им и жалованье, и корма, и кузнечный снаряд от казны даром. Уголь и тот черносошные по оброку свозят. На Устюжне народ сплошь посадский. Железо да уголёк иль сам готовь, иль за монету купляй. Опять же подати платить надоть — пытался растолковать несоизмеримость условий для выполнения работ Федотов- Платы, от царя назначенной, только что за цену железа, да угля хватит. Старанье всё даром пойдёт, да и молотобоям жалованье прямой убыток. Опять же великий государь за припасы по весу платит, а два ядра в гривенку весом от одного двухгивенного в треть ценой отличаются, оттого и спор кому чего делать —

Эт почему ж так? — не понял такой коллизии Бакшеев.

— На мелком припасе и угля на вес по более уходит, и самого железа в распыл, да и труда в тяжёлом меньше — растолковал суть вопроса устюженский голова.

Мне оставалось только чесать в затылке. Обеспечивать своевременное выполнение государственного оборонного заказа в условиях позднего феодализма оказывалось явно потруднее, чем в офисе за директорским столом составлять график встречных поставок.

Следующим утром я пробовал расспрашивать вернувшегося с посада Акинфова:

— Все дела сделал — крицы купил, знакомых нашёл?-

На что увидел серию жестов, от изображения поцелуев и скрещения кистей рук в замок, до раздвигания большого и указательного пальцев и качания головой.

Значит, все живы — здоровы. Крицы купил, по рукам ударили, но цена выше, чем обычно? — вроде отгадка пантомимы мне удалась.

— Свой полосовой уклад-то давал приятелям тутошним позрить?-

Угличский кузнец покачал головой и отрицательно помычал, потом скорчил физиономию, мол, тут народ недоверчивый.

Собственно в светлом будущем нашей стали пока, похоже, сомневался сам Акинфов. Производили мы её уже в двух печах, в одной по укоренной программе, в другой с длительным науглероживанием. Причём для производства уклада попроще нашлись и более дешёвые материалы для тигля. Жжёную кость и тёртый уголь вместо графита подобрал находчивый сын кузнеца Петруха. В общем, Углич уже предлагал на рынок сталь и дешевле и лучше, чем традиционная. Только вот потребителей были единицы. В самой столице удела обычный уклад покупали кузнецы, делавшие косы, ножи и прочие орудия труда и быта. Их потребности были всего несколько пудов в год, мы же выдавали десять в день. Высокоуглеродистая сталь вообще казалась никому не нужной, по причине отсутствия в городе оружейников. Правда, нашёлся мастер-замочник, оценивший пружинные свойства нашего металла после закалки, но у него уходили даже не пуды — фунты. Так что сейчас практически весь произведённый за четыре месяца уклад ехал на ближайшие крупные рынки, немного взял с собой в Устюжну и Акинфов. Собственно, в случае провала идеи со свободной продажей стали, оставалось лишь упрашивать Годунова на государственные закупки.

Собственно за проведенную в Устюжне-Железнопольской ночь мне стало совершенно ясно, как помочь местным мастерам исполнить царёв урок и не остаться внакладе. Дело было за малым — убедить в этом самих устюженцев.

— Фёдор, собери знакомых тебе ковалей, да пусть те и прочих приведут, но токмо чтоб все были мастера добрые, да царёвым запросом отягчённые — дал я задание Акинфову — Уж как не знаю, но докажи тем кого позовёшь, что не для шутовства и баловства сбор этот-

При подготовке к вечерней беседе, меня терзали постоянные сомнения, говорить ли с посадскими кузнецами самому или научить правильным словам Ждана. В ставшем уже родным Угличе, меня давно никто не держал за ребёнка. Я одевался как взрослый, мои походка, жесты, выражение лица совершенно не являлись детскими. Про поведение и речь можно было даже не говорить.

Поэтому горожане столицы удела довольно легко свыклись с мыслью, что их князь стал сразу взрослым, только маленьким. Ребятишки, ещё полгода назад игравшие с Дмитрием в лапту и городки, даже не думали теперь звать меня на свои детские забавы. Девушки в посаде, когда ловили мой взгляд на себе, стыдливо прикрывали лицо платками, хотя в этом теле, пока ещё чистом от бурления гормонов, ко мне в голову ни разу не пришли хоть какие желания связанные с отношениями между мужским и женским полом. Дворовые слуги, ремесленники, дворяне и представители администрации города довольно быстро разобрались, что мои решения и поручения имеют в своей основе хоть худо-бедно, но обоснованные суждение взрослого, а не капризы и баловство ребёнка.

В Устюжне-Железнопольской всё было по-другому. Тут я был малолетним князем, которого не понятно с чего нечистый принёс на голову. Заставить посадских поступить необходимым образом у меня не хватало сил, а чтобы их уговорить требовался немалый авторитет, которого за мной не имелось. Конечно, можно было убедить логическими выкладками, но вот то, что меня будут слушать, представлялось крайне маловероятным. Болтовню вокняжённого малолетка, скорее всего, пропустили бы между ушей, даже не пытаясь вдуматься в услышанное.

Так что предоставить ведение переговоров с кузнецами Устюжны Ждану, наверно, было наиболее оптимальным выходом. Мешала этому единственная вещь — гордыня. Этот грех заставлял меня рискнуть и попробовать найти общий язык с посадскими.

Видимо немой кузнец Акинфов оказался не лучшим агитатором и организатором встречи удельного князя с его подданными. Явилось лишь пятеро мастеров, и у тех на лице было написано: ' На фига мы сюда припёрлись, дома нам, дурачинам, не сиделось, от греха подальше'.

Вид у горожан был настолько настороженным, что в комплекте со мной, пышущим энтузиазмом, это очень напоминало не раз виданный в старых советских фильмах сюжет под названием ' Заезжий активист уговаривает крестьян глухой деревни вступать в колхоз'.

Представление началось с того, что Бакшеев выбрал двух самых здоровущих кузнечных дел мастеров, и заставил их гнуть и бить об лавки, привезённые нами полосы высокоуглеродистой стали. Здоровяки десять минут издевались над железом, но сломать так и не смогли.

— Ловко — сдвинул шапку на затылок один из пришедших в дьяческую избу — Поди, немчином каким из ихней руды сработано, аль персидской работы сё?-

— Нет — я, указывая на Акинфова, произнёс — Вот его рук дело-

— Дурит тебя, княжич, Кособокий — добродушно пробасил тот же устюженец — Скрал у кого железо се чудное-

— Это уклад — поправил я спорщика.

Тот переглянулся с остальными кузнецами, понимающе ухмыльнулся и начал наставлять меня в древнем материаловедении самыми простыми словами:

— Железо, княжич, мягкое. Уклад — твёрд. Железо — гнётся, уклад — ломается. Уклад железо режет-

— Фёдор, покажи — прервал я эту познавательную лекцию, и, обращаясь к собравшимся, добавил — у кого что из уклада сработанное есть, дай для сличения —

Двое устюженцев, конфузясь, достали из сапогов ножи. Короткие испытания, проведённые Акинфовым, показали тотальное превосходство нашего материала над местным. Не очень большое пространство избы наполнилось ошеломлённым гулом.

— Княжич — обратился ко мне и моей свите наиболее пожилой мастер — Вои княжеские, дайте до дому сбегать, прихватить чего для спытания. Яз одна нога здеся, друга уже тама —

Тучков и Бакщеев смотрели на меня, я доброжелательно кивнул отпрашивающемуся:

— Иди, никто не держит, вернёшься — не пожалеешь-

— Сабельщик Евсей яз — слегка обиженно проговорил тот — Не с испугу, а для интересу прошусь-

— Иди Евсей, неси лучшее что есть, испытаем честь по чести — мне пока удавалось вести беседу в нужном русле.

Обернулся оружейный мастер действительно за считанные минуты, принеся три нешлифованные сабли.

Удар первой же из них повредил лишь неоконченное оружие, далее Евсей бил уже аккуратней.

— Токмо с той, что яз из проржавленных гвоздей ковал сравнить можно, а ить полосу ту не калили — признал превосходство нашего металла старый мастер.

— Турская аль персидская работа, — авторитетно заявил тот, кто пытался читать мне лекцию — где взял сие, Кособокий? Вроде ж полосами не вывозят уклад энтот, тока оружьем дорогим-

— Как звать тебя? — ответил я вопросом на вопрос.

— Фома, — слегка смутился этот скептик.

Тут я выложил козыря из рукава:

— Фёдор Акинфов, целуй крест на том, что твоя сие работа-

Тут же Бакшеев ввёл из задней комнаты заранее приглашённого священника местной церкви Воздвиженья Честнаго Креста.

Клятва была дана, за угличским кузнецом Бакшеев и Тучков так же целовали крест, что своими очами видели, как делал сей металл Акинфов.

Аудитория была подавлена и ошеломлена. Они были профессионалы своего дела и понимали, что именно видят.

— Фёдор, ты чтоб тайна такая тебе открылась, токмо свою душу продал нечистому али всего рода своего? — не понятно шутил ли спрашивающий или говорил всерьёз, но нагоняй устроил ему присутствующий протопоп изрядный.

Дав местным кузнецам несколько минут пошушукаться, я продолжил:

— Желате ведать как открыт был секрет гибкого уклада?-

Энергичные кивки собравшихся подтвердили, что да, желают.

— Яз после святой литургии сон видел наяву, горни силы знание сие ниспослали, Фёдору открыл виденное, и всё сбылось, — момент был тонкий, как отреагируют на такое заявление, мне было неизвестно, особенно беспокоил священник.

Однако разом выдохнувших кузнецов беспокоила отнюдь не возможность чуда, а более приземлённые вещи.

— С чего Федорцу такая честь? Мастер он справный, да ловчее умельцы водятся! — спросившему было явно обидно, что не ему достался такой секрет.

— Муку Фёдор сын Ондреев за князя своего принял, страдал и был вознаграждён, — ответил за меня сабельщик Евсей, присовокупив к пояснению изрядный тумак. Видимо был этот мастер среди кузнецов в чести, поскольку получивший подзатыльник сразу сдал назад:

— Яз интересуясь спросил, без умысла, чего драться-то дядька Евсей.

Неожиданным союзником выступил протопоп церкви Воздвиженья Честнаго Креста:

— Русь есть земля истинно святая, богоспасаемая. Ничтоже нет удивительного, что на ней свершаются чудеса явления и христиане слышат истинный глас Божий.-

— Особливо после таинства причащения, где души верующих соединяются с Господом нашим, Иисусом Христом, — строго добавил он для своих, видимо не очень ревностных, прихожан.

Не давая устюженцам остыть, я продолжал:

— В том сне чудесном был мне дарован ещё один секрет. Яз открою его вам, ежели клянётесь на святом кресте, исполнить нужную работу не прекословя и не переча. Без запинки и лености, без воровства и величания. Ежели сотворите крестоцелование на том, что доведёте дело до конца, невзирая на глад и мраз, да будете повиноваться мне не токмо как князю и начальному над вами человеку, но как отцу родному, хоть будь яз моложе летами на сто лет. —

К счастью Акинфов меня не подвёл. Он собрал в этой избе настоящих мастеров, а такие люди никогда не откажутся овладеть новыми секретами своего ремесла. Поэтому собравшиеся были готовы целовать крест, писаться в полные холопы, возможно, некоторые согласились бы даже расписаться кровью, где нужно, лишь бы им досталось тайное знание в своём деле.

После проведения очередной клятвы я как мог доступно, но достаточно подробно поведал им о сущности передельного процесса в металлургии. Кузнецы были несколько разочарованы.

— Верно ли ты всё расслышал, княжич, не упустил чего со сна-то? — допытывался Фома, он видимо ждал каких-то совсем экзотических рецептов.

— Изработать в домнице железо на плавленую жижу, что металл растворяет, эт можно, — вторил неверующему другой коваль. — Вот тока из этой жижи, как застынет, что-то путное получить — дело нестаточное.

— Разделим расплав на два жидких слоя, одно над другим как масло постное над водой плавать будет, — пришлось мне успокаивать встревоженных устюженцев. — Верхний действительно бесполезный, а вот из нижнего доброе железо выйдет. Токмо нам пока и железо ни к чему, будем лить эту жижу, чугун именуемую, в песок. Так ядер для воинского припаса царя Фёдора Ивановича изготовим. Будет вам не битьё батогами да убытки, а чистая прибыль.

— Да примет ли дьяк снаряды пушечные из такового испорченного железа? — не переставал сомневаться Фома.

— Примет. Не дай, Бог, случится какая беда — весь урон из княжеской казны покрою, вам в разорение впасть не дам —

Терзали сомнения вполне благожелательно настроенного ко мне Евсея:

— Яз слыхивал, будто в Немцах таковым способом кое-какое железо делают. Разве ж может свыше данный секрет, вовсе не чудесным быть, а просто не всем людям ведомым. —

— Две хозяйки могут одним манером хлеба печь. Токмо одна щепотку соли в тесто кинет, а другая нет. Вроде токо чуток одна работа от другой отличается, а на вкус — совсем разно. То, что мы учиним, хоть и не сразу, а несколькими летами опосля, ни одним немцам не снилось и не виделось.

Расходились пять мастеров кузнечного да железного дела озадаченными. Что ж окажется поведанное им чудом или окажется очередной несбывшейся мечтой — зависело теперь большей частью от них.