Последний князь удела (полная версия)

Глава 16

К вечеру Иван Лошаков привез хнычущего мальчугана годами чуть старше моего одолженного тела. Порасспросив его, Афанасий Бакшеев остался очень доволен. Из рассказа мальчишки мы узнали, что зовут его Габсамит, он сводный брат буйного по имени Байкильде, а кунака его брата кличут вообще малопроизносимо — Гушчепсе. Отец их не был карач-бием, но приходился тому двоюродным братом, и являлся знатным и богатым землевладельцем-мурзой. Байкильде был его младшим и любимым сыном от законной жены, а Габсамит — меньшим от наложницы, русской девушки с Волыни. Рязанский служивый разъяснил, что самый молодой из татарчат — чага, неполноправный член семьи, рожденный от невольницы.

— Ништо, окрестим, выкормим — подьячим посольского приказа станет, с сицим умением толмачить, а можа и до думных чинов дорастёт — размышлял Афанасий — зело великая польза от него будет-

Уже было затемно, когда на двор приехал Годунов. В выделенную мне опочивальню были присланы слуги, передавшие настойчивую просьбу боярина прибыть в его палаты для беседы.

Происходивший в большой трапезной, за огромным тяжелым столом, при свете небольших масляных лампадок наш разговор со стороны должна была выглядеть точь-в-точь, как тайная встреча заговорщиков. Сообщил царский шурин решение боярского суда — всех братьев моей матери и деда отправляли в малые северные городки с приставами, их семьям разрешили остаться в небольших вотчинах казанских и нижегородских уездов, остальное имущество изымалось и передавалось мне. Этим же судом к смерти приговорили всех непосредственных участников убийства государевых людей, а основные участники событий ссылались в Сибирь. Большинство имен осужденных принадлежало холопам Нагих, но посадские тоже присутствовали, общее количество наказанных составляло примерно тридцать человек, но никого из близко знакомых мне людей там не было.

Участь моей матери была решена советом высших иерархов церкви во главе с патриархом Иовом, ей было указано принять пострижение в старицы. Обителью назначили будущей монахине владимирский Княгинин монастырь, место почётное, но удалённое от Москвы, там уже пребывала одна бывшая царица, разведённая жена Ивана Иоановича — Прасковья. В кормление Марье Фёдоровне были пожалованы Холопий городок, да по половине слободы Рыбной и Мологи. Так же Борис Фёдорович передал кучу грамот, жалованных и тарханных на князя Дмитрия Иоанновича Углицкого, так теперь звучало моё официальное имя. Помимо угличского уезда с городом, мне даровались и отошедшие в казну по смерти последней жены покойного старшего брата, царевича Иоанна, городок Устюжна со всеми волостями и станами, да несколько крупных вотчин, самой ценной из которых было село Черкизово в Горетовом стане Московского уезда. Однако для контроля за финансами посылался дьяк из приказа четверти Петелина, да в столицу удела направлялся стрелецкий голова, которому поручалось набрать полк городовых служивых. Обязанность финансировать этот отряд, подчиняющийся центральному правительству, лежала полностью на удельной казне, она же должна была содержать и ямские дворы на дорогах. Эту пилюлю мне подсластили жалованьем из царской казны и от Годунова лично, переводить цену мехов и дорогих сукон в денежную стоимость я не умел, но только монетой мне причиталось почти полторы тысячи рублей. Большая это сумма или не очень было не ясно, но казначей, которому передали приказ хозяина поутру готовить денежное серебро, казалось, потерял дар речи.

Поутру, проснувшись, я опять саботировал поход в церковь, уговорив Ждана посетить главную торговую площадь, раскинувшуюся у стен кремля. Афанасий же направился в приказ большой казны хлопотать о получении подаренных денег. Торжиче было большим, с сотнями лавок, наполненными различными товарами. Покупок я не совершал, больше меня интересовали представленные товары и цены на них. Поскольку каждый купец старался торговать своей, ему одному лишь ведомой мерой, понять, у кого что дешевле или дороже было непросто. Походным калькулятором служил Ждан Тучков приводивший все меры и стоимости к известным мне значениям. Соотношение цен на некоторые товары с точки зрения гостя из будущего казалось поразительным. Фунт не самого качественного сахара стоил как пуд мёда или полпуда чёрной икры, а бочка сельди стоила как восемь огромных осетров, или около трёх пудов отборной паюсной икры. Собственно любой привозной товар ценился в разы дороже отечественного, иностранное сукно было в десять раз дороже грубой русской сермяги. Хлопковые или, как их называли купцы, бумазейные ткани, а так же шелковые превышали стоимость льняного холста от 50 до 1000 раз. Что ж у торговли в это время явно был большой потенциал.

Из местных изделий наиболее отличались в цене простая материя от крашеной, и кузнечное железо от передельной стали — уклада. Собственно, несложная, на мой взгляд, переработка давала удорожание в несколько раз. Побродив часок в задумчивости по центральному рынку Москвы, мы направились к месту проживания, прикупив лишь в книжном ряду несколько стопок бумаги за десять алтын. По возвращению на двор конюшего боярина я поразился царившей там суете. Весёлый Афанасий Бакшеев выкрикнул:

— У Борис Фёдорычева скряги-ключника всё потребное получил, с царёвыми казначейскими дьяками потолковал, до полудня дарам счёт окончат, мочно и забирать, да отъезжать до Углича-

— Как же ты совладал-то с приказными оглоедами — поразился воспитатель — каковским образом не заволокитили отдачу нашу?-

— Да посулил им по десяти рублёв, ежели к полудню поспеют — ухмыльнулся ушлый рязанец — абие у них ретивость проснулась, вот и вся недолга —

— Волен же ты княжье добро в пусто раздавать — возмутился Тучков — щедр как за государев счёт, шельма. У нас поди царёва грамота на поминки имеется, алтын бы двадцать за уважение отдал, да и всё —

— Жалует царь, да не жалует псарь — продолжал веселиться Афанасий — зато сукна будут не гнилы, да меха не трачены, и деньги не обрезаны. Ты бы помог подводы да мужиков возчих понаймовать, а то ямские цену просят несусветную. Яз же поищу стрельцов каких, по ряду на стороженье, на такое добро лихие люди, аки пчёлы на мед скучаться —

Что ж, по опыту прежней жизни, сумма отката за быстрое выделение государственных средств была весьма умеренна. Отрадно было понимать, что в сфере бюджетного финансирования преемственность традиций вполне себе существует, и никуда пропадать не собирается.

Через несколько часов телеги были найдены, багаж на них увязан, к конвою присоединилась группа конных стрельцов человек в двадцать.

— Еле сговорился — сообщил приехавший с ними Бакшеев — Полкового голову одарил пятью рублями, штоб робят в караулы не ставил, да молодцам обесчал по двадцати алтын кажному и оплату зелья со свинцом, ежели дело ратное будет-

Судя по тому, что только серебра монетой, упакованного в лари, мы получили около семи пудов, да с нами было восемь телег с мехом и тканью, меры предосторожности принятые ветераном-пограничником были не лишними. Выехали из Москвы мы немногим позже полудня, не дожидаясь возвращения боярина Годунова из дворца. Езда по столичным улицам на подводе оказалась многим хуже верховой. Сидевшие на последних повозках пленники морщились и стискивали зубы так, что казалось, будто их пытают. Татарчат рассадили по разным возам, охраняли двух старших литвинские наёмные солдаты, правда сторожами те воины были весьма посредственными, и от них было больше изображения дела, чем пользы.

Стольный град обоз проехал чуть больше чем за час и то благодаря нашим стрельцам, знавших в лицо всех воротников и караульных. По выезду на крайние слободы мы увидели начало постройки нового кольца рвов и валов со стенами вокруг города. По местным масштабам размах строительных работ был воистину циклопическим.